Ловец снов

      Итачи было всего четырнадцать — наследник Учиха как раз стоял на пороге взрослой жизни, — когда он получил новую миссию.       Он ненавидел, когда старик Данзо вручал ему детали миссий, записанные на сложенном вдвое листе бумаги, словно делился не более чем рецептом онигири. Но, развернув очередной такой лист, Учиха оцепенел.       Через мгновение бумага в пальцах вспыхнула пламенем, но слова уже прочно врезались в разум.       Сегодня на закате. Оставь мальчика.       Уничтожение его клана не заслужило даже официального свитка миссии. Ни одного имени не было названо. Безымянные, безликие и, в конечном счёте, безжизненные.       Казалось неправильным, что борьба последних нескольких лет завершилась всего пятью словами. Они не отразили всех усилий Итачи и Сандайме подавить восстание, кипевшее под поверхностью — их мольбы не были услышаны. Они не отразили последние мгновения Шисуи, когда тот схватился за плечо Итачи окровавленной рукой, после того, как другой ослепил себя, и доверил ему свой оставшийся шаринган.       Они не отразили последний урок Шисуи о том, что определяет истинного шиноби. Самопожертвование. Настоящий шиноби защищает мир от теней — безымянных, безликих и безжизненных. Всё во имя мира. Таков его долг.       — Это единственный способ обеспечить мир в Конохе, Ласка, — проскрипел Данзо.       — Я понимаю, — ровно ответил Итачи. Маска АНБУ словно слилась с лицом Итачи — настолько оно закаменело. Член совета кивнул и отпустил его взмахом руки. Итачи перенёсся шуншином, не задумываясь о месте назначения.       Он оказался на дальнем тренировочном полигоне Академии. В это время дня он пустовал, так как студенты ещё находились на занятиях. Саске сейчас, наверное, пытался не задремать за партой от скуки. Младший брат был очень талантлив, но Итачи никогда бы не сказал ему об этом прямо, потому что Саске, в добавок, был склонен к чрезмерной гордости. Слава Ками, у него был друг-соперник Наруто.       Он медленно прошёлся по пыльной дорожке. Послеполуденный солнечный свет струился сквозь листву высоких деревьев, выстроившихся по краю полигона. Итачи позволил полуприкрытым глазам ощутить солнечные вспышки, перемежающиеся с тенью от очередного ярко-зелёного листа. Прохлада, тепло и снова прохлада — такое простое чувство, которое все считали само собой разумеющимся.       Он задумался, как они умрут. Ведь человека можно по-настоящему узнать только в момент перед смертью... Но это были члены его собственного клана, которых Итачи знал всю свою жизнь — двоюродные братья, с которыми он вырос, дяди и тети, которые ворковали над ним и иногда легонько щипали за щёки, старшее поколение с морщинками от улыбок в уголках глаз, и бесконечными, зачастую преувеличенными историями об их прошлом, и родители, строгие, суровые и непоколебимые в своей любви и заботе.       И, конечно же, брат, его глупый, глупый младший брат, улыбающийся и настойчивый в просьбах потренировать, чтобы он мог стоять наравне со своим героем.       Итачи не чувствовал себя героем.       Сегодня всё рухнет безвозвратно.       У него болело в груди.       Он услышал всхлип.       Итачи удивлённо обернулся. Пребывая в тумане ядовитых мыслей, он не почувствовал чужого присутствия.       Поодаль, спрятав лицо за согнутыми коленями, сидела маленькая девочка примерно того же возраста, что и Саске.