Atacarme

      Высокоторжественный день, наконец, настал. С самого утра в Минас-Тирите звенели медные трубы, возвещая великий праздник. Жители собирались на площади, где служители угощали всех вином и яствами королевской кухни. В вишневом саду ещё с вечера установили каменные очаги, и теперь оттуда доносились божественные ароматы жареного по особому рецепту мяса — быков, косуль и кабанов запекали целыми тушами.       Под окнами дворца грянул хор, прославляющий королевское семейство, победу над тьмой и великий Гондор. На открытый балкон вышел Эльдарион в торжественном снежно-голубом наряде, расшитом жемчугом. Небольшое войско Гондора поздравило принца парадным маршем. К этому моменту уже прибыли все эльфийские родственники. Они собрались в гостиной, подходили, поздравляли такого счастливого сегодня принца, жали руки родителям.       Среди них был и Келебримбор. Владыка Эрегиона держался поодаль — он пока ещё официально не был причислен к родне королей Гондора. Но тёплый свет его карих глаз звёздной метелью кружил голову Эльдариона, унося его прямиком в счастье. Объятие, такое невыносимо короткое, а Эльдарион хотел бы стоять во власти этих рук много дольше. Хотя бы вечность. Горячие ладони сжали его лопатки чуть сильнее, а затем Келебримбор опустил руки.       И церемония потекла дальше, повинуясь приличиям и строгому распорядку: пышный обед среди огромных цветочных корзин, приём посольств остальных дружественных народов Средиземья, вручение подарков.       Наконец, праздненство перешло в сад и приобрело менее официальный вид. С каждым шагом по ровным садовым плиткам сердце Эльдариона билось сильнее, близился самый ответственный и долгожданный момент всей его жизни.       В сопровождении родителей, он завернул на площадку, где собрались абсолютно все высокие гости, многие жители и гости столицы Гондора. Эльдарион волновался так, что забывал дышать. Он беспокойным жестом то и дело дотрагивался до своего прекрасного венца. Это роскошнейшее украшение из пятисот бриллиантов, оправленных в лучи белого и желтого золота, подарили родители — Эльдарион унаследовал в своё совершеннолетие венец самого майа Мелиана, который передавался в семье Арвена от поколения к поколению.       Келебримбор вышел вперёд и встал перед нарядной толпой. Все разом утихли, наверно, он загодя сообщил присутствующим, что собирается произнести речь. А Эльдарион залился смущенным румянцем. Но ослепительную улыбку спрятать так и не смог.       — Я, Келебримбор, лорд Эрегиона, перед лицом духов небесных и земных, перед представителями высших родов народов Средиземья, что зову я в свидетели моего твёрдого слова и намерения, прошу руки прекрасного Эльдариона, сына короля Элессара и Арвена Ундомиэль. И клянусь душой и телом, деяниями и помыслами — служить верно моему истинному. И верно клянусь, что готов жить и умереть во имя него. И да поможет мне Творец.       Эльдарион слушал жаркую клятву, словно в тумане, он не верил, что все это происходит с ним, что ослепительно прекрасный и гордый король Эрегиона обращается именно к нему. Даже когда Келебримбор встал на одно колено и надел на его палец серебрянное кольцо-обещание, принц все ещё не мог осознать, что все это случилось не во сне. Только когда Келебримбор встал рядом, когда оглушительно грянули со всех сторон рукоплескания, а Арвен улыбнулся нежно и смахнул украдкой слезинки, только тогда на юного принца обрушилось неизбежное, поразительное и лишающее разума счастье.       Арагорн не смотрел ни на счастливого сына, ни на будущего зятя. Он видел только Анара. И от его внимательного пожирающего взора не ускользнуло, что в момент, когда Келебримбор объявил своё решительное слово, на светлый лик прекрасного эльфа вдруг наползла тень, словно облако на миг закрыло солнце. Это можно было бы принять даже за ревность, но Анара тут же ласково обнял за плечи Нариэль, и облако истаяло.

***

      Вечером в большом саду на деревьях зажглись не менее пятидесяти тысяч стеклянных фонариков в форме виноградных лоз, сложённых в удивительные фигуры. Картина была совершенно волшебная. Огни отражались в гладких озёрах. Толпа горожан, наводнившая дорожки сада, продолжала ликовать, а высокие гости — поздравлять Эльдариона с днём совершеннолетия и помолвкой. В темноте гремели залпы салюта, который, как и обещал Келебримбор, оказался самым сказочным чудом всего вечера. Брызги огня, сверкающие пионы во все небо, фигуры драконов, древа Валинора, водопады переливающихся ярких звёзд — Эльдарион наблюдал эту красоту, затаив дыхание от восторга, и хлопал в ладоши в искренней ребяческой радости. Ничего подобного он в жизни не видел. Все это великолепие уже нарекли лучшим фейерверком за все столетие.       Праздник, кажется, удался на славу. Эльдарион не мог припомнить, что бы хоть раз видел такой поразительный размах. Удачно совпало буквально все: и очень тёплая, почти летняя погода, и что родственники смогли приехать в полном составе, и что все прошло гладко, спокойно и весело.       Лишь одно не давало принцу окунуться с головой в чудесную атмосферу. Келебримбор был полон достоинства и горделивой красоты. Он весь праздник не отходил от принца и говорил сегодня такие слова, которые ждёт услышать каждый эльфийский омега. Что они истинные, предначертаные друг другу, что их встреча определена самой судьбой, и что он жаждет как можно быстрее назвать его своим супругом.       Но Келебримбор так ни разу и не произнес заветной фразы, что так хотел услышать Эльдарион, как человек. Король Эрегиона ни разу не сказал, что он его любит.       «Ада Арвен все время говорит отцу, что любит его… Хотя, возможно, причина в том, что Арвен изначально избрал себе в спутники человека и просто старается соответствовать человеческим отношениям, да и в жилах самого родителя течёт человеческая кровь. Быть может именно для чистокровных эльфов истинность важнее любви».       На этом принц успокоился и всей душой предался празднику. Но всем известно, что ни одно большое торжество не обходится без хотя бы одного странного или портящего настроение происшествия.       Они сидели на лавке, надёжно скрытые от чужих взоров кроной сумрачных деревьев, и смотрели друг на друга так, что глаза их горели сотнями звёзд. Келебримбор держал в ладонях руки Анара, согревая своим дыханием. А затем он привлёк светловолосого эльфа к себе и заключил порывисто в объятия. Так они замерли на секунду в бархатной тьме, а потом, как очнувшись, отпрянули друг от друга.       Эта картина выбила весь воздух из легких Эльдариона. Он мог бы простить любимого, и, конечно бы, это сделал, если бы у златоволосого эльфа были дни зачатия. Он тревожно еще раз втянул носом воздух, судорожно желая уловить хотя бы лёгкий аромат. Ничего.       Не безумные дни, сводящие с ума альф и омег всего Средиземья, были тому причиной. Они просто любили друг друга.       И в подтверждение этой догадки ветер принёс обрывок разговора, фразу, что сорвалась с губ избранника, которую Эльдарион так хотел сегодня услышать.       «Люблю тебя…»       Такие желанные два слова, но сказанные не ему.       Принц собирался уйти, чтобы обдумать новые обстоятельства наедине с собой, но тут его ладонь заключили в лёгкий уверенный плен чьи-то руки. Он обернулся и увидел светлый плащ Анара, уходящего в сторону дворца, а затем взглянул на Келебримбора.       — Присядем и поговорим, — сказал суженый. Эльдарион, послушный этому приказу, сел на ближайшую скамейку, но что сказать — не знал.       — Ты гневаешься? — голос короля звучал очень мягко и тепло.       — Разве может быть иначе? Ты сказал своему советнику, что любишь его. Я не знаю, что мне делать. Как пережить это, как сказать родственникам, родителям, — слова застревали в горле из-за подступивших слёз, и омега вытаскивал их из себя будто клещами.       — Что ты! Эльдарион! Я действительно люблю Анара. Он мне как брат. И у него есть ментальная связь — Нариэль. Для меня нет никого милее тебя, родной. — Келебримбор провёл пальцами по линии подбородка жениха, едва касаясь кожи, и от этого прикосновения у юного эльфа побежали сладостные мурашки по плечам, спине и ниже, а тело его откликнулось томительной пульсацией.       — Но разве друзей или братьев так крепко обнимают? — прошептал тихо Эльдарион, уже почти веря словам кареглазого эльфа.       — Знаешь, мой ревнивый мышонок… я обнял бы его ещё крепче, если бы мог. Он был печален, и мне хотелось его утешить, — говорил нолдо, привлекая принца в свои объятия.       — Что же расстроило Анара в такой счастливый и светлый день? Все радовались и поздравляли нас. А он — даже не подошёл.       — Не вини его. У него есть на то причины. Он потерял ребёнка сто лет назад, и теперь, глядя на тебя, он представляет, что его неродившийся сын мог бы быть сейчас в таком же возрасте, мог бы также стоять рука об руку со своим истинным в окружении родственников и ронять слёзы счастья… судьба распорядилась иначе.       Эльдариону стало безумно стыдно за свою глупую ревность, и, как омеге, очень жаль бедного прекрасного эльду.       — О, Эру! Какое горе! Это не лечится временем! Несчастный Анар! Тьелпэ, прости мне мои слова!       — Ничего… ведь ты не знал. Пойдём, становиться прохладно.       Ласковые слова, облегчение и жар тела любимого подняли волны дрожи и желания. Эльдарион внезапно почувствовал, что совсем промок, и это при том, что пил с утра специальное зелье.       — Тьелпэ. Я… Кажется, у меня снова… я хочу близости с тобой. И мы уже помолвлены. Быть может мы… — отчаянно спотыкаясь на каждом слове, говорил Эльдарион.       — Я тоже этого желаю, ты представить себе не можешь, как меня сводит с ума твой аромат. Милый, Арвен и так гневается, что мы познали близость без обетов. В прошлый раз нам повезло. Но всегда есть риск. И если ты забеременеешь до брака, Арвен точно убьёт меня. Я бы не хотел расстраивать твоего прелестного атани, тем более когда осталось так мало времени до счастливого мига, когда мы будем принадлежать друг другу всецело и окончательно. Дождёмся свадьбы.

***

      — Я доволен тобой, мельда нья. Эту партию ты разыграл гениально.       Анар покрутил в руках черную ладью, поставившую ему шах и мат. Но поставил фигуру на стол и встал, упоительно зашелестев одеждами. Он приблизился к своему темноволосому эльфу, который, одержав победу в игре, прилёг на ложе. Омега сел к нему на колени.       — Я хочу тебя, — прошептал дрожащим от любви голосом белокурый эльф на ухо своему альфе, обвивая руками его шею.       — Сегодня в награду я желаю только двух даров — видеть свет твоей улыбки и гореть в одном огне с тобой, любовь моя, — альфа сжал его бедра сквозь складки одеяния, сел на ложе и прильнул к его груди, наслаждаясь мягкостью шёлка. — Испокон веков и до их скончания мир не видел любви сильнее моей. Лишь ты один единственный.       Тело темноволосого эльфа сладко потянуло и отяжелело от желания. Он дышал глубоко и иногда пропускал вдох, чтобы насладиться этим ослепительным наслаждением. Кажется только лишь от объятий с обожаемым существом, он получит оргазм, даже не сняв одежд.       На двоих было так мало воздуха. Альфа взахлёб испивал этот драгоценный дар любви, что срывал он с губ Анара. Поцелуи опьяняли. Век назад, или в сегодняшний вечер. Истинного ему всегда было мало.       Анар тоже отдавался волнам предчувствия экстаза. Его сильное, гибкое тело стало вдруг податливым, оно отзывалось на каждое прикосновение такими красивыми движениями. И его тело, и его душа стремились навстречу любимому. Белокурый постанывал, и так сладко, что у альфы пропадала способность мыслить.       Одно желание на двоих, необходимое, как воздух: скинуть тонкие одежды и сейчас же отдаться близости, до дна, без остатка. Белокурый эльда ласкал член альфы, даже через плотность ткани замечая какой он твёрдый, набухший и горячий. Он разом выдохнул весь воздух, освобождая возлюбленного от одежд с взволнованным нетерпением.       Альфа был готов излиться прямо сейчас, так заводил его вид восхитительного Анара, что удобно расположился между его коленями. Тот одной рукой с усилием проводил по стволу органа, второй нежно прикасался к гладкой коже между ног любимого.       Темноволосый вздрогнул, когда припухшие от поцелуя губы плотно охватили его плоть и начали двигаться вниз, надавливая со всех сторон так туго и горячо. Как же хорошо! Он помогал небесному созданию, приподнимая бедра, их усилия встречались, вновь расходились. Омега иногда выпускал почти с сожалением член, чтобы набрать в лёгкие воздуха и вновь с жадностью плотно втянуть нежную кожу в рот. Движения омеги становились резче, а дыхание чаще. От ласк он сам возбудился до предела, судорожно переступал коленями по простыням.       Альфа выждал ещё несколько мгновений, продлевая сладкие муки любимого, и опустил пальцы в его раскрытое, молящее о проникновении тело. Они сливались в обоюдном удовольствии, одновременно увеличивая темп.       Темноволосый вдруг резко отстранил Анара от своего тела, чтобы, придерживая его за талию, привлечь и поднять выше. Омега шумно выдохнул, положил руки на грудь любимого и ожидал, когда он направит естество в его пульсирующее тело. Наконец, брюнет приставил головку к влажному входу и потянул тело истинного вниз. Звуки стали такими развратными и мокрыми. Пламя завихрилось между ними.       Альфа быстро нашел самое приятное место в теле возлюбленного и направил туда свои быстрые и короткие удары. Анар дрожал, на последнем пределе. Альфа улыбнулся довольно и слегка коварно, как улыбается победитель. Ведь все эти восхитительные вздохи и стоны, что дарил ему истинный, — полностью его заслуга.       — Здесь хорошо, да, любимый?       В ответ он слышал протяжный стон, словно красивую ноту. Альфа снова улыбнулся: многие слышали божественные песни Анара, но самые прекрасные звуки — никто и никогда. По-настоящему, истинный пел только для него.       Ощущения стали острыми, омега вскрикнул, прошептал иступленно имя любимого, забываясь. Он весь сжался, внутри все заныло сладкой болью, жаждой принять в себя возлюбленного сильнее. Темноволосый перевернулся и оказался сверху, плотно вжимая возлюбленного в покрывало.       — Мой… — тихо прошептал альфа и поставил аккуратную, почти красивую метку на его плече, словно клеймо создателя на искуснейшем клинке. — Я никому тебя не уступлю. Никогда…       А затем он целовал Анара, стараясь испить, забрать себе даже такую легкую, словно укол тонкой иглы, боль. Омега отзывался на эти слова и прикосновения тихим страстным рычанием. Темноволосый продолжал движения, но нервы его были накалены до предела, он хотел отстраниться, но возлюбленный внахлест скрестил грациозные ступни на его талии.       — Излейся в меня, — просил Анар, прильнув к любимому.       — Опасно, — чуть сбавив темп, отвечал альфа. — Ведь сейчас ты можешь зачать.       — Да… Я хочу ещё раз родить тебе.       И альфа, потеряв голову от слов и ощущений, излился, заполняя любимого полностью. Но даже тогда он не спешил отстраняться, все ещё совершая слабые толчки, стремясь продлить головокружительные мгновения.       — Почему Анар? — спросил вдруг светловолосый, засыпая в объятиях возлюбленного. Тот вопросительно на него взглянул. И Анар пояснил:       — Почему ты решил, что мне подойдёт именно это имя? Разве я похож на солнце?       Альфа сжал теснее руки вокруг бесценного тела, прикрыл в блаженстве очи и произнес:       — Конечно! Ты свет жизни моей, любимый. Своим сиянием ты даришь мне радость и озаряешь все вокруг. И я хочу, чтобы имя это согрело твою душу после всего, что с нами случилось. Чтобы оно стало магическим символом и хранило бы тебя от всех бед.

***

      Утром в коридоре возле покоев Анара эльфы чуть не столкнулись, обменялись поклонами и объятиями.       — У себя ли драгоценный хозяин палат? Не занят ли он в рассветный час? — спросил темноволосый эльда. — Прошу простить меня за столь ранний визит, но мне нужно посоветоваться по поводу оставшегося пороха.       — У себя, думаю, что сейчас вполне свободен, вальда диль нья, — отозвался собеседник.       Нариэль и Келебримбор одарили друг друга таинственными полу-улыбками. Один из них постучался в двери комнат белокурого эльды, другой отправился прочь.