Дорогая моя Николь!

⠀ ⠀ ⠀Меня трудно назвать человеком чести. Меня теперь человеком назвать вообще трудно, ведь в зеркале на меня смотрит нечто антропоморфное, страшное, уставшее. Я много думаю, когда смотрю на своё отражение, и с годами ко мне начинают приходить мысли, что это не я вовсе. Энтузиаст, что грезил о счастливом будущем, остался далеко-далеко, там, декадами ранее. Сам себе яму вырыл, наскрёб колб да реагентов, чтобы в собственном мире жилось комфортно и чтобы было всё необходимое для "полноценности". Как же глупо тогда я мыслил, как же глупо ставил приоритеты и как бессмысленно, необдуманно совершал поступки. ⠀ ⠀ ⠀Да. Человеком чести меня, определённо, не назовёшь. Вот и она таковым меня не считала. И по сей день, наверное, не считает. Сейчас ей уже двадцать два. А я всё ещё помню, как быстро она бегала, когда ей было всего четыре года. ⠀ ⠀ ⠀Человек, имени которого я не помню, однажды сказал мне, что всё появляется в нашей жизни не случайно. Тогда я был ещё относительно молод — по крайней мере, считал себя таковым — горел знаниями, был открыт к исследованиям. Монстр уже зарождался во мне, зрел под сыростью заунских труб и добротно рдел, когда я исполнял очередную прихоть нездорового ума. Жизнь моя была пуста, и ничего в неё "не случайно" не приходило. Лишь подопытные крысы самостоятельно заползали в уготованный мною капкан, пока я предпочитал не замечать того ужаса, который происходит вокруг. Жить было тяжело. Я коротал дни в одиночестве, думая о том, что эксперименты и ежедневное вдыхание химикатов приносят мне удовольствие. Я становился уродом — моральным и физическим — и не было в моей жизни ни одного человека, который попросил бы меня остановиться. Даже чужие крики о помощи не отрезвляли меня, и казалось, что вся моя дальнейшая судьба уже предрешена. ⠀ ⠀ ⠀Жизнь пророчила мне стать чудовищем с морщинистым, страшным лицом и извращённым умом. А Николь протянула к такому чудовищу руки. ⠀ ⠀ ⠀Мы встретились, когда ей было три года. Она задыхалась дешёвыми опиатами и от страха не могла даже плакать. Тогда ещё не знакомая мне девочка с надеждой смотрела на каждую проезжающую мимо машину и горько вздыхала, когда понимала, что спасти её некому. Николь, наверное, и сама не знала, что происходит: её организм был наполнен ядом, но она держалась из последних сил, словно воин, которому ещё нельзя умирать. ⠀ ⠀ ⠀Я сразу запомнил её глаза. Глаза цвета чистого лазурного неба. Такого неба никогда не было над Зауном, поэтому мне пришлось окунуться в свои юношеские воспоминания, когда я был ещё подающим надежды пилтоверцем. ⠀ ⠀ ⠀Впервые в жизни моё сердце пропустило удар, и я почувствовал настоящую жалость к человеку. Взгляд Николь был безжизненным, уставшим и слишком зрелым — будто бы она не понаслышке знала о том, что творится в этом городе. Она доверилась мне слепо, даже не спросив, кто я, и не испугавшись моего вида, что к тому моменту уже начал изрядно подгнивать. Для своего возраста Николь уже прекрасно говорила, поэтому смогла представиться без единой трудности. ⠀ ⠀ ⠀— Меня зовут Николь. А тебя? ⠀ ⠀ ⠀— Меня... — помню, как я тогда растерялся и как мне стало неловко: даже трёхлетняя девочка соображает и разговаривает чётче и быстрее, чем я. — Синджед. Можешь называть меня так. ⠀ ⠀ ⠀— Ты когда-нибудь ел мясо с томатами? ⠀ ⠀ ⠀Удивительно, но мы поели такое мясо в тот же день. Отыскать забегаловку с такой едой навынос оказалось довольно трудно, учитывая ещё и мой внешний вид. Моё логово пришлось Николь по душе, и я надеялся расположить её к себе едой и теплом в надежде услышать, как она совершенно одна оказалась на глухой заунской улице во время рейдов и кромешной темноты. Тогда она не сказала ни слова, но зато очень плотно поела и легла спать в пустой комнате. ⠀ ⠀ ⠀Через несколько месяцев эта комната была полностью переделана под неё. Единственное помещение в моей берлоге, в котором не пахло химикатами и в котором не было ни одного намёка на моё существование. Я будто бы оказывался в другом мире, когда перед сном садился на край её кровати, чтобы почитать вслух что-то незамысловатое. В четыре года она и сама научилась читать, и необходимость в ночных посиделках пропала. ⠀ ⠀ ⠀Николь взрослела быстро, и с каждым годом становилась умнее и ловчее. Удивительным образом я к ней привык, и мне было тяжело находиться одному, когда она гуляла или спала. Она меняла мои представления об этом мире и о жизни в целом, и я часто возвращался мыслями в те времена, когда был совершенно один. Свет в доме горел редко, я много курил и не заботился о том, что меня окружает. С ней же в доме зацвели цветы, стало гораздо свежее, хоть и газ с веществами выветривались не до конца. Николь начали замечать соседи — говорили о том, как мне повезло с такой красавицей-дочкой — а я никого из них к ней не подпускал, потому что в сердце моё начал закрадываться страх. Вмиг мне захотелось, чтобы никто о ней не знал. Чтобы она вновь не оказалась одна на улицах, чтобы не терпела издевательств и не видела, каким ужасным, каким отвратительным может быть внешний мир. ⠀ ⠀ ⠀В городе учащались разбои. Я заставлял Николь сидеть дома и не выходить, и из-за этого она на меня злилась. Могла подолгу сидеть в своей комнате, не говорить мне ни слова, когда я заходил, ела совсем мало, часто куксилась да вслед бросала порой что-то грубое. В воспитании детей я мало что соображал, поэтому предпочитал лишь отмалчиваться, надеясь, что это когда-то закончится. И закончилось. Закончилось вместе со смертью Вандера, с детьми которого во дворе часто возилась моя Николь. После того случая она вообще перестала со мной разговаривать — то ли ей было слишком плохо, то ли она думала, что к этому был причастен я. ⠀ ⠀ ⠀Мне перед ней и по сей день очень стыдно. Она не знала о том, что Вандер долголе время находился в секторе моей лаборатории. Не догадывалась Николь и о том, с каким страшным и могущественным человеком я связался. Мне не хотелось, чтобы она видела эту сторону моей жизни, ведь каждый день я думал о том, что она вырастет и станет похожей на меня. Люди будут смеяться над ней, презирать её, говоря, что она превратилась в точную копию отца. Я хотел, чтобы она росла уже в другом мире. Хотел дать ей хотя бы частичку того, что в мою жизнь принесла она. ⠀ ⠀ ⠀Я впервые понял, что чувствуют родители. Желание оберегать своего ребёнка, быть рядом с ним в любую минуту. Мне хотелось дарить ей весь свет даже тогда, когда она смотрела на меня с ненавистью во взгляде; тогда, когда она швырялась вещами и говорила неприятные вещи. Моё сердце обливалось кровью, когда я слышал, как Николь тихо плакала в своей комнате, и мне хотелось убивать каждого, кто к ней прикоснётся. Она меня совсем не воспринимала, и жить мы стали, как соседи — каждый по своим углам. Николь уже не обращала внимание на редкие подарки, а когда я предложил ей вместе сходить в нашу забегаловку, чтобы хорошо поужинать любимым блюдом, она отказалась. Это был единственный раз, когда Николь нескромно заявила о своей ненависти ко мне и не забыла упомянуть то, что я не являюсь её родным отцом. ⠀ ⠀ ⠀Впервые с того момента мы целостно поговорили, когда ей было шестнадцать. Она плакала, словно в первый раз, била руками по столу, всхлипывала так громко, что мне казалось, будто бы истерику её будет слышно на улице. Тогда я заметил, как же сильно Николь изменилась, как она выросла. На её лице больше не было улыбок, румяные щёки побледнели, она осунулась и скривилась. Руки ослабли, а глаза, которые возвращали меня в лучшие времена, потускнели, и вместо лазурного неба в них виднелась лишь непроглядная мгла. Она прижала меня к своему тонкому, почти не ощутимому телу, и я тоже заплакал — впервые в жизни почувствовал себя беспомощным, неспособным что-то сделать. Моё могущество заканчивалось там, где начиналась её печаль, и я осознал, что я уже не способен изменить её жизнь, ведь начал понимать всё слишком поздно. Николь уже не была маленькой девочкой, которую мне усиленно хотелось защищать, ведь теперь она сама хотела защитить меня. Чтобы мы, в конце концов, не так сильно мучились. ⠀ ⠀ ⠀ — Знаешь...я хочу уехать отсюда, когда получу всё, что мне необходимо. Хочу собрать всё, что я сделала, и уехать в Ноксус. Там принимают всех, вне зависимости от того, как ты выглядишь и что ты делаешь. Главное — быть талантливым. Здесь я не чувствую пользы, а постоянные недовольные взгляды в мою сторону лишь подтверждают это. Не хочу меняться только ради того, чтобы заслужить уважение совета и всяких важных тётенек. Хочу...просто быть собой. Ты ведь понимаешь это, пап? Понимаешь, как никто другой? ⠀ ⠀ ⠀И я действительно понимал, но не мог смириться с тем, что она мне сказала. Я понял, что не знал о ней совершенно ничего: не знал, чем она увлекается, чем дышит, чем живёт. Не знал, как сильно ей нравятся книги по механике и как она ненавидит законы Пилтовера и Зауна. Николь оставалась для меня ребёнком даже тогда, когда смотрела на меня серьёзным, взрослым взглядом. Я вспоминал, как звонко она смеялась, когда мы ходили к реке для того, чтобы пускать бумажные кораблики; как она улыбалась, когда я делал для неё маленькие фигурки из железа — балерин, котят, бабочек; как она плакала, когда смотрела фильмы по старому телевизору и со всей наивностью детской чувствительной души воспринимала каждое событие; как она засыпала в темноте, пока в соседней комнате я пытался делать всё, чтобы однажды она могла дышать свободно. ⠀ ⠀ ⠀Я не мог, не хотел её потерять. Жизнь без Николь теперь представлялась мне лишь размытым чёрным пятном. Тогда я понял слова незнакомца о том, что ничто не появляется в нашей жизни случайно. Николь ворвалась в моё существование яркой вспышкой и открыла мне глаза. Я осознал, что все эти годы мне было, кого оберегать, и ради кого жить на этом свете. Я хотел смахнуть все её проблемы и невзгоды рукой, хотел навсегда стереть её слёзы. Я был готов на всё, лишь бы Николь была жива и здорова. ⠀ ⠀ ⠀Но было уже слишком поздно. ⠀ ⠀ ⠀Она ушла на следующее утро, взяв с собой лишь тонкую холщовую сумку и не оставив послания. В доме после её ухода стало пусто и холодно, и меня охватила паника, когда я понял, что могу больше никогда не увидеть её. За один день я обошёл весь Заун в попытке найти хотя бы нить, по которой смогу отыскать свою Николь, но всё было тщетно: ни один человек ничего о ней не знал, никто её не видел. Дом снова превратился в берлогу, и мне начинало казаться, что рядом со мной всё ещё ходит её бесплотный образ. Ночами я слышал, как она смеётся — в такие часы мне снились самые добрые сны, в которых ей было ещё совсем немного лет. Когда я открывал глаза, я шёл к двери её комнаты, но слышал лишь тишину. Всё было нетронуто: небрежно заправленная кровать, несколько чашек на трубочке, старые грязные игрушки. Всё было по старому — только Николь не было. ⠀ ⠀ ⠀Я не помню, сколько лет прошло, когда до меня дошли вести о ней, а затем приехала и делегация из Ноксуса. Тогда я увидел её лицо среди ноксианских солдат — все они были одинаковые, как на подбор, и только Николь отличалась. С повязкой на глазу, с безжизненно свисающим рукавом дорогой чёрной шинели. Её белокурые волосы струились из-под тёмного картуза. Николь сжимала руку высокого статного мужчины, но лицо её не выражало ничего, кроме равнодушия и апатии. Я так и не узнал, как звали этого человека — полководца Ноксуса, так любовно смотрящего на мою дочь. ⠀ ⠀ ⠀Помню, что тогда я даже прослезился — был слишком пьяный и совсем ничего не соображал. Кое-как подавлял в себе порывы стремглав помчаться к ней, и в один момент подавить не смог — рванул, что было сил, но почти тут же упал, слушая, как надо мной едко посмеиваются мальчишки-зауниты, называя меня убогим сумасшедшим стариком. ⠀ ⠀ ⠀Чуть позднее я решился написать Николь письмо и отправить в письме немного денег, но так и не отправил: выбросил, не дойдя до почты, а деньги потратил на дешёвый горький виски. Таких же писем я написал ещё около двадцати, но не отправил ни одного — то ли думал, что они не дойдут, то ли слишком сильно себя жалел, представляя, с какой ненавистью она будет смотреть на эти конверты. Тогда мне даже, кажется, начало становиться всё равно, а сейчас я чувствую, как кошки бесстыдно на душе скребут. Одно письмо я всё-таки сохранил, а совсем недавно решил перечитать, что писал: ⠀ ⠀ ⠀« Дорогая моя Николь! ⠀ ⠀ ⠀Ты знаешь, что я никогда не был мастером письма, да и выражаться словесно у меня всегда выходило скудно. Тебе-то это всегда хорошо удавалось. Но в последнее время я чувствую, что должен тебе что-то сказать, пусть и до конца я не понимаю, что именно. ⠀ ⠀ ⠀Я боюсь, что мои письма не дойдут к тебе через границу: совсем не разбираюсь в том, какие там у вас законы, но надеюсь, что сейчас ты это читаешь. Я вспоминаю о тебе каждый день. Думаю о том, как мы обходили все интересные места Зауна, когда ты была ещё маленькая. Когда мне плохо и пусто, я всегда о тебе вспоминаю. Иногда мне кажется, что ты ещё тут, рядом. Что даже если ты обижаешься, ты всё равно находишься здесь, и я могу увидеть тебя в любой момент. ⠀ ⠀ ⠀Не могу поверить в то, что тебе уже двадцать один год. Кажется, что только вчера ты училась читать, а теперь уже состоишь в такой армии. Хорошо, что ты не пошла в меня своими манерами и воспитанием, а стала человеком с большой буквы. Мне такого никогда не добиться, но я уже счастлив, ведь я понимаю, что ты успешна. ⠀ ⠀ ⠀Я хочу, Николь, чтобы ты чаще улыбалась. Хочу, чтобы над твоей головой небо всегда было мирным. Не вспоминай обо мне, не очерняй голову мыслями о моих проступках и о моей жалкой жизни. Я понимаю, что я омерзителен, поэтому и сам о себе думать не хочу. Если письмо до тебя всё-таки дойдёт, оставь его без ответа. Мне будет достаточно знать лишь то, что ты на него взглянула. ⠀ ⠀ ⠀Я очень сильно по тебе скучаю. Я люблю тебя больше всего на свете. ⠀ ⠀ ⠀Твой отец, ⠀ ⠀ ⠀Питер Синджед. » ⠀ ⠀ ⠀Меня трудно назвать человеком чести. Меня теперь человеком назвать вообще трудно, но моя дочь — совершенно другое. Пока мне не хватает смелости отправить ей письмо, она командует целым отрядом ноксианских добровольцев и делает лучшее оружие. Я и по сей день жалею, что тогда так и не подошёл к ней, не смог сказать, что безумно по ней скучаю и жду. ⠀ ⠀ ⠀А сейчас я на неё по телевизору смотрю. Слушаю. Говорит, конечно, с сильным ноксианским акцентом, а порой и вовсе переходит на другие языки, но тётьки и дядьки с новостных каналов всё переводят. Однажды она сказала что-то на греческом, но это никто не перевёл. Да и неважно это было, наверное.