***
— Кто? — у Вэй Ина узкие зрачки, сжатые зубы, но невероятно нежные пальцы, держащие подбородок Ванцзи. Он не спрашивает «почему ты здесь?», не ругает за то, что крестник ослушался и вышел из комнаты, хотя не должен был. Он просто испуганно смотрит на его, Лань Чжаня, лицо, где красуется наливающийся синяк от удара. Ванцзи наплевать, мама всегда говорила, что ему идут холодные цвета. Синий и фиолетовый, например. Он всё ещё помнит день, когда сам пришёл в Четвёртую. Вторые сутки пребывания в Доме и растерянности. Помнит, что у Вэй Ина, тогда ещё Призрака, — незнакомого парня из коридора, который наклеил ему на бровь пластырь и пах чем-то сладко-маслянистым — был большой синяк на ключице, похожий на маленькую вселенную. Сейчас на вселенную похож Вэй Ин, а Лань Ванцзи действительно хочет стать астронавтом или хотя бы астероидом. — Ты в порядке? — вместо ответа он сам спрашивает. Дядя бы этого не одобрил, но дяди тут нет. Тут вообще нет никого, кроме кото-ворона и хаоса. Вэй Ин смотрит непонимающе. У него сведены брови, закушена нижняя губа, а глаза бегают по лицу Ванцзи. — Тени тянулись сюда, — поясняет он. Наверное, думает Нефрит, их разговоры не имеют смысла, если не быть посвящëнным в тайну Дома. Голос, подозрительно похожий на Лотоса, говорит, что их разговоры и так смысла не имеют, как и сам Призрак. Лотос всегда очень грубый, покрытый шипами и доспехами сарказма. Идеальный Пëс, но ужасная собака. Крëстный молчит. Уходит куда-то вглубь себя, создавая новые планеты с мандариновыми реками и кроликами, пасущимися на берегах. Те, безусловно, оранжевые. Он сильнее закусывает губу. Ванцзи начинает всерьёз переживать, что скоро та лопнет, так что не придумывает ничего лучше, чем осторожно провести по ней подушечкой большого пальца. Призрак пару раз моргает, приходя в себя. Реки пересыхают, кролики умирают. Ничто не печально, пока не заканчивается, а после — печально всë. Даже если это смерть воображаемых оранжевых, как мандарины, кроликов. Призрак вдруг выдыхает так шумно, что его лëгкие, должно быть, едва не полетели вслед за воздухом. Он прикрывает глаза и опускается лбом на плечо Ванцзи. Не обнять такого Вэй Ина — кощунство. — Мой план провалился, — просто говорит он куда-то в пол. — Расскажи мне. — Раньше, — доносится тихий шëпот. — Мы устраивали ночи сказок. Рассказывали всякие истории. Я просто лил воду в дурацкие анекдоты, но никто ничего не замечал, потому что всë дурацкое люблю только я. — Ванцзи вдруг начинает думать, что быть дурацким совсем не плохо. — Лотос натурально доводил своими сказками Птенчика до слëз. А Шепчущего до моей кровати. Мы тогда почти каждую ночь вместе спали, потому что он всего боялся. Сейчас это бывает гораздо реже. Без него холоднее. Ванцзи молчит. Немного напряжëнно, но молчит. Вэй Ин чувствует это и поднимает голову, улыбаясь. — Он на кота похож. Лань Ванцзи не думает, что вожак их стаи похож на кота. Тот, скорее, ручной удав. Причëм ручной только рядом с Призраком, потому что тот, очевидно, умеет укрощать не только тени, но и напуганных мальчиков, которые видят, как танцуют приведения или теряются в коридорах. Он смотрит на крëстного как на человека, который в змее видит кота и едва-едва улыбается. Возможно Шепчущий просто оборотень, который настолько любит друга, что готов каждый раз выворачивать себя, лишь бы тому было тепло спать рядом. Эта мысль кажется верной. — Расскажи мне сказку, Вэй Ин, — просит он. Крëстный смотрит пару секунд, выискивая что-то в бледном спокойном лице, а потом тянет за руку к подоконнику. — Где-то далеко, на отшибе карманной вселенной, которая похожа на маленький мыльный пузырь, что находится на большом пузыре, на самом краю города стоял Серый Дом, — начинает он доверительно-заговорческим тоном, усаживаясь на облупившееся дерево подоконника. Ноги уже привычно свисают над бесконечными в темноте ночи метрами травы. Ванцзи настороженно хмурится и садится рядом, придерживая Призрака за рукав тонкой футболки. Ноги остаются на твёрдом полу. — Дом был холодным и казался заброшенным, но это было совсем не так. Там жили ведьмы, колдуны, вампиры, русалки… Всякая первобытная хтонь, которой нет места в «нормальном» мире, — Лань Чжань улыбается, когда Вэй Ина, кривляясь, показывает в воздухе кавычки. — Там никто не называл друг друга по именам, хотя они сами не знали почему. Наверное, это был какой-то протест: вы отказались от нас, а мы откажемся от всего, что вы знали. А возможно, кому-то просто лень было запоминать. В Доме всегда было шумно, поэтому кто-то придумал себе тихий лес, который начали называть Изнанкой. Ванцзи вспоминает серость шоссе и холод тянущихся к нему теней. Вдыхая, он чувствует запах мха и потусторонней воды, в которой не-живёт Вишня. — Изнанка должна была быть безопасным местом, куда можно попасть только с проводником, превращающим нору в дверь и наоборот. Провожающих там называли Ходоками, а тех, для кого открывали двери — Прыгунами. Без Ходока с Изнанки не выбраться. — Как Ходоки открывали двери? — Ванцзи совсем не помнит, что перед ним кто-то устраивал шаманские танцы рядом с дверью Первой. Хотя он бы совсем не удивился, если бы увидел. После живых теней вообще сложно чему-либо удивляться. Кроме улыбки Призрака, она всегда заставляет затаить дыхание и поразиться тому, насколько ярко вдруг стало вокруг. — Специальными инструментами, которые им дарил сам Дом. Для этого нужно было пройти что-то вроде испытания: тебя забрасывает на Изнанку и если выбираешься, то получаешь приз. На самом деле, он больше похож на утешительный. Или вообще на какую-то издёвку. Слишком много ответственности, слишком мало нервных клеток. — «Выбираешься» тут равно «выживаешь»? — Умница, пташка. Ты точно Фазан, — Вэй Ин хихикает. Лань Чжаню становится неуютно от мысли, что когда-то Кролик мог остаться в том лесу. Хотя, глядя на парня перед собой, он чётко понимал, что Кролик там и остался, потерянный где-то между шоссе и деревьями. С Изнанки выбежал Призрак, держа в руках ключ и самого себя. Наверное, это было больно. — Всё было хорошо, — продолжает он, поднимая глаза к небу. Там отражаются сотни звёзд, хотя небо затянуто тучами. Наверное, думает Ванцзи, это личные демоны Призрака зажигают факелы. Очень красиво. — А потом появились тени. Не дружелюбные, как в углах, а полные ненависти. Они ходили по серому лесу, забирая себе Ходоков, чтобы те проводили их туда, где тепло. Никто из них не понимал, что они и есть холод. Изнанку пришлось закрыть. Сделать её клеткой для тех, кто не должен был существовать. — он тяжело вздыхает. — Но дверь вдруг открылась. Совсем немного, но этого хватило. — И что тогда случилось? — Лань Чжань думает, что уже знает ответ. У него перед глазами бледное лицо Генерала и его чёрные вены. Иногда они с Птицей разговаривали на самые разные темы. Генерал рассказывал о том, как проходили детские годы тут, как он, будучи почти младенцем, оказался на пороге Дома. На руках его держала старшая сестра. При упоминании Золотой он становился совсем-совсем Птицей — скорбным и понимающим. Они не говорили о черноте, тонкими линиями вен расходящейся по шее воспитанника Третьей. Лань Чжаню хватало того, что Генерал был в альбоме с мертвецами. — Дом в карманной вселенной переполошился и кто-то умер. — Призрак сжимает и разжимает кулак пару раз. — А потом вернулся с другими глазами и без четверти души. Через время всё повторилось. Кто-то открыл дверь и почти все погибли. Кого-то захватили тени, убивая их руками. — Вэй Ин вздрагивает и Нефрит чувствует это на себе. Он обнимает крёстного за плечи, положив на макушку свой подбородок. Призрак сейчас совсем крошечный, как в коридорах, когда рисует грустных кроликов. Автопортреты. — Конечно, — вырывается хриплое. — Все сказали, что в случившемся виноват Ходок. Это более чем логично, не так ли? Только у них была возможность. До той ночи в Доме их было двое: белый, похожий на сверкающий снег, и чёрный, только получивший ключ. В конце остался всего один. Его обвинили, потому что это казалось очевидным и правильным. До сих пор кажется. Лань Ванцзи сжимает человека в своих объятиях сильнее. «Только получивший ключ». У него в голове складываются паззлы. Призрак, который выглядит как то, чему должно завидовать солнце, сдался, позволил ненавидеть себя, ушёл в Клетку на год, потому что сам поверил, что виноват. Потому что думал, что «не справился». — Но это был не он, — говорит Ванцзи тихо. — Это была не его вина. Вэй Ин молчит. Всё ещё винит себя, понимает Нефрит. Даже после слов Вишни. Лань Чжань целует его в макушку и ничего не говорит.***
Вернувшись утром в Первую Ванцзи обнаруживает её полупустой. Явление довольно редкое вне учёбы, потому что все знают — стоит кому-то выйти, сразу же начинается охота. Фазанов не любят — прописная истина. Лань Чжань улыбается сам себе, потому что старое правило никогда не было правдой. Всегда был Вэй Ин, который приютил Нефрита и Шепчущего. Он смотрит на вожака, раскладывающего на старом столе карты. На картоне кое-где кровь, но спрашивать об этом сейчас не хочется. Шепчущий поднимает глаза, зажимая в двух пальцах дурака, и улыбается. — Что-то Фокусника не видно, — Нефрит говорит тихо и смотрит выжидающе. Призрак ему ничего не говорил, но Ванцзи думает, что с Крысой случилось что-то. Хорошее или плохое — судить не Нефриту. Тут всё зависит от мировоззрения и веры в карму. Шепчущий улыбается хитро, выкладывая какой-то рисунок. Похоже на завядший фикус. Лань Чжань думает, что это что-то значит, но понять Шепчущего сложнее, чем кого-либо. — Я раньше думал, — говорит он как-то, когда находит Шепчущего в коридоре. Тот разглядывает уродливое пятно на стене, напоминающее чьё-то лицо. Призрак говорил, что к ним лучше не подходить лишний раз, а то можно услышать крик в голове. Шутка это или нет, Ванцзи не знал, но к странным пятнам, попадающимся тут и там, не подходил. — Что в каждом человеке должна быть загадка. — Да? — вожак заинтересовано смотрит на Нефрита. — И какая во мне? — Да ты сам загадка, — честно признаётся Ванцзи. — По сравнению с тобой учебник по квантовой физике — кроссворд с ответами. Шепчущий смеётся. Пятно на стене на самом деле кричит. — Бедный-бедный Фокусник, — тянет Фазан, любовно глядя на своё детище кое-где покрытое маленькими бурыми брызгами. Ванцзи думает, что Шепчущий с такой любовью не смотрит даже на Призрака. Значит, в мёртвом фикусе есть что-то важное. — Всё давало ему знать. Даже тени. Нельзя трогать дорогое для хозяина. А он не понимал. Думал, что осилит покойничка, а в итоге сам им стал. Ну, или почти стал. — он хихикает, а Нефрит напрягается, тяжело сглатывая. — Бедный-бедный Фокусник, — повторяет Шепчущий, скидывая карты со стола. — А вообще-то невежливо задавать вопросы, на которые уже знаешь ответы. — Я ничего не знаю, — протестующе заявляет Ванцзи, отодвигая ближайший стул. — Если Призрак ничего не сказал, — состайник хихикает. — Значит, так и надо. Бережёт он тебя. Даже как-то завидую, меня он так не любил. — он упирается подбородком в ладонь. — Тебе нравится его имя? Лань Чжань моргает. — Откуда ты?.. — Я всё знаю, — просто отвечает Шепчущий. Болото в его глазах беснуется, кто-то поджёг торф. — Со мной же буквально говорят стены. Ванцзи помнит как спросил об этом впервые: «— Почему ты смеёшься? — Лань Чжань хмурится, поглядывая на состайника. Они редко оставались где-то вдвоём, но сегодня, видимо, особый случай. В Кофейнике тишина и запах трав. — Услышал кое-что смешное. — Я ничего не говорил. — Ты — нет, а вот Крысы… — Шепчущий снова хихикает, прикрывая рот рукавом кардигана. — Почему ты слышишь? — Потому что заслужил, — отвечает вожак уже без улыбки. — Когда голову моего брата отрубили, я забрал её с собой. Просил его сказать хоть что-нибудь, но он молчал. Наверное, злился на меня. Он молчал, а стены вдруг заговорили. Если хорошо попросишь — Дом даст. Иногда Ванцзи забывает, что каждый здесь по своему покалеченный. — Голову я не выкинул, кстати, она в шкафу. Проверять совсем не хочется.» — Тогда ты должен знать, кто открыл Изнанку. Шепчущий неопределённо, совсем точно намекая, ведёт плечом, растягивая губы всё сильнее. Ванцзи сжимает кулаки. Он в шаге от того, чтобы ударить того в лицо. — Понимаешь, пташка, — говорит вожак. — Имя — это очень важно. У Призрака оно красивое. Говорящее. Расскажи мне, что ты чувствуешь, когда произносишь его, тогда получишь подсказку. — Ты же вроде сам всё знаешь, — Ванцзи откидывается на спинку стула. По ноге ползёт тень, останавливаясь на бёдрах. Котёнок, которого хочется погладить. Шепчущий ухмыляется и ждёт. — Оно яркое. Как будто солнце. Его имя — жёлтое. Когда произносишь, становится тепло. —Хороший ответ, мне нравится. — он молчит пару секунд. — Это довольно забавно, твоего брата тоже тянуло на жёлтое. Кто же знал, что именно это всех нас и погубит? Нефрит хмурится. Казалось, что сильнее уже нельзя. С другой стороны, казалось ещё и то, что запутать его больше тоже не получится. А вообще, когда кажется — креститься нужно. — При чём тут мой брат? — Возьми и спроси, я же загадка, а не ответ. Ванцзи тяжело вздыхает и слишком громко отодвигает стул. — Кстати, — Шепчущий подзывает пальцем ближайшую к нему тень. — Синяя клетка особенно хороша в это время дня. Она может многое рассказать, если принести сладкого.***
Лань Ванцзи не любил загадки. Если это значит, что он не любил Шепчущего, то пусть будет так. Сейчас, стоя в Могильнике, он чётко понимал почему больничное крыло так называется. В Доме у всего есть запах: коридоры пахнут побелкой и кровью; Кофейник — Птичьими настойками; Перекрёсток погружён в запах старого дивана и чего-то, что Ванцзи никогда не мог узнать; в Первой пахнет антисептиком и книжной пылью; в Четвёртой — солнцем и мандариновой газировкой; Третья, очевидно, пропиталась удобрениями и зеленью; в Шестой, как и во Второй, он никогда не был, но уверен, что пахнут они резко и неприятно. Шестая, ассоциативно, ментолом, а Вторая — ржавчиной. Могильник запахов не имел. Совсем. Он был почти бесцветным, просто серым, даже не контрастно чёрно-белым. Вокруг «обычность» и абсолютное отсутствие надежды. Где-то слышны стоны, но Лань Чжань думает, что это не от боли, а от самого нахождения здесь. Он и сам готов был застонать. В руке зажата конфета. Простой леденец с яблоком, откопавшийся где-то в Кофейнике. Может быть он даже не отравлен. — Фазан. Ванцзи переводит глаза с пустого коридора на металлическую дверь Синей клетки. Он никогда не задумывался почему она называется «синей», но сейчас понял, что печаль обычно изображается в холодных оттенках. Клетка, находящаяся так близко к Могильнику, была Синей из-за того, что в ней начиналась депрессия, неизбежно захватывающая в этом месте. В маленьком окошке он видит безумные красные глаза. Фокусник. Очевидно Фокусник. — Фазан, — повторяет он. — Открой меня. — Нет. — Лань Чжань вспоминает Шепчущего, который загадка и которого он не любит. — Но я дам тебе конфету, если расскажешь, что произошло два года назад. — Конфету? Она что, отравлена? — Не знаю. — он просто пожимает плечами. — Проверишь, когда закончишь. — Ты слишком много времени проводишь с Призраком, научился плохому. — Ванцзи думает, что слишком мало времени проводит с Призраком, но молчит и выжидающе смотрит Крысе в глаза. — Хуй с тобой, слушай. Странно, конечно, что твой папочка тебе не рассказал, хотя он толком сам ничего не знает, Хозяин Дома, как же. Обычный клоун, который прожил на несколько лет больше, чем должен был. Надо было задушить его, когда мы были Зеленью, было бы смешно, да и проблем меньше. — Я собираюсь уйти, если не услышу то, что хочу. Фокусник закатывает глаза. Его белки краснее, чем кеды Вэй Ина. Ванцзи чувствует от этого странное удовлетворение. — Я хотел оставить его себе, — просто говорит Фокусник. Он видит непонимание, и, как ему казалось, услужливо поясняет. — Монаха. Он был моим. И до сих пор мой. Но мне мешали, чёртов Дым и Туман постоянно были рядом, собирались отобрать его у меня. Это было так тупо, знаешь. Монах бы не ушёл. Не потому что я бы не позволил, а потому что сам бы не захотел. Но Дым был тупым уёбком, который «хотел как лучше», — он хрипло смеётся. — И я решил, что его нужно убрать. А тут и Яо подкатил, — Нефрит моргает. Он не знает Яо. — Сказал, что может мне помочь, если я помогу ему. Придумал целый план, который бы отвел от нас глаза, как будто мы вообще не при делах. Яо был сукой, но сукой умной. — он усмехается. — Монах был Ходоком, как Призрак, ты знаешь? Оу, кстати, — губы вожака Второй растягиваются в хищной улыбке. — Как тебе на Изнанке? Понравилось. — Там довольно влажно, — быстро отвечает Лань Чжань. — Не отвлекайся. Что вы сделали? — А, нет, ты точно Фазан, — Фокусник фыркает. — Мы подумали, что если откроем дверь, то тени сделают всё за нас. Сначала проверили на Птенчике, он был слишком собой, так что было не жаль. — Нефрит не может видеть, но уверен, что в темноте клетки Фокусник отмахнулся. — Когда поняли, что одной тени слишком мало, решили не открывать дверь, а выломать к херам, чтобы наверняка. Правда всегда был риск, что нужные нам сбегут, так что пришлось наблюдать быть рядом. Так уж вышло, что мы оба прикончили помехи своими руками, но суматоха помогла. Мне, по крайней мере. Яо откинулся, ему Золотая горло перерезала. Крутой была, её почти жаль. — Почему ты называешь его по имени? — у Ванцзи нет никаких моральных сил под конец этого рассказа. — Мы использовали их как залог, около того. Так было безопаснее. Он знал моё имя, я его. Он сдох, а я нет. Трагедия? В самом деле. Гони леденец. — Какая у него была кличка? — Нефрит подходит ближе к двери, хотя прямо сейчас хочется просто уйти. — Ответь и получишь. — Да похуй, — Фокусник пожимает плечами. — Светлый. Иронично, да? Ванцзи кидает яблочный леденец в окошко. Он нашёл его где-то в Кофейнике и надеется, что тот всё же был отравлен.***
Они встретились в коридоре. Снова. Ванцзи всегда думал, что судьба — стерва, сейчас он в этом убедился, когда Лотос, глядя на него уставшими фиалковыми глазами, приподнял одну бровь. Нужно было что-то сказать, но вместо этого оба просто стояли рядом с рисунком тёмно-красного дракона. Тот смотрел на них со снисхождением и терпением. — Кто его нарисовал? — спрашивает он, нарушая молчание. Лотос тихо усмехается и подходит ближе. Между их плечами пара сантиметров. Раньше это ощущалось, как сотни километров. Сейчас — десятки. Они оба слишком устали. — Мы все, — спокойно и хрипло говорит Пёс. — Каждый из Четвёртой. Мы все хотели видеть что-то безопасное в Доме. Звучит довольно логично и очень печально. Ванцзи разглядывает чешую. — Я не сказал ему, — начинает он через несколько секунд тишины, указывая на своё лицо. — Спасибо. Слышать это от Лотоса бесполезно. Нефрит не обманывает себя мыслями о том, что они когда-либо поладят. Призрак и Фокусник были разными сторонами одной монеты, а Лань Чжань и Лотос отражениями друг друга. Вроде одно и то же, а вроде полная противоположность взглядов и поступков. Звучит как глупость, глупостью и является, но сейчас они вместе стоят в коридоре и смотрят на красного дракона, который обозначал обещание. — Что ты собираешься делать после мая? — спрашивает Лотос. — Призрак не уйдёт отсюда, а ты слишком Наружный, чтобы остаться. — Вывернуть наизнанку, очевидно, — спокойно отвечает Ванцзи. Кажется, вожака Шестой такой ответ устраивает. — Ты мне не нравишься, знаешь. — Знаю. Ты мне тоже. Я бы ударил тебя, но Призрака это расстроит. — Какой ты внимательный, — язвит Лотос, тяжело вздыхая. — Кто-то из нас должен быть. — Нефрит пожимает плечами. Ему странно комфортно, когда такой шипастый Пёс усмехается. — Ты забрал моего брата, — тянет тот, поворачиваясь к Фазану лицом. — Значит, я могу забрать твоего. Почти как имя за имя, что скажешь. — Его жизнь — не моя. — Ванцзи понимает — брату нужен будет кто-то после правды о Светлом. — Не убивай только никого. Лотос фыркает. Звучит, как начало перемирия.***
Лань Сичэнь сознательно обходил Четвёртую больше месяца. Он игнорировал тени под ногами, шёпот из трещин и ледяные руки Светлого, держащие его за горло. Почти метафорически. Он знал, что мальчик из этой комнаты может ему помочь, но почему-то, как и Лотос, не был уверен, что достоин помощи Призрака. Помощи и прощения. В конце концов, если бы он тогда, два года назад, вмешался всё могло бы быть иначе. Сейчас он стоит перед старой дверью, покрытой разными фразами. Что-то выведено маркером, совсем-совсем неряшливо, что-то нацарапано. Чем — судить Сичэнь не берётся. Это мог быть нож, ключи или осколки детских надежд. «Красных клёнов тут больше нет» «Будет красиво. Не увидят, но будет красиво» «Ухожу тропой кайтов» «Сижу на столе и пью пиво в ожидании катарсиса» «У меня в норе под подушкой повесилась мышь» «Весна — страшное время перемен», — Вдовец читает последнее и делает глубокий вдох. Он к своим кошмарам встал спиной, когда вышел из комнаты и оставил Яо впитываться в стену сгустком ненависти. Наверняка, думает он, сейчас где-то дозревает виноград. Хочется оказаться рядом. Забыть о том, что бросил, кого бросил. Хочется вдыхать запах лозы и дождя. У него перед глазами лица Лотоса и Ванцзи. Всё дело в Призраке и его, Сичэня, призраках прошлого. — Я не кусаюсь, — слышится с той стороны насмешливый голос. Вдовец почти вздрагивает, когда опускает пальцы на холодный металл ручки. Он к своим кошмарам встал спиной. Где-то дозревает виноград. — Здравствуй, Призрак, — тихо говорит он. Мальчик сидит на подоконнике, свесив ноги вниз. Перед глазами сразу же последняя весна, когда они с Жалом и Светлым сидели под деревом. Друзья спали на его плече и груди, а на втором этаже были чёрно-цветные братья, пьющие химозную мандариновую газировку. — Осторожнее, — получается очень ласково. — Не упади. — Вы добирались до меня так долго, — тянет он обиженно. Вдовец видит — просто дурачится. В серых глазах мелькает озорство и любопытство. Сичэнь чувствует, что с плеч падает один из камней. Призрак всё ещё живой. Ну почти. — Я уже было думал, что вы меня избегаете. — Это так, — воспитатель хрипло смеётся и опускает глаза. Он вынужден собрать всю свою храбрость, чтобы закрыть дверь изнутри. Вожак Четвёртой не удивляется. Он продолжает мягко смотреть. Чтобы это чувствовать не нужно поднимать головы. — Прости меня. — Да ладно вам, — мальчик хихикает и отмахивается. На его руку, покрытую старыми шрамами, приземляется чёрный ворон. Суйбянь. Сичэнь помнит как брат о нём говорил. В янтарных глазах были неподдельные эмоции. Он впитывал восторг Ванцзи каждой клеточкой, заражаясь им. Сейчас, глядя на птицу, на лице появляется привычная улыбка. — Нет, — Вдовец качает головой. — Прости за то, что ушёл тогда. Я мог всё исправить. Мог сказать, что это не ты. Но я просто сбежал. Был слишком напуган, слишком эгоистом, чтобы остаться тут хоть на минуту. Мне слишком сильно хотелось сжечь одежду, которая пропиталась кровью моих друзей. Призрак молчит несколько секунд. Просто сидит и гладит ворона на предплечье, а тот ластится, как кот. Ванцзи точно был прав. Сичэнь слышит тихие шелест листьев; скрип коридорных половиц и быстрое биение своего сердца. Становится как-то легче. — Знаете, — вдруг говорит мальчик. — Когда вы только появились тут, — он делает в воздухе небрежный жест. — После смерти, я имею ввиду. Все говорили, что вы такой загадочный. Белый воспитатель, который мягко улыбается и пахнет мятой. Вы почти такой же, каким были раньше. Когда дарили улыбки. Свои и другим. — И что же изменилось? — он подходит к воспитаннику ближе. Пахнет сандалом. — Вы умерли, — Призрак улыбается. Просто улыбается и Вдовцу этого хватает, чтобы окончательно разбиться и успокоиться. Он почему-то чувствует себя океаном. Это приятно и за это хочется держаться, поэтому он возвращает Призраку улыбку. — Но знаете, я понял, что вы совсем не загадочный. Вы просто покалеченный. Это нормально. Мы все здесь такие. Кроме Лань Чжаня, — Сичэнь кивает. Он знал, что брат долго не продержится. Он слишком сильно любил кроликов. — Но я позабочусь, чтобы с ним всё было хорошо. — Спасибо тебе. — Считайте, что это благодарность за то, что вы вернулись. Я знаю, что это было тяжело, но вы справились. Не многие смогли бы. Не потому что умерли. Физически. А потому что это действительно тяжело. — Ты бы вернулся? — Меня бы не отпустили, — просто отвечает он. — Это ощущается, как воздушный шарик на ноге. Что-то вроде гири. Не мешает, но ты знаешь, что оно там. — И что ты будешь делать? — Сичэню искренне интересно. — Убью Фокусника, — пожимает плечами. — Тогда некоторые тени смогут успокоиться, наверное. Я бы на их месте успокоился, Крыса та ещё заноза в ткани мироздания. С остальными справлюсь. Попробую сделать Изнанку хорошим местом. Как думаете, там смогут зацвести лотосы? — Я уверен, что ты сможешь всё, если постараешься. — Говорите, как настоящий воспитатель, — Призрак хмыкает. — Зачем вы пришли на самом деле? — Чтобы убить своего лучшего друга, — Вдовец совсем невесело смеётся. У Призрака в глазах немой вопрос. Из старого шкафа вдруг слышится приглушённое «наконец-то» смутно знакомым голосом. Воспитанник шикает в ту сторону. — Я должен был сделать это уже давно. Наверное, в тот день, когда они с Фокусником украли ключ у Монаха. Призрак молчит. Пристально смотрит прямо в глаза, которые Сичэнь не отводит, потому что понимает, что пора перестать бегать от мальчика, на которого он навлёк гнев карманной вселенной. — Кто? — Светлый. — Ясно, — он отворачивается. — Было больно? — Не больнее, чем укусы собак. Мне очень жаль. — Вы сказали, что хотите убить его. Но он уже умер. Золотая перерезала ему горло, вы забыли? Потому что я нет. И Лотос нет. Генерал до сих пор говорит об этом со своими фикусами, мне Шепчущий рассказывает. Все мы помним, как наша подруга держала в руках ржавый нож. Это не то, что просто стирается. Особенно, когда она приходит в себя и плачет. Вдовец не знает, что сказать. Он теряется в пространстве. Никто не говорил, что будет просто. Никто не говорил, что будет так сложно. — Тень, — тихо говорит Вдовец. — Нет, — щурится Призрак. — Шепчущий бы мне… — Сичэнь видит, как воспитанник прикрывает глаза, делает глубокий вдох, а потом, совсем неожиданно, тихо усмехается. — Чёртова мстительная сучка. В его словах нет ни капли злобы. Он не превращается в грозу, оставаясь летним днём. Наверное, думает Сичэнь, после стольких лет бок о бок, привыкаешь к этому Фазану. Как Лотос впитал воздушно-капельным его проницательность, так и Призрак что-то перенял от этого мальчика. — Я вас понимаю. — Спасибо. И прости. Призрак смотрит на него большими грустными глазами и Суйбянь улетает. — Простите, что прерываю ваш депрессняк, — голос Шепчущего мгновенно выбивает пол из-под ног, но Сичэнь, вопреки всему, чувствует, что невесомость — это хорошо. — Но мне нужно попрощаться с братом. Сичэнь хмурится. Призрак только пожимает плечами и отворачивается обратно к окну. Солнечные лучи делают его кожу блестящей. Хочется задать столько вопросов, но все они застывают на кончике языка, как сам Сичэнь перед входом в Дом несколько недель назад, когда Шепчущий, плавно подойдя к шкафу, открывает его дверцы с тихим скрипом. — Вам должно быть стыдно, воспитатель, — Фазан качает головой, протягивая руки внутрь с лёгкой улыбкой. Когда он достаёт что-то с полки, Сичэнь опять может чувствовать гравитацию и миллион ударов по себе. Мальчик держит в руках голову Жало. — Вы заставили всех нас ждать так долго. — Ты, — говорит Призрак. — Такая гадина, Шепчущий. — Прости, — вожак Первой просто пожимает плечами. — Я хотел всё сам увидеть. Было бы не так интересно, если бы я тебе всё рассказал. Плюс, — он усмехается, но Вдовец видит, что за этим есть тоска и вина. — Какое-то время ты был недоступен. — Дверь всегда была открыта. — Оу, — Шепчущий приподнимает бровь. — Значит, я знаю не всё. Интересно. — Иногда быть в неведении полезно, — тихо вставляет Сичэнь, всё ещё смотря на голову друга в руках его младшего брата. Это должно внушать ужас, но он почему-то думает, что всё выглядит правильно. Остаётся только один вопрос. — Почему тут? — Это он так извиняется, — просто говорит Призрак, сложив в голове пазл. — Придурок. — он трёт рукой лицо, от чего бледные щёки чуть розовеют. На секунду Призрак выглядит совсем обычно, а Шепчущий ему улыбается. Бешеные дети, которых оставили без присмотра. Сичэнь чувствует, как внутри у него появляется что-то, чему пока нет названия, но ощущается хорошо. Как-то по-родному, наверное. — Я так понимаю, — вожак Четвёртой спрыгивает с подоконника, оттряхивая ладони от оставшейся на них старой краски. — Сегодня день будет весёлый. Столько работы, уф. Вдовец знает, что подразумевается под работой. Он смиренно улыбается и кладёт ладонь на плечо воспитанника, поддерживающие сжимая. Сичэнь только смотрит на Шепчущего, который гладит волосы брата и думает, что они все здесь бешеные. Прощаться со Светлым не хочется. В конце концов, его Яо погиб два года назад. В ту весну, когда они спали под деревом, а воздух пах химикатами с завода неподалёку.***
Ванцзи находит Вэй Ина на чердаке. Тот сидит в окружении пыльных коробок и альбомов, со страниц которых смотрят бесчисленные пары глаз. — Что ты делаешь? — глупый вопрос, но Лань Чжань тоже глупый, когда рядом с Вэй Ином. — Меняю статусы, — крёстный мягко ему улыбается и вытаскивает фотографию, перекладывая её в другую рамочку. — Это моя работа. Ванцзи стоит несколько секунд, разглядывая маленького во всём этом хаосе Вэй Ина. Он позволяет себе быть смелее, чем есть, когда садится позади Призрака, обнимая за талию, чтобы прижать его спину к своей груди. Вэй Ин тихо хихикает, когда Нефрит кладёт подбородок на его плечо, щекоча шею и щёку волосами. Ванцзи разглядывает фотографии своего брата. — Почему ты его убираешь? — Он живой, — говорит Вэй Ин, осторожно, чтобы не помять, перекладывая снимок. — Теперь живой. Ему не место с мертвыми. Ванцзи смотрит, как единственная фотография Фокусника дрожит в бледных пальцах Призрака, когда тот достаёт её. Ему требуется время, чтобы переложить под плёнку другого альбома. Нефрит прикрывает глаза, когда видит, что рядом лежит фотография улыбающегося Монаха. — Он любил его. Лань Чжань кивает. Не имеет значения: Фокусник Монаха или Монах Фокусника. Они оба были причинами гибели друг друга. В каком-то смысле, это казалось правильным. В Доме мораль весьма сомнительная. Он видит фотографию Светлого и напрягается, прижимая Вэй Ина ближе к себе, вдыхая запах ночи и черничного чая. Это немного успокаивает, пусть он и не знает, где Призрак смог отыскать чай. Наверное это дело рук Генерала. Широкая улыбка с ямочками бросается в глаза. Лань Чжань отворачивается. — Лучше бы сжёг, — говорит он. — Твоему брату было бы грустно, — просто отвечает Призрак. — Тут он Светлый, а не убийца, как и Фокусник. Зачем заливать чёрно-красным память об оранжевых носках и жёлтых кофтах. — Ты отправил их на Изнанку? — Да, — он кивает, закрывая альбом, в последний раз взглянув на улыбающихся Золотую и Птенчика. — Может быть, Фокусник найдёт Монаха, а может, его убьют. Это не моё дело, я хозяин Дома, а не Леса. — Любимый ребёнок, — знающе отвечает Ванцзи. Он оставляет лёгкий поцелуй на шее Вэй Ина, едва заметно улыбаясь появившимся мурашкам. Вот так сидеть вместе кажется правильным. Полтора месяца назад Ванцзи потерялся в коридоре и рассёк бровь об угол, которого не было, а значит, получил разрешение остаться, а после пластырь с кроликом и первого друга. Сейчас он думает, что пойдёт за этим мальчиком с красной лентой и кедами куда угодно, потому что дом это не место, дом — это там, где человек, рядом с которым в душе бегают кролики. Возможно мандариновые. — Все мои иллюзии со мной пережили августа парад, — говорит Вэй Ин, прикрывая глаза и откидывая голову на плечо Лань Чжаня, пока тот продолжает покрывать его шею лёгкими поцелуями. — Я к своим кошмарам встал спиной. Где-то дозревает виноград.