***
Накануне вечером... Дождь застал их всех врасплох, но, по крайней мере, он дождался окончания фейерверков. Когда люди упаковывали одеяла для пикника и спешили укрыться в беседке или в своих автомобилях, Одри и Купер смеялись и запрокидывали головы к небу. – Нам следует бежать? – спросил он, все еще подняв лицо. – Это просто дождь, – ответила она. – Ты не боишься немного промокнуть, так ведь? Он оторвал взгляд от неба. Дождь стекал по его лицу тонкими струйками, а волосы прилипли ко лбу. Она улыбнулась ему, когда он сделал шаг ближе к ней. – Нет, – он покачал головой, разбрасывая вокруг себя капли воды и понизил голос. – А ты? Одри почувствовала, как в животе что-то кувыркнулось и опустилось вниз, внутри нее начало нарастать напряжение. Она изогнула губы в улыбке и приподнялась на цыпочки, чтобы подарить ему целомудренный поцелуй, который, как Одри знала, сведет его с ума. – К тебе или ко мне? – промурлыкала она ему в губы. Купер застонал и опустил голову ей на плечо. – Раньше я не думал, что существуют глупые вопросы, но в самом деле, Одри... – он потянулся за очередным поцелуем, но она его отклонила, отвернувшись; он не попал в цель на полдюйма, приземлившись в уголке ее рта. Одри рассмеялась. – Тогда пошли, – сказала она, беря его за руку и побежав к машине – не из неприязни к ливню, а из желания того, что, как она знала, произойдет в конце их пути. Они гнали – ну, Купер был за рулем, так что никакого превышения не было, только постоянная и разумная скорость, хотя он проехал один знак "Стоп" – по затемненным улицам, пока не достигли центра города и полосы магазинов с квартирами наверху, одну из которых Купер арендовал на время своего пребывания в Твин Пикс. Дождь лил, и когда он повернул ключ в зажигании и заглушил двигатель, постоянное гудение капель дождя по крыше машины заполнило пространство. Купер взглянул на Одри; в тусклом уличном свете она не могла прочесть выражение его лица, но догадывалась о чем он думает. – Я мог бы взять тебя прямо здесь, прямо сейчас... Бинго, она ухмыльнулась. – На переднем сиденье арендованной машины? – она покачала головой и толкнула дверцу, впустив в кабину прохладный, пахнущий дождем воздух. – А как насчет заднего сидения? Она громко рассмеялась и закрыла за собой дверь. Дождевая вода стекала ей по затылку, под воротник блузки. Одри вздрогнула и, обхватив себя руками, побежала по тротуару к двери в вестибюль квартиры, опередив Купера на несколько шагов. Он открыл замок ключом, и они протиснулись внутрь тесного коридора. Дверь еще не закрылась, но Одри уже схватила рукой его красный галстук, – Кто носит галстук на праздновании Четвертого июля? она задалась вопросом. Очевидно, Дейл Купер, – когда тянула его за собой, поднимаясь на два лестничных пролета к двери квартиры. – Ты будешь моей погибелью, – сказал он, возясь с ключом в замке. Одри сняла туфли и начала расстегивать блузку. Ему не помогло сосредоточиться, когда он увидел обнаженный верх ее груди, дрожащей от холода под единственной тусклой лампочкой в коридоре; как и ее рука, скользнувшая по ширинке на молнии его брюк и по очевидному возбуждению, работая над пряжкой ремня. Купер зашипел и прижался лбом к двери, когда ключ наконец скользнул внутрь; он повернул его, открыл дверь и одним плавным движением втянул Одри внутрь.***
Им потребовалось некоторое время, чтобы найти опору после всего, что произошло. Для Купера иногда это было темнотой безлунной ночи, иногда проходами продуктового магазина, или дорожками субботнего уличного рынка, или обеденным перерывом в "Дабл Р", переполненном людьми, которые, как ему казалось, осуждали его за те вещи, что, как он знал, они знали, что он сделал. Не раз он бросал полную корзину покупок посреди прохода или тарелку с пирогом и полчашки кофе, чтобы прийти в себя наедине, задыхаясь и потея сквозь рубашку, изо всех сил стараясь просто не упасть в обморок. И всякий раз люди вокруг него – которые знали, что произошло, и никогда не осуждали, ни разу – звонили Одри, чтобы сообщить ей об этом. И она приходила каждый раз, чтобы успокоить его своими руками и сказать ему, чтобы он дышал. Она направит его обратно на землю, куда бы он ни отправился. Для Одри все было не так просто. Она пала жертвой своих тревог во время личных моментов с ним. Он наклонял голову и улыбался или насвистывал веселую мелодию – как он всегда делал задолго до того, как все это произошло, – а ее зрение сужалось, и она теряла равновесие. Сердце стучало в ушах. Она чувствовала, как краснеет ее кожа, и вдруг понимала, что не может дышать. И Купер останавливал машину или переставал идти, а Одри уходила, чтобы побыть одной, но никогда не пропадая из виду. Молилась и медитировала, крепко сжимая в руке тяжелую золотую монету, которую дал ей отец. И независимо от того, что Купер делал или хотел сделать, он не мог помочь, потому что был причиной, и знал это. Это было душераздирающе для них обоих. Одри носила с собой маленькую бутылочку бензодиазепинов, куда бы она ни пошла, и хотя ей не хотелось их употреблять, временами они были единственным, что могло вернуть ее с края пропасти. Такова была природа первых нескольких месяцев их ухаживаний после Вигвама. Спасительной благодатью Одри была осознанность и неохотный прием лекарств; она, как всегда, была его. Но это ни разу не помешало им двигаться вперед. Одри закончила обучение, став лучшей в своем классе, несмотря на перерывы в последнем семестре. Она подала документы и была принята в три из ее лучших вариантов для поступления в колледж, но отложила поступление на семестр вместо того, чтобы так быстро погрузиться в напряженный мир университетских курсов и дедлайнов. Купер, конечно же, взял отпуск в Бюро, и продолжающиеся расследования этой весной означали, что он не мог официально покинуть штат. Поэтому он вывез свои вещи из номера в Грейт Нортен и снял небольшую ("чистую и по очень разумной цене") квартиру над хозяйственным магазином в центре города. Он обставил ее скудным количеством вещей, в которых нуждался, но которые был бы не прочь оставить, как только его пребывание в Твин Пиксе подойдет к концу. "Если ты когда-нибудь уедешь", – любила говорить ему Одри; он столько раз пытался раньше, но так и не добрался до шоссе. Но сегодня он собирался уходить. И она собиралась пойти с ним. Вода отключилась; она на мгновение прислушалась к предсказуемым звукам его утренней рутины: глухой стук тяжелого коврика для ванной, перекидываемого через край ванны для просушки, металлический стон петли на аптечном шкафчике, мягкое жужжание его электробритвы. Несмотря ни на что, они нашли для себя милую маленькую нишу. Одри проводила там больше ночей, чем дома. Так что вполне естественно, что ей было грустно закрывать дверь в это место. Но перспектива того, что ждало ее впереди, была настолько опьяняющей, что она едва могла это постичь. Она потянулась, уже полностью проснувшись, и в процессе зевнула. – Одри? – она услышала свое имя из ванной и повернулась лицом к двери. Купер распахнул ее; наблюдая, как он стоит там в облаке испаряющегося пара – его волосы все еще влажные и растрепанные, полотенце обернуто вокруг талии, – Одри почувствовала, как ее охватило мгновение спокойной радости. – Ты звала меня? – он спросил. Она покачала головой, но не смогла избавиться от улыбки. Удивленный, он посмотрел на себя, задаваясь вопросом, что заставило ее улыбнуться. – Что такое? Я пропустил место? – Он провел рукой по подбородку. – Нет, – проворковала она. – Просто... Я воображала это. Именно это. – Она вздохнула и подперла голову рукой, вспомнив свое желание, когда пришла навестить его в Департаменте шерифа... Когда он был сам не свой. Она опустила глаза от неприятного воспоминания. – Это было так давно, и после всего, что случилось, я не думала, что это действительно произойдет, но... Купер улыбнулся и вышел в спальню, затем сел на край кровати. Одри приподнялась, чтобы сесть, и одеяло упало с нее; она двинулась, чтобы поднять его, но передумала. Ей больше нечего было скрывать от этого человека. Он нарисовал кончиком пальца круг на простыне, радом с ее коленом. – Я позволил тебе поспать, – сказал он. – Знаю, ты просила тебя разбудить, чтобы закончить собирать вещи, но я подумал... Ну, мы засиделись допоздна, и... Она ухмыльнулась. – Все в порядке. Я могу быстро все упаковать. Купер убрал руку и потянулся к ее ладони. Повернув, он провел по змеившимся на ней линиям. Выцветшие фрактальные узоры, выжженные на ее коже несколько месяцев назад, приобрели серебристо-белый блеск, который теперь можно было увидеть только при определенном освещении. Они выглядели как тончайшие татуировки, а не как то, чем они были на самом деле: потусторонние шрамы от ночи, которую они оба предпочли бы не проводить. Одри накрыла его руку своей. – Все было в порядке? – спросила она. – Прошлой ночью? – Я собирался задать тебе тот же вопрос, – сглотнул он, внезапно занервничав. – Казалось, ты в порядке... Ведь так? Она кивнула. – Никаких панических атак, – сказала она. – Я думаю, что это делает... Что? Уже четыре раза подряд без каких-либо проблем? Купер кивнул, и его лицо покраснело. – Это только начало. Она протянула руку и подцепила пальцем его подбородок, притягивая к своему лицу. – Хочешь, чтобы было ровно пять? – Пять – это не... – он остановился, улыбаясь. – Ой. Я понял. Она поцеловала его в щеку. – Господь всевышний. Самый яркий ум в ФБР? Купер начал протестовать. – Я просто сказал, что число пять не... – Заткнись, – прошептала она, прижавшись еще одним поцелуем к губам, заставив его замолчать.***
Одри содрогнулась от обжигающего оргазма; Купер держал свою ладонь глубоко у нее между ног, пока она не кончила. Задыхающаяся, она тяжело опустила веки, но после резко распахнула, когда он вытащил свои пальцы из нее, оставив холодной и пустой. Она застонала. – Не заканчивай... – пожаловалась она, прекрасно понимая, что ее предложение не имеет никакого смысла. – Только начинаю, – ответил он, наклоняясь к ее губам и целуя глубоко, исследуя. Одри прижалась к нему, чувствуя, как в животе снова разливается жар. Она протянула руку между ними и обхватила его возбуждение. Купер прервал их поцелуй и склонил голову к ее плечу, целуя в шею. – Я никогда не сделаю этого, если ты продолжишь в том же духе, – пробормотал он ей в горло. Она продолжала двигать рукой вверх и вниз по члену, пока его дыхание не стало прерывистым и хриплым; приподнять бедра и направить его внутрь было легкой задачей, забытье делало Купера податливым, как пластилин. Она перекинула колено через его бедро и покачивала своими бедрами, пока он не погрузился полностью. Затем Купер поднял голову, приподнявшись на локте. Он убрал волосы с ее лица этой же рукой, положив другую на ее бедро. – Ты в порядке? – спросил он. – Я выиграла. Он улыбнулся. – Так и есть, – сказал он, продолжая расчесывать ее волосы кончиками пальцев, прежде чем проследить контур ее левой брови, позволив среднему пальцу задержаться на веснушке возле глаза. – Ты определенно выиграла. Он еще не двигался внутри нее. Одри чувствовала себя сытой и пресыщенной, но готовой взорваться. Она вильнула бедрами, и Купер позволил себе низкое ворчание, поскольку ощущение, казалось, было готово поглотить его целиком. Одри толкнулась к нему вверх, и громкий стон Купера заставил ее сердце затрепетать. – Разбей меня вдребезги, – прошептала она. – Невозможно, – запротестовал он, прежде чем сделал все на что способен.***
Они прошлись по маленькой квартирке, упаковывая то, что осталось от их личных вещей, в пять коробок, которые Купер приготовил для этого. Забирать было практически нечего – кроме одежды и туалетных принадлежностей, подавляющее большинство вещей в квартире оставалось в качестве пожертвований следующему жильцу. Вещи Одри из дома были упакованы и готовы к отправке, как только они доберутся до конечного пункта назначения. У Купера было три месяца до того, как он должен был вернуться на работу в Филадельфию, и путь между этим моментом и тем временем был неизвестен, изменчив. Одри никогда раньше не относилась к жизни так; она подозревала, что Купер, возможно, тоже никогда раньше не расслаблялся до такой степени. Это было освобождающее чувство. Но у них все еще были крайние сроки, и их импровизированный утренний сеанс занятий любовью отбросил их на целый час назад. Куперу не терпелось наверстать упущенное; подобно свернутой пружине, он занялся приготовлениями. Одри – в закатанных джинсах, в одной из фланелевых рубашек Купера, с волосами, собранными в беспорядочный хвост, из которого большая часть ее волос уже вырвалась, – не облегчала ему задачу, когда осматривала каждую комнату, убираясь по ходу, осматривая каждый ящик на случай, если что-то осталось позади. – Знаешь, это было первое место, где могли быть "Мы", – наконец сказала она ему, после того как он выпалил ряд мягких ругательств на кухне, где пытался и не смог удалить пятно ржавчины в шве между плиток вокруг раковины. Это заставило его замолчать; он даже слегка улыбнулся. Заметно расслабившись, Купер прекратил яростно тереть и прошел через комнату, чтобы присоединиться к ней. – Ну, это будет не последнее место, – сказал он ей, взяв за запястья и разведя руки в стороны. – Это моя рубашка? Одри покраснела и отдернула руки. – На мне она выглядит лучше. – Я не отрицаю, – улыбнулся он, протянув руку и начав водить пальцами по пуговицам. Одри ахнула и попыталась застегнуть рубашку. – Дейл! – засмеялась она. – Что ты делаешь? – Ну, если ты настаиваешь на том, чтобы носить мою одежду, я только подумал, что было бы по-джентльменски научить тебя, как правильно ее застегивать, – сказал он, его пальцы лениво скользили по застежкам. – Плюс, твой отец будет здесь с минуты на минуту, чтобы попрощаться, и... – Дейл, – упрекнула его Одри, хотя втайне ей показалось милым, что он так беспокоится о том, что может подумать ее отец, о пристойности ситуации. Она склонила голову набок и начала правильно застегивать рубашку, соблазнительно изогнув бровь. – Могу заверить тебя, что интерес моего отца к нашей сексуальной жизни меня совершенно не волнует. Купер провел рукой по затылку. – Ну, это определенно волнует меня... Одри разгладила рубашку спереди, удовлетворенная тем, что на этот раз все сделала правильно, прежде чем шагнуть вперед и обнять его за шею. – Дорогой, к вечеру мы будем за миллион миль отсюда... – Ну, может быть, 600 миль, – мягко поправил он. – В зависимости от того, когда мы уйдем... Одри ничуть не смутило его вмешательство. – ...И мы отправимся в место, где никто не знает наших имен... – Кроме пограничников и людей на стойке регистрации отеля. – ...И единственное, что будет иметь значение, это то, что твоя рука держит мою, а моя – твою. Купер задумался. Его лицо смягчилось, и он улыбнулся, кивнув. – Ты права. – Он поцеловал ее в кончик носа с озорной усмешкой. – Ты абсолютно права, Одри. Она провела руками по его плечам и вниз по рукам. – Я знаю, – сказала она.***
Одри прижала ухо к груди Купера, прислушиваясь к его сердцебиению. Ей не потребовалось много времени, чтобы синхронизироваться с ним; Одри любила, когда это происходило. Она знала, что за этим стоит поддающаяся количественной оценке наука, но что-то во всем этом казалось ей романтичным и обреченным, как будто в мире не было другого человека, чье сердце могло бы биться в такт с ее собственным. Может быть, это было глупо, но ей все равно нравилось думать об этом. Она выстукивала ритм по его ключице – Тум-тум... Тум-тум... Тум-тум... Купер, подняв руку, провел по ее предплечью. – Смотри, – прошептал он, указывая в окно. – Что? – Луна, – сказал он. – Сегодня новолуние. Пальцы Одри замерли. – Ровно три месяца. – Если исходить из лунных циклов, – сказал он. Купер обвил рукой ее плечо. – Ты замерзла, – сказал он, натянув на нее одеяло, а затем провел рукой по ее предплечью. – Лучше? – Я кое-что тебе никогда не рассказывала, – сказала она. Его рука замедлилась. – О? – Ничего плохого, – продолжила она. – Это мне рассказал майор Бриггс. Когда я лежала в больнице. Она не сразу продолжила; Купер поерзал под ней, и волосы на его груди щекотали обнаженную нижнюю часть ее грудей. Она вздрогнула. – Ты знаешь, что он мне сказал? – Не имею ни малейшего представления. Одри прочистила горло: – Ну... Он сказал мне, что причина, по которой мы смогли вытащить тебя из Вигвама той ночью, была в том, как я любила тебя, или насколько чистой была моя любовь к тебе. – Она сделала паузу. – И она до сих пор такая, я полагаю... Хотя... Ну, между нами говоря, то, что мы здесь делаем, далеко не чистое... Она хихикнула над собственной шуткой и почувствовала, как Купер усмехнулся, его грудь дрогнула под ее ухом. – Он сказал: "Ты отдала агенту Куперу частичку своей чистоты, любя его, и его сила заставила ее сиять. И это то, что победило силы зла, которые обитали в нем”. – Она ухмыльнулась и отбросила свое пародирование импозантного майора, мягко покачав головой. – Он так и сказал. Ты можешь в это поверить? – Я могу, – прошептал Купер. – Но он ошибается. Одри была застигнута врасплох. – Ошибается? – спросила она. Купер позволил этому моменту раскрыться, прежде чем заговорил. – Ну, Одри, из того, что мне рассказали, и того немногого, что я могу вспомнить, похоже, что единственная сила во всем этом начинании исходила от тебя, – сказал он, обнимая ее немного крепче. – Какую бы роль мне ни пришлось сыграть в этом, она бледнеет по сравнению с твоей. Одри снова и снова прокручивала в уме его слова. Несколько долгих секунд она была безмолвной, как сумерки. Когда она наконец заговорила, ее голос был благоговейным и переполненным эмоциями. – Я не чувствовала себя очень сильной. Купер нежно поцеловал ее в макушку. – Ты была великолепна. Я думаю, ты всегда была замечательной. Просто никто никогда не заставлял тебя видеть это раньше. – Он снова поцеловал ее. А потом еще раз. – Значит это будет моей работой. Столько, сколько нам отмеряно. Это мое обещание тебе. Одри приподнялась, чтобы посмотреть на него, и слезы из ее глаз покатились по ресницам и щекам. Освещенный светотенью, он выглядел по-гречески; Адонисом из нуар фильма. Она вытерла следы от слез и подтолкнулась, пока не нависла над ним. Она погладила серебряные полосы, которые все еще оставались на его висках. Одри нравилось, как они заставляли его выглядеть – утонченным, изысканным и немного похожим на Кэри Гранта. Это заставило ее почувствовать себя его коллегой по фильму, который был об их совместной жизни. Это была глупая мысль, как и синхронное сердцебиение, но она все равно ее развеселила. Одри наклонилась и поцеловала его в губы. – Тебе не нужно этого делать, – прошептала она. – Тебе никогда не нужно делать ничего большего, чем просто быть здесь, со мной, и ты сделаешь меня самым счастливым мечтателем во всей галактике. Купер улыбнулся. – Какая низкая планка, – сказал он. Она пожала плечами: – Я очень долго была одинокой девушкой, – сказала Одри. – У меня низкие ожидания. – Что ж, я намерен их запутать, – сказал он, – а затем поднять их. И снова сбить с толку. Одри вздохнула и подперла подбородок рукой, нависая над ним. – Что я сделала, чтобы заслужить тебя? Искренне озадаченный, Купер вздохнул. – Ты спасла мне жизнь, Одри Хорн.***
Все необходимые прощания были произнесены, и Одри пролила достаточно слез, чтобы Купер, беспокоясь о ее обезвоживании, купил две большие бутылки родниковой воды в магазине на углу и поставил их на заднее сиденье машины на всякий случай. Впереди у них было целых шесть часов пути по шоссе между чертой города и их первым пунктом назначения; дольше, если пограничный переход будет занят. Он не хотел, чтобы она заболела еще до начала их путешествия. Ее отец был первым и задержался всего на двадцать минут, чтобы убедиться, что Одри уверена в своем решении. Он пожал Куперу руку и не сказал ничего смущающего о том, что тому нужно заботиться о его маленькой девочке; каким-то образом даже он, должно быть, знал, как неискренне это прозвучало бы. Один за другим сотрудники отдела шерифа Твин Пикс заходили попрощаться. Хоук подарил Куперу книгу мифов и легенд коренных американцев и на прощание поцеловал Одри в щеку. Люси принесла коробку пончиков и термос с кофе вместе с набором одноразовых стаканчиков в дорогу. Энди только плакал, и это заставило Одри плакать тоже; в результате они долго и слезливо обнимались. Весь клан Хейвордов загрузился в семейный универсал, чтобы заехать и попрощаться, и именно с Донной Одри плакала больше всего. Но уже были намечены планы пригласить Донну навестить их в Филадельфии в конце ноября. Они вместе купили маленькие карманные календарики и записали задуманное фиолетовыми чернилами, чтобы было чего ждать с нетерпением. Одри знала, что будет очень скучать по Донне. Когда утро сменилось днем, ключи от квартиры были возвращены хозяину, а машина стояла полностью укомплектованная перед хозяйственным магазином, остался только шериф Трумэн. – Странно уезжать и отправляться в это приключение без тебя, – признался Купер. Трумэн рассмеялся. – Что, ты хочешь, чтобы я пристегнулся на заднем сиденье? – сказал он. – Трое – это уже толпа. – Я знаю, – вздохнул Купер. – Просто никогда не думал, что этот день действительно наступит. – И все же вот он, – сказал Трумэн. – И я не мог бы быть более счастлив за вас двоих, правда. Отправляетесь... Скажите, куда именно вы двое направляетесь? – У нас нет координат, – улыбнулся Купер, повернувшись к Одри. – Просто общее направление и мили – простите, километры – Трансканадского шоссе, чтобы добраться туда. – Вы пришлете нам открытку или две, ладно? Одри ухмыльнулась. – По одной с каждой остановки, – сказала она, начав считать их на пальцах. – перевал Кроуснест, Медисин-Хэт, Реджайна... – повернулась она к Куперу. – Где ты говорил то место, с большим пирогом? Купер ухмыльнулся, как идиот. – Кафе "Флорида" во Флин-Флоне, Манитоба, – сказал он. – Это немного не по пути, но я думаю, у нас может получится. – Не говори Норме, – засмеялся Трумэн. – Нам не нужно начинать международный скандал из-за того, чьи рецепты самые лучшие. Но Купер поднял руку: – Гарри, это не соревнование, – сказал он. – Норма выигрывает, без сомнений. Их смешки стихли, и момент стал тяжелым, когда каждый из них, в свою очередь, понял, что пришло время прощаться. Трумэн первым обнял Одри, неловко шагнув в объятия со всей грацией новорожденного лося. – Береги себя, – сказал он. – Обещаю, – задыхалась она. Он крепко обнял ее. – Твин Пикс просто не будет прежним без тебя. – Я не уйду навсегда, – сказала она ему. – Только на время. Трумэн сжал ее в последний раз и отстранился; он постучал ее по кончику носа. – Ловлю тебя на слове. – Я на это рассчитываю. Она отступила назад и прислонилась к задней двери машины со стороны водителя, когда Купер и Трумэн коротко пожали друг другу руки, прежде чем обняться. – И тебе того же, Куп, – сказал он. – Позаботься о ней. Купер рассмеялся. – Что-то подсказывает мне, что она не нуждается в моей помощи в этой области. Трумэн ухмыльнулся. – Ты передашь привет Альберту от меня, когда приедешь в Филадельфию, не так ли? – спросил он. – И Гордону? – Честное скаутское, – ответил Купер. Двое мужчин разделились; глаза у обоих были заплаканные, и Одри из-за этого подавила собственное всхлипывание. Она ненавидела, когда люди плакали перед ней; это всегда заставляло ее плакать. – Нам действительно пора отправляться в путь, – сказал Купер спустя, казалось бы, целую вечность. – Да, сделай это, – сказал Трумэн, проводя рукавом под носом. Он отступил на тротуар, и Купер открыл дверцу машины. Одри послала шерифу Трумэну воздушный поцелуй, обогнув заднюю часть машины. – Спасибо, Гарри. Трумэн прищурился. – За что ты меня благодаришь? – спросил он, добавив – И с каких пор ты можешь звать меня Гарри? Она улыбнулась. – Приезжай в гости. – Вы можете на это рассчитывать, – ответил он. Одри забралась на пассажирское сиденье, а Купер завел двигатель и опустил окно. – Увидимся, Гарри, – помахал он. Одри схватила его за руку, когда они отъехали от тротуара. Она плакала всю дорогу через город, пока они не выехали на открытое шоссе, ведущее прямо на север. – Одри? – спросил он. – Ты в порядке? Она улыбнулась. – Это слезы счастья, – призналась она. – Ну... Во всяком случае, горькой радости. Купер держал руль одной рукой; легкость, которую она давно не видела, охватила его. Они выехали на пустынное горное шоссе и начали увеличивать расстояние между ними и городом, удаляющимся в зеркале заднего вида. В конце концов, он протянул руку через сиденье скамейки и поманил ее ближе. Одри сбросила туфли и поджала ноги под себя, положив голову ему на плечо. – Ты когда-нибудь видела Скалистые горы в национальном парке Банф в сумерках? – спросил он. Она покачала головой. – Не могу ответить положительно. Он убрал руку с ее плеча и потянулся к центральной консоли, чтобы достать свой диктофон. Нажав кнопку, Купер начал говорить. – Дайан. Двенадцать тридцать пополудни в среду, 5 июля. Одри Хорн и я только что покинули город Твин Пикс, направляясь на северо-северо-запад к канадской границе. Первая остановка: перевал Кроуснест. Одри никогда не видела острых вершин Скалистых гор в сумерках, Дайан, и я не могу дождаться, чтобы показать их ей... Он выключил диктофон, и Одри рассмеялась. – Ты действительно собираешься послать это ей? – она спросила. Он пожал плечами и бросил диктофон ей на колени. Одри быстро подняла его и нажав кнопку, заговорила: – Дайан, это Одри. Я много слышала о вас, и подозреваю, что вы много слышали обо мне. Мне не терпится встретиться с вами лично – я постараюсь присматривать за Дейлом. В любом случае, он не должен управлять портативным записывающим устройством во время вождения. Это то, над чем нам придется поработать. Купер усмехнулся, а Одри, довольная собой, выключила диктофон и вставила его обратно в консоль. – Одри? Она откинулась на его плечо. – Да, Дейл? Купер просунул большой палец в паз на руле и расслабился. – Как насчет того, чтобы ты рассказала мне ту историю сейчас. Одри ухмыльнулась. В мире не было ничего большего, чем она могла бы хотеть сделать. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и поцеловала его в подбородок, уже начавший покрываться щетиной. Затем, глубоко вздохнув, она начала: – Давным-давно...