***
Воскресное утро 9:30 Ни свет ни заря Одри проснулась, приняла душ и переоделась в свою любимую красную блузку и черные укороченные брюки, а затем отправилась на кухню Хейвордов поинтересоваться, могут ли ее подвезти в отель этим утром. Под предлогом того, что она что-то забыла накануне. Вместо поездки доктор Хейворд дал ей ключи от второго семейного автомобиля, часто неиспользуемого и экономичного, который сначала служил учебным средством для Донны, а теперь и для Гарриет. Одри была так благодарна, что по пути к двери поцеловала на прощание и Эйлин, и доброго доктора, держа в одной руке ломтик тоста с маслом, а в другой ключи от машины. Она репетировала свою речь на длинном и извилистом шоссе в гору, представляя, что скажет Куперу, когда он откроет дверь. Одри прокрутила в голове дюжину разных сценариев, каждый раз представляя, как отреагирует сама, и как потом отреагирует он. И только спустя двадцать минут она осознала, что сидит на стоянке во все еще заведенной машине Хейвордов с влажными ладонями. Глядя в зеркало заднего вида, она обновила помаду на губах и вышла из машины, направляясь к парадным дверям. Ей потребовалось целых десять минут, чтобы набраться смелости и пройти по деревянным коридорам к комнате 315. И когда она приблизилась, ее нервы чуть не сдали. Но другая часть мозга взяла верх, и Одри бесстрастно наблюдала, как ее рука поднялась, чтобы костяшками пальцев трижды постучать по прочной двери, стоящей между ней и ее специальным агентом. Когда он открыл — растрепанный от сна и усталости, — она улыбнулась, но ей не нужно было ничего говорить. Рот открылся, но, прежде чем отрепетированные слова были произнесены, сонливость Купера и вся его оставшаяся решимость уступили. Он наклонился вперед в пространство между ними, чтобы прижаться лбом к ее лбу. Как будто он уже знал, что она собиралась ему сказать. Одри подняла руку, чтобы коснуться его щеки. — Дейл, — прошептала она. Его рука обвила ее талию, и он шагнул назад в утренний сумрак своего гостиничного номера, забирая ее с собой. Она закрыла за собой дверь носком ботинка.***
«Я вижу тебя прямо сейчас. По крайней мере, я думаю, что это прямо сейчас. Время перестало иметь какое-либо значение и удваивается само по себе, как извилистая река через северный лес. Но для меня — меня здесь, в этой красной комнате — завеса приподнялась и через мои глаза — его глаза, глаза не-меня, находящегося там, с тобой, в реальном мире, смотрящего сейчас на тебя — именно его глазами я могу тебя видеть».***
Купер потянул Одри через комнату и прислонил к своей кровати. — Это то, чего ты хочешь? — Да, — выдохнула Одри, прижимаясь губами к его шее. Он приподнял ее, обхватив ладонями зад, наклонился и опустил на матрас, накрыв своим телом. — Скажи это еще раз, — приказал он. — Скажи это. — Да. Да, да, д... Он наклонился к губам, прерывая ее речь, и Одри застонала, прижимаясь к нему, выгибаясь так сильно, как только могла, отчаянно желая его близости. Несмотря на свою неопытность, она последовала инстинкту и подняла пальцы к воротнику его ночной рубашки, стягивая ту вниз, на плечи. Он поймал ее руку и удержал в своей, пальцы обхватили ее запястье и прижали к кровати. — Не надо, — сказал он, отпуская руку. Одри почувствовала, как в животе у нее разверзается огненная яма. — Что? Купер встал у изножья кровати, возвышаясь над ней. — Сначала ты. Одри приподнялась на локтях и робко улыбнулась, начиная расстегивать рубашку. Он наблюдал за ней, не сводя глаз, пока она раздевалась. Когда она сняла лифчик, он отступил от кровати. В тусклом утреннем свете она увидела, как он потянулся за чем-то на стуле у противоположной стены. — Подвинься выше, — велел он. Она так и сделала, скользнув вверх по кровати, пока не легла на его подушки. Опустившись на колени, он двинулся к ней по кровати. — Руки, — произнёс он. — Что? Он не дал ей второго шанса. Вместо этого, схватив одну руку, а затем и другую, Купер связал их вместе, закрепив на центральной стойке изголовья одним из своих полосатых галстуков. Одри почувствовала странную смесь паники и возбуждения. Она попыталась освободиться от пут и улыбнулась, прикусив нижнюю губу. — Что ты собираешься со мной сделать? Он не сказал ни слова, проведя рукой вниз по ее голому животу к пуговице на брюках и ловко расстегнув их, прежде чем погрузить руку глубже под одежду. Одри ахнула и почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Он скользнул двумя пальцами внутрь нее, и она ощутила, как они сгибаются и разгибаются, сгибаются и разгибаются с искусной легкостью. — О, Боже... Напрягшись в своих оковах, Одри осознала, что приподнимается, выгибая спину от ощущений, и в то же время опускается вниз. Она знала, что это ненадолго, и когда он пошевелил пальцами, она почувствовала знакомое увеличивающееся напряжение и сосредоточилась на нем. Ее пронзительные вздохи превратились в задыхающиеся, а с губ слетело его имя и замерло там в ту же секунду, как было произнесено. Введя третий палец, он прижал тыльную сторону ладони к ее клитору, и с оглушительным треском и белой вспышкой Одри сильно кончила в его ладонь. Она еще не пришла в себя, когда Купер зацепил большими пальцами петли ее брюк и стянул их с бедер, оставив обнаженной на кровати. Одри не заметила, как он снял свою одежду. Поэтому, когда он раздвинул ее колени и расположился между ног, она лишь мельком увидела его эрекцию, прежде чем он погрузился в нее, заставив выгнуть спину и вскрикнуть. Последние шокирующие волны оргазма все еще проходили через нее, влажную и чувствительную, но он уже толкнулся, и она была бессильна остановить его. Толкнувшись, Купер положил руку на изгиб ее бедра, прижимая к матрасу. Другой рукой он заставил ее замолчать, прикрыв губы и заглушив крики, внезапно начавшие прорываться наружу. Оставалось лишь закрыть глаза и сосредоточиться на ощущениях. Стоны Одри становились все громче и громче, пока его рука зажимала ей рот. Сопротивление было неэффективно с любой практической точки зрения. Однако происходящее усилило ощущение беспомощности, и вскоре она снова почувствовала то самое скручивающее давление в животе, требующее освобождения. — Посмотри на меня. Одри открыла глаза и обнаружила его пристальный взгляд, жесткий и темный. Купер крепко сжимал ее бедро и челюсть, удерживая рот закрытым и продолжая двигаться внутри. Казалось, он теряет весь тот тщательный контроль, которым обычно обладал, и его толчки становились беспорядочными. Он вошел в нее так глубоко, что теперь она кричала от боли не меньше, чем от удовольствия. Эти приглушенные крики вырывали одобрительное рычание из его горла. Она была так близко. Затем он опустил голову и прижался губами к ее левой груди. Она смотрела, как он совмещает измученные движения ее нежной плоти со своими толчками. Этого было достаточно, чтобы Одри начала терять контроль. Но когда его зубы вцепились, сильно прикусив верхнюю часть груди, ее разум будто опустел. Она закричала в его руку и попыталась вырваться, но чем больше она отстранялась, тем сильнее он сжимал зубы. Слезы навернулись на глаза вместе с волнами жгучей боли, пока она продолжала извиваться в его объятиях. После этого он быстро кончил с единственным гортанным стоном, отпуская ее грудь и пульсируя внутри. Одри не особо желала, чтобы это же произошло и с ней, но нарастающие ощущения эротического возбуждения и ужаса из-за неспособности двигаться объединились в будоражащее крещендо, которое, наконец, достигло апогея через несколько мгновений. Содрогаясь под его хваткой, Одри почувствовала, как он расслабился, наконец отпустив ее. Прошли секунды. Он долго не двигался, но Одри с некоторым облегчением поняла, что он держится на весу и больше не опирается на нее полностью. Она заметила, что он дрожал от рыданий. — О... — выдохнула она хрипло, челюсть болела. Купер перекатился на бок и ничего не ответил. Одри больше всего на свете хотелось обнять его, утешить. Она изо всех сил пыталась высвободить руки, и Купер заметил это, переведя дух достаточно, чтобы поднять руку и развязать узел, освобождая ее. Она обняла его за плечи и притянула в свои объятия. — В чем дело? Купер ничего не сказал, но печаль отразилась в глубоких морщинах на его лице, усталость читалась в глазах и в опущенных уголках губ. Он поднял руку, и Одри почти ожидала, что он снова прикроет ей рот. Вместо этого он убрал волосы с ее глаз и заправил их за уши, чтобы затем прикоснуться губами к лбу, к виску, к дюжине разных мест по всему лицу. После чего остановится на ее губах с таким душераздирающе нежным поцелуем, что Одри ошеломленно замолчала. Это не мог быть тот мужчина, что укусил ее. Этого не может быть. Она проигнорировала свое замешательство и поцеловала в ответ, прижав руки к его лицу и удерживая там, пока не почувствовала, как он обмяк, тяжело прижимаясь к ее телу. — Тебе надо поспать, — сказала она, впервые заметив дрожь от недавнего напряжения в его руках. Она притянула его ближе и стала гладить по волосам, когда он положил голову на болезненное место, атакованное всего несколькими мгновениями назад. Казалось, он пытался пошевелиться, обнять ее, но силы покинули его, и в конце концов он замер. Они оставались в таком положении, обнимая друг друга, тесно связанные, пока Купер не откатился от нее, бормоча что-то под нос. Одри поцеловала его в плечо и наблюдала за ним, пока веки не отяжелели, и она смогла игнорировать жгучую боль в груди достаточно долго, чтобы погрузиться в глубокий сон без сновидений.***
«Это так трудно объяснить. Это я, и в то же время не я. Это должно звучать для тебя смешно, но это единственная правда, которая у меня есть. Я вижу, что ты спишь прямо сейчас, Одри. Вижу, как ты дышишь. И хотя я не могу сделать этого прямо сейчас, я мог двигать его руками всего мгновение назад. Я заставил его руки прикоснуться к тебе так, как к тебе следует прикасаться. А не так, как делал он, пока у меня не было никакого контроля. Когда все, что я мог делать, это наблюдать, за тем, как... Ну, ты знаешь. Ты была там». «Я хотел поговорить с тобой. Хотел предупредить тебя, сказать, чтобы ты убегала и никогда не возвращалась. Видит Бог, я пытался. Но, полагаю, это было все равно, что пытаться бежать во сне. Все усилия мира перемещают тебя лишь на дюйм или два. Я не мог говорить через него. Я мог заставить его двигаться, но не мог контролировать его речь...» «О, Одри, это ужасно, и я не знаю, как это исправить. Ты должна знать, что была не со мной. Должна была догадаться. Я бы никогда не сделал таких вещей с тобой. Но когда я поцеловал тебя... Одри, тем, кто поцеловал тебя, был я. Настоящий я. Ты должна это знать. Должна была это почувствовать...»***
Одри медленно очнулась от дремоты. Пошевелив пальцами ног, она скрестила голые лодыжки под простыней. После подняла ногу, затем другую, чувствуя нежную, восхитительную боль между ними. Покрутила бедрами и закинула обе руки за голову — ломота в плечах заставила ее покраснеть — и глубоко вдохнула ароматы комнаты: сосновых иголок, гостиничного белья и лосьона после бритья агента Купера. Кровать была пуста, но Одри заметила вмятину на его подушке, а затем и небольшой свернутый клочок бумаги, сияющий в солнечных лучах. Неуверенно протянув руку, она развернула бумагу и усмехнулась знакомому почерку своего специального агента: Ужин. Сегодня вечером. 19:30. Она улыбнулась и лениво задвигала ногами под одеялом в возбуждении. Их интенсивное совместное времяпрепровождение смяло простыни, которые невозможно было быстро вернуть в порядок, но остатки тепла с его стороны опровергали недавний отъезд Купера. Когда самообладание вернулось, Одри откинулась назад, покрутила пальцами ног там, где недавно были его пальцы, и вздохнула. Она закрыла глаза, предаваясь воспоминаниям, все еще свежо отпечатанных в сознании и на коже. Запястья натерлись там, где были связаны. Сам галстук в красную, белую и черную полоску все так же болтался на спинке кровати. Она протянула руку, чтобы схватить его, и, поглаживая пальцами, почувствовала жгучий укол от слегка багрового синяка на левой груди. Того самого, который определенно соответствовал отпечатку зубов агента. Ощутимо нахлынули дискомфорт и замешательство. Следом пришли воспоминания о каждом мгновении их совокупления и пугающем моменте, когда он оскалил зубы и укусил ее. Он действительно сделал это, — подумала она. Интересно, что заставило его сделать такое? Она прижала правую руку к распухшему следу от укуса, поддерживая грудь, чтобы та не двигалась слишком быстро. Одри перевернулась на бок и снова сжалась под одеялом, уткнувшись носом в подушку и пытаясь найти то самое углубление для дремы, которое недавно покинула. Ее сон — длившийся едва ли час, как она догадалась, судя по косым лучам солнца, проникающим в окно, — был освежающим в своей безмятежности. Это было полное блаженство. Она просто хотела заползти обратно в то место, где не существовало никаких ужасных противоречий, и ее специальный агент был просто ее специальным агентом, тем самым нежным любовником, которого она знала. Но громкое урчание в животе прервало поздний утренний отдых, и обязанности Одри — а именно вернуть машину Хейвордов — вернулись обратно, нарушив тихую тишину ее мечтаний. Она приподнялась и села на край кровати, чтобы достать свою одежду оттуда, куда та приземлилась в яростном акте раздевания. Блузка была последней подобранной вещью — она висела на прикроватном столике, поверх будильника. Когда Одри подняла ее, что-то упало с тумбочки. Предмет ударился о пол с тяжелым металлическим лязгом и шумом, а после исчез под кроватью. Одри опустилась на колени на пол, не обращая внимания на боль в конечностях, и заглянула под кровать. Там, изображением к ней, на блестящих и отполированных деревянных половицах, лежало кольцо. — Ой! — произнесла Одри, потянувшись за ним. Это то самое кольцо, которое было у медсестры. То, что принадлежало Энни... Тут же сердце Одри невольно упало. Голод в желудке скис, сменившись бездонной ямой нервного трепета, который захотелось вырвать. Он сохранил напоминание о ней. Он все еще любит ее. Что еще это может означать? Одри повертела кольцо в руке. Оно казалось тяжелее, чем выглядело, и оттягивало руку, пока девушка держала его перед собой. Слегка прикоснувшись к потускневшему желтому золоту, она стряхнула грязь с бирюзовой эмалевой вставки с геометрическим орнаментом. Это ни в коем случае не было самым красивым кольцом, которое она когда-либо видела, но, держа его в руках, она ощутила извращенное желание надеть кольцо на собственный палец. Зажав его между большим и указательным пальцами, она рассматривала варианты. Я могла бы оставить его там, где нашла, и притвориться, что никогда его не видела, или я могла бы взять его, или... Грохот тележки для уборки за дверью заставил сердце Одри подпрыгнуть в груди. Недолго думая, она положила кольцо в карман и натянула блузку через голову. Оглядев себя в зеркале, она, как могла, поправила прическу. Затем в поисках забытых вещей оглядела комнату, а после тихо выскользнула из нее и прошла мимо вошедших в номер напротив уборщиков. Только дойдя до лифта, Одри поняла, что кольцо у нее в кармане. Она просунула руку внутрь и обхватила предмет пальцами. О, Одри, что ты наделала?***
«Я недостаточно силен, чтобы сделать это самостоятельно. И не знаю сколько у меня осталось времени. Но теперь я понимаю, что он слишком опасен, чтобы позволить тебе продолжить. Полагаю, мои разговоры не дают никакого эффекта, во всяком случае, этого не заметно». «Я не молящийся человек, Одри, но я молюсь, чтобы ты поняла меня, чтобы пошла к Гарри или Альберту, или к одному из помощников шерифа, или даже к майору Бриггсу за помощью. Они могут помочь тебе. Пожалуйста, не делай этого в одиночку». «Я так устал, Одри. Я смотрел, как ты спишь, но не смог уснуть, как бы сильно мне этого ни хотелось. Я хочу спать, но не думаю, что даже вспомню, как...»