***
Миша плохо соображал, что с ним творится, да и резкая смена обстановки - с душного пушкинского полумрака на белый, да ещё и морозный, свет - подействовала неблагоприятно. Не то, чтобы он прямо сильно не ожидал очнуться у Риты и тут же быть выброшенным на улицу... нет. Просто даже не успел понять, как он тут оказался и с кем его так бесцеремонно выбросили. Поэтому и удивиться как следует не успел. От сильного толчка в спину Миша удержаться не смог - полетел прямо навстречу препятствию. Завалившись сверху на человека, нервно облизал губы. Что странно, почувствовал вкус чужого алкоголя, застывшего, видимо, с ночи. Кое-как поднявшись на ноги, не без помощи незнакомца, Михаил вгляделся в его лицо. "Вот чёрт!" Отряхиваясь от снега перед ним стоял Виталий. Дубинин. Из Арии. - Тебя как зовут-то хоть? - Михаил, - Миша с трудом разомкнул челюсти. Будто за ночь разучился говорить. - Виталик. - Они пожали друг другу руки. Басист был очень тёплым, и Житнякову очень не хотелось отпускать его руку. Слово за слово, начиная с обсуждения Пушкиной, разговор пришёл к предложению басиста подвезти нового знакомого. Миша дрожал как осиновый лист на ветру, но стойко делал вид, что не замечает холода. Он всё время смущённо улыбался, и оставлять его мёрзнуть было бы верхом эгоистичности. Оба они были не в самом лучшем состоянии, чему способствовал выпитый за ночь алкоголь. Наверное, поэтому Виталик всё же предложил, а Миша согласился. Оба были не в силах спорить с головой. И оба уже садились в машину. Басист завёл машину и тут же включил обогрев, наблюдая, как Миша медленно сгибает и разгибает продрогшие пальцы. К посиневшим губам и щекам понемногу приливала кровь. Ехали они в молчании. - Напомни-ка адрес - не отрываясь от дороги, Дубинин нащупал в бардачке телефон и одним глазком глянул время. Услышав бормотание пассажира, он усмехнулся, - Не в ту сторону едем. Машина развернулась в обратном направлении и поездка продолжилась. Разговор не клеился - Мише ничего не приходило в голову. Он сидел, стушевавшись, и смотрел в окно сбоку. За стеклом мелькали дома, люди, машины, шумел мир. У Михаила в голове тоже было шумно. Мысли, не фиксирующиеся под понимание, сновали в голове, будто мошки. Он почти поймал одну из них... - Чего дома не спалось? -А?.. - Мишины мошки в голове тут же разлетелись. Та самая мысль выскользнула из-под самых пальцев. - Почему не спалось? Свои догадки Виталий резонно аргументировал тем, что нашёл Михаила в гараже без сознания. Отрывисто Миша попытался отшутиться, но Дубинин и сам понял, что собеседник не настроен на беседу. Так и ехали - в напряжённом молчании. Минут через двадцать Житняков уже стоял перед дверью своей квартиры. С Виталиком он попрощался молча, только тихо поблагодарив. До последнего ловил на себе его задумчивый взгляд, а потом скрылся за дверью, не оглянувшись. Тихо постучался. Он не рассчитывал на мгновенный щелчок двери и объятия супруги. Она шептала что-то про то, что никуда больше не отпустит на ночь. По пути на кухню постоянно восклицала: «Где же ты ночевал?.. На улице?.. Господи! Там холод-то какой! Ну ка, садись, грейся! Немедленно!» В нескольких словах, Аня не дала Мише ни возмутиться, ни удивиться – сейчас надо было думать о том, чтобы исполнить её указания. Поэтому он послушно прошёл в спальню и сел возле батареи, у самого окна, куда и посмотрел в нетерпении. Но с какого ракурса бы он не заглядывал, отсюда нельзя было разглядеть часть стоявших машин, среди которых мог быть и Виталий. А может, он уже уехал. Вздохнув, Миша поплёлся на поиски смысла жизни в любимом месте человечества. По пути туда украдкой заглянул на кухню - Анна рылась по полочкам, сердито бормоча себе что-то под нос. На обратном пути Миша застал её уже шаманящей с чаем. - Знаешь, как бы я хотел сейчас всё забыть, - он присел на стул, расплываясь по столешнице. - Хотя бы на пару минут. Супруга подошла, ставя перед ним чай. - Забудешь, - Она ласково потрепала по голове. А потом удалилась на стук в дверь, предоставляя Мишу и чай друг другу. Похлебав почти безвкусного кипяточка, Житняков уронил голову на руки, чувствуя лёгкое головокружение. Аня вернулась, утверждая, что за дверью обнаружился неадекватный мужчина, но Миша уже не слушал. Он отвернулся и прикрыл глаза. Буквально на минуточку.***
Несколько дней Миша провёл в ожидании. Подготовка песни шла в одиночестве, что немного сбивало творческий настрой. Запершись в комнате, он почти не выходил оттуда, потонув в ловушке намного уже, чем четыре стены. Он не столько беспокоился о деле, сколько о событиях последних двух дней. Аня, с беспокойством заглядывая в укрытие мужа, часто видела безнадёжную картину погружённого в свои мысли Миши. В своей голове было намного теснее, чем в мире. Бесспорно, если бы Миша захотел, то погрузился бы в себя глубоко, так глубоко, что никто не смог бы его вытащить обратно. В глубине сознания гораздо интереснее, чем в окружающем мире. Там на самом деле много просторнее, чем снаружи. Но вопросы, интересовавшие Михаила, были на поверхности, занимали смехотворно маленькую часть сознания и были скорее результатом зацикленности, нежели интереса. Или это был очень нездоровый интерес. В очередной раз стукнувшись о стенку, Миша обессиленно осел на пол. Поднял взгляд к потолку, вспоминая третий куплет. Губы безмолвно зашевелились, а мелодию он воспроизводил в голове. Через несколько секунд он в раздражении запрокинул голову назад. Когда Михаил только-только познакомился с Маргаритой, и она предложила вокалисту состоять в проекте, им овладело великое чувство, будто он участвует в чём-то очень важном и ответственном. По сути, так и было, но никто кроме его самого и Пушкиной так не думал. Вокалиста это, однако, не расстраивало. Сам процесс записи, репетиций действовал на него благотворно. Студийная суета больше напоминала домашние заботы - обстановка и атмосфера способствовали этому. Множество музыкантов из разных групп и даже тусовок всё равно были неразрывно связаны маргентовской сетью. Одна большая секта, где поклоняются музыке. Поэтому неожиданные встречи стали для Миши своеобразным ритуалом каждый раз, как он посещал студию. Он несколько раз натыкался на Стырова, пожимал руку Саше Кипелову (что было удачей, потому как Александр за всё суетливое время лишь один раз был на студии), случайно прерывал запись хора или баса... Пару раз мельком видел загадочного Маврина, но подойти не успевал - слишком уж Сергей был шустрым. НЕ бывших арийцев ему встретить тогда не довелось. Вероятно, Миша этого не помнил, но за день до потери памяти им владело то же чувство. Сингл обещал быть интересным, и то недолгое беззаботное время Миша просто радовался в предвкушении. Сейчас у него, как говориться, выгорело. Он бы предпочёл отдохнуть, отвлечься от этого дела, или вовсе отказаться, забыть о нём. Но не бубнить под нос надоевшие строчки каждый божий день. Сам не знает, зачем удалился от внешнего мира, отшельником протухая в тесном помещении. А ведь на самом деле он попросту забыл все прелести той суеты. Тогда и дня не было, когда бы он провёл его со скукой. Сейчас он ни на что не расчитывал, собираясь на студию записывать, наконец, этот "Цветок..."