Они обманули Будду с его Сансарой

      — Холодно, — Лилит покачивается, пока её придерживает Риндо, забавно переставляя ноги.       — Потерпи до дома, — он вздыхает, следя за тем, чтобы Инагава не запуталась в собственных ногах, — немного осталось.       Хайтани говорит это не в первый раз, но Лилит кивает, мол: «я тебе верю».       И правда — через несколько кварталов они доходят до дома Хайтани, вваливаются внутрь и разуваются, пошатываясь. Похоже, Рана ещё нет дома.       Лилит тихо смеётся, когда она в очередной раз задевает Риндо локтем, на что он недовольно пыхтит, но ничего не говорит. Оба проходят в ванную, но тут Инагава вспыхивает, понимая, что одежда плотно прилипла к телу.       — Риндо, выйди! – девушка шипит и обнимает себя за плечи — можно подумать, до этого он ничего не заметил… Конечно, заметил. Но он же не Ран, чтобы отвешивать девчонкам его фирменные сальные комплименты.       Хайтани не понимает, почему его выгоняют, но послушно выходит из ванной, стягивая на ходу мокрые вещи. У себя в комнате он берёт одежду для себя и Лилит. Всё равно другого в доме нет, а в чём-то ходить ей надо, не голышом же.       — Ты всё? — Риндо стучится в дверь, пока та не приоткрывается.       Закутанная в полотенце Инагава беспомощно смотрит на него сквозь щёлку.       — Мне одеться не во что, — она опускает взгляд. Хайтани протягивает ей сменную одежду, и Лилит с благодарностью кивает, захлопывая дверь. Выходит девушка через несколько минут: толстовка Риндо забавно висит на ней и достает до середины бедра, а штаны тащатся за ней по полу.       — Стой, я штанины подверну, — Хайтани присаживается перед Инагавой, едва не заваливаясь в сторону от любезного подарка Шиона — его драгоценного пива — и подворачивает штаны так, чтобы те были чуть выше пола. — Ты чего?       Лилит завороженно смотрит на Риндо, её щёки предательски краснеют, и когда она осознаёт, что засмотрелась, резко поднимает голову и коротко бросает:       — Ничего. Всё нормально.       — Как скажешь, — Риндо собирает с пола мокрые вещи, которые он раньше снял, заходит в ванную и бурчит себе под нос: — Надо стирку запустить.       Пока Хайтани моется в душе, Лилит идёт на кухню и замирает, словно вспоминает: что же она здесь хотела?       Звуки воды стихают. Инагава подходит к окну, задумчиво смотрит сквозь стекло и касается подушечками пальцев своих губ. Не верится? Тепло поцелуя всё ещё словно гудит и жужжит на коже. Необычно? Это был только лишь поцелуй. Ничего кроме. Ничего лишнего. Ничего такого, что она ожидала со страхом и ужасом. Риндо даже не касался её. В отличие от…       Она вздрагивает, когда чувствует, как влажные руки приподнимают края толстовки и ползут вверх по коже.       — Риндо, щекотно, — фырчит Лилит.       Лёгкие прикосновения вмиг становятся более настойчивыми, и вот уже Риндо сжимает пальцами ее бока, носом зарывшись в изгиб шеи, и прижимает к себе. Почему-то не страшно.       — Я устал, — шепчет Хайтани, губами водя по нежной коже. — А ты?       — Тоже, — она накрывает ладони Риндо своими, и даже через ткань они кажутся почти горячими.       Хайтани поднимает взгляд, но смотрит не в окно — смотрит на краснеющую Инагаву, на её отливающие медью волосы, проводит носом по шее и чувствует, как по чужой шее бегут мурашки.       — Согрелась? — тихо, словно боясь спугнуть маленького зверька, спрашивает Риндо.       Лилит медленно кивает, переводит взгляд на него, улыбается, и Риндо улыбается тоже.       Инагава жмурится — Риндо слишком много и слишком мало одновременно, и она не знает, чего бы хотела.       Возможно, просто хотела бы, чтобы этот момент не заканчивался.

***

      Атмосфера — такая тёплая и желанная, что Лилит уверена — это именно то, чего ей не хватало все эти годы. Ей не хватало Риндо: прикосновений, поцелуев, разговоров, просто его присутствия рядом. Она кладёт голову на плечо Хайтани, вслушиваясь в его приятный успокаивающий голос.       Он рассказывал о тех временах в колонии, которые не упоминались в письмах. В частности, это были смешные и глупые моменты, связанные с Шионом или бесконечными драками на кулаках.       — Кстати, Ли, — от выпитого язык немного заплетается, но сейчас Риндо как никогда хотелось прояснить эту ситуацию. — На днях встретил того зализанного ботана, как его там…       — Сэйкетсу?       Из уст Лилит имя звучит ещё более раздражительно, чем обычно. Как маленькая язвочка, что вертится на самом кончике языка и саднит — жить можно, но никак не даёт покоя.       — Угу. Вы все ещё общаетесь? Он говорил о тебе так, будто вы закадычные друзья, — с нескрываемым раздражением подмечает Риндо.       — Гуляем иногда, домой ходим вместе, ну, и в школе общаемся, — Лилит отвечает непринуждённо, и с каждым сказанным словом Риндо захлёстывает новая волна раздражения.       — Он сдружился с моей бабушкой, — усмехнувшись, заметила девушка. — Его брат очень напомнил ей моего дедушку. Она даже передала ему некоторые вещи нашего клана.       За окном уже слышатся звуки первых проезжающих автомобилей, а в гостиной раздаётся тиканье часов. Приглушенное освещение нагоняет сонливость, но это такое до жути приятное чувство.       — Ли, — в полголоса произносит Хайтани.       — Да?       — Расскажи о своей семье.       Лилит приподняла голову и удивленно взглянула на Риндо.       До сих пор они не слишком затрагивали тему прошлого, но у каждого на это были свои причины.       — Самая обычная семья… Что тут говорить. Мама, папа… Старший брат, — слова даются с трудом — не от выпитого, а от пережитого.       — Ты всегда поджимаешь губы, когда речь заходит о брате, — он поворачивается на бок и убирает с её лица непослушную прядку волос, — прямо, как сейчас.       Даже в плохом освещении видно, как импульсивно сжимаются её зрачки, а выпитое, усиливая выброс в кровь кортизола и норадреналина, заставляет слёзы накатываться на глаза.       — Скучаешь по нему? — Риндо ласково вытирает слезинки и приобнимает её за плечо.       — Я его ненавижу, — Лилит выпаливает на одном дыхании, а в зрачках, кажется, словно по спирали загораются язычки пламени. — Всю свою жизнь ненавидела.       Он касается ладони и ещё с минуту держит девушку за руку. Он чувствует, как она дрожит – скорее от леденящей сознание злости, чем от какого-то страха. И хочется спросить, в чём же дело, и не хочется, чтобы Лилит проваливалась в ненависть ещё глубже…       — Я улыбалась, когда он захлебнулся, — зрачки прекращают лихорадочно метаться из стороны в сторону и задерживаются на лице Риндо.       — Если ты хочешь выговориться, я готов тебя выслушать. Возможно, так будет легче, — он старается сохранять спокойствие, и Инагава после его слов задерживает дыхание.       — Он захлебнулся, — выдохнув, шепчет Лилит. — Захлебнулся. Потому что я толкнула его в ванну.       Хайтани молча кивает. Причин осуждать или удивляться у таких, как он, нет.       — Думаю, тому была причина, — он гладит её по щеке тыльной стороной ладони, и девушка прижимается к нему крепче.       — Это был мой предел… — она обессиленно выдыхает и переворачивается на спину, обречённо устремляя взгляд в потолок, словно там невидимый проектор прокручивает фильм из прошлого.       Кормак Джилрой — старший брат Лилит, в прошлом, и первенец их матери от первого брака. Парень, что отказывался воспринимать свою сестру всерьёз. Тот, кто всегда шептал ей, когда заходил в комнату по ночам: «Не рассказывай родителям, ведь это наша маленькая тайна… Наша игра… Наш секрет…»       И сколько бы Лилит не плакала и не умоляла маму хоть что-нибудь сделать… — разве могла мать осудить своего ребенка? Разве могла она усомниться в своем первенце? Разве могла Агна поверить, что её собственный сын на такое способен? «Может, ты что-то перепутала, милая… Такого просто не может быть…» — Агна до последнего отрицала все мольбы дочери, трясясь от страха, что это действительно правда.       Тот вечер, когда родители ушли в театр, а Кормак вломился к сестре в ванную, стал последним. Последним для его чёртовых грязных «секретов». Засос, жадно оставленный на её животе — как заветный сигнал. Говорят, когда страшно, и в крови предельно плещется адреналин, человек способен в разы превзойти свой предел. И Лилит запомнила это на всю жизнь, когда со всей силы толкнула старшего брата в ванну и бросила туда включенный фен.       Это красное пятнышко и слёзы — хоть родители и не знали о том, что слёзы были от долгожданного счастья — доказательство того, что дочь ничего не выдумывала. Доказательство того, что меры нужно было принять еще полгода назад. Агна Инагава — ошеломлённая и опустошённая — сама приняла решение отправить дочь заграницу и взять всю вину на себя. Сама приняла решение наврать полиции и сесть в тюрьму. Ведь в глубине души разбитая горем женщина признавала — она действительно виновата в случившемся.       — Ты всё сделала правильно, — шепчет Риндо и целует девушку в лоб. — Здесь и не было другого варианта, — он прижимает её крепко к себе и гладит по спине ладонью.       «Жаль, что Изане этого не докажешь…»