Эпизоды из жизни Ребекки и Бриана де Буагильбера. Весёлые и не очень

      Она стояла в простом белом платье, в котором её должны были сжечь, такая чистая, невинная и невероятно красивая.       Почтенный гроссмейстер ордена тамплиеров Лука де Бомануар хотел предложить Ребекке признать свою вину, чтобы смягчить наказание: удушение вместо сожжения на костре. На самом деле его мучило тайное желание удушить девушку собственными руками. В любом случае он сначала должен был получить от неё письменное согласие на вышеупомянутую процедуру. Однако, когда Бомануар увидел её, он внезапно схватился за сердце, упал на землю как подкошенный и неподвижно застыл.       Вокруг гроссмейстера столпились прецепторы, рыцари и послушники. Кто-то крикнул: «Позовите лекаря!»       Но за лекарем далеко идти не пришлось. Прекрасная еврейка, собравшись с духом, гордо заявила: «Я лекарь!»        – Ты? – презрительно скривившись, произнёс Конрад Монт-Фичет.       – Да, хвала Господу, вам ещё не удалось истребить всех целителей в Англии. Вы сжигаете и душите людей, сведущих в медицине, таких, как Мириам, а потом ещё удивляетесь, что человечество мрёт от всяких неведомых болезней, – с достоинством отвечала Ребекка.        – Раз ты и вправду понимаешь в медицине, то помоги! Осмотри великого магистра и скажи, есть ли надежда на исцеление.        – Если вы пропустите меня к больному, я сделаю всё, что в моих силах.       У неё в голове мелькнуло: «Вот я его вылечу, и он сменит гнев на милость. Конечно же, тогда казнь отменят, и меня просто отправят домой». Но в тайне она надеялась, что Лука де Бомануар мёртв, и хотела лично в этом убедиться. И что-то подсказывало Ребекке, что так и было.       Толпа тамплиеров и послушников на удивление быстро расступилась. Целительница склонилась над телом гроссмейстера, проверила пульс, осмотрела зрачки, приложила ухо к грудной клетке и не обнаружила признаков жизни. Лицо его было мертвенно-бледным, а застывшие серые глаза казались стеклянными.        – Принесите зеркало!       Зеркало немедленно было доставлено. Ребекка поднесла его к лицу гроссмейстера. Стекло так и осталось незамутнённым. Девушка спокойно произнесла: «Он мёртв. В этом не может быть никаких сомнений». А сама мысленно обращалась к своей наставнице: «Мириам, надеюсь, ты это видишь с небес? Вот лежит твой убийца. Его настигла кара Господня».       – А не могли ему нанести кинжалом рану из-за угла?       – А где вы видите кровь? Хотите убедиться в том, что нападения не было? – спросила Ребекка и, пытаясь скрыть отвращение, сняла с Бомануара тунику, – Вот, видите, на теле никаких внешних повреждений.       – А какова причина смерти, – осведомился прецептор Темплстоу Альберт де Мальвуазен, – его не могли отравить?        – Признаков отравления не наблюдается. Судя по всему, он умер от сердечного приступа. Он раньше жаловался на сердце?        – Нет, такие люди, как он, никогда не жалуются на своё самочувствие. Он бы счёл это ниже своего достоинства.        – Ясно. Очевидно, он не только изнурял себя постами и молитвами, но и терпел боль. А это чревато последствиями. Вот сердце и не выдержало. С высокой вероятностью, у него случился инфаркт.        – Ты в этом уверена? – продолжал засыпать Ребекку вопросами Мальвуазен.        – Более чем, – хладнокровно ответила она, – впрочем, вскрытие покажет.        – Ты что, бессмертная? – грозно спросил Монт-Фичет.        – Такая же смертная, как и вы все. Но истина состоит в том, что у вас нет магистра, а моя смерть этой проблемы не решит.        – Она права, – сказал Бриан де Буагильбер, – отпустите девушку. У нас есть проблема, и с этим нужно разобраться.        – И что же нам теперь делать?        – Я полагаю, нам следует избрать нового гроссмейстера ордена тамплиеров.       Ребекка рассчитывала, пока они выбирают нового магистра, спорят и шумят, в этой суматохе потихоньку улизнуть. Ей давно уже хотелось домой – к папе.       Альберт де Мальвуазен повернулся к своему другу – тому, кто вступился за девушку, отважному рыцарю и закоренелому грешнику, который давно уже метил на место Луки де Бомануара и с нетерпением ждал, когда уже этот старый фанатик отправится к праотцам.        – Сэр Бриан, готовы ли вы взять на себя новые обязательства и принять эту высокую честь?       Но сэр Бриан почему-то был настроен скептически.        – Признаюсь, когда-то я сам желал занять этот пост, но сейчас меня это уже не привлекает. Скажу больше: я покидаю орден.        – Вы шутите? Вы же так к этому стремились, а теперь удача сама в руки плывёт! – с недоумением воскликнул Альберт.        – Я не шучу. У меня появились дела поинтереснее. И что вы со мной собираетесь делать – в кандалы заковать? Плёткой стегать будете? – издевательски спросил Бриан.        – По-хорошему, следовало бы, – сурово заметил Конрад Монт-Фичет.        – Мы подумаем, – ответил Альберт. Он догадывался, что речь идёт о любовных делишках, но всё-таки наказывать своего друга он не хотел. Пусть идёт на все четыре стороны, а Альберт и сам прекрасно справится с должностью главы ордена!       Тем временем Ребекка затерялась в толпе зевак, которые пришли смотреть, как еврейскую ведьму сжигают на костре (разочарованные, они уходили, так и оставшись без хлеба и зрелищ). Или только думала, что затерялась, потому что ей не удалось скрыться от зорких глаз Бриана де Буагильбера. Он прорвался к ней через толпу, взял за руку и отвёл в рощу неподалёку, чтобы пообщаться с девушкой наедине. Или даже не только пообщаться.        – Ребекка, меня, правда, разбирает любопытство. Какое заклятие ты применила против этого старого скелета? Клянусь, я никому не расскажу.        – Никакого заклятия я не применяла! Хватит уже обвинять меня в колдовстве!        – Я ни в чём тебя не обвиняю. Напротив, признаюсь, его смерть меня ничуть не огорчила.        – Конечно, она ведь открыла перед вами такие перспективы, – сказала еврейка с иронической гримаской на лице.        – Не в этом дело. Я рад, что всё обошлось. Что мне не пришлось участвовать в этом ужасном поединке, – взволнованно продолжил храмовник, – какое облегчение! Поверь, я на твоей стороне. Ну скажи, как тебе это удалось?        – Ну когда же вы все наконец поймёте – я не ведьма! Я не сделала ему ничего плохого! Он сам умер – от сердечного приступа, – возмутилась девушка.       Бриан так дерзко смотрел на неё, совершенно бесстыдно лаская её взглядом, что она покраснела.        – Ааа, кажется, я понял. Красота – страшная сила! А ты ведь почти голая.       И тут Ребекка уже хотела провалиться под землю от стыда, но ей стало немного спокойнее, когда она осмотрела себя и убедилась в том, что платье было на месте и даже нигде не было порвано.        – Ребекка, оно белое и почти прозрачное, сквозь него всё видно, – заметил рыцарь с улыбкой, заботливо укутывая девушку в свой плащ, – каждый изгиб твоего прекрасного тела! А Лука де Бомануар никогда в жизни не прикасался к женщине. Он из тех, кто скорее убьёт её и будет наблюдать за тем, как она в муках умирает, чем полюбит женщину и доставит ей удовольствие. А ты такая красивая! Он никогда не видел такой красоты вблизи. Какое ужасное потрясение для старичка, чёрт побери! Вот сердечко-то и не выдержало.        – Честно говоря, мне его совсем не жаль, – смеясь, заметила Ребекка. Но это был какой-то нервный смех.        – Туда ему и дорога, старому извращенцу. Ребекка, я ушёл из ордена. Возьми меня в мужья! Я серьёзно.        – Но… мы же с вами придерживаемся разных вероисповеданий!        – Что-нибудь придумаем. Обещай мне, что хотя бы подумаешь над моим предложением, – просил он, держа её руки в своих.        – Хорошо, – ответила Ребекка дрожащим голосом, – я п-подумаю, но пока ничего обещать не могу.       И тут она издалека увидела, что приехал её отец, и на душе вдруг стало так светло!        – Прощайте, сэр рыцарь, мне надо к отцу.        – До новых встреч, – ответил Бриан, – je t’aime.       С этими словами храмовник поцеловал ей руку, и девушка со всех ног побежала к папе, который тут же заключил её в свои объятия.       И только по дороге домой, сидя в повозке, прекрасная еврейка заметила, что она всё ещё в плаще Бриана де Буагильбера, и невольно улыбнулась. Но она не стала рассказывать об этом отцу. Сам же Исаак так радовался неожиданному спасению дочери, что даже не задавал ей лишних вопросов по поводу её странного одеяния и загадочной блуждающей улыбки на её лице.