Гусёнок

      Он должен попасть, и он попадет! С такого расстояния попадет кто угодно. Зепп схватил пальник, поднес к трубке. Орудие грохнуло и дернулось назад, Йозев видел, как ядро врезается в борт «Франциска», как летят обломки. Попал! Слава святому Адриану, попал!!! Это было счастьем, победой, полетом, вспышкой ослепительного света! А потом «Франциск» ответил…       Он шагнул на свет, будто в пропасть, оступился и с размаху рухнул ничком, задним числом осознав, что не успел выставить руки. Яркий луч резко пропал, в ноздри ударил густой запах земли. Боли от столкновения лба с мёрзлой почвой — да такого, что зубы клацнули — почему-то не случилось: вместо неё сознание окутала бархатная, тягучая темнота, будто голову накрыли плотным одеялом. Странно, но это не пугало — скорее, наоборот стало убаюкивающе-спокойно, словно он только что спал и видел сон, а теперь вроде и проснулся, да не совсем, и ещё лежит в постели, думая, стоит ли открывать глаза. Почти как дома, только под лицом и грудью всё сильнее чувствуется тянущий холод, а значит, надо вставать… И не только поэтому! Идёт бой, свои и чужие отчаянно стреляют, «Ноордкроне» пытается держаться, так что быстрее, ведь их осталось немного, ведь на счету каждый… Быстрее!       Йозев Канмахер распрямившейся пружиной подскочил с места, зачем-то принялся наспех отряхиваться, опомнился и обругал себя за неуместное чистоплюйство. Вот теперь голова немного загудела, а из разбитого, похоже, носа часто закапало. Потом, всё потом! Зепп заметался, пытаясь понять, где осталась пушка — чтобы поскорее подбежать, зарядить да пальнуть по «Франциску», пока тот не повернул — когда вдруг разум накрыло осознанием, что с окружающей обстановкой что-то явно не так. И очень сильно… А когда до него дошло, что именно, бравый лейтенант славного дриксенского флота в ужасе схватился за голову, раскрыл рот до боли в щеках и только чудом смог не заорать. — С-создатель… — Вырвался из горла глупый, ничуть не героический писк, но это уже не имело значения. Ничто не имело.       Он убит. Совершенно однозначно убит тем самым ответным выстрелом, который еле-еле успел разглядеть, куда уж там осмыслить. Иначе как ещё объяснить, что только-только перед глазами были пушки «Франциска» и залитая кровью палуба «Ноордкроне», но проходит мгновение, и вокруг уже какой-то дурацкий лес?! Притащить сюда его, потерявшего сознание, не могли ни свои, потому что высадка отменилась, ни тем более фрошеры. Марикьяре не брали пленных, да и если б брали — сгоняли бы в трюм или в тюрьму, а не вышвыривали где ни попадя. Разве что посчитали мёртвым, но тогда почему не закопали… К тому же он помнит, как сделал шаг, сделал и упал. Значит, кончено, погиб и оказался на том свете! Йозев даже не сел, скорее, сполз вниз, на спутанную жухлую траву, подтянул коленки и опёрся спиной о высоченную серую каменюку. Каменюка оказалась жутко твёрдой, неровной и колючей, прижиматься к ней, морозя лопатки, не хотелось, но потерять единственную опору Зепп боялся сильнее. Он дёрнул воротник, запоздало вспомнил, что обещал себе прекратить «обираться», хотя теперь-то какая уже разница. Что ж такое! Неужели правда — всё? Первая в жизни серьёзная баталия, и вот так вот сразу? Мама…       О том, что случается с человеком после смерти, Йозев никогда толком не задумывался. Родители погибли, когда ещё не лейтенант был совсем маленьким, и потому он почти их не помнил, бабушка скончалась и того раньше. Тёти были относительно молоды и пребывали в добром здравии. Про давным-давно смывшегося чуть ли не в Гельбе дядю говорил в основном дед и исключительно то, что сын уродился, как выражаются в Талиге, редкостным ызаргом, а потому его судьбой Зепп особенно не интересовался. Сестра никогда даже не болела всерьёз. Сам же Канмахер-старший, хоть и нудел временами, как сердитый жук, не имел привычки тыкать в нос собственным возрастом и во многом давал фору здоровым парням во цвете лет. Странно, но у него, казалось, всё ещё впереди. Сослуживцы… Близких друзей Йозев пока не терял, Создатель уберёг, а похороны тех, кого он знал плохо, казались просто печальной обыденностью. Издержкой боевых действий против любого хоть что-то из себя представляющего противника. На мысли о собственной гибели они ни разу не наводили… И вот, пожалуйста, сидите теперь, лейтенант Канмахер, под царапающим спину даже через мундир булыжником и думайте, в Закат вы угодили или в Рассвет. Ледяной, окажись он здесь, не приведи Создатель, сразу бы разобрался…       Хотя, надо сказать, обстановочка тут и правда странная, ни то, ни сё. Низкое пасмурное небо, нашлёпанный кое-где полурастаявший грязный снег, деревья без листьев, то есть листья, конечно, есть, только не на ветках, а на земле. Лежат слежавшимся бурым слоем, будто ранней весной, когда уже нет сугробов и ещё — цветов или, наоборот, поздней осенью. Прямо как в Дриксен, когда они выступали. Теперь время там пойдёт вперёд, настанет зима, лето, а он останется здесь. Навсегда. Где серо, пусто, и камень этот до кошек холодный… Впрочем, кошек-то поминать лишний раз не надо бы. Из носа продолжало течь. Йозев поднял руку, провёл пальцами над верхней губой, поднёс к глазам — кровь. Всё-таки расквасил. В месте посмертного блаженства такое возможно вряд ли, так что же, всё-таки Закат? Шварцготвотрум… Хотя странно получается: где тогда огонь, болота с пиявками или ещё какая-нибудь положенная грешникам гадость? Вообще мирно здесь как-то, демоны не шастают, сам Леворукий тем более, только ветер свистит между стволов. И гадкий какой, зараза, всё лицо уже щиплет… Зепп поёжился и растёр руками щёки, пытаясь успокоиться и согреться. Тихо-то как, Создатель, хоть бы какой глас с неба прояснил, куда идти и что теперь делать. Или нужно подождать? Лейтенант честно проторчал на месте минут десять, но ничего не случилось. Где-то очень далеко еле слышно залаяла собака, над головой тенькнула птица… Постойте, птица?       Знаток по части богословия из Йозева был никудышный — в Эсператию он разве что мельком заглядывал, да и то в основном перед боем — но о том, что животные, кроме кошек, по определению существа чистые, помнил твёрдо. И всё же здесь кто-то чирикает, да ещё как весело! Выходит, таки Рассвет? А как он тогда нос разбил и почему тут так бледно? На цветущий сад, или что там положено праведникам, местность не походила ни разу. Пейзаж вообще казался на редкость приземлённым, даже в чём-то знакомым: обычный загородный лесок при Метхенберг, в Южной Дриксен и Марагоне таких наверняка много, это дальше к северу одни ёлки…       А что, если он вообще не умер? Зепп сам не понял, откуда вдруг взялась эта мысль, но разум тут же за неё зацепился. Захотелось немедленно вскочить и помчаться — неважно куда, главное, найти хоть каких-нибудь людей, чтобы его услышали, увидели, опознали, как своего, живого, дышащего! Вот и тропа впереди, всего в нескольких шагах. Только что появилась или… Да нет, раньше была, просто он не смотрел в том направлении. Только вот куда и к кому она ведёт? Ноги сами понесли вперёд, но, собрав в кулак всё имеющееся самообладание, Йозев резко остановился. Поставил на пыльную землю поднятую стопу, заставил себя развернуться, снова отошёл к камню и постарался успокоиться. Пришлось расстегнуть мундир, а затем несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть: горло обожгло холодом, сам собой вырвался кашель, но на душе стало легче. Желание куда-то немедленно нестись сменилось пониманием, что прежде надо спокойно подумать. Где бы он сейчас ни находился, поспешить — значит, испортить всё дело. Итак, лейтенант Канмахер, как говорит Ледяной, когда не знаете, с чего начать, начните сначала. Зепп мысленно щёлкнул каблуками и задался первым, но отнюдь не неважным вопросом — мог ли он в принципе выжить?       А, собственно, почему нет? Боли, по крайней мере, он перед падением не ощутил. Конечно, если ядро попало прямо в грудь или голову, это ни о чём не говорит… От представленной красной мешанины с осколками костей Йозева порядком передёрнуло, он растерянно чихнул и, не удержавшись, ощупал лоб, на котором обнаружилась небольшая, слегка саднящая шишка, а затем грудь, плечи и рёбра. Вроде всё цело, значит, думаем дальше. Упав, он сперва решил, будто его оглушило, ну а что, если это действительно так? Оглушило, выбросило с корабля, потом волны прибили бессознательное тело к берегу в стороне от места сражения. Тогда откуда лес? Возможно, контузия: пришибло чем-нибудь, вот и не запомнил, как доплёлся до полянки. Ноги в таком состоянии с трудом переставлять иногда можно, соображать — вряд ли. Тогда почему сейчас даже голова не кружится? Зепп постарался по порядку перечислить всё, что было после вспышки, ознаменовавшей ответный выстрел: неосознанный шаг вперёд, подворот ноги, сонливость, из-за которой не получилось сразу встать… Знать бы, сколько он так пролежал, лицом вниз. Показалось, что секунду, а на самом деле? Что, если прошло несколько часов? За это время одежда успела бы высохнуть, а тело, если контузия оказалась легкой — успокоиться. Ну, лейтенант, как вам версия?       Звучало вообще-то так себе: одни догадки, ничего, что можно проверить, но чем многократно поминаемая Бюнцем крабья тёща не шутит? Только вот знать бы точно… Знать необходимо, потому что сидеть заплесневелым пнём дальше нельзя, надо идти, а куда? Если он действительно жив, то, видимо, в Хексберг, побери его Леворукий. Рядом наверняка есть другие поселения, потише и помельче, но искать их без карты или хотя бы приблизительного знания местности можно вечно. А у него при себе ни еды, ни воды, хотя вместо неё и остатки снега сойдут на крайний случай. Тропа должна куда-то ещё выводить, но вот через одну хорну или десять? До границы точно недалеко, Руппи показывал на схеме эту территорию и пролегающую по ней дорогу, а в попытках найти что-то другое можно серьёзно промахнуться.       По-хорошему, конечно, одно другого ни кошки не лучше — шлёпать без припасов непонятно куда или одному, без оружия, не зная ни змея на талиг, тащиться во время войны прямиком по фрошерский городишко. А он всё ещё фрошерский, Олаф ведь скомандовал купцам отступление, остальным — прикрывать… Бой точно уже кончился: когда Йозева снесло, опускались сумерки, а сейчас хорошо за полдень, но не позже, и, значит, на улицах наверняка полно празднующих победу марикьяре. Не дай святой Адриан им попасться! Впрочем, страшно, не страшно, а других вариантов всё равно нет — только умудриться как-нибудь раздобыть лошадь и рвануть поскорее на родину. А может, не совать руку в улей, пешком пойти? Нет, глупость. Тут дня два топать, да и по дриксенской земле надо как-нибудь ещё доползти до ближайшей деревни. И то слишком долго, а если он по пути заблудится? Особо-то негде, шагай себе да не сворачивай, но мало ли. Сутки на третьи без крошки во рту он просто упадёт и уже не встанет, значит, надо любой ценой добраться до земляков раньше, пусть даже так выйдет опаснее. Если б ещё было лето или в карманах завалялась хоть пара сухариков… Создатель, а ведь он, кажется, совершенно убедил себя в том, что не умирал! На всякий случай Зепп встал, зажмурил глаза, сжал кулак и, размахнувшись, с силой засадил прямо по собственной челюсти. Стекающая по губам кровь делала проверку излишней, но мало ли…       Стало больно, ушибленное место заныло, и Йозев сразу и окончательно понял: да, жив! А как иначе? В Закате он бы мучился, в Рассвете — только радовался, а тут ни то, ни другое. Замечательно! Не удержавшись, он подпрыгнул на месте и даже не устыдился, всё равно никто не видит, кроме мазнувшего лучиком по щеке лимонного солнца. Живой, он живой, он снова увидит деда, Руппи, Ледяного, фок Шнееталя… Только бы с ними всё было в порядке! Красные флаги означали «Пленных не брать!», а Олаф Кальдмеер не отступит, пока не прикроет всех, кого можно и нужно. Создатель, пусть и он, и Руппи, который обязательно влезет в самое пекло, выберутся и спокойно доведут «Ноордкроне» до Дриксен! А если нет? Флагман сильно побило… Почувствовав, что внутри холодной удушающей волной вспухает страх, Зепп отвесил себе пощёчину. Битва уже кончилась, кто-то ушёл, кто-то нет, и ни тем, ни другим он сейчас ничем не поможет. Чтобы узнать, что с флотом и дорогими ему людьми, нужно вернуться домой, а для этого голова должна быть холодной. «Спокойно, Йозев, спокойно!». — Я не боюсь, — Прошептал Зепп, прижав руки к груди и выпустив изо рта облачко пара. Что ж, если вдруг его поймают, он не опозорит Дриксен и Ледяного…или память о нём, если судьба оказалась-таки кошкой. — С нами Создатель и вы…       Следующее, что лейтенант сделал — это снял с себя мундир, аккуратно, шов ко шву, сложил его и бережно спрятал в наиболее непроглядные из растущих поблизости кустов. Ещё не хватало, чтобы какие-нибудь мимопроходящие фрошеры заметили и начали издеваться над тем, что Зепп носил с гордостью, как символ верности родной стране! Пусть уж лучше лежит, где не видно, а повезёт, так в следующий раз и забрать получится. На всякий случай парень запомнил главную примету: ту самую каменюку, на которую он опирался спиной, похожую на импровизированный дорожный столб. Даже цифры намалёваны через дробь, и как он только сразу не заметил? Впрочем, не до того было. Станешь тут булыжники разглядывать, когда самого себя мёртвым посчитаешь! Ошибся, повезло, но другие-то действительно погибли… Нет, о потерях потом, а сейчас — взлохматить волосы, выпустить рубашку, и вперёд! Форменные брюки, конечно, могут насторожить особо внимательных, но тут уж ничего не поделаешь. Да и не так легко понять, что они именно форменные — мало ли в Талиге тёмных штанов? Если кто-то что-то спросит, придётся притвориться глухонемым: делая вид, будто вовсе не слышишь, когда к тебе обращаются, можно неплохо скрыть, что ты просто не понимаешь талиг. Любопытствующим или недовольным хватит, чтобы отстать, более серьёзно настроенных лучше избегать заранее. Вот бы удалось убраться из города поскорее! Если б Альмейда брал пленных, уходить, не попытавшись им помочь, было бы подлостью, но он не брал, так что причин задерживаться нет. Йозев выдохнул, подтянулся и зашагал по тропинке. Искренне надеясь, что в верном направлении.       Хексберг начался как-то внезапно: только что вокруг были сменившие лесок сады с побеленными деревьями, и вдруг раз — дома. От дриксенских они внешне почти не отличались, но дальше, вздымаясь над черепичными крышами, высилась замершей штормовой волной та самая знаменитая гора. Раньше Зепп никогда её не видел и узнать не мог, но другой тут вроде не предполагалось. Достопримечательность внушала трепет: почти белая, даже синеватая от лежащего на ней снега, с вершиной, укрытой пушистыми облаками, и редким голым кустарником на каменистых склонах… Интересно, как оно, наверху? Красиво, наверное, и немного страшно. Фок Шнееталь говорил, здешние моряки верят, будто там живут ведьмы, и делают им подношения. Ледяной и Руппи в это не очень-то верили, и Йозев, конечно, тоже, но сейчас при взгляде на предполагаемое поселение колдуний почему-то жутко растерялся. Вопреки здравому смыслу казалось, что гора — или кто-то на ней — внимательно наблюдает за ним. Наблюдает и предупреждает: просто так, мол, не трону, а попробуешь навредить — раздавлю, как муравья. «Я всё равно войду в город, — Зачем-то сказал Зепп вполголоса, сам не зная, к кому обращается. — Мне очень нужно. Я только возьму лошадь и уйду, ничего не сломав, никого не убив и не ранив. Пожалуйста, пропусти». Резкий порыв ветра настойчиво толкнул в спину, заставив опомниться. Лейтенант мотнул головой, бросил ещё один взгляд на светлые склоны и решительно зашагал вперёд, но вскоре вновь почувствовал себя последним болваном.       Как ориентироваться в переплетении улиц, ещё и через раз подписанных, уразуметь могли, наверное, только местные. Йозев же битый час не мог выбраться из череды бесконечных заборов, между которыми не попадалось ни лавок, ни трактиров. Тут бы радоваться, что собираться гуляющим негде, вокруг пустынно — броди-не броди, никто не увидит, — и стащить лошадь у первой попавшейся под руку семьи, только Зепп пообещал себе бесповоротно: у обычных людей, богатых ли, бедных ли, он ничего не возьмёт. Дриксен с женщинами и детьми не воюет. Многие сказали бы, что он неправ, и война порой требует редкой пакости, только это разные вещи — переступать через человечность по причине крайней необходимости или просто от лени и от нежелания искать другой выход. Коня можно преспокойно украсть и на постоялом дворе, что тоже свинство, но чуть меньшее. Конечно, идеально было бы увести скакуна из гарнизона или конюшен возле Адмиралтейства, чем заодно сделать гадость местным воякам, но в одиночку туда никак не влезешь. А если влезешь — там и останешься, так что лучше не рисковать. Ледяной не раз говорил, что смерть, пусть и офицера, который к ней по определению готов, не должна быть бестолковой.       Не имея возможности спросить направление и нещадно путаясь в изворачивающихся змеями Штарквиндов улицах, Йозев бестолково блуждал часа три, а то и больше. То и дело он, казалось, бродил по кругу, затем начинал снова и попадал в такие же тихие окраины, где разве что дети играли, а взрослых вовсе видно не было. Когда Зепп наконец добрался до более-менее людных мест, ему пришлось петлять уже намеренно — навстречу то и дело выскакивали марикьяре, причём часто большими компаниями. Связываться с ними не хотелось, вдруг что почуют, но иногда вовремя спрятаться за угол не выходило: тогда лейтенант, сложив руки перед собой и низко пригнув голову, проходил мимо весёлых, шумно болтающих фрошеров. Его не замечали, как не замечали бы тень на дорожных камнях, но сердце всё равно каждый раз ухало вниз, а горло сжималось. Про этих странных южан чего только не рассказывают…       Постоялый двор Зепп нашёл только в сумерках и остановился перед ним, соображая, в какой стороне конюшня, и дрожа от заползающего под кожу холода. Тонкая рубашка совершенно не спасала, а тёплый, рассчитанный на приморскую осень мундир остался лежать в кустах, и лучше о нём не вспоминать, чтобы не мёрзнуть ещё больше. Ветер, как назло, усилился и теперь обдирал без жалости наверняка покрасневшие щёки. Страшно хотелось есть, но Йозев себя одёргивал: до воровства булочек хоть бы и у фрошеров офицер кесарии уж точно не опустится. За день с голоду не умереть, вот переедет он завтра через границу, а там в ближайшей деревне к кому-нибудь напросится и попросит накормить ужином. Дриксен верит своим морякам, хоть одна хозяюшка с ним поделится обязательно! От мыслей о еде в животе снова заурчало. Трястись с пустым желудком всю ночь и практически целый день… Ничего, как-нибудь продержится. Только сделать бы дело поскорее, а там его будет не догнать. Решительно, но осторожно лейтенант двинулся вперёд. — А ну, стой! — Хозяин вихрем вылетел во двор, как был, в фартуке и с половником. Когда Зепп запаниковал и попытался наспех затянуть подпругу, он бешено замахал руками, будто мельница. — Стой, сволочь! Конокра-ад! — В чём дело, папаша? — Пара дюжих ребят вывалилась, похоже, с чёрного хода. Йозев толкнул дверцу денника, распахивая её, и хотел вскочить на лошадь, но та будто почувствовала в нём врага. Голова мотнулась, натягивая уздечку, а затем животное громко заржало и бросилось наружу. Шварцготвотрум, нет! Зепп споткнулся, упал, обдирая ладони, рывком поднялся и кинулся вперёд, чудом проскользнув под локтем орущего фрошера. — Лови! Держи вора!!! — Вопил он так, что заболели и без того ноющие от холода уши. Впереди ящики, значит, прыгаем на них, потом через забор, а там плевать уже, куда, только б подальше… До границы придётся всё-таки пешком… Йозев бежал, не глядя под ноги, и даже не понял, обо что запнулся — просто перед глазами вдруг оказалась чёрная грязь, лейтенант кувыркнулся через голову и растянулся на земле. Правую ногу пронзило дикой болью. Не успев собраться, он почувствовал, как его схватили за шиворот, встряхнули и потянули вверх, но освободиться не смог: при попытке встать лодыжку прожгло таким огнём, что из горла сам собой вырвался вскрик. Отбиться руками не вышло, чужие клешни заломали запястья, как тонкие веточки. — Ур-род, попался! Ребята, чего стоите? Бей!       Зепп было дёрнулся, но куда там: обозлённый хозяин с размаху огрел его поварёшкой по виску до того сильно, что чуть не брызнули слёзы. Просвистел кулак подоспевшего подручного, врезаясь в плечо, второй, такой же огромный, с толстыми пальцами, пришёлся в нос. Защипало, кровь потекла по губам, в которые тут же снова нацелились, но Йозев резко увернулся, едва не уткнувшись лбом в грязь. Спасая лицо, он открыл затылок и чудом успел прижать к нему ладони, хоть как-то защитившись от очередного удара. Лучше отбитые пальцы, чем голова… Толком это, правда, не помогло — на тело с гулким стуком, без остановки обрушивался целый град. Пинок под рёбра опрокинул лейтенанта на бок, в открытый живот ударили сапогом, вынуждая неосознанно свернуться в клубок. Вот будет глупо, если его здесь убьют, а ведь могут, не пожалеют! Кто-то схватил Зеппа за руку, потянул в сторону так, что он оказался на коленях, пригнувшись лицом к земле, и тут по спине ударили чем-то деревянным, попав прямо по позвоночнику ниже лопаток. Раздался жуткий треск, будто то, чем его треснули, сломалось. Боль была такая, что не получилось даже закричать: воздух с хрипом выбило из лёгких, в глазах заискрило и потемнело. Йозеву показалось, что он вот-вот потеряет сознание от невозможности сделать вдох, а его всё пинали и пихали… Ну, когда же они уймутся?! Хватит! Или правда решили…до конца? — Прекратить! — Прозвучало откуда-то из сумерек командным тоном. Череда ударов резко прервалась. Зепп с трудом разогнулся, слизнул с губ кровяные капли и нерешительно поднял голову, пытаясь разглядеть говорящего. Толком ничего в темноте не увидел: понял только, что к нему быстро приближается кто-то худой и довольно высокий, хоть и пониже Олафа. — Сейчас же. Что здесь происходит? — Господин вице-адмирал! Доброго вечера, а мы тут конокрада бьём, — Хозяин двора резко сменил тон на уважительно-дружелюбный и развёл руками, так и не бросив кошкину поварёшку. Вот сейчас бы убежать, пока этот отвлёкся, а тот не подошёл! Йозев дёрнулся встать, но не смог наступить на пострадавшую ногу и неуклюже грохнулся обратно. — Лучшую лошадь чуть не увёл, зараза, хорошо, в окно кто-то вовремя глянул! Ну, мы эту гадину и отходили по бокам… — М-да? — Худой молча подошёл ближе, а за его плечом появился и заговорил кто-то ещё. Теперь их обоих можно было рассмотреть получше: первый явно смахивал на кэналлийца — волосы чёрные, а морда хищная, как у ястреба — второй же оказался светловолосым, и всё же Йозев мог бы поклясться, что он по меньшей мере наполовину марикьяре. Оба были в куртках. Как же холодно… — А не врёте? — Как можно?! — «Поварёшник» чуть из штанов не выпрыгнул. — Мы ж его на месте застукали! Пытался на Маргаритку влезть, да она вырвалась. Вон, стоит у забора. — Слышь, Хулио, — Светловолосый с минуту рассматривал Зеппа, а затем обратился к кэналлийцу. — Я вроде ему верю, но что-то тут не то. В Хексберг конокрадов сто лет не было, а если уж так пригорело, чего он ночи не подождал? Полез сейчас, когда вокруг тьма народу. Спешил, что ли? — Может, и спешил. — Протянул «ястреб» и сверкнул глазами на Йозева. — Вы. Объяснитесь! — Врёт! — Аж поперхнулся хозяин, когда Зепп, как и задумывал, закрыл ладонями поочерёдно рот и уши, а затем через боль пожал плечами, словно извиняясь. — Я когда издалека выскочил, он задёргался сразу. Если б Маргаритка не сбежала, точно удрал бы. И когда били, кричал. Создателем клянусь, притворяется, гад! — И всё же я проверю. — Кэналлиец — видимо, Хулио, — подошёл ближе и посмотрел на Йозева жутковатым взглядом сверху вниз, а потом зашёл ему за спину. Зепп втянул голову в плечи, не зная, чего ожидать. Неужели решил присоединиться?! Нет, стоит, молчит, не трогает. Лейтенант слегка расслабился, и вдруг прямо у него над ухом раздался громкий хлопок, заставив подпрыгнуть на месте. Сзади довольно хмыкнули. Проверка! Создатель, фрошер что-то заподозрил и решил проверить, действительно ли перед ним глухой. Это была проверка, а он её не прошёл, причём по глупости… — Наглядненько, — Усмехнулся блондин, скрестив руки на груди. Он явно обращался к Йозеву, только тот не понимал ни слова. — Ну и на кой было притворяться? Всё равно ж посадят. — Погоди, Липпе. — Хулио снова оказался рядом с приятелем. — Зачем он притворялся — вопрос хороший, но я попробую тебе на него ответить сам. Для начала, с какой целью человек в принципе может прикидываться глухонемым? — Ну-у… — Протянул… Липпе? Филипп, видимо. — Вероятно, не хочет ни с кем общаться. Что-то важное так не скроешь, кому надо, тот просто попросит отчитаться письменно. Зато случайные приставалы отлепятся на раз-два. — Верно. — Кэналлиец кивнул. — Но сейчас речь не идёт о «хочу» или «не хочу». Его избивали, я это остановил и задал простой вопрос. Так почему он не ответил, не попытался спрятаться за нас с тобой, как-нибудь объясниться, пока все замерли? Лично меня подобное наводит на размышления. — Меня тоже, — Блондин-марикьяре почесал затылок. Повисла пауза. — Нет, всё равно ничего не понимаю. Какой смысл продолжать выделываться, если тебя уже раскрыли? Не хочешь говорить правду, ну отбрехайся, хоть попробуй. Он же должен осознавать, что накажут его одинаково, что больного, что здорового. Хуже в любом случае не будет, вдруг бы мы поверили и отпустили? — А вот здесь начинается самое интересное, — Хулио слегка улыбнулся. До чего жутко выглядит! С такой улыбкой только нож в горло вгонять… — Судя по всему, он верит, что как раз-таки будет. Что молчание в его положении — лучший выход. Он дал ему объяснение, медицинское обоснование, видимо, надеясь, что мы за сим удовлетворимся и отстанем. Он продолжает придерживаться этого обоснования даже теперь, очевидно, всё ещё считая, что если заговорит — только осложнит своё положение. Независимо от подбора слов. — То есть… — Филипп пошевелил губами, будто что-то прокручивая в голове. — Имеешь в виду, у него что-то с голосом? Что-то приметное, заикание или иностранный акцент? — Думаю, второе, но не только. Ты обратил внимание, что он представился именно глухонемым, а не просто немым? Мне кажется, тут разница в том, что покажись он просто неговорящим, от него могли ждать как минимум кивка головой или жеста, но ему и этого показалось много. Скорее всего, он не просто плохо говорит на талиг, а вообще его не понимает, потому постарался, как умеет, отбить интерес к себе. Мол, что с убогого возьмёшь, воришка и воришка. Мы перестанем задавать вопросы, а значит, не поймём, что он нас не понимает. Тавтология… — Да кошки с ней, — Филипп махнул рукой, зевнул и отбросил назад волосы. Если б не марикьярская рожа, вполне сошёл бы за Леворукого…в темноте и сослепу. — Так-то складно, только…ну, иностранец, ну и что? Ясно, что не шпион, раз языка местного не знает. Чего скрываться-то? Даже если парень дрикс, перемирие не вчера подписано, никто его тут на ровном месте не пристрелит. И как он вообще оказался в городе, если чужих судов больше недели не заходило, посуху приехал? Тогда где лошадь? Каррьяра, вопросы множатся и множатся, а я уже слегка замёрз. — Думаю, его ограбили, — Хулио замолчал, будто обдумывая следующую фразу. — Это объяснило бы всё. И куда делась собственная лошадь, и почему пришлось воровать другую, хотя куда как проще банально купить, и почему он разгуливает в такую погоду в одной лёгкой рубашке. — Всё, да не всё, — Филипп развёл руками не то непонимающе, не то возмущённо. — Главный вопрос так и висит: зачем он вообще сюда ехал и почему выделывается? — А вот тут я, признаться, в растерянности. Но надеюсь услышать объяснения. — Хулио сделал шаг к всё ещё полулежащему на земле Зеппу, присел перед ним, внимательно вгляделся и вдруг заговорил. На дриксен! — Что вы тут делаете? — Я… — Начал от неожиданности Йозев и осекся, не представляя, что теперь делать. Они поняли, поняли, кто он! Его окружили, ему не убежать, потому что нога ужасно болит от каждого движения, и уж тем более не отбиться. Вот и конец. — Я… — Надо же, — Бросил Хулио на талиг, усмехнувшись. — С первого раза угадал. Что ж, значит, на ардорском можно не дублировать. — И снова на дриксен: — Я жду ответа. Кто вы и что здесь потеряли? — Я… — Зепп закашлялся и вдруг почувствовал, как страх быстро сменяется злостью. Он ужасно замёрз, безумно хотел есть, у него болела нога, спина, рёбра и шишка на лбу, переносица распухла, на губах запеклась кровь, но он успел опомниться после первого шока и не собирался позориться перед фрошерами. Они уже поняли, что перед ними дриксенец, читай — кровный враг, поняли и не отпустят, а самому не вырваться, только это не значит, что можно трусить и лебезить. Или отчитываться, будто перед родным начальством. — Что я здесь «потерял», не ваше лягушачье дело. — А вот имя и звание можно и назвать, пусть застрянет в памяти и снится потом по ночам. — Я — лейтенант Йозев Канмахер, артиллерист верхней палубы славной «Ноордкроне», временно замещающий адъютанта адмирала цур зее Олафа Кальдмеера и верный подданный его величества Готфрида! Я живу и умру ради величия кесарии! Хексберг ваш мы вчера не взяли, ну так не радуйтесь: возьмём завтра, и никакой Альмейда вас не спасёт, потому что… Потому что Дриксен верит своим морякам! — Оч-чень интересно. — Ровным тоном заключил Хулио на талиг после долгой паузы. Затем, пока запыхавшийся и наглотавшийся холодного воздуха Зепп пытался отдышаться, он выпрямился, отцепил кошель с пояса, отсчитал какую-то сумму и передал монеты хозяину, всё ещё с не отягощённым интеллектом выражением лица толкущемуся рядом. — Значит, так. Считайте, что вашего вора я у вас выкупил, тем более, что ничего украсть он не успел. О том, что он вообще существовал, молчите: когда вернётесь внутрь, скажете, что приняли за конокрада обычного слугу или кого угодно ещё. Здесь мы с капитаном Аларконом сами разберёмся. — Ты что-нибудь понял? — Почесал в затылке Филипп, когда троица, поделив награду, раскланялась и утопала наконец куда-то в темноту. — Что он несёт? Какой Готфрид, какая «Ноордкроне»? Он пьяный, что ли? Или того… дурачок? — Я бы сказал, ни то, ни другое. — Уверенно произнёс Хулио, испытующе глядя Йозеву прямо в лицо. Глаза у него были тёмные, страшные, как речные омуты. Не отползать! Вести себя достойно! Очнись, Зепп, он просто смотрит! — Теперь я окончательно уверен, что на него напали, а походя, видимо, дали по голове. Итог — потеря памяти аж с момента битвы. Заметил фразу «Мы Хексберг вчера не взяли»? — Получается, он служил тогда на «Ноордкроне»? — Филипп рукой обхватил подбородок и сделался задумчивым. — А оттуда разве были выжившие кроме Фельсенбурга с Кальдмеером? — Теперь уже не скажу, — Кэналлиец пожал плечами. — Но почему бы и нет? Джильди набрал полные трюмы, явно не с одного линеала, вполне мог кто-то и с флагмана попасть. Дальше — обмен, возвращение на родину… Тогда как раз всё становится понятно. Он направлялся в Хексберг, скорее всего, по вполне нормальной причине, к примеру, с целью посетить место упокоения товарищей. По дороге попался каким-то выродкам, хотя вообще-то в наших окрестностях ничего подобного давно не видели, получил по макушке и, очнувшись, перепутал даты. Погодные условия вполне похожи. Вот и причина, по которой он побоялся выдать своё происхождение: я бы на предполагаемой вражеской территории тоже старался не светиться, особенно являясь объектом кровной мести. Очевидно, дальше он решил из двух рисков — добыть лошадь в городе или шлёпать до границы пешком по незнакомой местности — выбрать первый, но не преуспел. — Да-а, дела, — Филипп подошёл ближе и встал справа от Йозева, которому было всё тяжелее сдержать себя и не трястись от холода слишком сильно. К горлу то и дело подступал кашель. Если б хоть понимать, о чём эти двое толкуют! — Ладно, допустим, так и есть, ничего умнее мне всё равно на ум не приходит. Ну и что теперь с ним делать? Оставить тут и уйти? Так он что угодно может натворить. И замёрзнет за ночь… — Да, так парня бросать нельзя, — Кивнул Хулио. — Нужно показать врачу и до утра подержать под присмотром кого-нибудь из наших, а завтра посмотрим по состоянию. Я бы предпочёл выставить его на родину как можно скорее, но если есть серьёзные травмы…сам понимаешь. Придётся потерпеть. — Паршиво, — Скривился марикьяре. — И кому конкретно думаешь поручить сие счастье? — Вальдесу. — Ответил Хулио, и Йозев внутренне сжался. Произнесённое слово — нет, не слово, фамилию — он легко смог распознать в чужой речи. Его отдадут Бешеному?! Чуть унявшийся страх снова всколыхнулся удушливой волной. — Альмиранте только к Ветрам вернётся, да и я с трудом представляю, чтобы он возился с чужаком. Тащить гуся под собственную крышу выше моих сил. А у Ротгера особых дел нет, к тому же можно быть уверенным, что он к такому «гостю» отнесётся с пониманием и не даст ничего натворить. — Будем надеяться, — Произнес Филипп будто бы с сомнением. — А то как бы не вышло, как с Кальдмеером… — С Кальдмеером другая проблема была, — Отмахнулся Хулио. — Он себя угробил, а не кого-нибудь. Запутался в собственной порядочности. Но он был адмиралом и вцепился в свою ответственность, в приказ, а что может вменить себе обычный лейтенант? Мне скорее другое непонятно. Как его Фридрих с Бермессером прохлопали? Человек, думающий, что попал в руки к врагам, и толкающий такую речь, вряд ли станет лжесвидетелем или будет отсиживаться, пока всё решается без него. Очень странно, что он пережил суд. — Кто его знает, как оно там получилось, — Марикьяре почесал подбородок. — Может, уроды замотались и протупили, может, помог кто. Вряд ли мы сейчас в этом сходу разберёмся. Но, возвращаясь к началу — я так понимаю, ты не считаешь, что история может повториться? — Гарантировать я, разумеется, не могу ничего, но ты сам прикинь шансы. На то, что у абсолютно случайного дрикса есть какая-то другая причина закончить свою жизнь так же, в том же месте, именно сейчас… — Хулио скривился, будто тема обсуждения была ему не очень-то приятна. — Совпадение случаются всякие, но заранее и без реальных аргументов я предпочитаю в них не верить. Да и этот… Канмахер не похож на того, кого надо спасать от самого себя, а с остальным Вальдес управится: накормит, вылечит. Будет настроение — ещё и проинформирует. Или хочешь сам заняться? — Не-не-не, — Филипп активно замотал руками и головой, явно от чего-то открещиваясь. — У меня полон дом родни, куда ещё и гусёнка? На подоконнике, что ли, ему стелить? К Вальдесу так к Вальдесу, только давай уже побыстрее. Холод в этом году какой-то кошачий, я даже в куртке уже замерзаю, а он, бедолага, в одной рубашке. — Тогда берём, — Йозева дёрнули за левую руку, перебросили её через плечо и подняли его с земли. — С другой стороны держи. Вдруг споткнусь, уже совсем стемнело.       Они шли очень долго, будто заново пересекая весь город: точнее, шли фрошеры, а Зепп бестолковой колбасой болтался между ними, пытаясь кое-как прыгать на одной ноге. На них никто не заглядывался, вероятно, принимая за простую подвыпившую компанию, а может, просто не могли разглядеть, так как вокруг совсем стемнело. Навалилась усталость. И всё-таки, что теперь? Сразу его не убили, решили куда-то оттащить, долго совещались, значит, скорее всего, берут в плен. Это вроде бы не так страшно: когда боль пройдёт, можно попробовать сбежать, а не получится — всё равно рано или поздно обменяют, куда денутся. Фрошеры-то, конечно, гады, но ведь не звери, нужно же им возвращать своих. Осознав, что смерть уже второй раз откладывается, Йозев немного успокоился, покорно вися на чужих плечах и стараясь если не помогать себя нести, то хотя бы не тормозить. Пару раз он задел дорожные камни повреждённой ногой и тихо пискнул, но его то ли не услышали, то ли явили зачатки совести и не обратили внимания. В конце концов они остановились у ограды какого-то дома, на первый взгляд мало чем отличавшегося от соседних — два этажа, небольшой сад, среди которого торчало высоченное, поломанное, видимо, бурей дерево, освещённое подвешенной лампой крыльцо. Ни богато, ни бедно: похоже, деньги у хозяина водятся, но выделываться почём зря он не любит. Только кто он, этот хозяин? Бешеный? Или провожатые передумали? Вообще-то странно, что его повели не в тюрьму, но кто ж знает, как у них здесь заведено… Хулио толкнул калитку, оказавшуюся незапертой, оставил Зеппа висеть на Филиппе, жестом велев обоим стоять на месте, и пошёл стучать. — Кого несёт во тьме глухой? — Раздался весёлый голос, а затем дверь распахнулась, и на пороге возник человек. Издалека мало что виднелось, рыжеватый свет выхватывал только чёрные волосы, белую рубаху и кисть руки, на одном из пальцев которой что-то поблёскивало. Альмейда был огромный, выше Олафа, а этот вполне обычный… Значит, всё-таки Вальдес? Похоже на то. Йозев шмыгнул носом и поёжился, чувствуя, что промёрз, кажется, до самых косточек и согласен уже даже на Бешеного, лишь бы согреться. В очередной раз сотрясшись в приступе кашля, он чуть было не спросил у Филиппа, когда же их наконец пустят в дом, но вовремя ухватил себя за язык. Не позориться! Стоять, моргать и являть стойкость, положенную истинному моряку кесарии! Но всё-таки о чём Хулио так долго говорит? Пересказывает, что к чему? Шварцготвотрум, а внутри нельзя объясниться?! Ещё и есть так хочется… Живот громко заурчал, Зепп ужасно застеснялся и прикрыл его рукой, но опоздал — Филипп покосился на него и усмехнулся, почему-то совершенно беззлобно. Чтобы отвлечься, лейтенант попытался сосредоточиться на доносящемся диалоге, но ожидаемо ничего не понял. Знакомые слова мелькали то и дело: он довольно чётко разобрал «Кальдмеер», «Готфрид», пару названий и под конец собственное имя и фамилию, после произнесения которых Бешеный почему-то изумлённо присвистнул. Кэналлиец что-то спросил, ему в ответ только отмахнулись…— Ладно, давайте сюда ваше чудо, будем располагать. В этом доме гостям не отказывают! — Да забирай, — Рассмеялся Филипп: слева вновь пристроился вернувшийся Хулио. Вдвоём они протащили Йозева мимо держащего дверь хозяина и занесли в небольшую прихожую, где лейтенант чуть не застонал от окутавшего его тепла. Лицо и кисти защипало, даже закололо, но всё равно это было здорово! А ведь собирался, если б не поймали, в одной рубашке всю ночь скакать… Интересно, он бы вообще до Дриксен добрался или замёрз по дороге? В любом случае, теперь этого уже никак не узнать. — Здесь его посадить или сразу наверх? — Давай туда для начала, — Вальдес показал рукой на какую-то дверь. — Его всего трясёт, пусть посидит у камина. Потом сгоняй за врачом, только не абы каким, а тем, который… — Который в прошлый раз помог, — Кивнул Филипп, когда Бешеный запнулся и изобразил пальцами нечто неопределённое. — Понял, пригоню. Хулио, ты, может, домой? Мы тут вдвоём разберёмся. — Минут через пять пойду. — Пригладив рукой тёмные волосы и с непонятной эмоцией покосившись на отвернувшегося вице-адмирала, отозвался кэналлиец. Он казался настороженным, однако честно помог втащить Зеппа в комнату, на которую было указано, и пристроить в мягкое синее кресло. Совсем рядом, потрескивая, горел в тумане огонь: лейтенант, воровато оглядевшись, протянул к нему руки, разгоняя жар по закоченевшим пальцам. Разговор за спиной перебился удаляющимися шагами и хлопком закрывшейся двери. — Ну, и какую великую тайну ты хотел мне сообщить? — Вальдес. В голосе опять смех. Он что, всегда такой? — Аж подождал, пока Липпе смоется. Давай, вещай, я внимаю! — Буду краток. — Хулио прошёл ко второму креслу и не сел — скорее, гордо опустился. Йозев никогда в жизни не видел Кэналлийского Ворона, но представлял его себе примерно так. — Станет трудно, говори. В Хексберг найдётся, куда приткнуть одного человека, даже с учётом всех сложностей. Не знаю, кто мог бы справиться лучше тебя, но если вдруг… — Закатные твари, — Бешеный фыркнул. — Ну ты-то не делай из меня нежную эреа. Я пока ещё в состоянии наблюдать в своём доме дрикса и не сходить от этого с ума. — Знаю, — Хулио заложил ногу за ногу и постучал длинными изящными пальцами по подлокотнику. — Но я подумал, что ты, возможно, будешь опасаться…аналогичного исхода. С людьми порой такое случается. — Не со мной, — Фрошер чем-то противно звякнул. Интересно, чем он там занят. — Мне хватает мозгов понять, что один дурак — ещё не всё человечество и даже не вся кесария. Впрочем, Эсператию я этому… Йозеву от греха подальше вручать не стану, кто их, гусеватых, знает. — Не вручай, — Кэналлиец бросил в сторону собеседника нечитаемый взгляд, встал, пересёк комнату и обернулся уже у выхода. — Спокойной ночи. — Осторожней на крыльце. — Вальдес хмыкнул вслед уходящему приятелю, закрыл за ним дверь, а затем развернулся, сложил руки на груди и замолк, подпирая стенку. На Зеппа он не глядел, опустив лицо, поверх которого упали чёрные пряди, и, казалось, провалившись куда-то глубоко в свои мысли. Ну и пожалуйста.       Красно-оранжевые огненные блики плясали по рукам, наверное, целый час. Йозев уверенно ожидал, что Бешеный вот-вот начнёт о чём-нибудь расспрашивать, но тот молча пялился в ковёр, видимо, узрев там тайну мироздания. Наконец раздался стук в дверь, фрошер отмер, хлопнул глазами и пошёл открывать — Зепп слышал скрип, стук обуви по полу и короткий разговор, но ничего не видел. Один из голосов уже знакомый, это светловолосый марикьяре Филипп, а вот кого он привёл? Не Альмейду ли? Впрочем, загадка быстро разрешилась: гость вошёл в комнату и оказался, судя по одежде, доктором. Светлыми редкими волосами и обветренными грубыми скулами он подозрительно походил на бергера, но вряд ли на самом деле таковым являлся. Бергер ни за что не согласился бы лечить подданного кесарии, да и не бергер вообще-то тоже! Как это странно… То марикьяре решают убивать вообще всех, даже тех, кого по-хорошему в плен надо брать и информацию выведывать, а то простого лейтенанта тащат в дом к целому вице-адмиралу и лечат. Вальдес что-то спросил, получил ответ, кивнул головой и пропал, Филипп так и стоял в проходе, врач подошёл ближе. — Здравствуйте, — Сказал он на неидеальном, но понятном дриксен. — Я мэтр Холтофф. Вы позволите вас осмотреть? — Ась? — Йозев глупейшим образом завис. — Я…но ведь я же пленный! То есть да, конечно, позволю, но… — Вот и хорошо. — Припечатал мэтр, обрывая поток возражений, а затем присел на корточки и поставил рядом сумку. — Какая нога у вас болит? Правая? — Да, — Ну и ладно, ну и крабья тёща с ними со всеми. Раз уж господа фрошеры с какого-то перепугу решили побыть добрыми, надо пользоваться, а не делать круглые глаза. Вдруг передумают! — Только если ею не двигать, всё почти в порядке. А вот встать никак… Ай! — Придётся вас помучить, уж простите. — Доктор безжалостно стянул с Зеппа сапог, игнорируя сдавленные писки, и принялся изучать место травмы. Некоторое время он просто смотрел, взяв свечу, чтобы лучше видеть, а затем поднёс руку и нажал пальцами над костяшкой. Несильно, но боль ошпарила, будто пролитый кипяток. Лейтенант взвыл и дёрнулся, пытаясь вырваться, однако был удержан крепким, явно отработанным захватом. Что ж там такое, неужели перелом?! Йозев осторожно, стараясь не сильно тревожить ноющую спину, наклонился и поражённо присвистнул: зрелище оказалось жутким. Лодыжка ужасно распухла и потемнела от огромного синяка. Похоже, ходить он сможет явно не завтра… — Ну, чего нашли? — Поинтересовался вернувшийся Вальдес. Доктор обернулся, поднялся и заговорил на талиг. — Господин вице-адмирал, я диагностирую сильное растяжение. Ногу необходимо обработать специальной мазью, она у меня есть, и зафиксировать, а пациенту обеспечить покой. Ходить без опоры он сможет не очень скоро, в лучшем случае через пару недель, полное же выздоровление я предполагаю к середине Ветров. До этого момента лучше не садиться в седло и избегать долгих прогулок, даже когда боль и опухоль пройдут. Есть внутренние процессы, которые не менее важны, и лучше им не мешать. Я буду приходить, проверять его состояние и при необходимости поправлять повязку, но в какой час — не могу сказать точно, тут как получится. Предупредите слуг, чтобы пускали в ваше отсутствие. — Хорошо, — Кивнул Филипп. — С этим разобрались. Голову ему посмотрите? Должно быть что-то серьёзное, раз отшибло память за два с лихом года. — Да, просто так подобное не происходит. — Мэтр попросил Йозева развернуться боком и запустил руки ему в волосы, больно прижав пару прядок. Пищать от такого было не только глупо, но и просто стыдно, и лейтенант молчал, чувствуя, как череп тщательно прощупывают от затылка до лба, отдельное внимание уделяя набитой ещё днём шишке. Когда чужие пальцы прошлись по ушибленному злосчастной поварёшкой виску, Зепп не сдержался и поморщился, но на вопрос, не больно ли ему, честно ответил, что не очень. Доктор, кажется, не слишком поверил и ещё некоторое время шерудил по тому же месту, очень близко поднеся свечу. Что он там хочет узреть? Как бы не поджёг, зараза! — Я в замешательстве, — Сказал мэтр, наконец убрав опасный огонёк подальше и развернувшись к Бешеному. — У пациента всего две заметные шишки, на лбу и на виске, но ни одна из них не похожа на отпечаток травмы, которую можно счесть достаточно тяжёлой, чтобы вызвать потерю памяти. Не оставить следов вообще такой удар совершенно точно не мог, но я проводил осмотр очень тщательно и не обнаружил больше ничего, к тому же налицо отсутствие других симптомов, которые указывали бы на сильное повреждение. Если не подвергать сомнению честность этого человека, то я могу предположить разве что наличие сильного душевного потрясения. Возможно, он действительно приехал посетить место, где погибли его товарищи, и… Скажем так, слишком сильно расстроился. Явление достаточно редкое, но иногда имеющее место. — Отголоски войны, что поделать, — Пожал плечами Вальдес вроде бы без особого интереса и перешёл на дриксен. — Снимайте рубашку. Поглядим, сколь самозабвенно вас метелили.       Зепп смущённо чихнул, но послушался. Мэтр начал с осмотра живота и рёбер, которые тщательно простучал, постоянно спрашивая, не трудно ли господину дышать и не очень ли ему больно. Больно было, но не так, чтоб тянуло завыть, о чём Йозев прямо и заявил. Холтофф кивнул, задал ещё несколько вопросов и занялся спиной, которую ломило сильнее всего. Послышалось огорчённое цоканье. Похоже, там что-то пакостное… Во всяком случае, когда рука надавила на позвоночник чуть ниже лопаток, пришлось сжать губы и запрокинуть голову, чтобы не вскрикнуть. Доктор похлопал лейтенанта по здоровому плечу и сообщил, что закончил, попросив пока не одеваться. — Переломов и разрывов органов у него нет, можете быть уверены, — Сказал он фрошерам, которые всё это время внимательно наблюдали за происходящим. — Но ушиб на спине достаточно серьёзный. Для более быстрого заживления я и здесь нанесу мазь и сделаю перевязку, чтобы она не стёрлась о постель, но, боюсь, уже завтра начнутся сильные боли. Учитывая, что данный господин считает себя пленником, вряд ли он станет жаловаться, его народ к такому не склонен… По большей части. Поэтому я убедительно прошу вас, вице-адмирал, проявить должную наблюдательность. — Можете не беспокоиться, — Филипп засмеялся и явно отработанным жестом шлёпнул Бешеного по плечу. — Бергер, пусть он и наполовину марикьяре, дрикса всегда переупрямит. Вы закончили? — Полагаю, да, — Доктор нагнулся и подобрал с пола сумку. — Можем переместиться наверх. Только…дело ваше, но лично мне кажется целесообразным сперва привести нашего гостя в порядок и выделить ему новую одежду.       Вальдес кивнул. Филипп что-то сказал доктору, тот вышел, а Зеппу принесли воду в тазу, позволили умыться, оттереть руки от налипшей грязи, и велели стянуть испакощенные со всех сторон штаны. Сидеть при врагах в одних подштанниках, мягко говоря, не хотелось, выданная слугой чистая рубашка — явно с плеча Бешеного — угрожала повиснуть, как сдувшийся парус, но не привередничать же? Здесь тебе не флот, где даже ночную сорочку подгонят точно по фигуре, чтоб не позорил кесарию в любое время суток. Раздеваться и одеваться оказалось тяжело: вытаскивая ногу из штанины, лейтенант всё время тревожил синеющий отёк, да ещё и спина взрывалась болью от каждого движения. Фрошеры, тактично умотавшие в коридор, приказав звать, как закончит, ничего слышать не могли, и потому Йозев себя не сдерживал — шипел, как кошка, и вполголоса бранился теми словами, за которые дед надавал бы ему по губам. Кое-как напялив чужую тряпку, он зевнул и почувствовал, что ужасно устал, целый день мотаясь по городу. Но заснуть бы не смог: слишком сильно, до рези в животе хотелось есть. — Э-эй, — Крикнул он на всякий случай не очень громко. Заглянул Вальдес. — Я всё. — Поздравляю, — В ответ раздался смешок. Бешеный взвалил лейтенанта на плечо, подождал, пока с другой стороны встанет Филипп, а затем они вместе потащили его на второй этаж. Подниматься оказалось тяжело, по пути пришлось остановиться на ступеньках, чтобы отдохнуть, но в итоге Зеппа таки доставили в небольшую и уже, видимо, подготовленную спальню. Обстановка выглядела обычной, почти типовой. По правую руку камин и простая дверь: похоже, в уборную. Напротив входа, перед окном — стол со стулом, слева у стены сундук, какой-то шкаф и расстеленная кровать, на которую и усадили жильца поневоле. Рядом стояла табуретка, на ней — подсвечник, немного разгоняющий темноту.       Филипп помог избавиться от второго сапога — сам Йозев с этим не справился, сдавленно застонав при попытке согнуться. Да ведь только что, когда он переодевался внизу, было не так больно! Если сейчас ещё и рубашку опять снимать заставят… Не заставили: просто подняли подол и придержали на уровне плеч, пока чужие пальцы размазывали по коже что-то холодное, отчего Зепп несколько раз чихнул. В голове нехорошо загудело. Сверху на обработанное место мэтр наложил бинт, под которым сразу же начало немного печь, но это казалось скорее приятным, будто грелку приложили. Потом, когда Филипп второй раз — видимо, теперь уже окончательно — откланялся, бросив на прощание незамысловатое «Не дури!», настала очередь ноги, и вот тут терпеть и не пищать стало действительно трудно. С лодыжкой доктор проделал всё то же, что и со спиной, только перевязку затянул очень туго, стараясь зафиксировать стопу в одном положении. — Найдите пациенту что-то, что сошло бы за костыль. — Сказал Холтофф, закончив. — А насчёт отправки домой — лучше повремените с этим как минимум дня четыре. У него явно начинается простуда. Дорогу он почти наверняка перенесёт, но может заработать осложнения, а зачем они нужны? — Разумеется, ни за какими кошками. Благодарю вас, мэтр, вы нас очень выручили. Доброй ночи! — После взаимных вежливых кивков Вальдес отсчитал доктору оплату и проводил до выхода, после чего вернулся в комнату. Интересно, снова встанет молчаливым столбом, или начнёт-таки допытываться? Зепп рассеянно пялился на горящую свечу и чувствовал, что уже ничего не соображает от голода. Впрочем, даже если бы соображал — офицер «Ноордкроне» не расколется перед фрошером! Который тем временем подошёл, уселся на край постели, закинув ногу на ногу, и скрестил на груди руки. Глаза у него при близком рассмотрении оказались шалые, весёлые, со странными синими искорками. Смотрят, будто испытывают. Вот уж правда, Бешеный! — Ну, вот что, любезный. Давайте-ка договоримся. Я вас кормлю, лечу и, как только сочту возможным, с радостью спроваживаю в родную Дриксен. Вы же взамен не мешаете процессу, а конкретно: не пытаетесь сбежать, напасть на меня, моих гостей или слуг, не объявляете голодовку и не врёте в ответ на вопросы о самочувствии. Планировать диверсии тоже не стоит, костыль я вам найду, но ничего умного в таком состоянии всё равно не устроить. А глупые диверсии позорят честь кесарии, не так ли? — Н-нет. То есть, да, то есть… — Йозев собрался заспорить, но понял, что запутался. Фрошер, стянувший с пальца перстень и принявшийся его подбрасывать, был кругом прав — не можешь сделать пакость приличную, не делай вообще никакой, но вот так с ходу согласиться с врагом не позволяла совесть. И что, собственно, значит «спроваживаю, как только сочту возможным»? Хотя что бы ни значило, ему всё равно сейчас даже на ноги не встать. Так что думать о том, как смыться или под шумок прибить вражеского адмирала, просто бесполезно, хотя последнее вышло б неплохо. Чистое самоубийство, конечно, но сколько от этого выиграет Дриксен! Может, потом, когда станет полегче, попробовать прокрасться в кухню и… Ага, воткнуть нож в спину человеку, принявшему тебя в своём доме и даже пригнавшему врача для оказания помощи. Хуже не придумаешь. Война войной, но понятия-то надо иметь. Значит, к кошкам убийство, а побег… Если не удастся, точно шлёпнут. Риск большой и, учитывая, что Вальдес и так обещает возвращение в кесарию, неоправданный. Стоило б, конечно, усомниться, насколько вообще фрошерскому офицеру в высоком звании можно верить на слово, но голова шла кругом, мысли путались, как перепутанные нитки. Бешеный ждёт ответа немедленно и просит лишь вести себя тихо, речь пока не идёт ни о выдаче секретов, ни о, прости Создатель, сотрудничестве: отказавшись же, можно нарваться на что угодно, вряд ли марикьяре станет держать дома проблемного пленника. Лучше от такого финта ушами не станет точно. Значит, нечего выделываться, в конце концов, всё равно уже позволил как минимум оказать себе помощь. А дальше…дальше будет видно. — Вице-адмирал, я…принимаю ваше предложение. — Надо же, узнали, — Умилился Бешеный. — Или слышали, как меня зовут по имени? — Не слышал, — Буркнул Зепп. Попросить хотя бы кусок хлеба с колбасой тянуло неимоверно. — Просто вас ни с кем не перепутаешь. — И то верно. — Вальдес хмыкнул, поймал перстень и снова уставился. Пристально так, внимательно. Да чего ж тебе надо, гад?! Причём взгляд какой-то непонятный, будто фрошер его…узнал? Да ну, чушь какая. Йозев мог бы поклясться, что столкнулся с чокнутым марикьяре впервые, это Ледяной с ним как-то пересекался, года четыре назад вроде бы. То ли они мимоходом разговаривали, то ли вообще не здоровались — детали из памяти давно выпали, да и не в них суть. Зепп-то там в любом случае не присутствовал, он тогда ещё на Северном флоте служил. А раньше тем более негде было познакомиться: будущий лейтенант до заветных шестнадцати лет подрабатывал, помогал деду, отвечал на редкие письма тёток, дразнил сестру, уклонялся от летящих в него женских штучек и Бешеного с его «Закатной тварью» в глаза не видал. Ну и на кой тогда пялиться? — Ладно. Не ложитесь пока спать, я ещё зайду.       Зайдёт он. Лучше б накормить додумался! Йозев сердито чихнул. В горле нехорошо запершило, гул в голове усилился. Этого ещё не хватало — валяться во фрошерском плену с простудой, шмыгая носом! Позорище. Хотя лучше уж так, чем на дне… Бой был жестоким, противник оказался внезапнее и многочисленнее, так сколько же людей сумели уйти, сколько кораблей? Купцы точно должны были успеть, их ведь первыми пропустили. А вот остальные… Пока он сидит здесь, умело перевязанный, согретый, в чистой одежде и постели, его сослуживцы и друзья, возможно, ранены или вообще погибли. Днём удалось успокоиться от печальных мыслей, сосредоточившись на деле, но теперь отвлечься не на что. Если предположить, как всё случилось, и не врать при этом себе… Ледяной почти наверняка погиб, защищая караван, Шнееталь и другие тоже. Руппи был с Хохвенде, но тот наверняка наладился на «Глаубштерн» к приятелям сразу же, как понял, к чему идёт дело. Друг точно не последовал за ним и не дезертировал. Скорее всего, порадовался, что хотя бы так избавился от нудящего придурка, прыгнул в шлюпку и рванул на несчастную «Ноордкроне». Шварцготвотрум, от неё вообще что-нибудь осталось?! От них всех?! — И снова здравствуйте! — Дверь распахнулась, и в комнату просочился Вальдес. С подносом! Йозев сглотнул. — Было б негостеприимно позволить вам заснуть голодным, а я, верите ли, не хочу портить репутацию радушного хозяина. Ешьте, не бойтесь. — Постойте, — Перед ним стояли две тарелки: с супом, в котором плавали клёцки, и с пирожками, но лейтенант собрал волю в кулак и поднял голову, скрестившись взглядом с фрошером. Голод жжёт изнутри, однако он должен сначала спросить, должен, и всё тут! Чтобы либо выдохнуть, что маловероятно, либо… Либо принять мысль, что очень важных для него людей больше нет. Умом он уже это понял, но сердцем ещё не почувствовал и не почувствует, пока не будет знать точно. — Я…не имею такого права, но всё же прошу вас ответить на мой вопрос. Мне очень нужно знать… Сколько наших кораблей ушло после боя и была ли среди них «Ноордкроне»? — Это целых два вопроса, — Очень медленно произнёс Бешеный после паузы, и голос его прозвучал до странности серьёзно, без даже самого прозрачного следа насмешки. Ого, он и так умеет? Интересно, с чего бы вдруг. Но было в адмиральской заминке что-то ещё, что-то непонятное: Зепп ясно это почувствовал, но не смог определить. — Но я отвечу только на третий, который вы не задали. Олаф Кальдмеер и Руперт фок Фельсенбург пережили битву за Хексберг и на данный момент не содержатся в плену. Об остальном — в лучшем случае завтра. — А фок Шнееталь? — Прошептал Йозев, поднося руки к груди, будто пытаясь удержать выпрыгивающее сердце. — Его зовут Адольф, он шаутбенахт «Ноордкроне»… — Мы знакомы, — Вальдес кивнул, поднимая ладонь, мол, можно не продолжать. — Сталкивались раньше. Но своими глазами я его при Хексберг не видел, ни живого, ни мёртвого. Ну, как, я удовлетворил ваше любопытство? — Спасибо! — С жаром брякнул Зепп прежде, чем успел себя остановить, чувствуя, как от лежащего на сердце камня откалывается здоровенный тяжёлый кусок. Ледяной жив, Руппи тоже, и они возвращаются домой! Насчёт фок Шнееталя неизвестно, но, по крайней мере, тело Бешеному не попалось. Значит, надежда есть. Остальные…хотелось бы, конечно, выяснить про каждого. Про рыжего Зюсса, Бюнца, Ойленбаха, Блаухана, только поздно уже! «Я удовлетворил ваше любопытство?»… Скажешь: «Нет» и начнёшь задавать вопрос за вопросом — выйдет навязчивость и наглость, Вальдес и так не обязан был что-то отвечать, однако ж ответил. Стоит ценить хотя бы это, такая малость в сто, в тысячу раз лучше, чем совсем ничего. Теперь главное, чтобы истерзанная «Ноордкроне» добралась до порта, ну да море не предаст, доведёт! Не сумев подавить улыбку, лейтенант низко опустил голову, чтобы не демонстрировать лишние эмоции врагу, наткнулся взглядом на поднос и с чистой совестью приступил к ужину.       Суп, сваренный во фрошерском Хексберг, внезапно оказался вкусным и остро напомнил о доме. До самого своего замужества еду готовила сестра, выходило у неё без заморочек, но всегда с душой. Йозев, когда ещё не служил на флоте или потом приезжал с севера в отпуск, старался по мере сил помогать и обычно даже неплохо справлялся, но вот именно с клёцками никогда не угадывал. Злополучные квадратики вечно получались слишком толстыми, за что каждый раз приходилось выслушивать три ведра возмущений разной степени занудности. У деда, правда, это дело клеилось ещё хуже, так что он в тестонарезательный процесс почти не совался, предпочитая заниматься тем, к чему лежит душа и руки. Эх, дедулька… Только б ему сдуру не ляпнули, что внук помер! С сыном он не общается, дочери далеко, внучки тоже, как бы от такой новости удар не случился. Шварцготвотрум, не дай святой Адриан! По-хорошему написать бы ему, успокоить, только нужны чернильница с пером, песок, бумага и кто-нибудь, кто позаботится об отправки готового послания. Ну и где сей набор взять? Выпросить у Бешеного? Ага, так он и согласится, а если б даже и возжелал причинить добро, прости Создатель, ближнему — нашли вы, господин лейтенант, моду, всё подряд клянчить у врага Дриксен. Нет уж, придётся выкручиваться самому и потом. Зепп чиркнул ложкой по дну тарелки, опустил глаза и понял, что незаметно подмёл всё до капли: фрошер с понимающей ухмылкой подвинул к нему блюдце с пирожками. — Я только один возьму. — Зачем-то пояснил Йозев, нерешительно протягивая руку. — Да-да, — Вальдес усмехнулся. — Я так и понял. Лопайте давайте, они с мясом.       В итоге Зепп остановился только на четвёртом, чувствуя, что наелся до отвала и готов замурчать, подобно почёсанному за ушком котёнку. Живот стал тяжёлым, как набитая подушка, по всему телу разлилось спокойное тепло, боль почти полностью отступила. Лейтенант оттолкнул от себя тарелку и почувствовал, как глаза стремительно слипаются, а в голову наползает сонный туман, заставляя клевать носом. Ну вот, сейчас он так сидя и уснёт… Зазвенело. Бешеный забрал поднос и вышел, правда, через минуту вернулся — чтобы затушить камин, приставить к изголовью кровати старую, но, похоже, крепкую трость и повесить на неё, достав из шкафа, сложенное одеяло. «Оставлю на всякий случай, — Пояснил он. — Берите, если замёрзнете». Напоследок Вальдес ткнул пальцем в свисающий из стены шнур, велев в случае неприятностей вызывать прислугу, а потом вроде бы пожелал спокойной ночи, только Йозев этого уже не слышал. Как только дверь хлопнула, закрываясь, он откинулся на постель, повернулся набок, зарываясь щекой в белую подушку, и мгновенно уснул.