Сходство сходству рознь

Он омывал свои грехи, будто совершая таинство покаяния, но нигде не было ни одного креста или священника. Была лишь вода, смытый уголь вперемешку с кровью и какие-то отголоски воплей той самой рыжей женщины. Он привёл себя в порядок, по-своему. Весь пропитанный дамасской розой, особенно волосы, он вернулся в гостевую комнату, расслабившись. Ванна с лепестками — роскошное удовольствие, которое он мог себе позволить в этом замке. Сам аромат влюблял его, очаровывал и заставлял накрывать все травмирующие воспоминания полупрозрачной дымкой, позволяя разуму передохнуть от всех ужасов и пыток. Кажется, он любил принимать ванну с лепестками так же сильно, как и маленькие дети любят засыпать со своей любимой игрушкой. Хотя, быть может, он и сам не понимает, как велико его пристрастие к дамасской розе. Возможно, это нездоровая зависимость. Александр всегда замечал, что лепестки из изящной жестяной коробочки куда-то пропадали, несложно было догадаться, чьих рук это было дело. В одной камизе археолог сидел за письменным столом около постели, изредка поглядывая в окно, но быстро возвращаясь к своим мыслям, не желая случайно увидеть или услышать рыжего призрака. Пока в его дыхании ещё хранятся обрывки обожаемого запаха, он ловил момент. Он двигал пером, наблюдая за появляющейся чёрной линией на пергаменте. Ведение дневника во многом помогало Даниэлю. Помимо того, что туда можно записать важные вещи и после напомнить самому себе об их существовании, так ещё и рассудок очищается после каждой записи. Всего себя он отдавал подобному делу каждый раз, это ведь ведение личного журнала. Юноша расписывал то, что лелеял, что терпеть не мог… Выкладывая воспоминания одно за другим, он писал обо всём: о сфере, о своих кошмарах, об Александре, о недавно прочитанном романе. Даже о вкусном рахат-лукуме, который тоже оставлял на каждом миллиметре языка тот самый вкус, заставляющий приятно ослабеть каждую мышцу его тела и каждую извилину в голове. Он искренне наслаждался, когда прусский барон приносил миску восточного лакомства и с какой-то неизведанной заботой рассматривал, как чуть дрожащие от нервов пальцы юноши обхватывали каждый кубик, пока сахарная пудра оседала на подушечках пальцев и сыпалась обратно в миску, а порой и на стол. Он осторожно, словно боясь потерять всё чудо момента, подносил лакомство к губам, застывая и ощущая дуновение желанного цветка. Археолог вновь погружался в свои мысли, уставившись в окно, подперев щёку рукой. И было приятно за ним наблюдать. Даже замечая на себе взгляд барона, он никогда не думал протестовать. Ему было по-своему приятно, что с ним кто-то проводит время, пускай даже в тишине. Порой, на суховатых губах оставалось немного сахара. Даниэль рассеяно просил налить ему воды и Александр с удовольствием командовал какому-нибудь Гранту исполнить желаемое. В дверь ненавязчиво постучались, и юноша невольно дёрнулся в сторону дверного проёма, отложив перо в чернильницу. — Заходите. — Громко отозвался он, а затем снова вернулся к полузаполненной странице своего дневника. Удивительно, что Даниэль не сбивался с мысли и мог спокойно продолжать своё повествование. Он подробно описывал сегодняшние эмоции, которые он испытывал до, во время и после пытки этой швеи. Он задавал вопросы самому себе, оставляя их пока что без ответа, предполагая, что найдёт должные слова позже. Он не забыл отметить и поведение Александра, который оттягивал его за уши от бездыханного тела. Его удивил тот факт, что мучитель отозвался на мольбы мученицы. Это было странно и дико, это задевало его… И после всех своих записей, после пережитых заново эмоций, ему больше всего хотелось рахат-лукума, ведь запах после водных процедур уже оставался едва ощущаем. От Даниэля веяло дамасской розой и будет веять ещё какое-то время, но аромат ослаб и больше он не защищает его измученный рассудок. Прусский барон прошёл в гостевую комнату, оглядев всё вокруг, проверяя, всё ли в порядке. И на то была причина. Он знает, каков юноша в гневе, в отчаянии, во всех возможных негативных состояниях. И сейчас окружение соответствовало своему естественному виду, это уже радовало. За Александром, прихрамывая, зашёл и Грант, своими грустными и глупыми глазами рассматривая хозяина. Гипертрофированной рукой он держал поднос за бок, а когтистой лапой придерживал снизу. Появилось ощущение, будто бы в спальне Даниэля разводили лимоны в небольших количествах из-за соответствующего аромата. Барон осторожно забрал поднос из лап Гранта и скомандовал тому уходить. Существо тихо прорычало и поспешило удалиться. Александр подошёл к письменному столу и юноша, почувствовав на себе чужой взгляд, немного отодвинулся, не переставая писать. Рядом с ним оказался серебряный поднос. Даниэля ожидал вполне себе достойный традиционный британский перекус, чашка чая и несколько сконов. Археолог никогда не признается, что на самом деле очень любит свою родную кухню, а особенно десерты. Поставив очередную чёрную точку, он, наконец отодвинул все письменные принадлежности и сам дневник, поворачивая голову в сторону барона. — Это..? — Он замешкался и напрягся. — Чай с мелиссой, успокаивает нервы, услада для сердца по мнению многих врачей. — Понятно. — Сконы он узнал сразу же, невольно облизнулся и где-то в глубине души даже обрадовался. Александр знал, что Даниэль был недоволен отсутствием его любимой дамасской розы, но при этом он понимал, что его друг слишком зависим от этого цветка. Учитывая то, в каких целях он используется… Важно не позволять юноше так часто употреблять различные чаи и блюда с этим вкусом. Сам археолог вряд ли бы захотел, чтобы у него появились провалы в памяти. Это был настоящий наркотик, вставший в один ряд с опиумом. Барон схватил стул из угла комнаты и, пододвинув его к письменному столу, устроился рядом, с интересом наблюдая. Даниэль приступил к трапезе и спокойно, думая о чём-то своём, наслаждался едой и чаем. И барон не обманул его, мелисса удивительным образом успокаивала его своим вкусом и запахом. — Тебе лучше, Даниэль? — В Александре пробудилось желание выудить из своего друга как можно больше слов, дабы сделать выводы не только на внешних факторах, но и на его фразах. Археолог собирался устало вздохнуть, но сдержался. Ему не очень хотелось поддерживать беседу, ведь в нынешнем состоянии его заветным желанием было молчание. Он не против послушать фоном что-то от барона, но сам был не в состоянии шевельнуть языком. Точнее, он мог говорить, но понимал, что если начнёт, то может поведать слишком много. Высказаться о том, что терзает его было безопасной затеей, но по-человечески неприятной и гадкой. В какой-то степени ему было стыдно. Даниэль выждал пару минут. Подул на чай, немного остудив его. Посмаковал очередной кусочек свежего и тёплого скона, который согревал рот и желудок. И снова запил, прикрыв глаза. Прусский барон терпеливо сидел на месте. — Да. — Коротко и ясно. Александр не мог остаться довольным в полной мере таким ответом и фыркнул, специально показывая своё негодование. Юноша выглядел сердито и сурово. Барону было неприятно видеть образующиеся морщины на лбу своего друга. Они наблюдали друг за другом, играли в гляделки. Правда весь непоколебимый и серьёзный вид Даниэль испортил тем, что поднёс к своим губам чашку и вновь отхлебнул немного чая, а затем вновь сунул себе в рот скон. Какой же хрустящий, а внутри столь мягкий и нежный. — Почему нет джема? — Внезапно спросил археолог, чем озадачил барона. — Потому что ты не отвечаешь на мои вопросы, Даниэль. — Уважающий себя человек не доест эти сконы без джема. Они замечательные, я это признаю, конечно. — Прекрати паясничать, Даниэль. — Принесите джем, иначе я ничего Вам не расскажу. — Потребовал юноша, отвернув свою голову в сторону окна, как бы показывая, что на этом разговор окончен. Барон мог бы уйти и не поддаваться ребячеству друга-британца, но ему было необходимо удостовериться в том, что всё действительно в порядке. Его не покидало тревожное чувство. Даниэль всегда был очень кротким, когда дело доходило до пыток, исправно следовал каждому шагу и не делал ничего лишнего, но сегодня что-то явно случилось. Что-то оборвалось. Возможно даже до того, как археолог дотронулся своими руками до клетки с крысой. И возможно, даже до того, как он прибыл в замок Бренненбург. Ему пришлось подняться и отправиться на поиски чёртового джема, проклиная каждый существующий вид ягод и фруктов. Даниэль, ожидая сладкой добавки к не менее сладкому ужину, не мог не написать о настойчивости Александра в своём дневнике. Заметка была короткой и понятной, ничего лишнего. Барон суетливо спешил найти одного из своих прислуг, Гранта долго искать не пришлось. Он сидел на несуразном фонтане, из которого торчали ноги статуи. Уродец одиноко устроился на бортике, руками ковыряясь в воде, видимо, от скуки. Если приглядеться, то можно было заметить, что он с тоской рассматривал своё отражение. А от внезапного сквозняка, завывающего вокруг, Грант даже дёрнулся и жалобно прорычал, напоминая скорее ребёнка, чем страшного монстра. — Даниэль хочет какой-нибудь джем. — Сообщил Александр, оказавшись за спиной своего слуги так внезапно, что тот чуть ли не плюхнулся прямо в воду. Грант, издавая непонятные звуки, которые он так отчаянно пытался сложить в слова, не смел ослушаться своего хозяина и бегом отправился на поиски джема. А сам господин Бренненбург задумчиво оглядел фонтан. До боли изысканный, загадочный, с идеей. Он прекрасно понимал, что это произведение искусства вызывает страх у его гостей, смятение и даже тоску. Это был повод для каждого, повод задуматься. Это был своеобразный тест, очень интересный…

***

Барон вернулся с мисочкой в руках, в которой красиво переливалась при свете свечи ягодная масса, предположительно, из вишни. — Вы принесли джем? — Даниэль сразу оживился, поворачивая голову в сторону Александра словно на автомате. — Нет, это кровь. — Раздражённо пробубнил барон, укладывая мисочку на поднос. Казалось бы, очень глупая и безобидная ерунда, брошенная без задних мыслей, но Даниэль не на шутку ужаснулся, волосы встали дыбом и он был уверен, что ему действительно принесли кровь. В миске. С золотой каёмочкой. На секунду он был твёрдо убеждён, что Александр говорит ему правду. Это было добыто из человека, набрано специально для археолога, чтобы он макал чудесные сконы в это. — На тебе лица нет. — Я… В порядке. — Утверждал юноша, неуверенно ковыряясь кончиком пальца в посудине, а затем засовывая этот палец себе прямо в рот. Он проверял, кровь ли это. «Как неделикатно», — Пронеслось в голове у барона. — Вишнёвый. — Знаю. — Он успокоился и схватил булочку, бережно погружая её в джем, пока Александр вновь сел на стул и начал наблюдать за каждым его движением. Удивительно, но сейчас Даниэль совсем не обращал внимание на чьё-то присутствие, он с упоением наслаждался кушаньем, не жалея красной жижицы, довольствуясь сладостью и воздушностью сконов. Археолог не блистал аккуратностью, он нелепо измазывал все свои губы джемом случайным образом. И, что естественно, Александр не был очарован подобным зрелищем. И в который раз, Даниэль выпадал из реальности, уносясь в детство. Раньше он попадал в самые различные уголки своего сознания. При этом археолог проигрывал у себя в голове какие-то события то из экспедиции, то что-то из недавних событий. Он размышлял и вспоминал, его ощущения были многообразны и порой он узнавал что-то новое о других людях и о себе. Но сейчас он мог думать только о тех временах, когда он был рядом со своей маленькой сестрой… — Ты уже так много умеешь, Хэйзел. — Он сидел на кровати рядом с ней, обжигая свои пальцы, но жадно поедая скон. Она любила экспериментировать, устраивать беспорядок на кухне, но стоит признать, что всё же у неё выходило неплохо. Отец никогда не покупал им десерты, но из маминой книжки рецептов маленькая девочка узнала очень многое и не боялась воспользоваться скалкой. Они получились неровными, может быть и не такими аппетитными, как могли бы быть, но она старалась. И вид совершенно не портил вкус, а ещё она улыбалась. И он улыбался. Хэйзел было особенно радостно, когда она видела своего брата таким счастливым. — Вкусно же получилось, да? — Она спрашивала это намеренно, чтобы услышать то, что было и так понятно. Ему очень нравилось. — Да, вкусно получилось. Сейчас бы ещё джема… — Но дома таких сладостей у них не водилось. Из мыслительного потока его выдернул недовольный барон, выудивший красивый платок с вышитыми по краям розами. Александр с хмурым лицом, при этом не забыв неодобрительно хмыкнуть, протянул лоскут Даниэлю. Юноша слегка удивлённо вскинул брови, послушно принял кусочек ткани и небрежно вытер свои губы. Только он было хотел вернуть платок хозяину, как барон отрицательно помотал головой. — Оставь себе. Археолог напрягся и отвёл взгляд в сторону, вспомнив, что он должен поговорить с Александром о том, что его так гложило. Волосы немного мешались и закрывали его глаза, но на подсознательном уровне ему и не хотелось, чтобы барон устанавливал с ним зрительный контакт. — Я совершил оплошность сегодня, это меня и тревожит. Это было по-дилетантски с моей стороны. Я понимаю, что в таком тонком деле... — Он хотел выражаться как можно осторожнее и избегать самих слов, напоминающих ему о прошедших недавно событиях. — В таком тонком деле самодеятельность не допускается. Александр посчитал, что его друг только начал свой монолог. И сейчас юноша, как человек благоразумный, объяснит всю ситуацию, раскроет свой мотив, но этого не произошло, Даниэль внезапно онемел и сцепил чуть трясущиеся пальцы в замок. — Даниэль. Но он не слушал. — Даниэль, посмотри на меня. — Барон постарался сделать свой тон более мягким и даже дружелюбным, но у него скверно получалось и юноша принял его слова за приказ, отчего он отвернул свою голову в сторону кровати, желая прямо сейчас провалиться в одеяло, как в самый тёмный колодец, лишь бы оказаться в полном одиночестве. Людское общество давно стало чуждым для Даниэля, ведь Хэйзел, единственная, с кем он общался как с человеком, уже умерла. — В любом случае, мы не сможем проводить ритуалы, пока ты в таком состоянии. — Барон разглядывал напряжённые пальцы археолога, которые были так плотно сжаты между собой. — Я не терплю садистов, особенно если их жертвами становятся самые невинные существа в этом гнилом мире. — Последние слова он особенно злобно процедил сквозь стиснутые зубы, выдыхая громко, подобно хищнику, готовившемуся нанести удар. Безмолвие лишь усугубило волнение в груди Александра, а сам Даниэль глубже погружался в себя. Юноша был готов поклясться, что все давно зажившие раны и синяки страшно ныли. — Тебя избивали родители? — Он не смог аккуратно подступиться. Археологу это явно не понравилось. — Отец. Ему тяжело далось одно лишь слово. Даниэль старался забыть, он в принципе никогда не пытался принять что-то ужасное и изменить, он лишь забывал или избавлялся, думая, что так проявляет невероятную силу. Но почему-то сейчас ощущение своей мощи пропало, поперёк горла точно засунули неровное полено, а в груди неприятно покалывало. На секунду Александр замешкался. Он догадывался, но не хотел думать о подобном, не хотел представлять себе чужую боль, когда своей ему было достаточно с головой. — Ты не заслужил такое отношение к себе. Возможно, барон искренне сочувствовал ему, но Даниэлю было плевать. По крайней мере, сейчас. — Времени так мало... — На голову что-то давило, юноша готов был поклясться, что ощущал на голове стокилограммовую гирю, а на виски ему жал кто-то невидимый. Разболелась и душа, и тело. — Не волнуйся, Даниэль, сейчас тебе лучше отдохнуть, тень не посмеет подобраться близко. Археолог, почувствовав себя немного комфортнее, развернулся в сторону барона, в замешательстве разглядывая его. — Я обещаю. Юноша прекрасно понимал, что такой человек, как барон Бренненбургский, не станет просто так разбрасываться словами на ветер, это успокаивало всю смуту, поселившуюся у него в голове и сердце. Он поклялся себе с этого момента никогда не придумывать такие предыстории для пленников, где бы фигурировало то, что может спровоцировать Даниэля на излишнюю агрессию. Юноша тяжело вздохнул и, как и хотел ранее, провалился в постель, стараясь расслабиться. Он не мог перестать волноваться о тени, каждую секунду в его разуме проносились навязчивые мысли. Эта неприятная жижа может заявиться в любой момент, а он здесь отдыхает... — Набирайся сил и спи крепко, Даниэль. — Александр было хотел уйти, но на пороге остановился, обернувшись на застывшего в одной позе человека. «Гнилой мир», — Повторял про себя барон, раздумывая. Будто по приказу, Даниэль почувствовал, что действительно хочет передохнуть, укутаться в одеяло, забыть обо всех ужасах, о недавнем разговоре. Но барон встал в дверях таким необычным и странным образом, глядя куда-то в пустоту, отчего юноше немного стало не по себе. — Спокойной ночи Вам, Александр. Археологу показалось, что барон ждал каких-то его слов, поэтому и не уходит. Александр лишь как-то удивительно грустно, но при этом заботливо и загадочно, улыбнулся.