Разврат в Чайнике

***

— Мне показать, как она вставляется? — Сам разберусь. — Ну-ну… удачи. От невозмутимого тона Нигредо в сердце поселяется холодок. А, может, это озноб из-за холодных и мокрых тряпок? В любом случае, Кадзухе хватает самообладания понять, что лекарство — это всего лишь лекарство… и что не стоит слишком сильно паниковать из-за подобных мелочей. Только вот с притворством пора заканчивать. Поэтому, когда дверь в очередной раз закрывается, он почти решается открыть глаза… и вдруг слышит: — Да вы издеваетесь?! Скар процеживает восклицание сквозь зубы, вероятно, рассматривая ту самую «свечу». И Кадзухе самую малость становится любопытно, как далеко этот парень готов зайти… а ведь он ловит себя на подобной мысли уже не впервые. «Всё из-за перегрева». — …тц, ладно… ладно… так, значит… ага… м-н… Скар что-то бормочет всё тише и тише, пока наконец Кадзуха не чувствует, что к нему наклонились: необычно осторожные руки пробираются под спину, пытаясь перевернуть на бок, грудь без малейших признаков сердцебиения прижимается к плечу… да, ударов сердца не слышно, однако отчаянье Скара и его борьба с самим собой ощущаются каждой клеточкой кожи. От смены положения накатывает головокружение… Мокрые тряпки сползают и падают на постель. Будучи перевёрнутым лицом в подушку, Кадзуха затаивает дыхание, кляня себя за нерешительность, но когда Скар начинает стягивать покрывало — забрасывает руку за спину и хватает его за запястье, не позволяя оголить себе зад. — А? — …не нужно. — Нет, нужно, — твёрдо заявляет Скар, мгновенно справившись с удивлением, и без труда высвобождает руку. Кадзуха подозревал, что ослаб. Но чтобы настолько? Его подхватывают под бёдра, заставляя выпятить зад, покрывало в процессе сползает ещё больше, холодок пробегает по копчику… — Я САМ! Сам… хорошо? — Сам? — с сомнением повторяет Скар, немного ослабляя хватку. Сложно поверить, что буквально только что он колебался — сейчас же кажется, что Кадзуха пытается отнять у ребёнка конфету, настолько недовольным выглядит юное лицо его слуги. — Да. Сам. Скар не спрашивает, когда он пришёл в себя на самом деле, раз понимает, что именно происходит и что именно собирается сделать «сам». Просто продолжает поддерживать его бёдра, будто нечто ценное… однако всё-таки отпускает и, отведя взгляд, слезает с постели, на которую успел забраться одним коленом. — Ладно. Хорошо. Как пожелаете, господин. — Ты не- …выйдешь? — Я отвернусь, господин. Не хочется устраивать истерик и раздувать из мухи слона, к тому же Кадзуха не чувствует в себе сил продолжать спор. Он кивает, когда Скар кладёт на край кровати маленький свёрток-конверт, в каких обычно хранятся порции лекарственных порошков, после чего юноша снова отходит и на самом деле отворачивается. Кадзуха же, приподнявшись на ватных руках, разворачивает свёрток и находит небольшую пилюлю в форме крупного семени. Только концы этого семени закруглены и поверхность ощущается очень шершавой. «…итак, я должен вставить эту штуку в себя?» Мелькает соблазн просто спрятать пилюлю под подушку, но взглянув на Скара, Кадзуха передумывает — похоже, тот чутко прислушивается к происходящему и наверняка заметит неладное. «…м-м-м… это ведь для моей же пользы… так?» Уговаривая себя подобным образом, Кадзуха заводит руку с пилюлей за спину, прогибаясь в пояснице и разводя ноги пошире. Одна мысль о том, насколько развратно он, должно быть, выглядит со стороны, заставляет жар вновь распространиться по всему телу, и после озноба от холодных тряпок это кажется даже приятным. Однако худшее ждёт впереди. Ибо попытавшись ввести в себя «свечу», Кадзуха сталкивается с проблемой: «свеча» шершавая и не хочет проталкиваться внутрь. Кроме досады, неудача вызывает смущённое волнение… Кадзуха торопится, толкает пальцами — пилюля начинает таять, скользить и из-за этого в какой-то момент и вовсе выскальзывает из пальцев на постель. — Вам… точно не нужна помощь, господин? — НЕТ! Скар почти оборачивается, но замирает, так и не повернув головы. Кадзуха же отлавливает противную пилюлю и, улёгшись на живот, использует уже обе руки, чтобы развести себе ягодицы и пропихнуть наконец «свечу» в анус. Но стоит той оказаться внутри, как по внутренностям пробегает холодок… и лежать на животе становится более чем некомфортно. — Вы закончили? — вновь подаёт голос Скар. — Нет, погоди… Кадзуха не может снова лечь на спину — покрывало слишком тонкое и тут же выдаст его состояние, так что остаётся лишь один вариант: повернуться на бок. Но даже так ему требуется время, чтобы немного прийти в себя — Кадзуха совсем не заметил, когда возбудился… и почему. Дело в торопливой возне? В пилюле? Или в том, что Скар стоит так близко и всё слышит? «О, всемогущие архонты… я, кажется, извращенец?» Вздохнув, Кадзуха прижимается горящей щекой к намокшей от тряпок подушке, рассматривая узкую спину Скара. Тот послушно ждёт. Слишком послушно. Язык не поворачивается позвать его… рука тянется к животу, но замирает на полпути — не хватало ещё всякой непотребщины. — …Каэдэхара-сан? — М-м? — Я всё же думаю… что вам нужна помощь. — Не нужно, я уже… закончил. — Правда? Скар почему-то не оборачивается, и сомнение в его чуть охрипшем голосе кажется странным. Будто юноша имеет в виду помощь… не с пилюлей. «Не… не мог же он догадаться?» — А вы знаете, господин, что моё обоняние не уступает вашему? Наконец Скар косится на Кадзуху через плечо. Его взгляд проходится по натянутому до самого горла покрывалу и останавливается в области живота — Кадзуха не может не посмотреть туда тоже… и смущённо сжимает колени, чтобы спрятать между ними проступившее на покрывале влажное пятно. Конечно, можно списать его на тряпки-компрессы, но по взгляду Скара ясно, что юноше не нужны ни оправдания, ни объяснения. Сейчас этот странный парень почему-то выглядит намного спокойнее и собраннее, чем всего пять минут назад. — Всё в порядке, — облизав губы, Кадзуха закрывает глаза. — Мне просто нужно поспать. — А у вас получится… в таком состоянии? — Со мной всё в порядке, — повторяет Кадзуха, хмурясь, но больше не открывая глаз. И даже когда слышит приближающиеся шаги, лишь глубже вжимает щёку в подушку. В конце концов, всему есть предел — и собственному любопытству тоже. В комнате устанавливается тишина, если прислушаться — можно услышать, как стучит нож на кухне первого этажа. Но Кадзуха пытается заставить себя заснуть, а для этого нужно отрешиться от звуков и мыслей… и от своего состояния. По телу разливается прохлада, гася стесняющий грудь жар — дышать становится всё легче и легче. Лекарство работает. А вот мысли почему-то продолжают крутиться вокруг продолжающего стоять рядом Скара: Кадзуха чувствует его взгляд. И этот взгляд мешает окончательно успокоиться… Однако в какой-то момент он всё же задрёмывает. И, видимо, во сне поворачивается так, что придавливает член — с губ слетает невольный стон. После чего, всё ещё не проснувшись до конца, он-таки переворачивается на спину… Теперь по члену проскальзывает тонкая гладкая ткань… но Кадзуха заставляет себя прекратить вертеться. Ему просто нужно не двигаться какое-то время — и всё пройдёт. Должно пройти. — Х-ха… — раздаётся вздох совсем рядом, а затем шёпот: — Ну почему ты такой упрямец? Что-то забирается под покрывало. Кадзуха вздрагивает, когда прохладные пальцы смыкаются на члене. Надо бы возмутиться, отбросить эту руку… — …прости, я быстро. Похоже, Скар догадывается, что Кадзуха опять притворяется, и принимает его бездействие за согласие, потому что пальцы начинают двигаться по члену. Резко и сильно сжимая. — Тс-с… Стоит издать этот шипящий звук, как рука останавливается, её хватка слабеет и… член оставляют в покое. «Какого…» Это даже обидно. Приоткрыв глаза, Кадзуха наблюдает, как Скар облизывает ладонь — словно кот, вылизывающий лапу. И уже влажную снова подсовывает под покрывало… теперь его рука скользит по члену намного мягче. Но ощущения от этого становятся только ярче. «Не могу поверить…» Странно, как легко всё происходит. Кадзуха не впервые позволяет кому-то прикасаться к себе, однако впервые — мужчине, при этом совсем не чувствуя отторжения… будто подобное происходило уже много раз. — Мн-н… Рука Скара продолжает двигаться под покрывалом, от чего ткань трётся о становящуюся всё более чувствительной головку. Жар вновь растекается по телу… Кадзуха даже не замечает, как отбрасывает покрывало с груди. А когда то стягивают ещё дальше — лишь выгибается, невольно подставляясь умелым пальцам. И вздрагивает, когда мягкие губы внезапно касаются живота. — Ах-ха! Жёсткие подушечки пальцев добираются и до одного из его сосков. При этом Скар вдруг проходится языком по всей длине члена, заставив Кадзуху поджать пальцы на ногах и стиснуть зубы, но вот рука уже снова начинает двигаться по увлажнённой поверхности, а язык возвращается к животу, забуривается в пупок… жадный поцелуй превращается в неприлично громкой «чмок», от которого Кадзуху охватывает дрожь. Он не знал, что способен на подобное нетерпение. И вцепляется в шелковистые волосы Скара, добравшегося языком до его груди и принявшегося посасывать и покусывать уже взбудораженный пальцами сосок. Ощущения раздваиваются, сознание мечется между двумя точками удовольствия, хочется совместить их… Но вдруг слуха касается приближающийся звук: кто-то поднимается по лестнице! Если до этого момента Кадзуха прижимал голову Скара к себе, то сейчас вцепляется в тонкие волосы, пытаясь оторвать парня от себя. Однако тот лишь сильнее сжимает пальцы на его члене, двигая рукой всё резче и быстрей! — Нет… погоди… кто-то идёт! Но Скар его будто не слышит! А шаги уже достигли двери! …и затихли. «Это Итэр?» Резко сев и зажав голову Скара, чем наконец-то хоть немного его успокоив, Кадзуха лихорадочно соображает, что бы такое выкрикнуть… но рука сумасбродного слуги проскальзывает между ног с другой стороны, и его пальцы вновь сжимаются на члене, срывая с губ глухой стон. А деревянные половицы по ту сторону двери издают громкий скрип, будто пришедший специально тяжелее ступает на них, направляясь обратно к лестнице. Сердце громко бьётся в груди. Хочется рассмеяться. И, одновременно, выдрать кое-кому клок волос. Но этот кое-кто продолжает ласкать его грудь, даже будучи зажат между этой грудью и коленями Кадзухи. — …ты сумасшедший… — …м-н… знаю… ты делаешь… меня таким… Голос Скара смешивается с причмокиваниями, от чего Кадзуха чувствует себя всё более и более странно. Его охватывает удовольствие, связанное не столько с физическими ощущениями, сколько с самой этой ситуацией. Откуда-то взявшееся странное счастье… граничащее с безумием, потому что ведь нет никаких оснований для чего-то подобного… — …хочу тебя… — Хм-мн… Наслаждение, словно тщательно затачиваемое лезвие, всё нарастает, и Кадзуха сжимается всё сильнее. Хоть и понимает, что мешает Скару. Однако если позволить тому продолжать в том же духе — всё закончится очень быстро, а Кадзухе хочется продлить это сумасшествие. — Х-ха… х-ха-а… Но вдруг пальцы на члене застывают. Сжавшись кольцом у самого основания. Зародившаяся в пояснице дрожь рывком распространяется по всему телу… смешиваясь с разочарованием… и помогая расслабиться. А когда Кадзуха наконец находит силы перестать прижимать лицо Скара к себе — тот разгибается и глазами с яростно расширенными зрачками вглядывается в него, должно быть, выглядящего не менее безумно. — Я хочу тебя… Кадзу… очень хочу… Губы стянуло. Кадзуха не находит слов для ответа. Лишь жадно отвечает на поцелуй, обхватив прильнувшего к себе сумасброда. Сумасброда, который умудряется что-то делать, при этом не переставая по-хозяйски нагло исследовать языком его рот. «Он… раздевается?» Эти резкие подёргивающиеся движения раздражают, а когда Скар ещё и разрывает поцелуй — Кадзуха едва удерживается, чтобы напоследок не куснуть его. Однако Скар уже забирается на постель, голый по пояс, перебрасывает ногу через живот Кадзухи и, заведя назад обе руки, направляет его член себе между ягодиц. Кривая ухмылка и горящий взгляд, которые, кажется, не могут принадлежать человеку, выдают глубину желания и нетерпения юноши. Кадзуха никогда не чувствовал себя объектом подобной страсти. И никогда не чувствовал подобного возбуждения. Не так давно он отбросил возможность влюблённости из-за слишком недолгого знакомства, однако сейчас всё это уже не имеет значения. А само понятие «влюблённости» кажется слишком поверхностным. Намного важнее наполняющее его ощущение единения с миром. Будто границы тела просто перестают существовать. Кадзуха вцепляется в узкие бёдра, помогая Скару насадиться на себя, откуда-то зная, что тот будет лишь рад… что предпочтёт сразу принять в себя член до конца. «Я всё это… уже испытывал?» То, как Скар щурится, двигая бёдрами, как закатывает глаза, как упирается в его грудь… То как тело само приподнимается, чтобы глубже проникнуть в узкий и горячий проход… Влажные шлепки, сжимающие член упругие стенки, то, как головка продавливает живот Скара… и то, как он замирает, чутко реагируя на готовность Кадзухи кончить и позволяя ему отдохнуть… и как начинает двигаться снова… «Он и правда знает меня…» Звон в ушах нарастает, очертания комнаты подрагивают, но Кадзуха не отрываясь смотрит в блестящие глаза, словно ещё чуть-чуть — и прочтёт в них ответ… — Х-ха-а… Кадзу… Кадзу… Скар падает на его грудь, тяжело и рвано дыша. Впивается в его губы так жадно, будто ждал этого целую вечность. И Кадзуха не удерживается. Изливается в содрогающееся нутро. И почти тут же чувствует, как между их телами выстреливает сперма Скара. Замерев, юноша прикусывает его губу, мелко подрагивая… и наконец расслабляется. — …а я ведь… обещал себе… что постепенно завоюю твоё доверие… что не стану… принуждать… Хриплое дыхание дразнит слух и щекочет шею. Кадзуха не знает, чем ответить на это признание. Но совершенно точно не чувствует себя «принужденным»… разве что «соблазнённым»? — Ты… ты в порядке? Разогнувшись, Скар смотрит на него всё ещё безумным взглядом. — …лучше, чем… когда-либо, — улыбается Кадзуха. Ему хочется сказать ещё что-то. Что-то важное. Но сознание уплывает и мысли путаются. — Кажется, я… нашёл то, что давно и безнадёжно искал. — Кадзу? …эй… эй! Его бьют по щеке, но накатившая слабость не позволяет Кадзухе даже удержать открытыми глаза. Однако он чувствует глупую улыбку на своих губах, даже соскальзывая в блаженный туман забытья.