Мышонок

       Казалось, что пудинг, поданный в качестве десерта на ланч, был более склизким, а толпа в столовой — более гулкой, чем обычно. Это сильно сбивало с мысли — а может, просто внутренний голос сегодня звучал намного приглушённее и нерешительнее, в тон своей притихшей в вихре раздумий хозяйке.        — Эй, не будешь?        Пик даже услышала раздавшийся вопрос, который был обращён, непременно, к ней. У неё перед глазами стояли позолоченные манжеты, контрастирующие с пиджаком кремового цвета, слегка всклокоченная пшеничная борода и умные, проникновенные глаза, следящие за Пик из-за круглых очковый стёклышек, когда она давала исчерпывающе верный ответ на вопрос формата: «Чем вирусы отличаются от клеточных организмов?» или «Как называются безъядерные клетки?» Это был её новый принцип — выждать паузу после прозвучавшего от преподавателя вопроса (обычно хватало и пяти-шести секунд), чтобы убедиться, что в классе нависает кристальная тишина — все одноклассники с каким-то чрезвычайно занятым видом утыкаются в книги и тетрадки, как в своё последнее спасение перед неминуемым, — а затем бесшумно поднять руку, уловив одобрение на лице учителя, и блеснуть своими знаниями — другого от неё и нельзя ожидать. Пик — самая спокойная и безучастная, но в то же время прилежная и эрудированная студентка своей подгруппы. Её часто отмечают почётными грамотами и даже одно время размещали на доске почёта среди прославленных волонтёров и спортсменов школы... Но разве какая-либо награда сравнится с мистером Йегером, который, когда хвалит свою лучшую студентку, улыбается, чуть обнажая передние зубы, подёрнутые табачным налётом (вероятно, курил он довольно часто — как-то Пик даже увидела его сидящим с дымящейся сигаретой прямо в классе во время большого перерыва. Он был до ужаса мужественен, но в то же время до горечи пропитан одиночеством в тот момент).        — Фингер! Фингер! — раздаётся повторно над самым ухом тот же голос, но уже заметно раздражённый вследствие затяжного игнора со стороны девушки. Пик наконец поднимает свою растрёпанную голову на источник шума.        — А? — только и произносит она, тем самым давая понять, что совершенно не в курсе, чего от неё ждут. Нависший над ней собеседник, коренастый парень с медово-русыми короткими вихрами и выбритой по краям головой, закатывает глаза и цедит воздух сквозь зубы, выражая максимальное недовольство тем, что его попытки обратить на себя внимание канули в лету.        — Я спрашиваю, будешь или нет? — повторяет он, указывая пальцем на порцию пудинга, по которому она едва поводила чайной ложкой и оставила в покое.        — Хмф, — шумно выдыхает Пик, едва сдерживая улыбку, но сознавая, что дрожащие уголки её вот-вот выдадут. — Мне придётся чем-то жертвовать, Покко. Иначе ты пойдёшь рейдом грабить столы младшеклассников от нехватки карамельного пудинга в организме. Не выживет никто.        Юноша, окончательно раздражённый, сводит брови в хмуром выражении, бросает привычное «не называй меня этим дурацким прозвищем!», забирает тарелку с несъеденным десертом и возвращается на своё место. Рядом тут же тихонько раздаются добрые смешки одобрения, и Пик уже улыбается во весь рот.        — Обожаю, когда ты троллишь малыша Порко, — заявляет сидящий от неё по диагонали широкоплечий блондин. Райнер. Душа их небольшой компании. Может, и выглядит самодовольным лидером, а на деле — ранимый добряк, каких поискать. Нет, настоящим главой у них был сидящий возле Райнера Марсель, рассудительный старший брат обжоры Порко, с которым они были как две капли воды похожи — выдавали Марселя только рост и более тёмный оттенок волос (и, конечно, в отличие от своего младшенького, он не спешил сбривать половину башки).        — Одной только Пик и дозволено подкалывать Порко, — подметил Марсель. — На других, чуть что случись, он сразу кидается с кулаками.        — Нвепвавда, — с набитым ртом огрызнулся его брат и потупил взгляд.        Всего за обеденным столом их неизменно сидело шестеро: помимо представленных также в компанию входили рослый худощавый Бертольд с волосами угольного цвета, который зачастую предпочитал молчать, уступая право высказаться товарищам, и Энни, низенькая блондинка, которая зачастую предпочитала молчать, потому что не считала нужным молоть языками вообще. Она и сейчас, сидя рядом с Пик, была целиком и полностью сосредоточена на принятии пищи, даже не предавшись общему веселью.        Каждый негласно исполнял свою особую роль в их группе, и сложно было представить эту шайку без кого-то из них. В таком составе они учились уже на протяжении двух лет и вместе образовывали подгруппу «А» специального кадетского класса школы. Была и подгруппа «Б», с которой они расходились по образовательной программе и пересекались только на некоторых предметах. Так как кадетский класс был специализированным, то вместе учились дети разных возрастов, 15-17 лет — роль при поступлении играли не годы, а физическая подготовка и умственные способности.        Ребята из параллельной группы в значительной мере отличалась от них — их было больше, восемь, и все они выделялись какой-то излишней шумливостью, эмоциональностью и героизмом — то и дело влипали в истории и передряги. В основном благодаря неусидчивому лидеру, Эрену, который постоянно рыскал в поиске каких-то «несправедливостей жизни», с которыми сам же и вызывался бороться. А потом часами не вылезал из кабинета завуча или директора, пока все вокруг шептались: исключат на этот раз или снова пронесёт?        В последнее время всегда обходилось даже без наказаний — из-за протекции мистера Йегера, который приходился Эрену старшим братом. Пик, когда узнала, даже не поверила. Эрен был совсем непохож на мистера Йегера. Эрни — как вечно снующий неугомонный воронёнок, пульсирующий моторчик в одном месте. А Зик — Зик как...        О, господи, Зик Йегер!        Пик спрятала полыхающее лицо за своими тёмными взъерошенными прядками. Мистер Йегер никак не выходил из головы второй — второй! — месяц. С первых дней октября, когда она без особого интереса сидела за партой рядом с Энни, ожидая очередной нудный урок биологии. С первых дней октября, когда в класс со звонком вошёл Зик в своём прекрасном бежевом костюме, неся в руке кожаный портфель и добродушной улыбкой приветствуя своих новых студентов. Тут же зашептались: «Новый учитель! новый! Знакомиться! знакомиться давайте! Урока не будет!»        Зик, хотя урок и не стал срывать, но познакомиться с подгруппой не отказался. Рассказал, мол, аспирант, приехал преподавать сюда временно в рамках своей педагогической практики. Пик позже пришла к выводу, что мужчина наверняка устроился сюда именно из-за младшего брата, чтобы хоть как-то прикрывать его душонку от пагубной кары за проступки. А в тот момент ей было совсем не до выводов; она поедала взглядом каждый сантиметр своего нового преподавателя, полыхая изнутри совершенно неведомым ей ранее чувством. Всё внутри как-то нежно загорелось в присутствии этого статного мужчины, и это пламя разгоралось каждый раз, когда она видела его высокий широкоплечий силуэт. И чем чаще — тем лучше. Девушка не только не пропускала ни одного занятия по биологии, но и ни одной консультации, даже несмотря на идеальный табель с оценками. А ещё постоянно вызывалась помогать мистеру Йегеру с внеурочной деятельностью, прямо как сегодня — напросилась помочь с уборкой класса, сама как бы невзначай предложив учителю разобрать скопившийся в шкафах хлам. Скорее бы сегодняшние занятия кончились!        Ей хотелось уловить и впитать в себя каждое его слово, каждое движение, каждый взгляд; хотелось негромко вести с ним наедине долгие-долгие беседы обо всём на свете и о ниочёмных пустяках в то же время; хотелось потереться мягкой девичьей щекой о пышную блондинистую бороду или по-детски сдёрнуть круглые очки с его носа и спрятать за спину, чтобы он с наигранным недовольством потребовал свой атрибут назад (но не отдавать! не отдавать! не поддаваться на упрёки).        Пик была чрезвычайно умной девочкой. Но тешила своё сердце и воображение самыми глупыми фантазиями.        Громкий звон столового прибора о тарелку выдернул Пик из запретных грёз. Порко отодвинул от себя опустевший поднос, перекинул обе ноги через лавку и возвестил:        — Ну, щас можно и перекурить.        Фраза, которая не очень-то красила пятнадцатилетнего юношу. Впрочем, на его риторическое приглашение тут же откликнулся здоровяк Райнер, поднявшийся следом, а за Райнером — и задумчивый Бертольд. Хотя все знали: Берт в жизни не возьмёт сигарету в рот, он ходит за компанию со своим лучшим другом Райнером. Этих двоих, кажется, вообще ничто не могло разлучить, слишком уж гармонично парни дополняли друг друга. Райнер вселял уверенность и решительность в Гувера, а мудрость Бертольда не раз вытаскивала Брауна из передряг и оберегала, подобно ангелу-хранителю.        — Порко, — серьёзно обратился Марсель к младшему брату, — мы же обсуждали эти бегалки за забор. Никаких...        — Никаких сижек во время занятий, ля-ля, тополя, — пренебрежительно закончил Галлиард-младший, уже нащупав в кармане джинс картонную пачку с куревом. — Выключи моралфага, хорошка. До физ-ры успеем сгонять.        Между ними двумя как будто не год разницы, а целая пропасть. А всё же живут сильнейшей братской любовью друг к другу, поэтому Марсель на услышанное дерзновение только отмахивается, вроде как, делай что хочешь (можно подумать, Порко бы остановило несогласие старшего брата).        — Если тебя не будет на уроке, получишь, — заключает старший, хотя сорванца уже и след простыл. — Что они только нашли крутого в этих... сигаретах!        — Хотят помочь естественному отбору, — подала наконец голос Энни, произнеся своё едкое замечание так тихо, чтобы услышала только Пик.        Пик подметила, что мистер Йегер всегда носит упаковку сигарет во внутреннем кармане пиджака. И ему уж точно не приходится сбегать за пределы школы каждый раз, когда в его лёгких начинает тянуть желание закурить.       

***

       Энни защёлкнула на замок дверь в тамбур уборной и стала доставать из пакета сложенную валиком спортивную форму. Пик, слегка мешкаясь, стала располагаться следом.        «Ты уверена? Не думаю, что переодеваться в туалете — лучшая идея», — сказала Пик год назад, когда ещё на первых порах знакомства Энни предложила здесь надевать спортивную форму перед занятиями. Та тогда даже не обернулась и невозмутимо ответила: «Я тебя и не заставляю. Но это самая чистая и безлюдная уборная во всей школе, потому что она учительская, и дверь тут закрывается. Так намного лучше, чем тесниться с кучей оголтелых девок в душной, грязной раздевалке». «А мне ты, значит, доверяешь?» «Я вообще никому не доверяю. Или оставайся, или выйди, чтобы я могла запереться».        Пик осталась тогда и продолжает оставаться с Энни до сих пор.        — Фингер? С тобой что в последнее время? Ты как будто не здесь, этот ещё жуткий взгляд в никуда... — ровно и как бы невзначай спрашивает Леонхарт. Голос её как всегда звучит глубоко, бесстрастно и холодно, как у молоденькой Снежной королевы. Видимо, одноклассницу всё же слишком сильно тревожат перемены, происходящие с Пик, потому что обычно она избегает душевных трёпов.        — Да... да не бери в голову. Перерабатываю из-за постоянной нагрузки по учёбе, устала. Всё нормально, правда, — как можно более безмятежно произнесла черноволосая, надеясь, что никто из окружающих не обнаружит причинно-следственную связь между её поведением и мистером Йегером. Она, конечно, доверяла Энни, даже, пожалуй, побольше, чем самой себе, но в глубине души боялась остаться непонятой и осуждённой.        Потому что влюбляться в наставников — неправильно.        Энни только пожала плечами. Нормально — так нормально. Ей всегда хватало собственных проблем, чтобы не лезть в чужие.        — Ты, конечно, наш эталон выносливости, но не забывай жить при этом всём, — сказала она, стягивая с себя брюки, и, казалось бы, уже не стала возвращаться к этой теме, как тут же прибавила: — Хотя навряд ли тебе удастся жить, если рядом не будет блистать очками мистер Твистер.        У Пик внутри сердце ухнуло и оборвалось. Всё-таки её глупый фанатизм всплыл на поверхность!        — Что, так заметно? — произнесла Пик, едва шевеля губами, замерев, как статуэтка.        — Во время его уроков у тебя щёки становятся похожи на батат.        Энни обернулась на подругу и коротко усмехнулась:        — А сейчас — на китайский фарфор. На тебе лица нет, Фингер. Расслабься, женской проницательностью никто больше у нас не обладает; не думаю, что ещё кто-то придаёт значение твоим загонам.        Пик сглотнула и прислонилась затылком к холодному кафелю на стене. Это правда — Энни всегда мало говорила, но много слушала и смотрела. От её внимания не могла ускользнуть ни одна мелочь. Неудивительно, что она первой (и, Боже, пусть последней!) заметила неладное в поведении одноклассницы.        — Могила? — произнесла тихоня.        — Ты знаешь, — ответила Леонхарт. — До тех пор, пока ты не бросишься делать глупости. Тогда молчать уже не стану.        У Пик вырвался невольный смешок. Она в сто первый раз убедилась, насколько сильно обожает Энни: им всегда достаточно было обойтись парой-тройкой слов, чтобы оказать целебный эффект на души друг друга.        — Лучше прекращай вытирать волосами стены туалета и переодевайся наконец. Фанючество по биологу не освобождает от занятий физкультурой.        Фингер как бы опомнилась и в самом деле принялась менять свой гардероб (искренне полагая, что эти подколы про биолога не войдут в регулярную привычку Энни). Освободившись от длиннополого блейзера и белоснежной рубашки, девушка невольно обратила внимание на своё отражение в зеркале уборной — оно никогда ей не нравилось: вечно растрёпанные пушащиеся чёрные волосы, бледная кожа, усыпанная россыпью случайных крупных родинок, широкие округлые бёдра, едва выступающий животик и внушительная грудь при росте чуть менее 160 сантиметров. Пик неизменно казалась самой себе такой несуразной и непривлекательной, что была готова грызть локти от досады. А ведь тут же рядом стояла только стянувшая с себя свою любимую серую толстовку Энни, которая казалась ей настоящим эталоном женской красоты: маленькая, аккуратная, с шикарным профилем, стройно слаженная, словно фаянсовая куколка с витрины. Ювелирная работа природы, не иначе. Но, как по злой иронии, Леонхарт всегда носила мешковатую одежду, целиком скрывающую её безупречную фигурку, и даже свою небольшую грудь старалась маскировать под тесными топиками на размер меньше. Пик подумала, что на её месте она бы ни за что не стала прятать под грубыми широкими штанами белоснежные тонкие ноги, а осиную талию — под толщей жарких худи.        Она вновь волей-неволей подумала о своём преподавателе. Какой тип женской внешности он предпочитает? Много ли девушек у него было раньше? Насколько красивых?        — Копуша вселенских масштабов, — прокомментировала с пренебрежением Энни, уже переоблачившаяся в спортивную форму до конца. — Как перестанешь залипать и наконец соберёшься — выходи.        Она проследовала к двери, на ходу перезакрепляя волосы большой заколкой-крабом.       

***

              Занятия физической культурой давали Пик повод убедиться, что между двумя их подгруппами не только отсутствовала дружба или хотя бы банальное уважение друг к другу, но даже провисала атмосфера нездорового соперничества. Тренировки проводились у обеих групп совместно, чаще всего в командной форме или попарно друг против друга независимо от вида активности — будь то лёгкая атлетика, бейсбол или фехтование. Их тренеру Шадису, кажется, просто нравилось экспериментально сталкивать учеников лбами и наблюдать за результатом.        Сегодня в честь тёплой погоды и отсутствия дождя (а лучше бы шёл!) занимались на спортивном корте близ школы. Удовольствие сомнительное: никак не отделаешься от чувства, что из окон школы на тебя пялятся все, кто только можно.        На этот раз — очередь бокса: ничего серьёзного, они просто должны были поочерёдно отрабатывать связки защиты и ударов... если бы, опять же, не работа с учениками параллельного класса. Пик на этот раз в качестве партнёра достался Жан Кирштейн: высокий самодовольный студент, который, судя по всему, ежедневно часами занимался укладкой своей шевелюры. Не то чтобы Пик вообще придавала значения, с кем ей работать — всё равно, в общем-то, — но Жан был одним из наибольших зол во второй подгруппе.        — Ну! — раздражённо бросил он, когда Пик выполнила атакующую комбинацию, под действием которой Кирштейн едва шелохнулся. — Ты сегодня работать будешь или нет, дохлячка?        Фингер не растерялась и пропустила мимо ушей и прозвучавшую претензию, и скривившуюся физиономию Жана. Она глубоко выдохнула, вернулась на исходную позицию и отработала свою связку ещё раз, в полную силу. Напарник только цокнул.        — Да уж, интересно, за какие заслуги берут такое слабачьё в кадетский класс.        Тут у девушки уже комок засвербил в горле; она нахмурилась и метнула в Кирштейна сердитый взгляд из-под густых бровей. Каждый раз, когда кто-то пытался в издевательской форме намекнуть, что ей не место на данном курсе, она хотела со всей дури залепить обидчику, чтобы доказать, как глубоко тот заблуждается. Может, она и не обладала выдающейся мышечной массой, быстротой, гибкостью и ловкостью. Но она была вынослива и терпелива — более чем достаточно, чтобы сдержать свои эмоции теперь.        Пик слышала, что у Жана кличка «Конская морда». Вероятно, из-за того, что он по-лошадиному скалил зубы в моменты своего подлого триумфа, как сейчас.        — Меняемся, — заявил Конская морда, вставая на исходную позицию, но уже как нападающий.        — Смотри, не растрепли свою причёску от усилий, — как-то само собой вырвалось у девушки. Жан медленно поднял на неё глаза, словно переваривая этот камень, брошенный в его огород.        — Я ударю — ты улетишь, — мрачно сказал он. Между напарниками повисла тишина.        Удар. Удар. Джэб. Кросс. Джэб. Кросс. Кирштейн действительно атаковал гораздо мощнее, чем девушка, и та постоянно выбивалась из равновесия, шаталась, как осина на ветру. Ещё бы: такая махина почти на тридцать сантиметров выше неё и сильнее раза в три. Жан наконец не выдержал и позвал тренера:        — Можно мне поменять партнёра?        — Что, Фингер на тебе живого места не оставила уже? — ухмыльнулся Шадис. — Да ты не плачь, Кирштейн, потерпи уж. У женщин рука тяжёлая.        — Выходит, эту женщину сильной рукой обделили, — зло бросил молодой человек.        — Никаких «меняться»! Мы работаем в комбинированном режиме: слабые студенты должны уметь противостоять сильным, а не только себе равным.        У Пик загорелись кончики ушей. Ещё чего не хватало — лишний раз публично прослыть слабачкой! Спасибо, Кирштейн. Теперь всё это выглядит так, будто он делает одолжение сокурснице, соизволив тренироваться с ней, а не с тем же Райнером. Девушка невольно улыбнулась, представив, как Райнер с одного апперкота выносит Конскую морду в аут.        — Хорош лыбу давить, не на курорте! Теперь отрабатывать будем без паузы, по два подхода каждый. Защита — нападение — защита — нападение, — объявил тренер, и Пик снова осталась наедине с зачёсанным дылдой. Она глазами нашла Энни, которой в пару поставили застенчивого блондинистого паренька по имени Армин. Тот, пожалуй, был ещё хилее самой Пик, защищался от поразительно мощных ударов оппонентки совсем неуверенно, а еще неувереннее атаковал. Не столько от немощности, сколько по другой причине: обе подруги давно заметили, что Энни ему небезразлична, но он был настолько робким и застенчивым юношей, что не мог выдержать с ней даже зрительный контакт, а каждый раз, когда решался поздороваться, путался в слогах и произносил что-то совсем несвязное.        — На счёт три. Раз. Два. Три!        Пик снова нападала первой. Раз удар. Два удар. Джэб. И кросс. Джэб. И кросс. Короткая передышка обеспечила небольшой прилив сил, и атаки давались на сей раз успешнее: Жан всё ещё спокойно выстаивал, но для защиты прилагал заметно больше усилий. Настала его очередь: Пик сложила руки и покорно принимала защитной позой удары, как исправная боксёрская груша.        Над главным входом в школу висели огромные круглые часы, которые дали знать, что все эти нелепые мучения кончатся меньше, чем через десять минут. Меньше, чем через десять минут! Значит, после этого Пик потратит ещё примерно треть часа, чтобы привести себя в порядок, и уже через полчаса помчится на встречу со своим предметом воздыхания. Пусть это и будет банальное глотание пыли и таскание пожелтевших учебников туда-сюда, но компания Зика могла скрасить любую рутину. Благодаря ему она впервые начала делать что-то в стенах школы не ради номинальных отметок, а ради собственного удовольствия. Интересно, чем он сейчас занят? Фингер за этот месяц наизусть выучила его расписание и знала, что его преподавательская работа на сегодня точно закончена, так что, вероятно, отдыхает в учительской, расслабившись в кожаном кресле. Медленно потягивает свою сигарету, глядя, как под потолком мерно гудит вентилятор. Или, напротив, корпит над проверкой ученических работ, густо перечёркивая красной пастой неверные ответы в их тестах (как же так?! как же так, я вас спрашиваю, класс?! мы же всё проходили, вы могли написать лучше!)        А где кабинет биологии? Третий этаж, от парадной лестницы направо по коридору до упора. Окна как раз должны выходить на спортивный корт...        В один миг у Пик сбилось дыхание, а сердце, кажется, и вовсе перестало биться: она различила знакомую фигуру в окне искомого класса. Зик, распахнув створку наружу (отчего ветер свободно трепал его золотистые волосы), действительно курил (вот уж начальство не видит!), выпуская дымовые колечки и стряхивая пепел о карниз. А ещё своим внимательным взглядом из-под очков наблюдал за тренировкой кадетского класса.        Наблюдал за ней.        Всё случилось так быстро, что Пик даже не успела и понять, в какой момент она расцепила руки из защитной позиции и отвлеклась от своей роли. Но — бац! — и по нижней челюсти прошёлся мощный удар, а сама она вступила в разлад с гравитацией и полетела на землю, по пути проехавшись по резиновому покрытию корта локтем и в конце концов ударившись виском. Щёку зажгло, а перед глазами потемнело.        — Фингер!        Тренер Шадис.        — Пик!        А это уже Энни.