***
Кажется, что время тянется ещё медленнее, когда ждешь. Он не замечал тиканья часов раньше. Если бы он точно не помнил, как несколько недель назад смотрел на часы, стоящие на столике в углу кабинета, решил бы, что они появились за прошедшую неделю. Сейчас же звук движущихся стрелок раздражает и кажется слишком громким и навязчивым. Через пару минут он замечает, что его нога трясется в такт звуку часов, и берет ее под контроль. — Вы нервничаете, находясь здесь без Тиссаи? — даже спокойный голос, который неделю назад казался достаточно приятным, раздражает. — Нет. С чего мне нервничать? Я просто не понимаю, какого черта она опаздывает и не отвечает на телефон, — вырвавшиеся эмоции сменяются равнодушием, как только он замечает, что эмоционирует. — Я просто… жду. — Присаживайтесь. Уверен, Тиссая скоро придет. Вильгефорц нерешительно отстраняется от комода, к которому прислонился, и направляется к дивану. Взгляд вновь падает на часы, предполагая, что прошла почти половина их сеанса, но те показывают, что прошло 9 минут. — Просто у меня такое чувство, что вам тяжело находиться здесь одному, — вновь произносит терапевт, неотрывно смотря на Вильгефорца. Блокнот привычно находится на коленях, а страница уже не пустая, несмотря на отсутствие второго клиента. — Нет, — со смешком произносит Вильгефорц и берет в руки телефон, вновь набирая номер Тиссаи. Он проходит мимо дивана, будто неосознанно избегая садиться, будто это поставит его в уязвимое положение. — Мне комфортно. Он подносит телефон к уху. Снова длинные гудки без ответа. С его уст почти срывается что-то нецензурное, когда наконец дверь кабинета распахивается и входит Тиссая. — Я опоздала. Простите, — она вешает пальто возле выхода и быстро проходит в комнату. Оставляет короткий поцелуй на щеке Вильгефорца, кивает терапевту и садится на диван. — Где ты была? — он будто находится в ступоре, замерев на одном месте, будто не ожидал, что Тиссая в принципе придет. Немигающий взгляд карих глаз устремлен прямо на нее, хотя женщина уже перевела взгляд на психотерапевта. — Задержалась из-за работы, — ее голос спокоен, но между бровей появляется морщинка. Ей будто требуется несколько секунд, чтобы выйти из состояния, когда она торопилась на сеанс, и переключиться на происходящее на самой сессии. — И что за тон? Что с тобой? Будто осознавая свои эмоции только тот в момент, когда Тиссая говорит о них, Вильгефорц берет под контроль голос и лицо и садится рядом. В голове проносится мысль, находится ли он на том же расстоянии, что и обычно. Он не хочет создать впечатление, что эта ситуация действительно его чем-то задела. Психологу ведь только дай возможность найти смысл там, где его нет, а в том, что он повысил тон и мерил шагами кабинет первые десять минут, пытаясь дозвониться до Тиссаи, определенно нет смысла. — Мы встречаемся каждую неделю в одно и то же время. Можно ведь перенести свои дела так, чтобы не опаздывать, — он размышляет рационально, находя объяснение для своих эмоций. Их встречи были регулярными. Порядок и организованность — это то, что нравится Тиссае. Его вопрос об опоздании уместен, потому что для нее это нетипично. — Я разве опаздывала хоть на один предыдущий сеанс, Бартоломью? — де Врие переводит взгляд на терапевта, но ответа не дожидается, качая головой на предложение Вильгефорца правильно планировать дела. Было безумием упрекать ее в том, что она на это не способна. — Очевидно, я так и сделала, но сегодня опоздала из-за пробок. — Тебе добираться сюда минут десять. Какие пробки? — Вильгефорц косится на что-то пишущего в блокнот терапевта и невольно сжимает кулаки, подавляя гнев на него. — Я была на встрече в нижнем Манхеттене, а не в офисе. Она продлилась немного дольше, чем я планировала. И были пробки. — Тиссая звучит устало, произносит заготовленную речь и не понимает, чем сегодняшний день для Вильгефорца отличается от остальных. Что могло случиться? Это ведь у нее было неприятное предчувствие с самого утра. Она даже начала считать, что это ощущение неоправданно, но к концу дня стало понятно, что на то были причины. — Что за…? — он не успевает договорить вопрос, Тиссая резко поворачивается к нему лицом и перебивает. — Это какой-то допрос? — она не позволяет себе сорваться и даже повысить голос, но сталь в ее тоне не оставляет места оправданиям. — У нас сеанс, а ты тратишь время, разбираясь с тем, почему я опоздала. — Вы часто опаздываете, Тиссая? Вопрос Бартоломью заставляет их обоих повернуться к нему и одновременно произнести: — Почти никогда. — Постоянно. — Что за чушь? Я никогда не опаздываю, — возмущается Тиссая. До сегодняшнего дня предыдущий раз был, когда она встречалась утром с Ритой. Связь слишком очевидна, но о ней знает лишь она и быстро отбрасывает эту мысль. — Никогда, когда это касается работы. Ты задерживаешься, возвращаясь с работы домой… — С каких пор это считается опозданием?! — вновь перебивает его Тиссая. — У нас с тобой разве прописан четкий регламент, когда нам нужно быть дома после работы? Я такого не помню. — За последние пару лет ты пришла на одну встречу с моими коллегами, когда была нужна мне. И ты опоздала на благотворительный вечер, который устраивала моя фирма. — Твоя фирма? — со смешком уточняет Тиссая. Этот комментарий не в ее стиле, но прошедший день накладывает свой отпечаток в виде язвительности и раздраженности. — Мне хватит ума проигнорировать это. — Тиссая, мне кажется, Вильгефорц таким образом хочет сказать, что он чувствует себя неважным, что ему нужна ваша поддержка. — В свое время я уделила достаточно внимания его работе. Это было правдой, но лишь отчасти. Их вновь начавшееся общение пришлось на момент, когда Тиссая меняла формат своей работы, даже жизни. Будучи военным журналистом, она не сидела долго на одном месте, а переход с политических тем на социальные будто заново заставил ее учиться писать. Поддержка Вильгефорца позволила адаптации пройти легче, а разоблачительная статья о Гюнтере О’Диме, написанная во многом при помощи информации от него, сделала ей имя и в этом направлении. Впрочем, реальных последствий для О’Дима не было, он всегда выходил сухим из воды. Спустя пару лет Вильгефорц сменил сферу деятельности с уголовного права на более спокойную практику в текущей фирме, когда ему и потребовалась поддержка Тиссаи. — Ты переоделась? — Что? — де Врие переводит на Вильгефорца недоуменный взгляд, хотя явно слышала, что он сказал. — На тебе другая блузка. Тиссая опускает взгляд на рубашку, будто ей нужно убедиться, что блузка действительно другая, прежде чем ответить: — Да, я пролила кофе и купила первую попавшуюся блузку. — Пролила кофе на свою блузку? Не на брюки? — Ты удивишься, но на черных брюках не остаётся след от черного кофе, как на светлой рубашке, — она планировала звучать непринужденно, но получилось скорее высокомерно. — Вильгефорц, вы всегда такой подозрительный? — ещё один правильный вопрос, чтобы узнать больше и разобраться. — Когда есть основания, — на сеансах он привык не быть многословным. У него не было великой тайны за плечами, которая бы как-то касалась их отношений, но от сеансов он чувствовал себя уязвимым, открывая больше, чем привык. — Тебе достаточно того, что я переоделась и опоздала? И что же, по-твоему, случилось с моей блузкой? Ее порвал мой любовник в страстном порыве? — Прекрати, — Вильгефорц невольно отрицательно машет головой, пытаясь выкинуть неприятную возникшую картинку из разума. Он не понимает, что произошло, но знает, что что-то не так. Все в поведении Тиссаи кричит об этом. — Вы занимались сексом втроем. Скажите, вы так же ревновали Тиссаю к тому человеку? — Конечно, нет, — с усмешкой отвечает Тиссая, переводя взгляд на Вильгефорца. — Потому что она горяча, и его все это слишком сильно возбуждало, чтобы думать о собственничестве, так? — Просто она не твой тип. Тиссая хочет рассмеяться с аргумента Вильгефорца, но ограничивается приподнятыми в удивлении бровями. — И какой тип мой? — Те, кому нравится власть ещё больше, чем тебе. Кто-то сильный. Не физически. Кто может дать тебе отпор. Она не воспринимала так Йеннифер, пока они не стали общаться более тесно. Конечно, в офисе она была чуть ли не единственной, кто ей перечил, но она ощутила некое сходство, связь с Йеннифер лишь после пары встреч наедине. — То есть мы с тобой сошлись во мнении, что нам обоим нравится доминирование, но при этом мой типаж — это властные, сильные люди, которые сами бы предпочли доминировать? Звучит нелогично. — Тебе нравится вызов, я полагаю, — Вильгефорц неопределенно пожимает плечами, не будучи полностью уверенным в своей гипотезе. — Вы опираетесь на какой-то конкретный образ, когда описываете такого человека? — Нет. Тиссая усмехается, открыто, Бартоломью точно видит и понимает, что означает ее усмешка, но задаёт другие вопросы. У Тиссаи есть по крайней мере два варианта, кого Вильгефорц мог иметь в виду. И, конечно, он также относил себя к этим людям. В свое время им просто повезло быть на одной стороне, верить в одни и те же вещи. По факту, окажись они по разные стороны баррикад, вряд ли им удалось бы найти общий язык и вызвать друг в друге что-то кроме раздражения. В лучшем случае, между ними образовалось бы просто небольшое соперничество. Ничего хорошего не должно было произойти. Им просто повезло.***
Строго говоря, сегодня в комнате для допросов Вильгефорц оказывается второй раз в жизни, но не может сказать, что находиться там ему некомфортно. Возможно, дело было в том, что не он был тем, кого допрашивают, но по факту вся ответственность лежит именно на нем. На самом деле, он не понимает, что именно тут делает. Кажется, судьба Эдди, как ему представился буквально несколько минут назад мистер Альварес, предрешена: молодой парень сознался в том, что ограбил дом бедной старушки, ещё до прихода адвоката. Вильгефорц все ещё не уверен, есть ли какие-то доказательства, помимо показаний весьма пожилой женщины, но вариант сыграть на том, что на Эдди оказали давление, чтобы получить признание, а затем на том, что в 86 зрение у бабули далеко от идеального, все ещё кажется сложнореализуемым. Единственное, что подстегивает его хотя бы попытаться, — обещание мистера О’Дима познакомить его с очень влиятельными потенциальными клиентами. Он не хотел быть адвокатом по уголовным делам, скорее корпоративным юристом или заниматься компенсациями за травмы. В отличии от уголовных дел это может принести хорошие деньги при меньших затратах сил. К О’Диму его направил знакомый, утверждающий, что он может помочь, если, конечно, захочет, если посчитает тебя полезным, способным оказать в ответ полезную для него услугу. Он не сказал, чем занимается О’Дим, но упомянул, что когда-то он торговал зеркалами. Это даже звучит глупо. Но уже через два дня мистер О'Дим направляет его защищать Альвареса. Вильгефорцу Эдди рассказывает, что грабил дом по указке «своих знакомых». Он не использует термин «банда», или «преступная группировка», или «мафия», но Вильгефорцу кажется, что в деле замешаны именно они. Парень отказывается сдавать своих «знакомых», и ему ничего не остается кроме как надеяться, что у следствия нет других улик и более надежных свидетелей. На следующий день после освобождения к Вильгефорцу приходят копы, потому что Эдди был убит через несколько часов после освобождения. — То есть я защищал его, чтобы на свободе его убили, чтобы он не мог никого сдать? Ему не то что бы нужен ответ, он знает, что прав, но все равно задает вопрос, надеясь на другой ответ. Он никогда не отличался высокими моральными принципами или стремлением к справедливости, он и учился-то на юриста из-за денег, но по каким-то причинам эта история не оставляет его совсем равнодушным. — Это ваши предположения. Я этого не говорил, — мистер О’Дим звучит устало, тщательно подбирая слова, чтобы не солгать и не сказать лишнего. — Но вы же понимаете, что нанял вас и оплатил не Альварес? И у этих людей есть для вас работа и деньги. — Организованная преступность? Вы предлагаете мне связаться с этим? — Нет, конечно, это ведь незаконно. Если бы я знал о причастности каких-то людей к незаконной деятельности, я бы доложил об этом. Конечно, его «нет» означает «да». Как и то, что сам О’Дим явно связан с преступниками. Вильгефорц не знает, был ли его бизнес построен нечестно, но что-то подсказывает, что лежащие в основании деньги кровавые. — Встретьтесь, обсудите условия, уверен, они вам понравятся. Вам ведь надоело работать за гроши с неблагодарными клиентами. Вы получите все, о чем мечтали. — И останусь у вас в долгу. Вряд ли вы попросите купить вам кофе. Произнесенное Гюнтером при первой встрече: «Возможно, мне понадобится ответная услуга. А возможно вы не пригодитесь мне за эту жизнь.» — звучало весьма расплывчато, но, конечно, Вильгефорц знал, что у всего есть своя цена. — Разве мое предложение не достойное? Разве оно того не стоит? — впервые с начала их разговора мистер О’Дим поворачивается к нему лицом. Закат со 101 этажа, видимо, выглядит привлекательнее собеседника. — Вы знали, на что идете, ещё когда пришли ко мне в первый раз. Вы уже были готовы на все, чтобы получить деньги и влияние.***
План был идеальным. Не нужно иметь связи, чтобы узнать, где именно располагается офис журнала, в котором работает Тиссая. Пусть они и спали пару раз за последние три месяца, сейчас их отношения стихийные, а две последние встречи были случайными. Но Вильгефорцу важно провести вечер с человеком, которого он знает, который знает его, а не подцепить девушку в баре, которая вряд ли захочет назвать свой номер и не факт, что хотя бы скажет ему настоящее имя. Тиссая рассказывала ему, что часто задерживается на работе, но у него не было иных альтернатив, только надеяться, что сегодня будет не такой день. Напротив офисного здания очень кстати расположен сквер, иначе бы он был подозрительным типом, который стоит напротив офиса и сверлит взглядом вход. Охрана бы явно им заинтересовалась. Вильгефорц не был хорош в подобных делах. Несмотря на то, чему он научился, защищая в суде и на допросах членов банды последние несколько лет, несмотря на то, что ему доверяли и погрузили в некоторые дела, сам он занимался чем-то подобным впервые. Его знания, как не попасться, были теоретическими. Пару секунд его преследует странное чувство — вина. Возможно, проблема в убийстве. Возможно, в Тиссае, так вовремя вновь появившейся в его жизни. Но это малая плата за то, чтобы не сесть. Он должен услугу и не может отказаться, ему нужно постараться исполнить все профессионально, поэтому он воспринимает происходящее как просто вечер, который, возможно, они и так провели бы вместе. Чувство вины быстро проходит. Он знает, где она работает и кем, как поздно заканчивает, знает, что она живет недалеко от редакции. Его Тиссая всегда любила природу и свежий воздух. Конечно, в таком случае было странно выбирать Нью-Йорк постоянным местом жительства. Без всей имеющейся информации, его дело стало бы значительно сложнее, а сейчас будто все карты у него в руках, нужно только правильно их разыграть. Видимо, сквер выглядит привлекательно не только для него, потому что когда Тиссая выходит из офиса, она направляется именно в него. Весьма удачно. «Случайно» столкнуться с ней не составляет труда, как и позвать выпить кофе, узнать, что у нее действительно был не самый лучший день, а затем предложить выпить белое Пино Гриджио, что стоит у него дома. Они взрослые свободные люди, и это не первый раз, когда они помогают друг другу расслабиться и снять стресс. Вильгефорц поворачивает голову, чтобы убедиться, что Тиссая действительно спит. В квартире тишина и ничто не должно ее разбудить за время его отсутствия. Он встает настолько тихо, насколько это возможно, забирает телефон и сверяет время. Он надеется, что Хавьер будет ждать его недолго, напишет пару гневных сообщений, подтверждающих, что Вильгефорц не пришел на встречу. Возможно, в своей утренней смс Вильгефорц извинится, что не смог прийти, и предложит другое время. Это похоже на него, он почти всегда старается быть вежливым. Хави хватает на 10 минут и 3 сообщения, а затем он сворачивает в подворотню по направлению к припаркованной в соседнем квартале машине. Роковая ошибка. Выстрел попадает в голову, никаких камер и улик. Вильгефорц открывает входную дверь очень тихо, снимает кроссовки, бросает в шкаф футболку и спортивные штаны, осторожно ступает по коридору, обходя иногда скрипящую половицу. Когда-то Тиссая спала достаточно чутко, он не знает, как сейчас. Он настолько бесшумен, что проснуться попросту невозможно, а его матрас слишком дорогой, чтобы человек на другой половине кровати чувствовал значительное движение. Реализация выше всяких ожиданий. Он знает, что обычно просьбы к мистеру О’Диму в конечном итоге оборачиваются против просящего, но, кажется, у него есть шанс выйти сухим из воды. Нет улик, нет повода для беспокойства. Долг закрыт. Его не связывает с Гюнтером О'Димом ничего кроме общих знакомых, на которых работает Вильгефорц. Иногда он задается вопросом, что произойдет, если он будет недостаточно хорош и проиграет в действительно важном деле. Ценят ли его достаточно, чтобы понимать, что он не всесилен? Достаточно ли он втерся в доверие за эти годы, чтобы его не убили, когда он захочет уйти? Он не позволит своей жажде получить все и сразу, погубить то, что он уже имеет. Даже в покере нужно уметь вовремя выходить из игры. Длинные темно-каштановые волосы Тиссаи разметались по ее половине кровати, и он удерживает себя от желания убрать пряди с лица. Возможно, несмотря на то, что он инициировал эту встречу не из-за искреннего желания, это может вылиться во что-то хорошее.***
Даже вечером небольшая пробежка творит чудеса, развеивает туман над разумом и смягчает пылающий в груди гнев. Он слишком расчетлив и рационален, чтобы поддаться эмоциям и все испортить. Он не совершал подобных ошибок уже очень давно и не собирался начинать. Вода в душе после Тиссаи горячая, а зеркало до сих пор запотевшее. Должно быть она провела там не меньше получаса, хотя обычно предпочитала тратить не больше 15 минут. На кухне стоит бокал и полупустая бутылка вина. Он заполняет бокал на половину и делает небольшой глоток. У Вильфорца не было привычки пить с момента работы с бандой: ее члены постоянно попадали в неприятности, и звонок с проблемой мог поступить в любое время суток. Это было частью договорённости. — Тебе лучше? Вильгефорц поворачивается на голос: Тиссая для удобства переоделась в ночную рубашку, а бокал вина в руке уже полупустой. Что-то было не так сегодня, он знал это. Возможно, дело вовсе не в тех вещах, что он озвучил, но Тиссая не была в порядке. — Да. Прости. Все хорошо? — Да, — произносит она спокойно, но для убедительности добавляет, — просто напряженный день. Ничего значительного. Он преодолевает расстояние между ними и прижимается к губам Тиссаи своими. Поцелуй настойчивый, но он не чувствует ответа. Когда он отстраняется, Тиссая произносит: — Ты все ещё мне не веришь, да? Черт! Он целовал ее, а она думала о том, как он это делает и что это значит, хоть она и права. Он действительно не верит, но знает, что не сможет достучаться до нее. Точно не сегодня. — Ты невыносима. Тиссая приподнимается на цыпочках и прячет появившуюся усмешку в поцелуе. Вильгефорц загорается как спичка, он отвечает грубо, чувствуя, как часто бьется пульс Тиссаи. Не разрывая поцелуя, заставляет ее отступать, пока она не ударяется спиной о стену. С уст срывается едва слышимый стон, но этого достаточно, чтобы возбуждение разгорелось в груди ещё сильнее. Тиссая развязывает его пояс, проникая под полы халата и притягивая его тело ближе к себе, направляет одну его руку к бедрам, вторую к груди, и буквально слышит как гневно он выдыхает, когда она вновь берет на себя контроль. Грубые прикосновения губ к ее шее, наверняка, оставят на ней следы, но сейчас ее это не волнует: она сможет скрыть их кофтой с высоким воротником. На мгновение возникает беспокойство, что следы может увидеть Йеннифер, и ей это точно не понравится, но страх быстро проходит, ведь нет ничего, что предвещало бы подобное развитие событий. Тиссая сосредотачивается на физических ощущениях, надеясь, что хотя бы на несколько минут сможет забыться. Прошло уже несколько минут, что Тиссая бездумно смотрит в потолок, пытаясь выровнять все ещё тяжелое дыхание. Правая рука неосознанно скользит по ногам Йеннифер рядом с ней. Она не видит ее лица, но даже по дыханию может понять, что та погружена в себя. — Мне пора, у меня сеанс, — Тиссая переводит взгляд на часы и понимает, что она не опоздает, только если выйдет в течение пяти минут. Приподнимаясь, она видит на полу свое белье. Брюки и рубашка, видимо, были сняты задолго до того, как они добрались до спальни. В одном белье она подходит к зеркалу, пытаясь оценить, насколько адекватно выглядит ее макияж и волосы. Конечно, забранные волосы полностью растрепались, ей придется полностью переделать прическу. Она распускает волосы и берет расческу Йен, которой пользовалась пару недель назад. В отражении Тиссая может видеть, как Йеннифер садится и надевает свободную черную футболку, лежащую на спинке кресла рядом с кроватью. Ее взгляд скользит на Тиссаю и встречается с ее в отражении. «Черт!» — предчувствие насчет того, насколько ужасен будет сегодняшний день, преследовавшее ее с утра, вновь нагоняет. — Я влюбляюсь в тебя, — произносит Йеннифер, а затем усмехается. — Чушь! Я уже влюблена в тебя. Полностью. Дыхание Тиссаи замирает. Кажется, от таких слов должно быть тепло в груди, чувства должны перекликаться с ее, но вместо этого она чувствует тяжесть, потому что знает, что это не признание в светлых чувствах. То, что говорит Йеннифер, плохо. Рациональная часть в ней велит отложить расческу, повернуться, встретиться прямым взглядом с девушкой. Так правильно, это будет уважительно. На деле же она хочет исчезнуть, чтобы ничего этого не было, чтобы ничего не менялось. Эгоистично. Но это и невозможно. Она уже давно знала, что все будет именно так. Де Врие знает, что скажет Йеннифер дальше, как только она подойдет ближе и вновь поймает взгляд сиреневых глаз. Каждый шаг кажется необычайно трудным, но спустя пару секунд она присаживается по другую сторону постели. — Я влюблена в тебя, и я не могу находиться в этом, ведь ты несвободна. «Блять! Блять! Блять!» — Это настоящая пытка: делить тебя с ним, знать, что ты проводишь с ним вечера, обсуждаешь, как прошел день, и спишь. Я влюбилась в тебя, хоть и не собиралась, и я так больше не могу. — Прости. Она не знает, за что именно извиняется, но это единственные слова, которые возникают у нее в голове. Насколько правильно говорить о своих чувствах, если есть шанс, что Йен останется и будет и дальше причинять себе вред? Насколько глупо принять ее решение и потерять? — Прости, — повторяет она снова, физически ощущая, как ее поглощает чувство вины, которое должно было преследовать ее все эти месяцы. — Ты же знаешь, что я… — Вместе с ним много лет и не собираешься расставаться, — перебивает ее Йен. — Очевидно. — Нет! — Тиссая подается вперед, собираясь накрыть руку Йен своей, но замирает на полпути. — Я хотела сказать, что ты и я… мы ведь не просто спим. Я… — Не надо! — останавливает ее Йеннифер, поднимая взгляд с руки Тиссаи рядом со своей. — Не смей говорить, что чувствуешь то же самое или типа того. Я не могу, я... — дыхание замирает, кажется, все силы ушли на пару первых предложений. — Пожалуйста, не говори ничего, что заставит меня передумать. Это очень мило и драматично, но мы прекратим, ладно? Я не справлюсь, если мы зайдём ещё дальше. Можно подумать, было куда — дальше. Она задумывалась о разводе с Вильгефорцем ещё до того, как в ее жизни появилась Йеннифер, но мысли никогда не были серьёзными. Он был надежным, отлично ее понимал и поддерживал, они вместе прожили годы, и все не сводилось к вопросу, любит ли она его. Все не было так просто. С началом психотерапии их отношения в чем-то стали хуже, вероятно, из-за того, что в них было больше притворства, чем***