Весна священная

Сергей поднял голову. Свинцовое, затянутое тучами небо изливало мокрые и грязные слёзы. Они ползли уродливыми каплями, тягучими и длинными, по крышам домов, затем по стенам с облупившейся краской. В деревянных хибарах сейчас было и то теплей, чем там, где был Сергей. Капли ледяного дождя упали ему на лицо, и скатились вниз, забираясь внутрь, под олимпийку. Она была на несколько размеров больше, чем сам мальчишка, и изрядно испачкана. Следы крови, грязь. Всё это соседствовало с ним постоянно, и он не считал это чем-то инородным. Он не из тех, кто брезглив. Девчонки прижались к друг другу ближе. На остановке было совсем немного места, человек на пять - семь от силы, а их десяток, да и каждая из них намалёванная, разодетая. Юбки короткие, ногам холодно. Серёга посмотрел на свои джинсовые шорты до середины бедра. Ниже, бледная, почти белая кожа, покрылась мурашками, и выглядела так, словно восковая, а не у живого человека. Тверской Волк не объявлялся уже неделю, не кутил и не пил, даже в местном кабаке было тихо. «Салют» наконец-то мог выдохнуть, отслуживая рядовых граждан, а чертей с волынами. Плохо было только сутенеру девчонок и самому Сергею. Тот каждый день требовал определенную сумму, а за неимением клиентов, не было и хрустящих бумажек, от которых Серёге оставалось от силы самая малая часть. Но даже не Тверской Волк беспокоил умы рябых девок и одного пацана. Маньяк завёлся в их краях. Кругом висели ориентировки, что жертвами он выбирает молодых парней и девушек до двадцати трёх лет, мол, отрезает им головы, когда они ещё живы, и рисует на них, как на фруктах, узоры. Никому не хотелось попасть в руки такого художника. Отчего все и ждали возвращения Волка и его банды, уж лучше иметь дела с теми, кто живет по понятиям, а не кромсает тела направо и налево. — Серёг! Поток мыслей молодого парня отвлекла Ленка, она жевала жвачку «Риглис» чавкая, чем раздражала окружающих, но все покорно молчали — она была главной и связной с их сутенером, так что ссориться было с ней чревато. Если хотелось оставаться хоть с каким-то баблом и с прикрытым задом стоило бы помалкивать. — М? — поднял на неё голубые глаза пацан, засовывая руки в карманы олимпийки, — Что хотела? Ленка выплюнула жвачку, та со смачным чавкающим звуком упала на землю и увязла в грязи, поливаемой дождём. Она закурила. «Кэмэл» без фильтра пах тлеющей плотью, Серёга поморщился. — Сегодня Волк должен объявиться, Михо сказал, чтобы ты обслужил его лично. Серёга посмотрел на неё хмуро. Рыжие волосы парня намокли и повисли ледяными сосульками, некрасиво обрамляя худое и бледное лицо. Он закусил губу. — И ты говоришь мне это только сейчас? Ты видела, что на мне… Хотел возмутиться он, но её улыбка с отвратительной фиолетовой помадой, словно была намёком, что пререкаться не стоит, а то работа достанется кому-нибудь другому. Он сложил руки на груди. Выхода не было. Ему нужны были деньги: старый дом разваливался, там было небезопасно последние дни, особенно, когда была гроза. А в октябре такое было почти каждый день. — Ладно, я согласен. Сергей согласился, потому что понимал — выхода у него нет: с одной стороны Ленка со своими длинными ногами и не менее длинным острым языком, которая все выложит Михо на гора, а с другой стороны развалюха-дом, где ему ещё предстоит жить, и, если продолжится так, как сейчас, то как минимум год, а как максимум все три. Это в СССР была пятилетка за три года, а здесь всё наоборот. Россия вошла в эпоху капитализма. Серёга вытер нос рукавом. Начинало смеркаться, на остановке становилось холоднее прежнего, кто-то из девчонок уже запрыгнул в автобус и уехал в «Салют». Там было тише, лучше, теплее по крайней мере, да и если повезёт, то можно было поесть чего-нибудь. Танька с Машкой ели одну булку на двоих. В желудке у Сереги предательски заурчало. Но в «Салют» он не спешил. Там сегодня не будет ничего интересного, разве что, певичка из Петербурга — Филлипенко будет драть голос ради неблагодарной публики. В Осташкове редко приезжали какие-то звёзды, разве что, говорят, что прямо после развала Союза приезжала Пугачиха, но и та, не пробыв даже три дня, собрала манатки и свалила куда подальше. В свою Московию. Серёга ухмыльнулся своим мыслям. Но тут его взгляд привлекло свечение вдалеке, кажется, по местным раздолбанным дорогам, именуемыми просто направлением, ехал совсем не очередной «шестнадцатый», а как ни на есть «ноль-ноль-семь» с аббревиатурой ЕКХ. А такой номер был только у одного человека в области. У владельца домов, заводов и пароходов — Тверского Волка. С ним мало кто общался лично, а кто заводил беседы, говорил, что он не идёт сам на контакт, говорит по существу, то есть зря лясы не точит. Серёгу всегда бесили клиенты, которым лишь бы потрепаться. Ебля — не дискуссионный клуб, как никак. Чёрный мерин поравнялся с остановкой, на пассажирском в переднем ряду, приоткрылось окно.