Разврат в Чайнике

***

«И всё-таки… очень похож». Даже больно. Давно Скар не вспоминал события тех далеких дней, когда он, проснувшись против воли создателя, бродил по свету, не помня даже собственное имя. И хотя потом, уже в Фатуи, ему помогли как пробудить запечатанные силы, так и вспомнить прошлое — данное Эи Райдэн имя всё ещё спрятано в тумане… Однако это ничего. В конце концов, он волен сам называть себя так, как захочет: например «Куникудзуси». Или «Скарамуччей». Или просто «бродягой из Инадзумы». В конце концов, что значит имя? Ничего особенного… И всё же оно, связанное с определённым человеком, творит чудеса: дарит радость или причиняет боль. Чаще — второе. Так, «Сёгун Райдэн» вызывает злость, обиду и чувство неполноценности, в которых не так-то просто признаться, а «Кацураги» — тянущую боль, как от вонзённой в сердце иглы, когда-то раскалённой и смазанной кислотой, но со временем остывшей и вросшей в плоть. «Почему ты так похож на него, Каэдэхара Кадзуха?» Их схожесть не только внешняя: Кацураги тоже был добр и отчасти наивен, если не сказать глуп. Но этот Кадзуха, кажется, уже столкнулся с несправедливостью и жестокостью, подрастеряв наивность… Если бы Кацураги выжил — тоже стал бы таким? Впрочем, чувство потери, таящееся глубоко в красных глазах, скорее схоже с тем, что Скар видит в зеркале. Тем более непонятно, как Кадзуха умудряется оставаться таким глупцом? Не только не сдал незваного гостя властям, так ещё и упёрто втюхивает свою никчёмную помощь! «Мало жизнь тебя побила». Глупцы долго не живут. Добряки — тоже. Хотя не всё потеряно — кажется, мальчишка осознаёт, что связался с кем-то опасным. С кем-то, с кем связываться не стоит. — Как лицемерно… и как по-человечески: пообещать помощь, а потом в ней отказать… Скар снисходительно вздыхает. Ему не нужно дышать, ведь он не человек, но имитировать подобные мелочи уже вошло в привычку. Однако из-за печати управлять своим телом не так-то и просто: элементальная энергия заменяет ему кровь и воздух, подобно тому, как электричество оживляет заводы Снежной. Но печать, наложенная ублюдками из Селестии, заблокировала его способность поглощать и накапливать энергию. Наверное, не стоило соваться туда в одиночку… Но Царица ни за что не одобрила бы нападение на Летающий Остров и уж точно забрала бы присвоенное Сердце Бога. «Не нужны мне никакие разрешения…» — Как вы поступите, если я помогу развеять печать? Мальчишка и правда верит, что справится с проклятьем богов? Впрочем, хоть и совсем немного, но его «развеяние» помогло — энергия начала просачиваться лучше, только вот, если сравнивать с нормальным состоянием, это капля в море. Дождём океан не наполнишь, разве что моросить будет тысячу лет. — Милостиво не сотру с лица эти жалкие острова, — снисходительно улыбается Скар. Мелькнувший в красных глазах блеск доставляет удовольствие. Злить людей забавно. Злость укореняется в душах надольше, чем симпатия. — …не слишком ли громкое заявление для того, кто сейчас даже встать самостоятельно не может? Плотно сжатые губы Кадзухи побелели, он подался вперёд, оперевшись на кулак — похоже, всерьёз рассматривает возможность нападения на беззащитного раненого. — Да ладно, нет так уж это и трудно, — хмыкает Скар. — Но если тебе нужно оправдание, чтобы избавиться от лживой маски добряка — прошу, не стесняйся и прекращай уже строить из себя невесть что. — «Невесть что»? Парень явно разозлился сильнее — глаза превратились в две узкие щёлочки, но всё ещё немного светятся, отражая лунный свет подобно озёрам, наполненным кровью. «Красивый… возможно, даже красивей Кацураги». — Ну знаешь, вот это вот всё, вроде «ко мне были несправедливы, поэтому я буду внимательнее и добрее, чем кто-либо, чтобы потешить собственное эго»… или «чтобы тем людям стало стыдно». Поверь, никому нет до этого дела. Спасёшь сотню людей и укокошишь кота — закидают камнями за милую киску, ха-ха! Кадзуха отводит взгляд. Переносит вес назад, словно передумав вставать, и вздыхает. «Блять, раздражает… почему мне кажется, что он сейчас подумал обо мне, как об испорченном ребёнке?!» — Зачем вы это делаете? — когда красные глаза снова обращаются в его сторону, в них ещё плещется недовольство, но уже усмирённое. — Боитесь, что если не будете выводить людей из себя — они не будут обращать на вас внимание? — Что за чушь?! Скар хмурится. Ему уже говорили подобное. — …просто отъебись от меня. — Не могу, — следует довольно спокойный ответ. — Не можешь бросить несчастного в беде? — кривится Скар. — Не могу оставить кого-то вроде вас без присмотра. Кто знает, вдруг вы и правда захотите уничтожить парочку островов? Странная улыбка пробегает по узким губам Кадзухи, словно он не воспринял угрозу всерьёз, однако в голосе не слышно даже намёка на насмешку. Будто бы Кадзуха тоже кукла, на миг забывшая, что выражение лица должно соответствовать тону голоса. Скар сплетает руки на груди и отворачивается. Он не собирается заниматься перебором вариантов в надежде, что какой-нибудь из них всё-таки удовлетворит упрямца. Хочет торчать рядом? Ну и прекрасно! — Я голоден. — В доме нет продуктов, а лавки закрыты, — снова практически сразу доносится спокойный ответ. — Пол жёсткий. И здесь грязно. — Я могу помочь вам перебраться в другую комнату, но, кажется, футонов в доме тоже не осталось. — Плевать. Веди. Снова повернувшись к Кадзухе, Скар выжидающе смотрит на него, пока парень не встаёт — тогда Скар протягивает вверх руки. Ему помогают подняться с неожиданной осторожностью, словно хрустальной вазе. Тепло человеческого тела под парой слоёв одежды заставляет почувствовать разочарование. Скару не стыдно принимать помощь, хотя собственная слабость и злит, но он давно не касался человека… На самом деле он даже убивать предпочитает руками подчинённых, а всё потому, что не желает лишний раз убеждаться, насколько отличается от людей: живых, дышащих, истекающих кровью… и так легко умирающих, что даже тошно. Прихрамывая, Скар позволяет отвести себя по узкому коридору до второй комнаты на чердаке. И когда Кадзуха подводит его к углу у окна, ещё некоторое время стоит, продолжая почти висеть у мальчишки на шее, смотреть на противоположенный дом и делать вид, что не собирается опускаться на пол. «Странно… никого нет? Я думал, тот, второй, обязательно кого-нибудь позовёт». Небо уже начинает сереть. Четвёртый час ночи? Скоро на горизонте загорится заря — того самого цвета, каким пылали глаза Кацураги, когда он назвал его красивым. И когда Скар ответил, что Кацураги тоже, если присмотреться, можно назвать привлекательным. И когда они потом неумело возились в соломе, касаясь друг друга не так, как положено безымянному чудаку и присматривающему за ним адъютанту. И когда Кацураги прогонял его, толком ничего не объясняя… А ведь мог просто сказать, что подозрение солдат достигло апогея, и что инспектор приказал казнить чудака, возможно лишь прикидывающегося дурачком с потерей памяти, а на самом деле шпионящим за делами в Татарасуне. «Не надо мне было слушать тебя… однако тогда я ещё не знал, что людям в принципе верить не стоит». Оттолкнувшись от Кадзухи, Скар почти падает на пол. А когда отпрыск клана Каэдэхара наклоняется следом, словно собираясь проверить, не повредил он себе что-нибудь, Скар хватается за белый помпон, свисающий с плеча Кадзухи, притягивает парня к себе и прижимается губами к губам. Слишком резко и сильно — стукнувшись зубами — но всё равно продолжая целовать и не позволяя отстраниться. Кадзуха мычит, упирается в плечи руками… и Скар наконец его отпускает. И широко лыбится, наблюдая, как мальчишка поспешно вытирает губы тыльной стороной ладони. А вот Скар свои губы облизывает, чувствуя привкус человеческой крови. «Ну? Теперь-то ты уйдёшь?»