Разврат в Чайнике

***

— Итак, что произошло? Прежде чем ответить, Кэйа оттягивает ворот рубашки, хотя она и так почти полностью расстёгнута — краткий осмотр подтверждает подозрение: не самая шикарная и большая, но упругая грудка исчезла, вновь превратившись в плоскую и мускулистую… пусть и с не менее чувствительными сосками. «Когда же я опять отрубился?» Похоже, повторилась ситуация перед превращением, и в памяти отчётливо сохранились разве что попытки исследовать своё новое тело прямо там, за барной стойкой… А чем ещё ему было заняться в полном одиночестве? Не отправляться же на поиски эротических приключений? Кто бы что ни говорил, а Кэйа — один из самых осторожных и ответственных капитанов кавалерии и способен развлечь себя сам. — Х-ха, мда-а… как много ты застал? — поднимает он взгляд на Дилюка. — Когда я пришёл — ты дрых в баре. Прозвучало почему-то очень сердито. Но на фоне более позорных ситуаций, в коих его заставал братец, отдых на барной стойке — самая невинная… так откуда же недовольство? Впрочем, Дилюк осуждает пьянство в любом виде, пусть и является потомственным винным воротилой, как и сон в неподходящих местах — так что ничего удивительного. — И ты не смог оставить меня в столь безобразном положении и отнёс наверх? Какое благородство… как и следовало ожидать от Ночного Героя! — Хватит паясничать, — морщится Дилюк, но крючок не заглатывает, хоть и недовольно барабанит пальцами по подлокотнику, а ведь Кэйа специально назвал его прозвище неправильно. — Ещё раз спрашиваю: что произошло, раз ты так напился? И даже не явился на службу? Закинув ногу на ногу, братец пару раз дёргает носком сапога, и удлинившаяся тень от его силуэта в кресле достигает кровати — неимоверно чёткая на залитом золотым светом деревянном полу. «Похоже, я вернулся в нормальное состояние ещё до твоего прихода… Жаль, было бы забавно посмотреть на твою реакцию…» Продолжая игнорировать вопрос, Кэйа улыбается и сладко потягивается всем телом, позволяя братцу хорошенько себя рассмотреть: края рубашки выскальзывают из-за пояса, окончательно расходясь в стороны, и когда Кэйа спрыгивает с кровати, и приближается к переставшему дёргать ногой Дилюку, тот отводит взгляд: — Тебе не помешает умыться. — Воняю? — ничуть не смутившись, Кэйа упирается в твёрдое колено обеими руками в позе, в которой обычно готовятся перепрыгнуть через деревянного козла. Однако перепрыгивать некуда, разве что сигануть в окно через голову братца. — Так противно? Он знает, что вспотел. Как и то, что его смуглая кожа сейчас красиво лоснится в лучах заходящего солнца… но, наверное, помыться и правда не помешало бы — только вот с каких пор Дилюка смущают подобные мелочи? — Ты всё ещё пьян, — морщится тот, отворачивая голову ещё дальше. И при этом больше обнажая и вытягивая шею, притягательно напряжённую и беззащитную, так и умоляющую впиться в себя клыками. «…вот зачем ты меня соблазняешь?» Не в силах устоять перед искушением, Кэйа склоняется ниже, почти касаясь губами покрывшейся мурашками кожи под розовой мочкой уха: — Помнится, когда я в последний раз отсасывал тебе во время организованной рыцарями пирушки, ты совсем не возражал против моего опьянения… а ведь тогда во мне плескалось несколько пинт дешевого пойла. — У нас не подают дешевое пойло, — ещё больше хмурится Дилюк, наконец соизволив посмотреть на Кэйю, пусть и лишь скосив для этого один глаз. Его красные волосы, залитые золотым светом, кажутся объятыми пламенем и пахнут пылью. А ещё хмелем. Кэйа каждый раз пьянеет, чувствуя этот запах. — Возьмёшь меня? — выдыхает он в ещё больше покрасневшее ушко. — В качестве наказания за прогул? — «Наказания»? — чуть поворачивает Дилюк голову, чтобы взглянуть на Кэйю уже двумя глазами. — Кто я такой, чтобы наказывать тебя за такое? — Почему бы и нет? Братец упёрто держит одну ногу закинутой на другую, но когда Кэйа перестаёт давить на его бедро и проходится ладонью по чувствительной внутренней части в направлении ширинки — Дилюк легко поддаётся, позволяя развести свои колени в стороны. И прижать ладонь к члену сквозь плотную ткань. — …ну или как тебе такое: разве Полуночному Герою никогда не хотелось поймать и подвергнуть пыткам шпиона Каэнри’ах? На этот раз Кэйа произносит его прозвище правильно. Прищурившись, Дилюк переносит вес только на один подлокотник, подперев кулаком скулу — и теперь лучи заходящего солнца заливают золотом половину красивого, словно нарисованного лучшим живописцем, лица. — Тебе так нравятся игры в наказание? — голос братца звучит всё ниже и с нотками хрипотцы. — Ну я же не виноват, что ты вечно застаёшь меня на месте преступлений? Весь этот разговор — настоящий бред, Дилюк ни разу не заставал его ни за чем серьёзным, но Кэйе нравится наблюдать, как красные, словно рубины, глаза всё больше сужаются, а чёрные точки зрачков в них — наоборот расширяются, пока не увеличиваются в несколько раз. Член, что он массирует сквозь плотную ткань брюк, так же неумолимо твердеет. С одной стороны, можно решить, что Дилюк подыгрывает ему, а с другой — заметно, что терпение его на исходе. Но если стать слишком серьёзным, ни к чему хорошему это не приведёт, ведь только так они способны сосуществовать и только так способны коммуницировать. — Ну так что? — заставляет себя шире улыбнуться Кэйа, отходя на шаг и берясь за медную пряжку на своих бёдрах. — Займёмся допросом с пристрастием? Это риторический вопрос. Дилюк позволил возбудить себя, а значит, дело в шляпе, и Кэйа уже медленно расстёгивает свободный ремень, к которому в обычное время крепятся ножны. Потом наступает очередь брюк — но они слишком узкие и не падают на пол, так что Кэйа аккуратно, без спешки стаскивает каждую штанину под пристальным взглядом братца, притворяющегося бесстрастным и безучастным, словно ледяная глыба. Иногда Кэйе кажется, что Дилюк и правда душой и телом состоит из льда, ведь даже когда они занимаются сексом, огненосный братец не издаёт лишних звуков и не выглядит слишком вовлечённым в процесс. …с таким видом обычно едят не самое любимое блюдо, когда слегка голодны и непривередливы. Но у них не те отношения, чтобы Кэйа мог позволить себе обижаться или возмущаться из-за подобного пренебрежения, наоборот — он счастлив даже той малостью, что между ними есть. Этими «играми». Потому что знает: стоит стать хоть немного серьёзней — и король Мондштадта без короны наверняка поставит точку в тот же момент. Почему? Может быть, потому, что потомку славного клана Рагнвиндр не подобает связываться со всякими отщепенцами — как и Полуночному Герою, стоящему на страже покоя Мондштадта и практически в одиночку противостоящему Ордену Бездны. А может, Дилюку изначально не нравится секс с мужчиной… Кто знает? Однако неизменно сдержанно-недовольное выражение на его лице без слов свидетельствует о внутренней борьбе. Похоже, что хоть природные потребности и берут своё, Дилюк переступает через гордость каждый раз, когда позволяет удовлетворять себя презренному сводному брату. «Расслабься… ведь это всего лишь развлечение — не больше и не меньше», — Кэйа не уверен, к кому больше обращены эти слова: к Дилюку или к самому себе. Наконец избавившись от одежды, он снова приближается к креслу — обнажённый и уязвимый, и по-прежнему демонстрирующий всё ту же уверенность, ведь без неё… что от него останется? Опустившись на колени, Кэйа берётся за серебряную пряжку на чёрном поясе братца, пока холодные рубиновые глаза, чем-то напоминающие кристаллы замёрзшей крови, наблюдают за ним, словно за назойливым жучком. — Вы позволите отсосать вам, господин бывший капитан кавалерии? — Обязательно столько болтать? Недовольный, суровый, мрачный, как грозовая туча… Кэйе доставляет особое удовольствие заставлять жёсткий взгляд братца смягчаться, а кажущиеся мёртвыми губы изгибаться и издавать лёгкие вздохи, так похожие на стоны. Но он знает, что Дилюк будет сдерживаться изо всех сил, если смотреть на него, и потому склоняется над извлечённым из плена брюк почти полностью вставшим членом и заглатывает его целиком — ещё не до конца твёрдый, но уже прилично толстый, чтобы с трудом помещаться во рту. Однако пока он такой, с ним ещё можно играться и даже проталкивать в горло. — Почему ты решил прогулять службу? — вдруг раздаётся над головой. «Ты реально хочешь услышать ответ прямо сейчас?» — косится Кэйа наверх, но не видит ничего, кроме серебряных пуговиц на шёлковом жилете. Приходится вытащить член изо рта и поймать взгляд братца, не прекращая теребить кончиком языка маленькое отверстие на разбухшей головке — Дилюк не выдерживает, прикрывает нижнюю половину лица рукой и прячет глаза за рваной чёлкой, хотя их и так трудно рассмотреть. Это милое проявление слабости заставляет Кэйю привстать и, не выпуская член из одной руки, второй отвести часть длинных волос братца за ухо: — Может, лучше сосредоточитесь на процессе, молодой господин Дилюк? — Кэйа… — в низком голосе легко уловить глухое предупреждение. — М-м-м? Что? Сжав член братца покрепче, Кэйа демонстративно облизывает и без того влажные губы, после чего вновь наклоняется, прекрасно зная, как заставить Дилюка отбросить хотя бы часть своего недовольства и начать наслаждаться: например, если попробовать забраться в дырочку на головке его члена языком — можно будет почувствовать, как толстый ствол пульсирует изнутри, а если потеребить тонкую и чувствительную струну уздечки — под пальцами пройдёт волна… Вдруг кресло издаёт резкий скрип. Это Дилюк откинулся на спинку, приподняв бёдра. Иногда он слишком честен со своими желаниями, вот и в этот раз так глубоко засадил Кэйе, что тот с трудом подавляет спазматический кашель. Впрочем, подобное уже случалось… и Кэйа уже давно понял, что рвотный рефлекс у него почти на нуле. Ну разве не прекрасно? «Стоп! …нет-нет, так не пойдёт!» Вытащив член из горла и изо рта, Кэйа сглатывает терпкую слюну и, чувствуя, как болезненно напряжены стенки гортани, заявляет, уставившись на братца: — Тебе не кажется, что это как-то неправильно? — Что именно? — словно в полусне отзывается тот, но не забыв добавить в тон терпкого недовольства. — Для допроса с пристрастием у меня должен быть свободен рот! — Кхм… — Ты же забрал у Альбедо новую смазку? Ту самую, с крио-эффектом? Дилюк молчит. А, значит, смазку не взял… Или взял, но не захватил с собой… Ну конечно, ведь сделай он это — признал бы, что пришёл трахаться, а в их наполовину игрушечных отношениях именно Кэйе отведена роль похотливого извращенца, в то время как братец — лишь жертва его непристойной настойчивости. Однако сегодня и впрямь было бы неплохо поменяться ролями… Не в том смысле, что Кэйе вдруг захотелось засунуть свой член в зад Дилюка, а в том, что братец до сих пор не проявлял даже капельки инициативы: с того дня, как Кэйа впервые соблазнил его, поймав в подвале Ордо Фавониус и связав по рукам и ногами, а потом отсосав со всем пристрастием в качестве наказания за противозаконное проникновение, их отношения превратились вот в это. Дилюк ни разу не оттолкнул его. Но и ни разу не попытался начать игру первым, и даже в процессе больше походил на бревно, на котором очень забавно скакать, однако со временем всё равно становится одиноко — будто мастурбируешь куклой, а не занимаешься сексом с живым человеком. «Почему ты терпишь? Почему не гонишь прочь? И почему не делаешь ни единого шага навстречу?»