Saint-Martin

      «Доброе утро, львёнок. Я убежала на работу, на завтрак омлет сделай и позвони мне как поешь. Коё.»       Накахара, еле разобрав прочитанное в записке, оставленной матерью на столе, двинулся к холодильнику. Парень протёр глаза и потянулся, попытался вспомнить, что было вчера, однако в голове была лишь непонятная каша из каких-то отрывков и моментов вечера. Разбив два яйца на разогретую ранее сковороду, он выглянул в окно. Покрытые сочной зеленью улицы, уходящие вдаль; людей было мало, и Чуя взглянул на настенные часы. Половина двенадцатого дня. Юноша вздохнул. Минут через пятнадцать, закончив завтрак и убрав посуду, парень набрал матери, как та и просила. — Да, мам, доброе утро, — всё таким же сонным голосом пробубнил Накахара, стоя в ванной и расчесывая волосы одной рукой, другой поддерживая телефон. — Здравствуй, соня. Выспался? Ты пришёл вчера в полночь. — Ага… Что? — Вдруг, резко подняв взгляд в зеркало, удивился Накахара.       В ответ женщина лишь хихикнула и добавила: — Ты, львёнок, как я смотрю, хорошо вчера погулял, ещё и с букетом вернулся, — сильнее прежнего захихикала Коё на том конце провода. — Что? — Снова переспросил в недоумении юноша, и глаза словно на лоб полезли. — Какой букет? — Забыл что ли? Я в вазу на кухне поставила. Ты вчера до жути уставший был и сразу спать отправился. — Коё замолчала на пару секунд, ожидая пока Накахара хоть немного придёт в себя и продолжила, — А ещё что-то про Дазая говорил…       На последних словах матери сердце рыжего ушло в пятки, а дыхание оборвалось. — Дазая?.. — Растерянно переспросил он и тут же вспомнил вчерашний вечер. И ресторан, и разговор у подъезда — всё в ярких красках.       Он метнулся на кухню, предварительно поскользнулся, а когда всё же добрался, словно окаменел. И вправду, букет голубеньких цветочков стоял в хрустальной вазе у окна. — Чуя, всё нормально? Ты долго молчишь, — начала переживать Озаки, ожидая хоть каких-нибудь слов со стороны сына. — Да-да, — растерянно ответил рыжий. — Ладно, львёнок, как я вернусь поговорим, у меня работы много. Люблю тебя. — Ага, и я, — всё так же растерянно проговорил Накахара.       Словно пытаясь спрятаться от внешнего мира и всего существующего, Накахара сидел на кровати, обняв колени, и анализировал все произошедшее. «А не было ли это импульсивно? Точно нет. Хочу ли я получать любовь и внимание Дазая? Слишком стыдно признавать, но да. А может мы поспешили? Ох, нет, нет и ещё раз нет, это точно. Что сейчас делает Дазай? Как он проводит свои обычные дни, когда нет работы? Думает ли он обо мне? А может он сейчас где-нибудь ходит? А что, если набрать ему? Нет. Нет, не могу. А нормально ли то, что Дазай был моим преподавателем? Это довольно частое явление, когда у учеников и их учителей появляется симпатия или влюбленность друг к другу, особенно взаимная. Конечно, это не должно считаться нормальным, но ведь если возраст позволяет, можно? Если разница не столь велика?» — Огромное количество нескончаемых вопросов, на которые Накахара не мог найти точный ответ. «А как маме рассказать? Как она отреагирует на то, что её сын «нетрадиционной» ориентации? Дурацкое название».       Чтобы хоть как-то отвлечься от огромного количества вопросов, от которых голова пухнет, Чуя решил взять приставку и коротать время до прихода матери за ней.       Около двух часов парень просидел за игрой, но, видимо, весь день играть было плохой идеей. Ещё весь следующий час Накахара просто лежал на кровати, закинув ноги на стену и убивая время, после попытался полистать книгу, но голова отказывалась воспринимать сюжет. Словно кошка, Чуя зачем-то, и сам не зная ответа на вопрос, пробрался на кухню и остановился рядом с букетом. «Мне подарили букет. Первый раз. Это очень странно и непривычно, но в то же время очень приятно. Подарил не абы-кто, а Дазай. Дазай Осаму признался мне — Чуе Накахаре. Интересно, ведь он сделал это на языке цветов…» — только сейчас юноша понял, что эти маленькие нежные цветочки такого же цвета, как и глаза рыжего. «Он специально взял именно их? Или это было случайным решением?» — снова начал мысленно задаваться вопросами рыжий. Для него это было неким шоком, который не проходил весь день, лишь на минут пятнадцать он мог отвлечься и подумать о чём-то другом, а всё остальное время его мозг занимал Осаму.       Какое-то подобное лихорадке чувство поглотило Накахару и вскоре он решил, что прекрасной идеей был бы сон.       Около семи часов вечера рыжий проснулся от звонка в дверь и, все ещё находясь в полу-сонном состоянии, проковылял к двери. Завидев в глазке фигуру матери, сердце пропустило удар. То ли из-за предстоящего разговора, то ли из-за смешанных чувств. — Привет, львёнок, ну чего так долго? — Женщина выдохнула, зайдя в квартиру и попутно снимая верхнюю одежду.       В ответ Чуя что-то пробормотал, пока Озаки суетилась. Уже из ванной она прокричала что-то об ужине, и рыжий в свою очередь поплёлся на кухню. Вскоре прибежала и сама Коё, и они вместе принялись за готовку, разговаривая при этом о повседневных вещах и бытовой жизни. Женщина расспрашивала как проходит лето, чем в принципе Накахара занимается в свободное время, а тот отвечал и также интересовался её работой и общими планами.       Уже сидя за столом, Чуя поймал на себе взгляд матери. Внимательный, в какой-то мере даже покалывающий и настороженный. — Мам? — Недоумённо произнес юноша, после чего аккуратно отложил столовые приборы и поднял нерешительный взгляд в ответ. — Львёнок, — настороженно, и словно ходя по цирковому канату, начала женщина. Боясь сказать лишнего и испугать парня, она изо всех сил попыталась смягчить тон и слегка улыбнулась.       Рыжий напрягся всем телом, словно его проткнули пиками и ожидал продолжения, предположительно понимая, к чему Озаки это начала. — Я не знаю, как правильно спросить, не пойми неправильно… — в какой-то момент Накахаре показалось, что голос матери дрогнул, а она сама протянула и взяла сына за руку, — В общем… что вчера было?       Пару секунд оба молчали, а после того, как до Накахары дошла суть вопроса матери, он залился алой, словно помидор, краской. — Ну, э-э… — протянул юноша и поёжился, — Я вчера был на свидании.       Выпалил он буквально за секунду и затрясся всем телом, словно бежал вверх по лестнице двадцать этажей без остановки. Смотря в одну точку перед собой, в то время как всё вокруг расплывалось пятнами, юноша уже начал ругать себя за то, что сказал прямо, не придумал отмазку, не ушёл от вопроса. — Всё нормально, — заметив резко ухудшившееся состояние сына, начала Коё и улыбнулась, пытаясь хоть как-то подбодрить, — Так не пойдет. Чуя, львёнок, говори как есть. Всё от начала и до конца. Я ругать не буду.       Озаки прекрасно понимала, что сейчас скажет юноша, но всё же не собиралась тянуть из него клещами, ибо хотела услышать от него самого.       Набравшись сил, Накахара начал: — Я был вчера с Дазаем, — он запнулся, ибо лишь одно предложение высосало из него всю было появившуюся уверенность. — Он водил меня в ресторан. На площади, — отрывистыми предложениями, иногда глотая слова, продолжал парень. — И букет от него. Думаю это и так понятно. — С каждым новым словом настроение ухудшалось, и юноша понимал, что падает всё ниже и ниже. — Потом он проводил до дома и предложил встречаться. Я согласился. — На одном дыхании без каких-либо эмоций выпалил юноша.       Около минуты оба молчали смотря в разные точки, будто пытаясь не сталкиваться взглядами. — Кхм, — начала женщина и облегчённо вздохнула, — Это, конечно, неожиданно, но Дазай сразу показался мне хорошим и вполне приличным человеком.       На этих словах рыжий поднял ошарашенный взгляд на маму, а та продолжила. — Чуя, если ты уверен, то действуй так, как просит твое сердце. Кем бы ни был человек, если ты с ним счастлив, то не слушай ничьё мнение, ибо ты живёшь для себя, а не для «правильного» общества.       После этой небольшой речи матери, глаза парня наполнились восторгом, а некой своей частицей он даже не верил тому, что он сейчас сказала.       Обговаривая некоторые детали и получая наставления от матери, спустя полчаса юноша отправился к себе. Вечер, переходивший в ночь, выдался жаркий и влажный, всё же решив, что это будет правильным решением, рыжий настрочил краткое смс Дазаю о разговоре с матерью и сразу же заснул. День не был тяжёлым, однако вечерний разговор, нервы и беспокойство полностью вымотали, хотя завершение дня было прекрасным.       Она не гордой красотою Прельщает юношей живых, Она не водит за собою Толпу вздыхателей немых. И стан ее не стан богини, И грудь волною не встает, И в ней никто своей святыни, Припав к земле, не признает. Однако все ее движенья, Улыбки, речи и черты Так полны жизни, вдохновенья, Так полны чудной простоты. Но голос в душу проникает, Как вспоминанье лучших дней, И сердце любит и страдает, Почти стыдясь любви своей.