evil.

двумя днями ранее... пышные бархатные занавеси были задернуты, чтобы не пропускать в комнату ночь, но молодой виконт [1], пак сонхва, ощущал, как тьма сгущается в углах гостиной. угли мрачно мерцали в камине, а холод ранней осени проникал в старые камни города. сонхва стоял в углу гостиной, в стороне от гостей, наблюдая за происходящим. в приглушенном свете драгоценности сверкали одинаково — и на лебединых шеях, и на морщинистых запястьях. мужчины и женщины двигались между собой, либо игриво нашептывая что-то друг другу, либо с суровым видом обмениваясь новостями. мир создавался и пересоздавался как раз в таких гостиных, и сонхва уже не мог разобраться во всех хитросплетениях, что движут миром. скоро у него в руках окажется достаточно нитей, и тогда можно будет потянуть за них и посмотреть, как запляшут эти люди... и только один человек сидел совершенно неподвижно среди всей этой шумной массы. временами сонхва задавался вопросом, вздохнул ли он хотя бы раз с тех пор, как начался вечер. он был одет в костюм темно-красного цвета, что казался почти черным, черно-белая маска скрывала лицо. ким хонджун был одним из тысячи шарлатанов, притязающих на общение со сверхъестественными силами. подобные люди морочат головы доверчивым гражданам, среди которых были и простолюдины, и монархи. сонхва относился к подобным медиумам [2] с недоверием и презрением. они были непредсказуемы. продажны. потенциально полезны, конечно, но слишком не надежны, чтобы им доверять. сонхва увидел, что его мать, леди пак, остановилась у кресла, где сидел хонджун, и коснулась его руки. медиум медленно склонил голову со своей обычной лисьей грацией, а потом выпрямился и застыл в прежнем положении, как если бы он никогда не двигался. хонджун утверждал, что слышит голоса мертвых. у него бывали видения, и он, как жемчужины, собирал тайны знатных личностей. спустя всего лишь год после его внезапного появления жалким считался вечер, который не мог похвалиться его присутствием, точно статуей, стоящей в углу и свидетельствующей о связи хозяина дома с незримыми мирами. за кем он наблюдал из-под своей маски? чьим орудием был он в этой игре империй? и сколько человек из присутствующих здесь, вдобавок к матери сонхва, уже попали под его чары? леди [3] пак пошла дальше. в ее ушах сверкали рубины, абсолютно неподходящие к ее темно-фиолетовому платью и новому ожерелью, — верный знак, что она находиться в полном подчинении у хонджуна. этот юноша учил, что рубины охраняют от вредных мыслей, изумруды — от зависти, бриллианты — от духов, а топазы — от болезней души. сердце сонхва сжалось, но пока его отец держится и за жизнь, и за титул, он ничего не может сделать с пристрастием матери к медиумам и духовным руководителям, обещающим воссоединить ее с дочерью, которую она потеряла пять лет назад. дочь, к убийству которой, по мнению многих, находившихся в этой комнате, сонхва приложил руку. а рука леди пак смущенно трепетала у шеи. весь вечер она теребила свое новое ожерелье, всячески привлекая к нему внимание других гостей. «интересно, какие чары напустил на это ожерелье хонджун?» — цинично подумал сонхва. или это его видения направили его мать в определенный ювелирный магазин, с владельцем которого этот мошенник — совершенно случайно, разумеется — оказался знаком? госпожа хван минджи перехватила его мать, когда та проходила недалеко от сонхва, не заметив его. графиня дернула за ожерелье почти конвульсивным рывком, и взгляд леди хван послушно скользнул на ее шею. — как великолепно ваше новое украшение! — воскликнула женщина. — скажите мне, пожалуйста, кто его сделал? — его не сделали, — сказала леди пак с ноткой таинственности. — его нашли. ким хонджуна несколько недель посещали видения, связанные с ним, и хотя он объяснял мне значение каждого, ни в одном не было никакого смысла, пока он не увидел некий предмет, в котором я узнала один необыкновенный камень в саду за нашим домом. я приказала поднять камень, а под ним, в маленькой шкатулке, почти сгнившей от времени, лежало это необыкновенное ожерелье! эти слова вызвали восторг у госпожи хван, а по телу сонхва пробежал холодок. так ожерелье не куплено, а найдено? если это ожерелье настоящее, то оно должно стоить невероятно дорого. где этот хонджун взял его? кто уговорил его спрятать это сокровище у них в саду и с какой целью? леди пак повернулась так, чтобы показать украшение во всей красе. ожерелье сверкало, словно смеясь над сонхва. это, конечно, хитрая уловка, которую повесили на шею его матери, чтобы утянуть всю семью. в таком тщательно сотканном замысле не может быть ничего хорошего. сонхва хотел, чтобы эта вещица исчезла, а вместе с ней и ким хонджун. госпожа хван минджи пустилась рассказывать о других видениях хонджуна, однако ее отвлек знак, поданный ее дочерью с другого конца гостиной, и вскоре она отошла. молодой человек воспользовался этой возможностью и перехватил свою матушку. он шагнул вперед, взял ее за локоть. леди пак вздрогнула от его прикосновения, и он с трудом удержался, чтобы не бросить возмущенный взгляд на застывшего, словно статуя, ким хонджуна. — матушка, — тихо проговорил он, — ты не сказала мне, что это ким хонджун подарил тебе ожерелье. его мать смутилась, свела свои темные брови. — подарил его мне? нет, это я велела садовнику выкопать его… — и тем не менее, — оборвал ее сонхва, — это подарок. ты говоришь, что тебя привели к нему его видения — как легко было бы для него хранить о них молчание и оставить ожерелье себе. но нет, ему хотелось, чтобы оно оказалось у тебя, и я не верю его словам. лицо леди пак стало каменным. — сын мой, ты руководствуешься просто-напросто своими предубеждениями. — я просто не доверяю этому проходимцу, у которого нет никаких оснований проявлять такую щедрость. к тому же у него могут быть мотивы, о которых тебе ничего неизвестно, — возразил он, забыв в своем раздражении, что надо потворствовать иллюзии матери, будто бы этот ясновидящий обладает сверхъестественными способностями. — разве тебе не приходило в голову, что эту вещь могли украсть? представь себе, какой вред это может нанести отцу в парламенте, если наша семья будет замешана в краже. матушка, пожалуйста, сними это ожерелье и спрячь его, пока мы не вернемся домой. а затем ты уберешь его и сделаешь вид, что не можешь его найти. — он посмотрел на нее, безжалостно пользуясь ее неуверенностью, которая под влиянием хонджуна превратилась в страх. — не носи его и даже не говори о нем, пока этот колдун или кто он там не уедет. краска схлынула с ее лица, а вместе с ней исчезли все следы ее былой красоты. сонхва растянул губы в улыбке, хотя улыбаться ему вовсе не хотелось. — матушка, я пытаюсь спасти тебя. — и с этими словами он отпустил ее, надеясь, что она исполнит его требования. виконт повернулся лицом к юноше, неподвижно сидевшему на другом конце гостиной и излучающего мрак, с которым ему приходилось сражаться вот уже почти год, юноше, который втерся в общество так основательно, что его присутствие стало совершенно неизбежным. он никогда не разговаривал с ним, никогда не признавал его, зная, что со временем его выбросят, как вышедшую из моды вещь. то была его ошибка, ибо время шло, а общество все еще не устало от него, — ошибка, которую он больше не повторит. но при всем при том он ощущал его присутствием на каждом обеде и званном вечере, оно обжигало, как раскаленный уголь. хонджун, должно быть, знал, как он притягивает пака и до какой степени приводит в ярость, потому что совершенно очевидно, что этот молодой человек всегда был именно таким, каким хотел быть. сонхва преодолел разделяющее их пространство, пробираясь между людьми. воздух был тяжелый от тошнотворных сладких запахов духов, пота, увядающих цветов и табака, который въелся в мужские костюмы. хонджун в своем углу даже не пошевелился, хотя пак мог бы поклясться, что его глаза были устремлены на него. он остановился очень близко от его кресла, но сонхва не мог увидеть ничего нового. ким оставался таким же неподвижным. если бы не едва заметное движение его груди, сонхва почти поверил бы, что этот парень неживой. но хонджун действительно дышал, и сонхва почувствовал, остановившись рядом с ним и глядя на него сверху вниз, исходящее от него напряжение. он боится его. значит, пак может вызвать в нем реакцию — такую примитивную, и это наполнило его неистовой, злобной радостью. хонджун ничего не говорил, как и молодой виконт. однако тот медленно, демонстративно обошел вокруг него, пока не остановился в промежутке между его креслом и стеной, прямо за его левым плечом, так, что медиум не мог видеть его. — нам нужно поговорить, ким хонджун, — сказал он, произнеся его имя, точно это было оскорблением. — кажется, мне хотелось бы, чтобы вы погадали мне по руке. — он положил руку ему на плечо, и сквозь ткань костюма ощутил крепкую мышцу над ключицей. — я не гадаю по руке, — ответил юноша. сонхва впервые услышал его голос и вздрогнул. — я читаю в душах. подавив странную дрожь, вызванную этим голосом, виконт сжал его плечо. — вы лжете. — вы говорите с такой уверенностью. — ответ был быстрым, заученным. он уже сталкивался с сомневающимися людьми. — я уверен, — возразил сонхва. — если бы вы могли читать в моей душе, вы сейчас дрожали бы. хонджун быстро втянул в себя воздух — непонятно, было ли то удивление или своего рода смех. — читать в душе — вещь не такая простая, как видеть лицо. сонхва не стал продолжать этот разговор, чтобы его не увлекли в сторону. — вы весь вечер давали аудиенцию. теперь и я прошу об аудиенции. — наедине. пак не ошибся — он задрожал от страха. воспользовавшись этим, он слегка нарочито нажал на его плечо. — само собой разумеется. — а если я откажусь? — спросил юноша непреклонным голосом, хотя за его словами по-прежнему прятался страх. молодой человек наклонился так, что его губы оказались на одном уровне с хонджуновским ухом. — как вы думаете, что останется от вашей таинственности, если снять с вас маску? — и он погладил указательным пальцем край маски. — я иду. — эти слова были сказаны без спешки, но сонхва впервые почувствовал, что нашел оружие против его словесных кинжалов, которые он весьма умело пускал в ход. — я рад, — рука сонхва переместилась вниз и сжала его предплечье. — ведите меня. я пойду за вами. маска не давала дышать, мужская рука на предплечье ощущалась как тиски. хонджун овладел своим дыханием, велел бешено бьющемуся сердцу биться медленнее. он видел, как этот господин разговарил со своей матерью, заметил, что руки у леди пак задрожали, и она поднесла их к ожерелью у себя на шее. от него не укрылось выражение ужаса, появившееся на лице женщины при виде сына. он шел не самодовольной походкой охорашивающегося павлина, но целеустремленной поступью хищника. до этого дня хонджун видел виконта ровно шесть раз. в первый раз, когда он распахнул дверь в разгар спиритического сеанса в доме семьи пак, заставив половину присутствующих дам испустить слабые крики. после чего он, стоя в дверях, просто-напросто позвал: — матушка. его мать вышла из комнаты, лицо ее стало пепельно-серым. это положило конец их собранию в тот вечер, но он получил плату и письмо, в котором говорилось о предложении устроить встречу с леди пак в более узком кругу на следующей неделе. хонджун был, в общем, доволен, ибо многолюдные сеансы хороши только для того, чтобы позабавить аудиторию. лишь на немноголюдных собраниях он мог продемонстрировать свои уменья во всей полноте, и его покровительница могла убедиться и уверовать в его способности. но всякий раз, когда ким упоминал об ощущениях, вызванных событиями, последовавшими за вторжением молодого лорда [4], леди пак бледнела, начинала тревожиться и неукоснительно переводила разговор на свою покойную дочь гоын. поначалу хонджун доставлял госпоже пак обычные успокоительные сообщения, постоянно уверяя эту бедную женщину в том, что ее дочь наконец обрела счастье. но после этой сцены чувство самосохранения и глубоко запрятанный страх вынудили его усомниться в пользе, которую может принести проникновение сына леди пак в это дело. при этом он предпочитал не думать о том, насколько руководствуется страхом за себя и насколько — искренним беспокойством о своей покровительнице. с тех пор хонджун видел виконта пака только издали — в гостиной или за обеденным столом, потому что в последние два месяца его стали приглашать на приемы. когда сонхва смотрел на него, ким чувствовал в его взгляде враждебность, проникающую в самую глубину его души, и холодел при мысли о том, что эти глаза могли быть последним, что видела его сестра. теперь он шел рядом с ним, пак сонхва по-прежнему сжимал его предплечье, и все гости молча смотрели, как они — ясновидящий и скептик — вместе покидают гостиную. его спутник шел следом, так что хонджун не мог посмотреть на него, не повернув головы, а этого он не хотел делать. но он ощущал его. они вышли из гостиной. прислуга закрыл за ними дверь и оставил их одних в полутемной столовой, где широкий начищенный стол тускло поблескивал при свете единственного бра, висящего на стене. хонджун остановился. — идите же, — приказал виконт. голос у него был густой и приятный. лучше бы этот голос был отвратительным. — я могу погадать вам здесь. сонхва крепче сжал его руку. — мы устроим сеанс там, где вы обычно их устраиваете, — в библиотеке. хонджун на мгновение закрыл глаза, с трудом сглотнул. он решил устроить несколько сеансов в этот вечер в библиотеке именно по той причине, которая теперь привела его в ужас. это была самая удаленная от гостиных и столовой комната, самая изолированная от света и шума званого вечера. «он не может видеть твоего лица», — напомнил юноша себе. не сказав ни слова, хонджун пошел вперед. в библиотеку.