Пожирательница душ

      Три или четыре мили спустя дубовые и кленовые леса сменились сумрачным еловым бором. Здесь стоял вечный полумрак и тишь: ни пения птиц, ни шороха мелких зверьков — лишь откуда-то издалека доносилось мелодичное журчание ручья. Подлеска почти не было, и ноги путников утопали в мягком ковре бурой опавшей хвои. Словно в покинутом храме или на кладбище, здесь хотелось идти бесшумно и говорить вполголоса.       Мрачноватая атмосфера горного леса подействовала даже на марранов: солдаты уже не держали строй, не топали во всю мощь своих ножищ, не пытались горланить песни — они шли, сбившись в кучку и о чем-то тревожно перешептываясь между собой.       «Ведьма»-проводница тоже призадумалась и погрустнела.       - Может быть, она была не такой уж плохой, - сказала она вдруг — и, встретив вопросительный взгляд Урфина, пояснила: - Фея Келемринда. Что мы вообще о ней знаем? Нам известно — и то по слухам — что она делала, но ведь неизвестно, почему и зачем.       - А ты знаешь хоть одну уважительную причину закусывать детьми и воровать лица у девушек?       - Конечно. - Девушка блеснула вызывающим взглядом из-под ресниц. - Допустим, твоя могучая армия стоит у стен Изумрудного города. Но, чтобы взять город, придется съесть младенца. Если этого не сделать, тебя разобьют. Как ты поступишь?       Если она рассчитывала этим вопросом поставить его в тупик, то просчиталась:       - Мой младенец, - усмехнулся Урфин, - будет очень похож на настоящего, но изготовлен из нежнейшей ветчины.       Филин у него на плече разразился скрипучим хохотом, как видно, вспомнив колбасных мышей и шоколадных пиявок на пирах в Изумрудном дворце.       Девушка поджала губы.       - Что ж, тоже выход, - протянула она, - для того, кто согласен довольствоваться подделкой... - И вдруг воскликнула совершенно иным тоном: - Вот мы и пришли! Пещера там, на другой стороне!       Лес обрывался на краю глубокого ущелья; по дну его, далеко внизу, серебристой лентой вился ручей. На другой стороне склон уходил круто вверх — и там, в окружении колючих зарослей, темнела дыра в земле, фута в четыре высотой. Пара острых камней у входа придавала ей сходство с раззявленной клыкастой пастью.       - Я перебиралась туда по стволу упавшего дерева, шагах в пятистах отсюда, - объяснила проводница.       ...Гуамоко, отправленный на разведку, не возвращался так долго, что искатели сокровищ забеспокоились. Когда же наконец появился — пребывал в таком волнении, что эту важную и гордую птицу трудно было узнать. Летел он каким-то сумасшедшим зигзагом, а, приземлившись, еще некоторое время не мог отдышаться и изъяснялся нечленораздельными возгласами на смеси человеческого и птичьего языков.       Вход в пещеру и сама пещера, сообщил он, вполне безопасны. Судя по общей сохранности обстановки, прежде там стояли охранные заклятия, но срок их действия истек не меньше полусотни лет назад. Внутри обитают только летучие мыши и разные мелкие лесные твари. Единственное — запах... дышать там, конечно, лучше через листья дерева рафалоо — и очень, очень жаль, что в здешних местах это дерево не растет.       Что же касается сокровищ, то... о! О-о-о! Все не так, как они ожидали — намного лучше! На себе все это не унесешь, нет-нет, исключено. Надо послать за подводой. А лучше за двумя. И непременно захватить дерюгу и солому для упаковки — там много хрупких предметов. Например, зеркало для предсказаний, и набор ритуальных кубков из горного хрусталя, и еще этот странный прибор, похожий на астролябию. Если Гуамоко верно понимает, что это такое, то... О сундуках, набитых золотом и драгоценными камнями, и говорить не стоит — только столь грубые и материалистичные существа, как люди, могут высоко ценить этот мусор — но да, есть и они. А книги, книги! Пусть саблезубый тигр проглотит его на этом самом месте, если он не видел там, на второй полке сверху, утерянный оригинал «Некро...»       Филин еще говорил — а двое марранов, повинуясь приказу короля, уже отправились в деревню за подводами, а остальные сменили мечи на топоры и принялись валить деревья. Через пару часов через ущелье протянулся мост, собранный из четырех поваленных стволов, неказистый, но прочный и устойчивый: подвода не проедет, но человек с тяжелым мешком вполне пройдет.       Едва мост был готов, «ведьма» ступила на него первой и легко перебежала на ту сторону. Новая непочтительность — и снова король, привыкший везде быть первым, этого словно не заметил.       Урфин уже шагнул на мост, когда Топотун, наконец решившись, схватил его зубами за плащ и потянул назад.       Король раздраженно обернулся — но лицо его смягчилось, когда он увидел своего верного слугу в неподдельном ужасе. Огромный медведь дрожал как лист, шерсть его стояла дыбом.       - Повелитель, - пробормотал он, запинаясь, - не ходил бы ты туда!... Мне страшно! Эта злая колдунья... она какая-то уж слишком злая!       - Ты тоже поверил в эти деревенские байки? Келемринда умерла семьсот лет назад, глупый ты зверь. Да и я — не младенец, и кто попробует меня сожрать, рискует обломать себе зубы! - Урфин потрепал медведя по холке. - Все нормально, Топотун. Я скоро вернусь.       И уверенным пружинистым шагом двинулся через пропасть к пещере, так похожей на разверстую пасть чудовища.       - «Изменение Пути: теория и практика»... - бормотал Гуамоко себе под нос. - «Предсказания горя»... нет, скорее, «зла». Или «Злые пророчества»? «Подробная карта страны..» Нет, кажется, это переводится как «мир»... значит, «Подробная карта Мира Вверху и Мира Внизу, с описаниями и гравюрами, составленная...» Хм! Смотри-ка, повелитель, оказывается, в свободное от пожирания детишек время наша любезная хозяйка занималась научной работой!       - И что это за миры? - поинтересовался Урфин, без особого энтузиазма отрываясь от причудливой шкатулки резного черного дерева.       Он хорошо понимал, к чему клонятся все эти восторги: сейчас хитрая птица докажет как дважды два, что библиотека колдуньи имеет непреходящую ценность для потомков, а следующим шагом потребует основать какой-нибудь «Королевский Фонд изучения наследия Келемринды», себя назначит директором и примется выбивать из казны ставки — не только для самого себя, это бы еще ладно, но и для всех своих двоюродных дядюшек и троюродных племянников.       - Вот это нам и предстоит выяснить! - отвечал Гуамоко, полный исследовательского рвения. - Перехожу к полке номер три...       Факел, закрепленный в ржавом настенном канделябре, неимоверно трещал и чадил, но света давал достаточно. Впрочем, Гуамоко и не нуждался в освещении.       Не желая сидеть сложа крылья в ожидании подводы, филин принялся составлять опись найденных в пещере интеллектуальных богатств. Он сидел, вывернув голову под каким-то невозможным углом, на покосившейся книжной полке, долго и мучительно разбирал заглавия на корешках, выведенные затейливой древнеарахнидской вязью, а потом, сжав в лапе грифель, заносил их в список — такими каракулями, которых никто, кроме него, разобрать не мог. И, похоже, был совершенно счастлив.       Девушка почти сразу скрылась в боковом помещении, где у Келемринды, по всей видимости, располагалась гардеробная. Одному Гуррикапу известно, что она надеялась там найти, среди истлевших тряпок и в почти полной темноте.       Только сам Урфин не находил себе места. Бродил по пещере, брался то за одно, то за другое, разыскивая что-нибудь вроде той подвески с пламенем внутри — но ничего похожего не находил. Странных предметов вокруг было множество; и многие из них, несомненно, представляли не только материальную, но и магическую ценность — но в его руках оставались пусты и немы.       Пещера Келемринды дразнила его горячечными мечтами. Что, если бы, в дополнение к мощной армии, в руках у него оказалась магическая сила и власть? Тогда он подчинил бы себе не только Волшебную страну — что Волшебная страна! Урфину уже мерещилась экспедиция в Мир-За-Горами. Словно наяву, видел он самого себя восседающим на спине смертоносного железного дракона... и тут же услужливое воображение показывало, как Великан-из-за-Гор — тот самый, что когда-то так жестоко его унизил — с перекошенным от страха лицом бежит, ковыляя и спотыкаясь на своей деревянной ноге, но его нагоняет огромная тень драконьих крыльев...       Не только он — и девчонка Элли, и гордячки Виллина и Стелла, и все, все узнают Урфина Джюса!       Непобедимое оружие, несокрушимая власть, такая мощь, какую обычный человек и вообразить себе не может — все это здесь, у ног столяра из Когиды! Совсем рядом — только руку протяни...       И все же — недостижимо. Мечта о волшебной силе дразнит его и ускользает. Есть вещи, которых не изменить. Он — не бог и не волшебник. Жевуном родился, жевуном помрет. В самом лучшем случае, разберется в том, как работают две-три магические штучки, научится ими пользоваться — так же, как обезьяна у балаганщика на ярмарке «умеет» спички зажигать. Будет и дальше дурачить простодушных марранов — ведь даже жевуны с мигунами уже не ведутся на его фокусы...       Но все же... что, если...       Что, если она права?       - Смотрите, что я нашла! - послышался звонкий девичий голос, и в сокровищнице, легка на помине, появилась «ведьма». В руках она держала диадему удивительно тонкой работы: вокруг серебряного обруча сплетались малахитовые побеги плюща и остролиста.       - Наверное, это ее корона! - и, недолго думая, девушка принялась пристраивать диадему себе на голову.       - Гуамоко, - сказал Урфин, - будь другом, слетай посмотри, что творится в лагере. Что-то солдаты там расшумелись.       В самом деле, в последние несколько минут со стороны входного проема доносился шум и отдаленные голоса.       Филин, против обыкновения, не стал ворчать и препираться — он послушно исчез, оставив повелителя и девушку вдвоем.       - Мне идет? - поинтересовалась девушка. Она уже водрузила диадему поверх косы и теперь стояла под факелом, кокетливо поворачивая голову так и этак. Тень на стене повторяла все ее движения — только с легкой, едва заметной глазу задержкой.       - Красиво, - одобрил Урфин. А потом, почти без паузы, спросил: - Кто ты?       Девушка ответила ему долгим вопросительным взглядом, впрочем, не слишком удивленным. Стало вдруг очень тихо — только где-то в глубине пещеры капала вода.       - Ты очень постаралась меня обольстить и заморочить мне голову. - «И тебе это почти удалось», - мысленно добавил он. - Все это хлопанье ресницами, улыбочки, прозрачная тряпка вместо платья, туманные обещания сделать меня волшебником... Хорошая попытка. Но, извини, я все-таки не слепой и не тупой. Я вижу, что ты не обычный человек. Может быть, и не человек вовсе. Кто ты такая?..       «...и что тебе от меня нужно?»       Нет. Первое правило переговоров — не показывать заинтересованности. Что ей нужно — пусть сама скажет. А потом поговорим о том, что нужно мне.       В хорошеньком личике девушки что-то неуловимо изменилось. Тень за спиной, больше ей не нужная, начала бледнеть, выцветать — и через пару секунд исчезла. А сама она, склонив голову, смотрела на Урфина так, словно видела его впервые. Точнее, быть может, словно впервые как следует разглядела этого широкоплечего, жилистого человека с сильными руками рабочего, с взлохмаченной черной шевелюрой, густыми бровями, сросшимися на переносице, с резкими, неправильными, но выразительными чертами лица, с тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз. Человека, который сейчас старается казаться спокойным, однако напряжен, как струна. Раздув ноздри, она вдыхала аромат его эмоций: сложный узор из волнения, надежды, любопытства и страха, и жгучую жажду силы и власти, и кое-что еще... О-о, что за наслаждение! А ведь она еще даже не начала!..       - Какой же ты сильный! - вырвалось у нее. - Впервые встречаю человека, на которого мои... - Но, заметив его нетерпеливое движение, она оборвала себя: - Хорошо, хорошо. На прямой вопрос — честный ответ.       Однако еще медлила, явно наслаждаясь моментом откровения и желая его растянуть.       - Крестьяне Фиолетовой страны, - начала она негромко и вкрадчиво, - разумеется, как и любые крестьяне, грубы, косны, невежественны и склонны к предрассудкам. Однако интуиция у них работает хорошо — и довольно часто они бывают правы. А вот тот, кто не верит «бабьим сказкам» и всему ищет разумные объяснения, частенько ошибается. Видишь ли, он слишком много думает. Думает, что ведьм не существует. Что мертвые не возвращаются. Что злая фея — всегда старуха. Что хрупкая девушка не может представлять опасность для взрослого сильного мужчины... - Она раскинула руки, и диадема на ее голове засветилась тусклым сероватым свечением. - Приветствую тебя, повелитель людей, в моих древних владениях!       Урфин ожидал чего угодно, только не этого!       - Как?! Тебя же сожгли семьсот лет назад! Как ты выжила?       - А я не выжила, - спокойно ответила колдунья.       Говорила она тихо, почти шепотом — но голос ее гулко разносился по пещере, отражаясь от стен странным двойным и тройным эхом.       - Просто вернулась. Я всегда возвращаюсь.       Лицо ее в призрачном сером свете расплывалось и преображалось: от прекрасной девы — к ребенку, от ребенка — к старухе, от старухи — к глумливому оскалу черепа. Лишь глаза оставались неизменными: огромные, бездонные, широко распахнутые. Глаза, от которых невозможно отвести взгляд. И — странное ощущение, что говорит она на чужом языке, торжественном и древнем, но он почему-то прекрасно ее понимает. Даже лучше, чем хотелось бы.       - Я — Келемринда Пожирательница Душ, королева Сумеречной страны, владычица Того, что Вверху, и Того, что Внизу... и сейчас мне нужна твоя душа, Урфин Джюс!