Боль в теле почти не чувствовалась, но только пить хотелось до такой степени, будто его преследовало самое жёсткое похмелье в жизни. Чтобы открыть веки потребовалось столько же усилий, сколько бы и для того, чтобы стать на голову. Ран ещё никогда не чувствовал себя настолько беспомощным. В глазах мутно, а тело стало невыносимо тяжёлым и неподвижным. Одеялу накинули пару тонн при производстве, ведь давило оно с мощностью механизированного пресса. Хайтани едва не ослеп от белизны потолка и стен, которые увидел первым делом. Окна были зашторены, но просвечивались, давая понять, что сейчас самый разгар дня. Губы слиплись от долгого обезвоживания и потребовалось усилие, чтобы двинуть нижней челюстью и раскрыть их. Но даже это не поспособствовало возвращению навыка речи. Казалось, голосовые связки окаменели и не двигались, сколько бы он не напрягал горло, чтобы хоть что-то произнести. Ран начинал попросту злиться на себя. Ему очень не нравилось такое немощное состояние, а самое главное: он не мог вспомнить, как в него попал.
— Наконец-то, — послышалось сбоку.
Мужчина попробовал повернуть голову на звук, но Риндо облегчил эту задачу и навис над ним, уперев здоровую руку в край кровати. На лице были видны следы мучительных бессонных ночей, проведенных в подвешенном состоянии из-за неясной информации по поводу здоровья брата. Одежда на парне была скорее свободной, чем деловой, как большую часть времени, а волосы беспорядочно растрепались, придавая ему утомленного, но родного и домашнего вида.
— Добро пожаловать обратно в мир живых, — Риндо совсем чуть-чуть приподнял уголки губ, словно такое действие давалось ему слишком тяжело, но настоящие эмоции показывали глаза. Веки чуть прищурены, а фиалковые радужки горят ярче свечи в темноте. — Здесь вас ждут бесконечные перестрелки и разгневанные родственники.
— Злишься на меня? — с трудом прошептал Ран, пытаясь улыбнуться в ответ.
— Злюсь, — кивнул брат и повернулся к тумбе. — Ты не представляешь, как я был напуган, когда ты истекал кровью у меня на руках, — в голове промелькнули всё ещё свежие и красочные картинки произошедшего, что прошли дрожью по телу и рукам, так что Риндо пришлось сжать кулаки, чтобы успокоиться. Мысленно он повторял, что сейчас его брат жив и в сознании, а прогнозы врачей не сбылись и больше никогда не сбудутся.
Старший Хайтани возвёл глаза к потолку, пытаясь припомнить, что случилось ранее. Понемногу, воспоминания о переговорах возвращались, всплывая нечёткими отрывками и оборванными фразами. Хотелось спросить больше о том, что произошло дальше, но сил говорить не было. Горло всё ещё обжигала пустынная сухость, заставляя сдерживать себя, чтобы не закашляться и не потревожить ранение в животе. И тут, словно ангел с небес, к нему снизошёл любимый братец со стаканом воды и трубочкой, чтобы не поднимать голову. Даже после самых тяжёлых пьянок Ран не испытывал от обычной воды такого наслаждения. И температура, и вкус, и всё было идеально в прозрачной жидкости. Хайтани был готов пить её до конца своих дней, ибо ещё никогда не испытывал такой дикой жажды.
— Тихо-тихо, а то лопнешь, — Риндо убрал стакан и поставил обратно на тумбу, в то время как сам присел у ног.
— Рин-Рин, — хрипло и нечётко произнес мужчина и закашлялся, всё же игнорируя простреленный живот.
— Ого, даже не морщишься, — удивился Хайтани, кинув взгляд в сторону капельниц. — Похоже, в тебя много морфия вливают. Санзу обзавидуется.
Ран закатил глаза и скрипнул зубами, при упоминании коллеги. Опять Риндо об этом наркомане заговорил. Уж о ком, о ком, а о Харучиё, после пробуждения, мужчина совсем не желал слушать. Он едва избежал смерти и заслуживает более полезную информацию, чем очередное напоминание о существовании этой личности.
— Не кривись, он тебе жизнь спас, — правильно трактуя выражение лица брата, хмыкнул Рин.
— Но ты ведь застрелил громилу и скорую вызвал, — непонимающе нахмурился Ран.
— Я, — кивнул парень, тряхнув копной волос и зачесывая их обратно назад. — А Хару прикончил второго, что чуть не добил тебя.
— Девка сбежала?
— Недалеко. Он догнал её и ранил в ногу, — дополнил Хайтани, всё так же глядя исключительно в стену напротив себя. — Пробил артерию, так что Минато сейчас тоже в больнице, без сознания и не подлежит допросу. Много крови потеряла.
— Надо было добить, — прошипел Ран, дёрнув щекой.
— Пока нельзя, — Риндо потянулся. Он провел в этой палате так много времени, что всем своим телом мог повторить контуры кресла, на котором дремал. — Надо разобраться с её руководством, поэтому живой девушка ценнее, — Хайтани устало провел рукой по лицу. Прошло четыре дня с переговоров и первые три ночи он держался исключительно на поддержке снотворного, ведь в ином случае, от сумасшедшего волнения, засыпать совсем не получалось. Сегодня парень решил попробовать не принимать таблетки в виду того, что из-за стресса его запас сил иссяк до вялой утомлённости, но, даже такое не поспособствовало отдыху. — Кстати, она не показалась тебе знакомой?
Ран неопределенно вскинул брови, показывая, что не обратил внимания.
— Может да, а может и нет, — сказал он, после недолгого раздумья. Он не привык так мало говорить. Хотелось добавить ещё пару предложений и обязательно с какой-нибудь шуточкой, но его тело без спроса согласилось на постельный режим для голоса. На то, чтобы сказать что-то лишнее просто не хватало сил.
— А мне показалась, — ответил Риндо и достал из кармана телефон, что-то выискивая. — Помнишь нашу новую секретаршу? Хотя, чего я спрашиваю, если ты и так постоянно к ней клеишься.
— Та, у которой третий размер? — попробовал в памяти прикинуть Ран и на лице его отразилась серьезная мыслительная деятельность.
— Может и третий, я не присматривался, — не отрываясь от экрана произнес парень. — Но если тебе их так легче различать, то пожалуйста.
— Ах да, ты же у нас смотришь не на то, что под блузкой, а на то, что в штанах, — Хайтани всё-таки отважился найти в себе силы на глупый подкол и незамедлительно реализовал его.
— Братюнь, я могу уменьшить подачу обезболивающего и ты будешь корчиться в муках, пока я не решу, что с тебя хватит, — так же ровно парировал Риндо.
— Какой ты жестокий! — возмутился мужчина. — Ты правда готов так поиздеваться надо мной?
— Ты из года в год насилуешь мой мозг, но я почти не жалуюсь, — парень, наконец, посмотрел на него и так пристально, что Ран прикусил язык. — Если ты уже шутишь — значит идёшь на поправку. Я рад, — последнее звучало совсем не радостно, а оттого отозвалось неприятным дискомфортом у мужчины.
— При чем тут наша секретарша? — он вернулся к первоначальной теме, желая избежать неловкого молчания.
— Минато её родная старшая сестра, — Риндо показал брату фото из досье Такады Аяки — их служащей. — Похожи?
— Теперь да, — слегка кивнул Ран, чувствуя, как вода начала благоприятно воздействовать на его тело. — Значит наша секретарша не сама невинность?
— А когда к нам брали людей из монастыря? — Хайтани снова выпрямил руки над головой, пытаясь немного облегчить боль в мышцах. — Она сменила имя, прежде, чем устроиться к нам. Позавчера сдала тех, кого послали вместе с ней. Там была парочка человек из арсенала, несколько бухгалтеров и ребята из отдела зачистки. В общем, мелкие и неприметные сошки. Вели себя как мыши и понемногу сливали информацию. Вывод в том, что нам следует лучше проверять нанимаемых людей.
— А что Майки говорит по этому поводу?
— Глава ждёт, когда Минато очухается и будет готова к сотрудничеству, — немного погодя, Рин, с выдохом, добавил, — или к пыткам.
— Только не говори, что тебе её жаль, — скривился Хайтани.
— Я жалею только, что не сам буду в этом участвовать. Я тот человек, который больше всех желает, чтобы она не дожила до рассвета, — внешне Риндо казался расслабленным, но в голосе скользили такие стальные нотки, что ещё немного и он сможет пользоваться им, как ножом. — Мне плевать, как это повлияет на организацию. У нас уже есть достаточное количество свидетелей, так что сомневаюсь, что у неё будут более полезные сведения.
Он неосознанно сжал край одеяла в кулаке. Ко всем делам по работе Риндо всегда относился нейтрально и с трезвой головой. Парень был отрешен от этого эмоционально и ничего не принимал близко к сердцу, но только не тогда, когда на его глазах брата покидала жизнь. Услышав первый выстрел, Хайтани подумал, что его сердце остановилось. Позади него остались два очень близких человека и раз в своём теле он не почувствовал боли, то это значило лишь то, что ранен кто-то из них. Как же он тогда испугался. Просто до звона в ушах и подгибающихся коленей. Если бы не крепкие нервы и подготовка, Рин бы впал в ступор и замер, становясь доступной мишенью. Он действовал на автомате, совершенно не думая, пока сознание не вернулось в момент, когда руки окунулись в лужу крови брата. Риндо чувствовал, как она, с пульсацией, вытекает сквозь его пальцы, что так тщетно пытались не дать ей выхода. Сердце стучало так сильно, что к горлу подступала тошнота. Если бы Ран умер у него на руках, то парень не вынес бы этого. Это выше его сил и ни одной тренировкой Риндо не искоренит в себе привязанность и нежные чувства к братику. Он слишком дорожит им, чтобы не сойти с ума после его смерти. И слишком любит, чтобы просто так отпустить.
Ран уловил напряжение, окутавшее Рина. Это чувствовалось даже физически, словно в комнате стало темнее и воздух загустел. Мужчина решил сделать колоссальное для себя усилие и вытянул руку чуть дальше, пытаясь кончиками пальцев коснуться рукава толстовки Риндо. Прикусив губу от усердия, Ран всё-таки дотянулся, подцепляя манжету фалангой и потянул на себя. Младший Хайтани почувствовал это и отвлекся от мыслей, обращая на брата внимание. Тот сейчас очень сильно напоминал маленького ребенка, который хотел, чтобы его взяли за ручку и Риндо невольно почувствовал себя старшим в семье. Он расслабил и опустил плечи, сжав всё ещё холодную ладонь Рана в своих двоих.
— Мне было страшно и я никак не мог помочь, — тихо произнес парень, сжимая руки чуть сильнее, чтобы согреть. — Ты потерял очень много крови, а я даже не мог отдать свою. Ран, ты помнишь, что говорил, прежде чем отключиться?
— Почти не помню, — тот догадывался, что мог начать глаголить в предсмертном бреду. — Но я говорю так не потому, что хочу увильнуть.
Риндо досадливо поджал губы и отвернулся, раздумывая над тем, стоит вернуться к разговору или замять тему? Ран прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Это младший всегда был экспертом по части проникновенных разговоров, а вот он, несмотря на очень длинный и бескостный язык, в этом деле сильно терялся. Он мог пойти начать признаваться всем подряд в любви или рассказывать что-то интимное, как рядовую историю, но когда доходило до тех малочисленных тем, которые его действительно волновали, Ран тушевался, переводил всё в раздражающую шутку или сбегал. Так он пытался не дать понять, как сильно напуган, а значит слаб, но выходило только хуже, о чём мужчина непременно догадывался, но всячески игнорировал. Он считал своей святой обязанностью, как старшего брата, выглядеть в глазах Риндо несокрушимой и непоколебимой опорой, ведь иначе зачем он ему тогда нужен?
— Рин-Рин, — начал Хайтани и тяжело сглотнул, подавляя желание спасовать, — я ведь иногда веду себя с тобой как мудак?
— Я бы сказал, что не иногда, а часто, — вздохнул Риндо, постукивая и поглаживая пальцами по его запястью. — Твои шуточки, порой, становятся совсем ублюдскими.
— Знаю. Кажется, — Ран и сам не был уверен, что всегда понимает что говорит. Чаще всего он острит не задумываясь и не запоминая. Слова просто идут из него и Хайтани не контролирует их. — Прости меня. Я, наверное, сильно тебя раздражаю этим?
— Не только меня, — напомнил Риндо.
— До других мне нет дела, — на выдохе произнёс мужчина и крепче перехватил его ладонь. По отношению к брату, Хайтани очень любил тактильность, поэтому сейчас, не имея возможности обнять его, он пользовался любыми возможностями, чтобы прикоснуться к нему и как-нибудь показать свои чувства. — Они могут говорить и думать что угодно — мне плевать, — он смущённо отвёл взгляд, чуть краснея. — Но твоё мнение меня очень волнует. У меня нет никого дороже.
Лежать вот так неподвижно, не имея возможности уйти или отвернуться было для Рана невыносимо. Под взглядом брата он чувствовал себя голым и абсолютно беззащитным. Раз за разом в голове всплывала мысль о том, чтобы как-нибудь закончить разговор, сослаться на усталость, тяжёлое ранение или вообще сымитировать обморок. Но что Риндо подумает? Что, если он сочтет его трусом?
— Знаешь, какой у меня самый страшный кошмар? — продолжил Ран.
Брат в ответ склонил голову на бок, показывая, что внимательно слушает. Но как раз эта внимательность и пугала.
— Я боюсь разочаровать тебя, — признался Хайтани шёпотом, так и не глядя на него. — И потерять, в любом смысле. Я своей смерти не так боюсь, как твоей. Рин-Рин, у меня очень плохо получается выражать чувства. Я совсем не такой смелый, как ты. И когда я пытаюсь, то на меня накатывает ужас, — голос охрип от большого количества слов и Ран попытался прочистить горло.
— Так, — Риндо поспешил подать ему воду, — давай не будем превращать небольшие откровения в ещё одну предсмертную речь. Ты пока очень слаб. Знаю, что тебе самому это не нравится, но потерпи немного, — он подсел ближе, насколько позволяли бортики больничной койки и протянул руку, убирая пряди волос с его лба, но всё-таки не сдержался и начал заботливо поглаживать его по голове. Ран был совсем не против и довольно щурился. — Необязательно высказывать всё, что есть на душе за один раз. Знаю, что может хотеться решить всё раз и навсегда, но, наверное, так будет даже лучше. У нас обоих будет достаточно времени всё тщательно обдумать.
— Если мы станем разбирать одну проблему несколько дней, то это уже сеанс психотерапии, а не беседа, — усмехнулся Ран.
— Вообще, врач нам нужен, — неопределенно покачал головой парень. — Но раз ты смог сейчас быть так откровенен, то, думаю, всё получится и без третьего лица.
— Мне едва удается говорить о своих переживаниях тебе, а ты считаешь, что будь тут мозгоправ, то разговор пошёл бы легче?
— Честно, я не знаю. Как насчёт того, чтобы ты сейчас немного отдохнул и послушал, что скажу я?
Ран сразу же кивнул, показывая, что готов и впился в него любопытным взглядом. Слушать другого человека — это совсем не то, чтобы говорить самому. Мужчина был только рад лишний раз не показывать перед братом свои слабости.
— Знаешь, я эти четыре дня мало спал и очень много думал. Додумал до осознания, что не переживу твою смерть. Я просто не знаю, как мне быть без тебя. Пока тебя оперировали, мне показалось, словно у меня отполовинили душу и я не мог ни плакать, ни говорить и вообще что-либо делать. Страх просто парализовал меня, — он отпустил руку Рана и закрыл своё лицо в ладонях. — Знаешь, мы столько раз, не понимая, рисковали жизнями в драках и у меня даже мысли не возникало, что один удар по голове или чуть более глубокая ножевая царапина могут отобрать тебя у меня. Я был таким дураком… — Риндо шумно выдохнул и запрокинул голову, продолжая держать её на кончиках сложенных, как в молитве, пальцев, упирающихся в подбородок. — Сколько себя помню, ты всегда был рядом. Абсолютно всегда.
Парень замолчал. Его стеклянный взгляд не двигался, замерев где-то в районе крохотной трещинки в краске на стене. У него теперь тоже такая есть, только в сердце. Где-то далеко и глубоко, где никто никогда не достанет. И она не будет расширяться, но и никогда не заживёт. Когда-то давно братья договорились, что если кто-то из них умрет, то второй набьет недостающую часть татуировки. Ещё никогда Риндо так не боялся оказаться перед тату салоном, словно школьник, жаждущий впервые испытать острые ощущения от проколов игл. По коже прошелся мороз, заставляя парня поежиться и приобнять себя за предплечья.
Страшно. Ран сейчас рядом и в сознании, но Риндо не отпускает это сжимающее чувство в груди. Как будто в лёгкие жидкого азота запустили и они скукожились, при каждом вдохе и выдохе отдаваясь болью.
— Рин-Рин, — ласково позвал его старший Хайтани, обращая внимание на себя. — Я в порядке и больше на тот свет не собираюсь.
— А собирался! — игнорируя жгучую боль в плече, Риндо вскочил и вцепился в подушку по обе стороны от головы брата. — С улыбкой на лице, придурок! — прорычал он, оскалившись, и до чёртиков пугая мужчину. Ран задержал дыхание, метаясь взглядом по лицу, пытаясь разглядеть среди чистой ярости намёк на что-то другое. — Сукин сын, тебе было смешно смотреть на мои слезы? Смешно оставлять меня одного?
Наверное, не будь Ран настолько бледным и измождённым, то Риндо бы обязательно ударил его пару раз. Парень зарычал, как раненый и озлобленный зверь, не зная куда девать непропадающее чувство отвратительного бессилия. Выглядело это так, словно ещё немного и Рин просто свернёт брату шею, не совладав с эмоциями. Он зажмурился, чтобы не смотреть в родные фиалковые глаза и не видеть в них столько сожаления. Оно его просто выбешивало. Может ли Ран вообще перестать вытворять что-то, за что нужно будет извиняться? Риндо вздрогнул, когда ощутил на своей щеке холодное прикосновение.
— Я не хотел, чтобы последним, что ты бы увидел на моем лице — был страх, — с трудом выговорил Ран, едва удерживая руку в таком положении, чтобы ещё и мягко поглаживать кончиками пальцев висок и бровь парня. — Я ведь старший. Мне нельзя разочаровывать тебя.
Ему пришлось сморгнуть слезы, чтобы взгляд прояснился и мог четко рассмотреть удивление, граничащее с отчаянием, на лице брата.
— Какой ты дурак, — прошептал он, накрывая его ладонь своей и прижимаясь ко лбу. — Мы взрослые люди и я уже давно не маленький, чтобы быть опекаемым тобой.
— Для меня ты навсегда останешься карапузом, — как заново переживая воспоминания прошлого, с улыбкой произнес Ран. Он так скучал по тем спокойным временам, когда они оба были в безопасности. Как бы хотелось снова вернуться в детство вместе и остаться там навечно, чтобы не знать этих ужасов взрослой жизни. Когда самым страшным была разбитая коленка и родители, узнавшие какую-то сокровенную тайну. Потому что между братьями Хайтани никогда не было тайн. Они всегда доверяли друг другу всё, что было на уме, не стесняясь и не боясь осуждения. Им сейчас очень не хватает той детской непосредственности и слепого доверия, которое, сейчас, каждый из них мечтал вернуть. — Сколько бы нам ни было лет — ты все ещё мой младший братик, за которого я и в огонь, и в воду…
— …и в любую драку, какой бы она не была, — закончил за него Риндо, чуть осипшим, от сдерживаемых слез, голосом. Он зажмурился, так крепко сжимая чужую ладонь, как будто отпустив её, потеряет брата. Откроет глаза, а его больше нет. — Ран, я люблю тебя больше кого-либо в мире и ты правда считаешь, что меня стоит ревновать? — парень, наконец, приоткрыл веки, осуждающе глядя на него.
Старший Хайтани отвёл взгляд и Риндо отстранился, замечая стыдливый румянец на его щеках.
— Ты проводишь слишком много времени с Санзу, — ворчливо заметил мужчина, находя декор палаты невероятно занимательным. Этот цветок всегда тут был?
— Больше, чем с тобой?
— Нет, но…
— Мне надо находится подле тебя каждую секунду своей жизни?
— Нет, но…
— Я когда-нибудь жертвовал временем с тобой, в пользу Харучиё?
— Иногда.
— Ах иногда! — воскликнул Хайтани. — Это ты про тот случай, когда я не пошел с тобой в клуб?
— Так я был прав? — Ран оживился, стараясь соскочить с неудобных расспросов. — Значит Санзу тогда был с тобой?
— Не строй такую удивленную мордашку, ты и так всё знал.
— Нет! Я не нашел его и подумал, что зря наехал на тебя, — мужчина нахмурился и обиженно поджал губы. — Говорила мама доверять интуиции.
— А что бы ты сделал, если б нашел его? — поинтересовался Риндо, склоняя голову на бок. — Почему-то мне кажется, что вы бы подрались.
Ран не нашёл, что ответить. Он и сам не знал, как поступил бы с парнем своего брата. Может и побил. Санзу его и так раздражает, но теперь, пытаясь перетянуть Рин-Рина ближе к себе, он объявил войну.
— Прекрати считать Хару каким-то соперником себе, — словно услышав о чём думал брат, возразил Хайтани. — Откуда вообще у тебя могли появиться подобные мысли?
— А так всегда бывает, — обиженно надулся Ран, желая повернуться к брату спиной, но рана категорически не предполагала подобных телодвижений. — Вот эти вот отношения, бойфренды, любовники всегда становятся важнее друзей и родных. Наверное, из-за привилегии в виде секса. Конечно, с братом же не переспишь.
— Ты так говоришь, будто хочешь этого, — саркастично хмыкнул Рин.
— Ничего я не хочу, — отмахнулся Хайтани. — Делать мне нечего, как на тебя слюни пускать. Я ещё не настолько умом тронулся.
— Но, тем не менее, ревнуешь ты совсем не по-братски, — напомнил парень.
— Рин-Рин, я правда дальше шуток про инцест никуда не пойду, но Санзу…! — Хайтани произнёс это так, словно хотел добавить что-то ещё, но всё равно прервался на полуслове. — Риндо, он правда тебе нравится? Он же ебанутый на всю голову!
— Нравится, — смиренно пожал плечами тот. — Но мы с ним не спим и вряд ли будем. У нас другого рода отношения.
— Это какие тогда? — нахмурился в непонимании Ран, вспоминая, как мельком увидел их поцелуй в машине. То есть вполне так обжимаются, целуются, но трахаться — нет? У него в голове подобное не укладывалось.
— Честно, это довольно сложно объяснить, — парень почесал затылок, раздумывая над тем, как лучше преподать информацию. — Я не собирался никому рассказывать, но могу поклясться, что нам самим как-то и без определения хорошо друг с другом. То, что мы не любовники в стандартном определении этого слова — это да.
Старший Хайтани всё ещё не мог понять, о чём говорит брат. Больше, чем друзья, но меньше чем любовники… Это как?
— Я не буду заставлять тебя вникать в это, если тебе тяжело, — произнёс Риндо. — Просто хочу, чтобы ты знал: брат у меня один и его никто не заменит. Не злись на меня и тем более на Санзу. Он хороший.
— Он хороший? — в ужасе воскликнул Ран. — Он что, накачал тебя наркотой? Иначе, кроме как галлюцинациями, твоё впечатление о нём назвать нельзя! Риндо, он безумный убийца и садист!
— Эм, — парень заторможенно почесал голову. — Ран, мы, как бы, тоже. Он просто хохочет когда убивает людей, а мы делаем это молча. Это единственное различие.
— Он неадекватный! Он может навредить тебе! — беспокойно сокрушался мужчина. — А если он тебя на наркотики подсадит? А если что-то ещё хуже сделает? Откуда ты знаешь, что у него в голове творится?
Риндо сощурился и хмуро свёл брови.
— Братюнь, ты знаешь Хару только с рабочей стороны, а в обычной обстановке сыпешь на него оскорблениями, так что я бы и сам, на его месте, на тебя обозлился. Я же не влюбленный подросток, который западает на плохих парней и у которого гормоны отключили мозг. Ты всё ещё воспринимаешь меня как из прошлого, а не из настоящего. Верь мне, я себя зря опасности не подвергаю. Мы априори водимся с теми, кто угрожает нашим жизням, ведь, всё-таки, состоим в преступной группировке.
«О чем я теперь очень жалею, — с досадой подумал Ран. —
Мне стоило постараться лучше и вывести нас из этого мира, а не заводить в глубь. Я так облажался, Рин-Рин. Я ведь хотел для тебя совсем другой жизни.»
— Опять же, я не собираюсь заставлять тебя пытаться узнать Харучиё лучше, как и его — тебя, — продолжил пояснять Риндо. — Вы уж точно не обязаны подружиться, но попытайтесь собачиться не в моем присутствии.
— А тебе бы хотелось, чтобы я попробовал наладить с ним контакт? — внезапно и очень серьёзно поинтересовался Ран.
Риндо от неожиданности вскинул брови и часто заморгал, совсем не ожидая подобного заявления от брата.
— Ну, эм, — парень оказался в ступоре, не зная как реагировать. — Наверное? Если Санзу тоже на это согласится, то возможно. Мне определенно станет легче, если не надо будет беспокоиться за вас двоих.
— Ты беспокоишься что-ли? — удивился Ран. — Ладно за меня, но за него?
Риндо улыбнулся и покачал головой. Ему придется многое объяснять в виду того, как брат несведущ в каких-либо близких отношениях, кроме родственных.
По косяку двери палаты постучали и оба Хайтани обернулись на звук.
— Рин, тебя Майки просит, — сообщил Санзу, протягивая ему свой телефон.
— Я сейчас, — обратился тот к Рану и встал, принимая мобильный и поднося его к уху.
Харучиё остался в проходе, провожая его взглядом и уже собирался пойти следом, как его окликнули.
— Эй, бабл-гам на максималках, — прохрипел Ран. — Иди сюда.
Санзу, в раздражении, изогнул бровь и фыркнул. Он медленно приблизился, засунув руки в карманы и, прищурившись, вгляделся в этикетки на бутылях капельницы. Да он и сам был готов прострелить себе живот, чтобы легально получать столько обезболивающих.
— Чего надо, Хайтани? — огрызнулся парень.
— Много было проблем с копами из-за перестрелки? — Ран спросил первое, что пришло на ум.
— Фигня вопрос, — отмахнулся Харучиё. — Решили быстро. Проблем никаких.
Ран собрался с силами, чтобы задать волнующий его вопрос на который необходимо было узнать ответ.
— Как… — пришлось прочистить першащее горло, прежде, чем продолжить. — Как он себя чувствовал эти дни?
Раздражение с лица Санзу схлынуло и его заменила какая-то сожалеющая печаль. Он поджал губы и скрестил руки на груди, переступив с ноги на ногу.
— Плохо, — тихо произнес Хару, не глядя в глаза мужчине. — Очень плохо.
***
Царапина на плече абсолютно не беспокоила Риндо, в отличие от по локоть измазанных в крови рук, от которых он не мог оторвать взгляда. Ему не нужно было привыкать к подобному виду, после многих особо грязных заказов, но значимым стало то, кому эта кровь принадлежала. Рана сразу же увезли в больницу, а парня не пустили из-за того, что ему и Санзу, прежде всего, требовалось договориться с полицией и оповестить организацию. В результате, всем занимался Харучиё, до приезда Такеоми, так как Риндо едва осознавал, где находится.
— Отправим на больничный, — дал указание Акаши, окинув парня сочувственным взглядом. — Эй, Хайтани, ты как? — он потряс его за плечо, но Рин держался безмолвной куклой, даже не подняв взгляда. — Ох, блядь… Кто бы знал, что вы так зависимы друг от друга.
«Ещё бы, — подслушав бормотание брата, мысленно фыркнул Хару. —
Если бы тебе сообщили, что ранен я, ты бы попросил перейти к более важным новостям.»
Оценив обстановку и то, как Такеоми сам с ней справляется, он обернулся к парню, нехотя произнеся:
— Санзу!
Харучиё подошёл к нему сбоку, не желая становиться лицом к лицу и толком не показываясь на глаза.
— Чего надо? — грубо отозвался он.
— Знаешь, где Хайтани живёт? — Акаши кивнул на Риндо.
— Знаю, — коротко ответил Харучиё.
— Можешь отвезти его домой? Сам же не доберётся, видишь?
Спрашивать что-то заботливое в духе
«А ты сам тут справишься? Может позвонить Коко, чтобы подготовил чеки?» не было привычкой Санзу. Меньше всего его сейчас заботил Акаши, поэтому он переключил всё своё внимание на Риндо. Парень сел перед ним на корточки, пытаясь рассмотреть блеклые эмоции на красивом лице. Обернувшись, чтобы убедиться, что Такеоми отошёл, Хару взял руки Хайтани в свои и тихо произнес:
— Рин, всё хорошо будет, он выживет.
— А если нет? — спросил тот.
Санзу замолчал. На этот вопрос он не знал ответа и не понимал, что именно сказать, чтобы точно успокоить Риндо.
— Поехали домой, — произнес он, выпрямляясь. — Рано утром я отвезу тебя в больницу и мы узнаем, как прошла операция. Всё будет хорошо, его передадут лучшим врачам Бонтена, — заставив парня встать, Хару повёл его на выход. — Эти люди меня десятки раз от передоза спасали, у них просто золотые руки! Какое-то пулевое ранение они сразу залатают.
Уже дома, Санзу помог ему отмыться от крови, затем перебинтовал предплечье и, согласно взаимному желанию, остался на ночь. Он и сам понимал, что Риндо нельзя находиться одному в таком состоянии. Будь воля Хару, он бы ни на шаг не отходил от парня, но работа требовала своего. Каждый день он пропадал, выпытывая из найденных свидетелей информацию о вражеской группировке, а поздно ночью возвращался в квартиру младшего Хайтани, которого медсестры раз за разом выгоняли из больницы, обещая сообщить, если Ран вдруг придёт в себя. Но тот не приходил. Иногда, в полусонной дрёме, услышав звуки шагов в квартире, Риндо забывал, что брат смертельно ранен и подрывался с кровати, надеясь увидеть именно его. Но высокому силуэту, что появлялся в проходе спальни приходилось напоминать о себе голосом, заставляя парня разочарованно падать обратно в подушки. Санзу тоже было больно за всем этим наблюдать. Видеть надежду в глазах Хайтани при его появлении и наблюдать, как она сменяется разочарованием. Риндо ждёт не Харучиё, но, хотя бы, не отвергает. Неискушенному парню достаточно и этого. Парень может обнимать и чувствовать, как в его объятиях нуждаются. Это уже дорого стоит — он не бесполезен. Для Рина Санзу был пусть не панацеей, но спасательным кругом, который не давал отчаяться. Его веры в то, что Ран выживет хватало на двоих, даже с учётом того, как Хару его ненавидел. Это было самым удивительным в данной ситуации.
***
— Мне странно это признавать, — чуть недоверчиво растягивая слова произнес Хайтани. — Но у меня сложилось такое впечатление, словно ты действительно волнуешься за моего брата.
Санзу оскорбленно фыркнул и повернулся к нему спиной. Рану пришлось проглотить столько гордости, что она застряла у него поперек горла, для того, чтобы произнести следующее:
— Спасибо.
Харучиё, мягко говоря, был сиюминутно повергнут в шок. Ещё никогда он не слышал ни одного доброго слова от Хайтани Рана. Парень обернулся, чтобы проверить не показалось ли ему.
— Похоже, ты действительно помог Рин-Рину в эти дни. Спасибо тебе.
Всё же, любовь к брату была сильнее любой гордыни и выдавить из себя слова благодарности тому человеку, что не дал Риндо окончательно пасть духом, Ран посчитал делом чести. Но, благо, он сейчас в лежачем состоянии и никто не станет ожидать от него смиренного поклона. Санзу ничего на это не ответил и просто вышел за дверь, оставляя мужчину одного.
«Так даже лучше», — подумал Хайтани.
Достаточно скоро вернулся Риндо и его лицо было вытянуто до комичной удивлённости. Он снова присел на край кровати, сразу скрепляя их ладони, что не могло не обрадовать Рана.
— Ты что-то сказал Хару? — спросил парень. — Я его таким ещё не видел…
— Я поблагодарил его за то, что он был рядом с тобой, — признался Хайтани.
Теперь Риндо понимающе кивнул. Пазл в его голове быстро сложился, ведь он догадывался, какой сильный эффект могут возыметь слова благодарности на Санзу. Он и без того не часто их слышит, а тут ещё и от самого Рана…
— Братю-ю-юнь? — игриво протянул тот, щекоча кончиками пальцев ладонь Риндо. — А помнишь ты обещал, что если я не завалю дело, то ты мне купишь по ящику мартини и водки?
Младший Хайтани засмеялся, своим чистым голосом согревая Рану сердце.
— Ну, дело всё-таки завалил я, когда послал Минато, поэтому да, — парень лучезарно улыбнулся и морщинки у глаз немного сгладили вид синяков. — Я куплю тебе всё, что захочешь, только выздоравливай, пожалуйста.
***
— Итак, — басистый тембр разнёсся по кабинету, вызывая у Харучиё неприятные мурашки по телу.
Он сидел на кресле перед столом, закинув ногу на ногу и равнодушно оглядывая книги и папки с документами в шкафу. На хозяина кабинета он не смотрел принципиально.
— Что ты можешь сказать о том, что произошло? — спросил Такеоми, потирая шрам большим пальцем.
— То есть ты хочешь узнать, из-за кого всё пошло по пизде? — Санзу искривил губы в ухмылке, уловив некую иронию. — Может ты удивишься, но здесь нет и капли моего участия. Просто твои обожаемые Хайтани тоже умеют лажать, вот и всё.
— Я спросил тебя о том, что произошло, а не принудил указать пальцем на виновника! — раздражённо прорычал мужчина.
— А как по мне, из твоих уст это звучит одинаково, — Хару наклонился вперёд, улыбаясь уже шире. — Идея изначально была провальной, тебе так не казалось?
— Хочешь обвинить меня в том, что я намеренно послал тебя и братьев на рожон?
— Ну что ты, что ты! — парень развел руки в стороны, показывая, что у него и в намерениях не было подобных мыслей. — Просто ты правда умеешь профессионально переводить стрелки на других людей.
— Санзу, — Такеоми почувствовал, как начал закипать от недовольства. — Я позвал тебя, чтобы перепроверить достоверность отчёта, а ты решил выяснить отношения?
О да, Харучиё очень этого хотелось. Общение с искренним Риндо показало привлекательность высказанных, а не замолчанных обид. Раньше парень только и умел, как дуться на своего старшего брата за ошибки прошлого, обвиняя во всех грехах. К тому же, глядя на такие трепетные отношения между братьями Хайтани, его одолевала зависть. Почему у него в семье всё пошло настолько плохо, что они стали врагами? Санзу испытывал такую обиду за это, что не мог не воспользоваться ситуацией, когда он и Такеоми останутся наедине, чтобы всё выяснить. Пусть в планы самого Акаши это не входило.
— Было бы неплохо, — дерзко заявил Санзу, складывая ладони шпилем и для удобства разместив локти на коленях. — Знаешь, отчёт может подождать, а вот у меня накопилось к тебе много претензий.
Мужчина откинулся на спинку стула и скрестил руки, искривив губы в оскале раздражения.
— Как интересно, — произнёс он. — Ну давай, я слушаю тебя.
Довольно обнажив зубы, Хару подсел ближе, чтобы глядеть точно в глаза брата.
— Я раньше не понимал всей этой хуеты с крутыми кликухами.
«Бог войны», — Хару произнес это торжественным тоном, чуть расширив глаза, словно желая показать какой ужас наводит грозное прозвище. — Сначала я думал, что у тебя просто донельзя раздутое самомнение, а оказалось, что в этом имени есть своя истина! У тебя в самом деле просто сверхъестественная способность стравливать людей между собой. Как у настоящего бога. Ведь как он может существовать, если не будет иметь смысла? Я столько лет ненавидел собственную сестру из-за тебя! — парень указал пальцами на ромбовидные шрамы. — Я мечтал, чтобы она страдала также как и я! Я всегда винил Сенджу в этом и только после её смерти, когда даже это ты повесил на меня, всё встало на свои места. Кто, как не ты, должен понимать, что вешать непрошенные обязанности на ребёнка — отвратительная идея!
— Ты был старшим! — рявкнул Такеоми. — Ты был обязан подавать ей пример, а вместо этого просто сбежал из дома, сменив фамилию!
— Ты тоже был для нас старшим! — Санзу вскочил с кресла, нависая над столом. — И единственный пример, который она приняла от тебя — это винить во всем меня! Какой же ты кусок говна, — парень выплюнул ему это, желая показать всю накопленную за долгие годы ненависть. — Она была маленьким и напуганным ребенком, в ситуации, которую не могла понять и сделала всё так, как учил ты! Просто обвинила во всём меня, заставляя Майки поверить в то, что это я разбил тот грёбаный самолётик. Я действительно возненавидел её! Мне было так больно, что я не мог соображать!
— Хочешь сказать, что эти шрамы появились из-за меня? — чуть тише спросил Акаши.
— Именно так! И знаешь, что я давно хотел до тебя донести? — Хару специально обошел стол, чтобы вцепиться в воротник брата. — Не я был рядом с Сенджу все эти годы. Я поступил нечестно, когда ушел из семьи, но всё о чем я мог думать — это о себе, ведь больше некому было! Я спасал именно себя! От ее лжи и твоего манипулятивного рыла! Я отрекся от вас! И, поэтому, Сенджу погибла именно под твоей опекой. Это ты не смог защитить её, а не я. Прими наконец то, насколько ты слаб, — Санзу рывком отпустил мужчину и схватился за голову, отходя назад. — Как тебе только хватило ума обвинить меня в том, что я не был рядом?
— Я потерял голову от горя, — шёпотом произнес Такеоми, ослабляя галстук.
Разве он не сожалел? Разве не понимал, что его неопытность сгубила сразу двоих людей. Акаши тоже было тяжело присматривать за двумя спиногрызами. Он ещё сам недостаточно повзрослел для того, чтобы воспитывать детей. Будто он понимал, как и что им следует говорить?
— Я был слаб, я был глуп, я не знал, как правильно с вами обращаться, доволен? — Такеоми встал, на шаг приблизившись к брату. — Думаешь я не чувствовал своей вины после того, что сделал Майки? Я признаю, что мне просто не хватило смелости её признать и извиниться перед тобой. И Сенджу… Тоже результат череды промахов. Мне нельзя было позволять ей ввязываться в дела группировок. Она ведь просто девочка. Ей там не было места!
— Не всегда человеку место там, где безопасно, — Санзу досадливо поджал губы, от того, что ему самому было больно говорить эти слова. — Сенджу ведь была счастлива. Обожала драки и стычки. Если бы ты запер её как принцессу в башне, она бы возненавидела тебя и так бы и не почувствовала себя по-настоящему счастливой.
— Откуда ты вообще можешь знать что-либо о том, что ей приносило удовольствие? — фыркнул мужчина. — Тебя не было рядом.
— Верно, — Хару зачесал волосы назад, нехотя признаваясь в том, чего не рассказывал ещё никому. — Я наблюдал издалека. За вами обоими.
Он опёрся задом о край стола и запрокинул голову. Всё-таки Санзу никогда бы не смог покинуть их насовсем. Иногда, раз в месяц или два он возвращался на родную улицу одновременно и страшась, и надеясь увидеть знакомые лица. Это было его маленьким секретом, который он не был способен никому доверить.
— И зачем же следил? — поинтересовался Такеоми, пристраиваясь таким же образом недалеко от брата.
— Скучал? — это прозвучало почти как вопрос оттого, что Санзу было сложно признать подобное перед собой ровно также, как и перед ним. Он скрестил руки на груди и вжал голову в плечи, сцепив зубы. Возможно, парень всё это делал зря и никакого толка от разговора не вышло бы. Риндо всегда утверждал обратное и Харучие был готов верить ему беспрекословно, но в отношениях со своим братом всегда сомневался. Наверное, стоило бы не возникать и просто рассказать детали произошедшего в ресторане.
Вдруг, парень почувствовал на своей макушке лёгкое касание, что больше напоминало неловкое похлопывание. Он резко обернулся на застывшего с вытянутой рукой Такеоми и смерил его непонимающим взглядом.
— Я тоже скучал, — произнес тот, отвернувшись и опустив руку на стол. — И прости меня, — Акаши тяжело вздохнул, склоняя голову. — Твои шрамы — моя вина и ответственность.
Санзу округлил глаза и приподнял брови. Сказанное действительно звучало искренне, а не так, как если бы мужчина просто хотел, чтобы от него отвязались. За столько лет Такеоми пришлось многое обдумать и признать большинство своих ошибок, в том числе и эту, как одну из самых крупных и болезненных.
— Прощаю, — пробурчал Харучиё, чувствуя себя крайне неуютно в этой обстановке.
Мужчина с облегчением выдохнул, чуть улыбнувшись и взглянул на брата. Тот сразу же отвёл глаза, совершенно отвыкнув от не уничтожающего зрительного контакта между ними. Но всё-таки изуродованные уголки губ совсем немного приподнялись в ответном жесте. До отношений, как между Хайтани им никогда не достать, но хватало уже того, чего удалось добиться сегодня. Ещё один камень упал с плеч Харучиё, облегчая его душу и возвращая к жизни.
