Кочевник

«И сошлись боги в битве над пустыней, и скрестились небесные мечи, порождая молнии, расплавившие песок. Таурх пронзил грудь Ашера, орошая твердь кровью, но не успел провозгласить победу — получил кинжал в печень. Боги рухнули с небес, покатились по окровавленному песку и кускам фальгара. Солнце равнодушно жгло тела, заставляло трескаться губы, молящие о глотке воды. Ашер дождался заката и пополз на север. Таурх — на юг. Таурха подобрал караван эсантов, перевозящий товар из оазиса в оазис. Ашер дополз до ближайшего источника сам. Боги исцелялись долго — раны от небесного металла не желали зарастать. Следили друг за другом, привыкали к жизни среди эсантов, бережно подсчитывающих каждый глоток воды и радующихся ежегодному дождю». Больше всего злила невозможность изменить прошлое. Тахир тронул пожелтевший от времени лист, подумал: «Лучше бы летопись на этом и обрывалась. Пусть бы убили друг друга, умерли от жажды или ран. Жаль, что караванщики не добили прародителя всех омег, польстившись на небесный меч и кинжал, омытый кровью». — Поторопись. Отец, заглянувший в шатер, смерил Тахира неодобрительным взглядом. Недовольство, отраженное маской напускного равнодушия, развеялось, привычно впиталось в ковры и стены шатра. Не о чем беспокоиться, все закончится сегодня вечером. Жизнь оказалась длинной — почти четверть века. Обычно кочевники убивали альф и омег во младенчестве, очищая клан от проклятого приплода. Тахира оставили в живых по приказу сульхаара. Прорицатель и судья, чьи распоряжения беспрекословно выполнялись кланом, всмотрелся в кричащего новорожденного и изрек: — Его судьба в ладонях Предвечных. Наше дело — помочь ему исполнить долг. Долг изгоя-омеги, жившего в отдельном шатре, был оглашен тем же сульхааром двадцать четыре года спустя. На Тахира возложили почетную миссию самопожертвования. Через два десятилетия на третье в Цитадели Богов проводилось Моление о Горячем Ливне — грандиозный по размаху религиозный праздник, славящий Таурха и заканчивающийся извержением гейзера из Чаши Ашера. Считалось, что омовение в теплой воде способствует зачатию омеги. Женщины-беты осаждали Чашу, надеясь получить божье благословение на рождение ребенка, вели с собой мужей, тащили отпрысков, чтобы изменить их судьбу. Тахиру, воспитанному в клане кочевников, впитавшему ненависть к Таурху и Ашеру с молоком матери, такое желание казалось гнусным извращением: молиться, чтобы бог послал тебе ребенка-урода? Нет-нет-нет... Он закрыл лицо капюшоном бурнуса, выскользнул из своего шатра, добрался до обиталища сульхаара, стараясь не сталкиваться с соплеменниками. Испросил одобрения, вошел и впился взглядом в разложенные по лежанке белые одежды и пояс смертника. — Они не посмеют заступить тебе дорогу, — голос сульхаара был повелительным и вкрадчивым одновременно. — Ты пройдешь сквозь охранные цепи как дромедар по бархану — уверенно, не оступаясь. Твое тело — сосуд, переполненный запечатанной похотью — разлетится на куски, позволяя душе вернуться во тьму, согреваемую дыханием Предвечных. Ты заберешь с собой главарей шайки угнетателей, очистишь Эсант от мерзости, выползшей погреть кости у горячей воды. А потом возродишься в новом теле. Чистом, избавленном от уродства и греховных примет. Это будет награда за выполненный долг. Да пребудут с тобой Предвечные! Тахир опустился на колени, принял благословляющее прикосновение перстов ко лбу. Встал, позволил женам сульхаара снять с себя повседневную одежду, закрепить пояс на бедрах, упрятать под слоями белой ткани. Ему вручили тяжелый головной платок алого цвета, украшенный монетами, бусинами и фальгаровыми подвесками. Тахир повесил его на руку и поклонился. Свадебный дар сульхаара венчал его со смертью, позволял войти в чертоги Предвечных без тяжести греха. Это было неожиданно и щедро. И подпитывало надежды на быстрое возрождение в новом теле. Тахира повели к автомобилю. Незнакомые эсанты, переночевавшие у сульхаара, помогли ему усесться на заднее сиденье, захлопнули дверь, коротко попрощались с кочевниками. Отъезд сопровождали недовольный рев дромедаров, блеянье овец и читаемые по губам проклятья. Тяжелый бурый автомобиль помчался по песку, оставляя позади шатры, отары и взбудораженную стоянку. Тахира спросили, хочет ли он пить, и, после отрицательного жеста, оставили в покое. Ехать в железном коробе на колесах не чувствуя ветра, обжигающего лицо, не сжимая коленями бока дромедара было жутковато. Тахир выбрал наименьшее из зол — закрыл глаза и погрузился в мысли. «Однажды Таурх и Ашер встретились на Поле Ярости — так эсанты назвали пустыню, усеянную фальгаром. Ни на бой, ни на возвращение в чертоги Предвечных не было сил, вот и бродили боги по пескам неприкаянно, ожидая каких-нибудь перемен. Первым заговорил Таурх: предложил отплатить добром спасителям-эсантам, подтолкнуть их к молитвам, поставить алтари, притягивающие дождь, и — заодно — подпитываться чужими чаяниями. Ашер, подумав, согласился». «Настоящими предателями, заслуживающими проклятий, были те, кто склонился к оседлости, — размышлял Тахир. — Именно они — раскинувшие свои шатры вокруг алтарей, возжелавшие ежедневного дождя — подарили богам медленное исцеление и постижение собственной природы. Их молитвами Ашер осознал, что к преследованию его подталкивала не ярость, а гон. А Таурх понял, что сопротивлялся, не желая показаться доступным и слабым». Звук изменился. Тахир приоткрыл один глаз и увидел, что они выехали на асфальтовое шоссе. Желтая разметка слилась в непрерывную полосу. Сердце затрепетало — хотелось побыстрее прибыть к Чаше, исполнить долг, ради которого пришлось влачить жалкое существование в теле, отмеченном печатью мерзости. Кочевники, не смевшие перечить сульхаару, окружили Тахира стеной брезгливости и молчания. Бывало, били — но не до смерти. А когда в возраст вошел, и впервые запятнал ковры смазкой, не притронулись, не пустили по кругу. Только связывали и оставляли переживать течку в отдельном шатре. «И Таурх, и Ашер возлюбили своего первенца-омегу со всем пылом божественных душ. Отмечали годовщины рождения танцами с небесными мечами, призывали грозы, купались в теплом дожде и разветвлениях молний. Молили Предвечных о паре для подрастающего отрока и были услышаны. Глас с небес возвестил, что супругом первенца станет тот, кто будет защищать его до последнего вздоха, не жалея себя. Сын вождя эсантов шагнул к алтарю, принял удар божественной молнии, и необратимо изменился — обрел силу, немногим уступающую Ашеру, выносливость, неутомимость на ложе. Пронесся вздох разочарования — многим хотелось оказаться на его месте. Второй удар молнии удивил не только людей, но и богов. Лучший охотник племени расправил плечи, закричал от радости обретения силы, подставляя лицо каплям дождя. Недоумевающий Таурх поднял голову, спросил: — Зачем? Чтобы столкнуть альф в поединке? — Достаточно было вашей крови, пропитавшей песок, — ворчливо ответил один из Предвечных. — Сделано это не ради схватки. В теле твоего сына сокрыта божественная выносливость. Как ни изменяй эсанта, он никогда не будет равным ему на ложе. Прими как данность то, что рядом с Исмаилом лягут двое — иначе он останется обделенным». Тахир стиснул зубы, подавляя негодующий стон. Эсантов погубила жадность и желание быть равными богам. Как можно было впустить похоть в родной мир из-за лишней пригоршни воды? Променять сухой жар пустыни на вязкое благополучие оазиса? Подменить гнев и ярость боя на горячку совокупления? Во всей этой истории Тахира утешало только то, что среди эсантов нашлись те, кто пытался препятствовать распространению мерзости. Те, кто понимали: Предвечные создавали Эсант по своему образу и подобию. Жизнь без течек и гона — истинный дар богов. Альфы и омеги — наносная гнусность, которую однажды сметет с песков Эсанта ветер перемен. Неожиданно и подло накатила волна томления, сладко заныл низ живота. Тахир прикусил себе язык, смыл слезами предвестие ненавистной жажды тела. Пояс смертника — переплетение пластиковых лент, проводов и зарядов взрывчатки — приятно натирал нежную кожу живота, напоминая о скором избавлении. Машина замедлила ход — дорогу перекрывали полицейские автомобили и бетонные блоки, оставлявшие узкий проезд. Первое препятствие на пути к Цитадели. — Прикрой лицо, — велел один из сопровождающих.