Разврат в Чайнике

***

— …это какой же температуры была вода? — А я знаю? Или думаешь, в меня термометр встроен?! Разговор на повышенных тонах вырывает Кадзуху из липкого омута сна. Он и рад бы соскользнуть обратно в беззвучную, уютную темноту, но в висках нарастает давление, будто кто-то решил просверлить череп насквозь и добраться до ещё увязающих и цепляющихся за тьму мыслей. «Кажется, мне что-то снилось… опять… и опять я не помню, что». — …поменяй компресс, я сейчас приведу кое-кого. — Кого? Вместо ответа хлопает дверь, и сквозь приподнятые ресницы Казуха видит растерянно застывшего посреди комнаты Скара. Но стоит только посмотреть на него, как парень резко оглядывается и так же стремительно подходит. И какое-то время стоит рядом с кроватью, вглядываясь в Кадзуху, хотя тот продолжает дышать как можно ровнее, словно всё ещё спит. С одной стороны, притворяться нехорошо. С другой… заметно, что Скар очень беспокоен — а это неплохой шанс выяснить, что же у него на душе. Да и Кадзуха не то чтобы притворяется — ему действительно плохо: виски продолжает сверлить, тошнота подкатывает к горлу, да ещё и на грудь будто рухнул Нефритовый дворец. …но вот рядом с ухом раздаётся тихий плеск, на лоб опускается холодная ткань — и становится чуточку легче. — Ты всегда был таким хрупким? У Скара удивительным образом получается совместить нежность и резкость в одной единственной фразе. Тут же вспоминается, как бранилась матушка в детстве, когда Кадзуха простужался — строго, но при этом поджимая дрожащие губы, будто готовясь заплакать. Губ Скара Кадзуха не видит, однако отчётливо слышит поскрипывание зубов. Вода с плохо отжатого компресса течёт в глаза, щекочет ухо… Приходится терпеть, так как кажется, сейчас Скар произнесёт что-то ещё, что важное… Но с лестницы уже доносятся шаги, и очень скоро дверь в комнату вновь открывается. — Вот, — со вздохом произносит Итэр. И, судя по звуку, к кровати подходит кто-то третий. — Кто это вообще? — недовольно интересуется Скар. — Считай его врачом, — терпеливо отвечает путешественник. — «Врач» и «повар на полставки», которого ты держишь запертым на кухне? Думаешь, я доверю ему- — А что вообще случилось? — перебивает Скара новый голос. После чего наступает недолгая тишина, которую нарушает уже Итэр: — …Кадзуха перегрелся. Кажется, Мучача хотел его сварить. — Зачем? — хмыкает этот новый голос, похоже, принадлежащий «врачу и повару на полставки». — Варёное человеческое мясо мало чем отличается от свинины по составу и… — Завали хлебало и лечи давай… доктор-повар. — Я, может, и завалю… Только мало ли какое лекарство я дам больному… оскорблённый таким отношением? — Только попробуй! Я тебя живьём закопаю! — Так! — вмешивается Итэр. — Нигредо, ты- …у тебя есть лекарство от жара? Или мне позвать Барбару? — Смотря какое лекарство ты имеешь в виду… — странным тоном уточняет «врач-повар», которого назвали «Нигредо». — Обычное, — недоуменно отзывается путешественник. — Сможешь приготовить восстанавливающее блюдо? — Ну… Кадзуха чувствует, как со лба стаскивают мокрую ткань, слышит, как выжимают её… и кладут обратно. А потом вдруг сдёргивают с него тонкое покрывало! «Я же голый!» Слава Архонтам, кто-то вцепляется в это покрывало — и лишь холодок пробегает по разгорячённому телу. Приятный холодок. — Не кипятись. Твоего парня надо остудить. — Он не мой па- — Тем более, отпусти. Не изнасилую я его и запоминать светлый образ, чтобы помечтать перед сном, тоже не стану. — Тц! Наконец после некоторой борьбы Нигредо побеждает, и Кадзуха втайне радуется, что так и не открыл глаза. Позор позором, но если сделать вид, что без сознания — не так уж и стыдно. Тем более, что покрывало стянули только по пояс. Однако сохранить невозмутимость оказывается не так уж легко, ибо к шее вдруг прижимается ещё одна мокрая и холодная тряпка. Она совершает путешествие по груди, потом одну из его рук поднимают, зачем-то вытирая подмышки… а потом и вовсе оставляют тряпку там. Холодно. Но тяжесть, давящая на грудь, словно бы становится меньше. — Подложи ему что-нибудь под ноги, — командует Нигредо. А когда Скар отходит к изножью кровати, покрывало с Кадзухи стягивают ниже пупка, и ещё одна холодная тряпица ложится уже на живот. — Ты! — было подрывается Скар. Однако его тут же перебивают: — Ещё паренька надо бы напоить… но тут уж вы сами. Только не дайте ему захлебнуться… Вопросы? — …и это всё? — Хм-м… Почему-то Кадзухе кажется, что сейчас на него уставились три пары глаз, причём одна из них — с явной насмешкой. — Вообще-то есть одно средство, которое поможет ему быстрее прийти в себя. Оно слабенькое, но и парнишка не при смерти. Принести? — А точно поможет? — недоверчиво фыркает Скар. — Точно, — надменно хмыкает Нигредо. — Тогда тащи живее. — …только если ты вежливо попросишь, пацан, — резко меняется тон «врача-повара». — Чт- …что ты сейчас сказал?! — Я сказал, что ты должен проглотить свою спесь и вежливо попросить меня дать тебе лекарство для твоего друга. — Итэр! — А я что? Не будешь грубить. К тому же Нигредо старше тебя… лет так на двести-триста. — Да ладно… да твою ж мать… — Итак, я жду, пацан. — Блять. Скар явно не собирается унижаться, и, похоже, тоже почувствовав это, Итэр снова вступает в разговор: — Нигредо, давай ты сначала дашь лекарство, а потом уже- — Пожалуйста, — неожиданно раздаётся голос Скара. — Пожалуйста, дай мне это долбаное лекарство. — Не очень-то искренне… ну да ладно, — вздыхает Нигредо. И его шаги удаляются. — Сможешь напоить Кадзуху? — интересуется Итэр. — Смогу. — Может быть, лучше я? — Сказал, что смогу — значит, смогу! …тц, не стой над душой, а? — Ладно-ладно! — сдаётся Итэр. — Но если что… помни: весь дом у меня как на ладони. Кажется, они обмениваются взглядами, потому что в течение несколько секунд в комнате не раздаётся ни звука, а потом дверь снова открывается и закрывается, а с лестницы доносятся удаляющиеся шаги Итэра. — Напоить, значит… — глухо вздыхает Скар. Звяк-звяк. «Графин? Стакан?» Под голову очень аккуратно пролезает рука, поднимая с подушки, и губ касается прохладное стекло. Кадзуха понятия не имеет, может ли человек в обмороке проглотить налитое в рот… и уже готовится открыть глаза, чтобы избавить своего нового знакомого от лишних усилий… как вдруг тот снова вздыхает: — …а вдруг захлебнётся? Стакан исчезает. Придерживающая голову рука чуть подрагивает — с каждым мгновением Кадзухе становится всё более неловко. Кроме матушки и кормилицы никто не ухаживал за ним с такой заботой… однажды он простудился на корабле, проведя всю ночь на мачте, так капитан Бай Доу заставила его тогда выпить пинту крепкого эля и отправила спать. Никто не давал ему лекарств и не обтирал потное тело, не поил водой и не целовал- «Стоп, что?» Его губ и правда касаются прохладные губы, с которых тонкой струйкой сочится вода. Это, конечно, не похоже на поцелуй. Но всё-таки выбивает Кадзуху из колеи, заставив закашляться. Казалось бы — вот оно, тот самый момент, когда можно «прийти» в себя. Но ведь тогда Скар наверняка будет сконфужен? — Твою мать… Его переворачивают, стучат по спине, как будто в дыхательные пути попала не пара капель, а как минимум пара литров. Да ещё и дверь снова распахивается: — Не убей только, — ворчливо советует Нигредо. — Вода- …в горло… — прекратив дубасить Кадзуху по спине, пытается объясниться Скар. — Если дышит — значит, всё нормально. Вот, держи. Первым делом его переворачивают обратно, потом что-то зависает около носа. — Вроде… дышит, — сообщает Скар. — Ну и отлично. Вот, держи. — …что это за херня? — Свеча. — И где у неё фитиль? — Кхм… это другая свеча… её нужно вставить в анальное отверстие. «Куда?!» — Зачем? — изумляется Скар. — Так лекарство быстрее всосётся, — снова многозначительно хмыкает «повар-врач».