Разврат в Чайнике

***

«Что значит 'всё'?» «Что значит 'хорошо'?» Голова переполняется однотипными вопросами, словно мусорная корзина. — Продолжай, — мягко просит Моракс. При этом его хвост продолжает странно-неоднозначно скользить пониже спины Чайльда, всё больше лишая его душевного равновесия. Почему именно хвост?! Бёдра Моракса приподнимаются, член Чайльда входит глубже. И снова. И снова. Не позволяя архонту разглядеть свою панику, Чайльд и сам начинает двигаться, но всё его внимание по-прежнему сосредоточено на собственных ягодицах. Каждый раз, когда шершавый кончик легко касается ложбинки, Чайльд сжимается и замирает. Кажется, Моракс издаёт тихий смешок, но стоит на него посмотреть, как в янтарных глазах остаётся лишь звёздное небо. Впрочем, блуждающая по его губам улыбка всё равно настораживает. Чайльд привык ревностно охранять целостность своего зада, на который уже не раз покушались на всё тех же попойках, и то, что он сам буквально вчера едва не расстался с анальной девственностью, не означает, что ему внезапно стало на неё наплевать. Потому что позиция нижнего… символизирует слабость. Признание поражения. Подчинение и зависимость… В общем, всё то, что Чайльд очень не любит. Именно поэтому он и представить себе не мог, что Моракс согласится на подобное… Не то чтобы Чайльд считает Итэра или прошлых своих партнёров слабаками, но долбясь в их дырочки, он всегда испытывал пьянящее превосходство от обладания пойманной или добровольно сдавшейся жертвой. Однако, что касается Моракса… всё совершенно иначе. Происходящее кажется сном. Чайльда как будто впустили в священный храм, в котором хочется задержаться как можно дольше, не прекращая молиться. Всё будет хорошо? Ладно. Отлично. Чайльд вновь концентрируется на своих движениях, стараясь теперь проходится всей длиной члена по нижней стенке — если до этого он «изучал противника», действуя лишь вполсилы, сейчас готов продемонстрировать всё своё мастерство, от которого ещё никто и никогда не уходил недовольным. И даже хвост, опасно скользящий по ягодицам, то и дело углубляющийся между ними и заставляющий сознание раздваиваться, постепенно беспокоит всё меньше. Нет, скорее эти дразнящие прикосновения и надавливания лишь добавляют остроты ощущениям. Вопрос лишь в том, кто не выдержит первым. Чайльд даже ускоряется, рискуя проиграть, но всё-таки заставить Моракса застонать. Тот же начинает всё чаще облизывать губы. Его грудь вздымается всё тяжелей, надолго замирая. Живот втягивается глубже, и стенки внутри сжимаются тесней — но Чайльду больше не больно. Его член всегда наиболее чувствителен в самом начале акта. И всё же… чем резче и быстрее он двигается — тем сильнее нарастает давление, член и яйца уже практически разрывает. Но он не останавливается, прижав «столб» Моракса к своему животу и умудряясь надрачивать ему — пусть и короткими, резкими движениями у самой головки. Наконец Моракс закрывает глаза, протяжно выдыхая — и одновременно под пальцами Чайльда пробегает тугая волна. И прозрачная сперма выплёскивается наружу блестящими в свете луны каплями, словно роса. Чайльд тут же останавливается. Его так сжимает внутри, что собственное возбуждение немного стихает. Но, выждав немного, он вновь толкается на всю глубину, заставив Моракса выгнуться, закусить губу и вновь спазматически сжаться. Ещё несколько капель выступают на смягчившейся головке. Чайльд наклоняется и слизывает их. Он не спешит выходить. Ждёт, когда Моракс откроет глаза. — Ещё? — вдруг улыбается тот. — Вы в порядке? — Мне хорошо. Никогда Чайльду не получал настолько волнующего признания. — Тогда как насчёт того, чтобы попробовать себя в роли наездника? Подавшись вперёд, Чайльд сплетает пальцы с мягко светящимися пальцами чёрной, как смоль руки, будто их окунули в раскалённую лаву. После чего помогает Мораксу подняться и оседлать себя, сам же вытягивается на траве, чувствуя, как блаженно распрямляется поясница. Усевшийся сверху архонт умудрился так и не выпустить из себя член Чайльда. А его собственный, хоть и вернулся к «промежуточному» состоянию — наверняка ещё на многое способен. В этот раз Моракс всё-таки заставляет его кончить. Трудно сдержаться, когда не способен контролировать процесс. И пусть архонту явно непривычно в подобной роли, он внимателен и аккуратен. Быть может, даже излишне. Но это тот же самый Чжун Ли, что заставлял сердце Чайльда колотиться быстрее, ещё когда он понятия не имел, с кем познакомился по наводке шпионов. — Ещё? — Ещё. Моракс неутомим, Чайльд тоже не намерен так быстро сдаваться. Небо начинает сереть, и первые лучи солнца освещают примятую траву и два обнажённых тела, всё ещё не желающих расплетаться. Сколько поз они сменили? Сколько новых ощущений испытали? Чайльд зажал между ног толстый у основания, но тоненький на конце хвост, играясь с мягким оранжевым гребнем. Моракс лежит рядом на боку, подперев голову кулаком и закинув на бедро Чайльда ногу. Хочется спать. Очень сильно. Но пока солнце ещё не поднялось из-за горизонта полностью, Чайльд позволяет себе наслаждаться блаженной усталостью, заполнившей всё его тело. Вдруг Моракс наклоняется и касается губами его виска. Но не отстраняется сразу, а задерживается, словно задумавшись. И тогда Чайльд решается: — Почему? — Что? — Почему вы согласились сделать это со мной? Таким образом? — Потому что хотел. И потому что мог. — Жаль… — Чайльд потягивается, прижимаясь животом к животу Моракса, и подпирает его увесистую мошонку коленом. — Теперь, когда вы вкусили всю прелесть бытия пассива, наверное, захотите повторить это с кем-то ещё? Неприятно задавать подобный вопрос. Но Чайльд заставляет себя улыбнуться. Беззаботно. В ответ Моракс прищуривается и приближает своё лицо к его лицу, так что их глаза оказываются прямо напротив друг друга. — А ты этого хочешь, Тарталья? Всё-таки не стоило спрашивать. Конечно, можно нагло заявить богу, что предъявляешь на него права… только вряд ли это вызовет хоть что-то, кроме снисходительной улыбки. Ладно. Пусть так. Но Чайльд привык добиваться своего. Правда, влюбился он впервые… но разве это имеет значение? Всего-то и нужно: отвадить бога на пенсии от любовных утех с посторонними и занять все его мысли собственной чудесной персоной.