Не все так просто...

В сказках с самой древности так заведено: Кто победу одержал, тот и есть добро. Будь принцессой, рыцарем, драконом, колдуном, Лишь в зеркале встречаясь со своим врагом. Если ты не видишь крыльев за спиной, Ничего не бойся и ступай за мной. Нас с тобою двое, и вдвое мы сильней На пути блуждающих, призрачных огней. Если ты боишься темноты ночной, Расскажи мне сказку и ступай за мной. Все, что не убьет нас, сделает сильней На пути блуждающих, призрачных огней. Из песни группы «Блуждающие огни», носящей то же название.

      Северус брезгливо наблюдал за тем, как огромная змея медленно, но неотвратимо поглощала очередного несчастного магла. За последний год подобное успело стать для него привычным зрелищем. Приятней от этого не становилось. Человек не сопротивлялся, будучи в основном парализованным заклинанием, и спустя пять минут от начала сего отвратительного процесса Лорд удовлетворился его криками, так что теперь пленник под Силенцио даже не кричал… Но грудь его часто вздымалась, рот продолжал бесполезно разеваться, а глаза с расширенными до предела зрачками панически метались по сторонам. Зельевар на мгновение поймал взгляд умирающего магла, но быстро перевел свой на шевелящееся брюхо змеи. Решив, что это немногим лучше, он оценивающе пробежался глазами по лицам Пожирателей. Дрогнет ли сегодня чья-то маска? На собраниях Внутреннего Круга настоящих масок обычно не носили. Все, в любом случае, знали всех. И все же, не считая Беллатрикс, восторженно пожиравшей глазами Повелителя, лица собравшихся мало чем от них отличались. Набор безопасно показываемых эмоций был, можно сказать, стандартным.       Сосредоточенность.       Стыд.       Заинтересованность.       Покорность.       Страх.       Благодарность.       И, конечно же, восторг.       Последняя эмоция импонировала Повелителю больше всего, однако она была и самой спорной. Волдеморт тонко чувствовал неискренность и жестоко за нее наказывал. А после 12 спокойных лет и нескольких лет, предшествующих падению Темного Лорда, когда любому мало-мальски адекватному Пожирателю стало понятно, что с Повелителем что-то не так, изобразить искренний восторг могли не все. Люциус, еще не оправившийся от Азкабана, кажется, был сегодня слабым звеном. Всей его выдержки после полутора месяцев с дементорами хватало ровно на две вещи: не блевать и не зевать. О маске речь тут не шла, смирение и усталость на его лице были искренними. Восторгом, конечно же, не пахло. Мужчину слегка потряхивало, он невольно косился глазами на дверь, выдавая желание увидеть семью, и, кажется, делал над собой огромное усилие, чтобы слушать обращавшегося к нему прямо сейчас Волдеморта.       — … Я думал о том, чтобы простить вашу семью, Люциус-с. Возможно, наградить. Твой сын мог удостоиться чести стать самым молодым из моих Пожирателей, получить ответственное задание. Но ты снова подвел меня. Не так ли?       Зрачки аристократа расширились, тело напряглось. К смирению и усталости добавился страх. Он осторожно поклонился:       — Простите меня, Повелитель!       — Кроме того, до моего сведения довели, что из твоего сына вышел бы еще более жалкий слуга, чем ты, Люциус-с, — безгубый рот растянулся в издевательской ухмылке.— Второй после девчонки-грязнокровки в учебе, второй после мальчишки Поттера на метле, избалованный, вспыльчивый, как гриффиндорец, прикрывающийся везде твоим все менее значимым именем… Тц-тц, я разочарован, Люциус-с.       Раздалось несколько сдержанных смешков. Снейп тоже усмехнулся, играя свою роль.       — Простите, Повелитель, — тихо произнес блондин, снова поклонившись. Поймав из-под растрепанных волос взгляд зельевара, мужчина показательно медленно опустил веки, затем отвернулся и с тоской уставился на красно-коричневые пятна, пачкающие дорогой ковер. Северус мысленно хмыкнул. Пройдоха! Уже знает, что произошло на прошлом собрании, и благодарен. Интересно, откуда, учитывая, что в поместье Лорд Малфой вернулся только сегодня утром. Скользнув снова глазами по лицам Пожирателей, Снейп столкнулся со свирепым взглядом Беллатрикс. А! Понятно. Паршивый полукровка украл у чистокровного племянника шанс выслужиться перед Темным Лордом. На этот раз Северус ухмыльнулся искренне. Сумасшедшая женщина в ответ зарычала. Ухмылка зельевара стала шире, впрочем, почти сразу она превратилась в натянутую, когда Нагайна между ними сомкнула челюсти, покончив с жуткой трапезой, и поползла к ногам хозяина.       На прошлом собрании, когда Лорд объявил о своем намерении устроить Посвящение для его крестника и намекнул на какое-то ответственное задание в Хогвартсе, Северус сразу понял, что к чему. Был ли это тон Лорда или интуиция мужчины, но он точно знал, что это должно было стать наказанием. Повелитель просто решил ударить по самому больному для Люциуса — по его наследнику. На это же знание болевых точек аристократа уповал Мастер Зелий, когда в самом что ни на есть дурном свете расписывал собственного крестника. Он выражал опасения по поводу разоблачения Драко директором и, что было важнее для Темного Лорда, возможности использования его в качестве рычага давления на отца. Северус знал, что его стараниями Малфой-старший превратится в любимого «мальчика для битья» у Лорда, не удовлетворившего свою жажду отмщения за проваленное задание и ещё какой-то ранее утерянный Люциусом артефакт. Однако Драко на некоторое время был выведен из-под удара. Люциус это понял и был готов принять.       Собрание должно было продолжиться отчетами о продвижении их людей в Министерстве. Однако в этот момент в дверь как-то очень нервно постучали. Не то чтобы Снейп винил того, кто там сейчас стоял. В конце концов, прерывать закрытое собрание Внутреннего Круга было немыслимым делом.       — Войдите! — раздраженно рявкнул Темный Лорд.       Дверь распахнулась, и в помещение, непрестанно кланяясь, ввалился Червехвост. А! Снейп брезгливо скривился, как и несколько других человек в комнате. У Петтигрю было странное положение в обществе Пожирателей Смерти. Он не являлся членом Внутреннего Круга, но и вровень с кем-то из Внешнего тоже не стоял. Это жалкое существо было единственным, кто мог прерывать их собрания без последствий в виде порции Круцио. Его чаще прочих Пожирателей можно было увидеть подле Волдеморта. Однако! При Петтигрю никогда не обсуждали ничего важного. И то же Круцио он обычно получал первым, если Лорд просто встал не с той ноги. А еще его страстно ненавидела Беллатрикс. Много больше, чем самого «полукровку Снейпа», что вообще-то было показательно. И за издевательства над крысой, в отличие от нападок на зельевара, Волдеморт никогда ее не наказывал, покуда Петтигрю оставался дееспособен. Северус полагал, что Лорд своим свихнувшимся умом чувствовал, в некотором роде, необходимость наградить того, кто помог ему с возвращением. При этом его неимоверно бесило, что он был чем-то обязан такому жалкому существу.       — Повелитель! Повелитель! — запинаясь, Хвост просеменил своими короткими ножками к… креслу?.. трону?.. Северус все никак не мог определиться, как это нечто следует называть. Смотреть на Петтигрю теперь было забавно. Он был отвратительно неуклюжим, чего Снейп не помнил по школе, и зельевару было интересно, не связано ли это с пребыванием в теле крысы большую часть взрослой жизни.       Хвост, между тем, склонился еще ниже и что-то зашептал Темному Лорду. Бледное безносое лицо того быстро приобрело сначала заинтересованное выражение, затем почти торжествующее, отчего у Северуса засосало под ложечкой. Он чувствовал, что сейчас произойдет что-то очень плохое. Крыса отступила назад, продолжая кланяться, а Волдеморт вдруг издал смешок. Он протянул ладонь в сторону Беллы, и та, едва не подпрыгивая на стуле от радости услужить, подала руку с меткой. Темный Лорд прижал палочку к рисунку, а Северус подавил желание поморщиться от внезапного жжения Призыва в своей метке. Он знал, что женщине, через чью отметину вызывали остальных, должно было быть в разы больнее, но по лицу сумасшедшей Лестрейндж лишь расплылась блаженная улыбка. «Хорошо, что у Лорда после возрождения, кажется, отсутствует большинство нормальных человеческих потребностей! — в который раз с содроганием подумал зельевар. — Если бы эти двое когда-нибудь случайно зачали ребенка, это было бы ужасно».       — Мои Пожиратели, а у нас замечательные новости, — произнес Волдеморт, довольно оглядывая приближенных. — О нашем дорогом Спас-сителе, не меньше.       Лорд неприятно захихикал. Снейп напрягся. Что на этот раз натворило отродье? Из какой, Мордред его дери, задницы придется вытаскивать Золотого Мальчика на этот раз? И получится ли вытащить? Зельевар почувствовал, как желудок проваливается куда-то вниз от подобных мыслей. Что бы там ни думали Дамблдор и сам Поттер, Северус ребенка совсем не ненавидел. Не любил, да. Раздражало его отродье просто неимоверно. Но ведь действительно было чем. Мальчик был безрассудным, безответственным, стремился все решить сам и влезть везде, куда не просят, не желал думать своей головой, когда надо, зато слишком много надумывал там, где это было лишним… Поттер вообще не упрощал ему работу! Разумеется, внешнее сходство с ублюдочным отцом не добавляло зельевару приязни. Но все же, ненавистью там не пахло. Помимо папочки у сопляка была и мать, и как бы все ни сложилось, в конце концов, она была его первым и долгое время единственным другом. А еще пала невольной жертвой опрометчивых решений Северуса. Кроме того, последние шестнадцать лет миссис Поттер наверняка крутилась в могиле, желая ударить зельевара по лицу за эксплуатацию ее светлого образа в целях демонстрации мордредову директору его достойной второго шанса глубоко любящей натуры. Снейп бы усмехнулся, если бы не был так напуган прямо сейчас. В конце концов, ведь именно Лили, еще не сошедшаяся со своим оленем, открыла ему глаза на эту самую натуру и ее предпочтения. В ином случае ни черта бы Поттеру-старшему не светило, а Поттер-младший не трепал бы ему нервы последние пять лет.       Впрочем, чем дольше мужчине приходилось быть нянькой и спасителем Спасителя, тем меньше сходства, на самом деле, он мог найти между мальчиком и его отвратительным папашей, теряя обоснованные аргументы для поддержания в юном гриффиндорце перманентной ненависти к себе. Но они ведь не обязательно должны были быть обоснованными? Да?       Говоря о различиях, следовало признать, во-первых, что у Поттера-младшего, несмотря на, в общем, схожий с отцом темперамент, характер оказался совершенно иным. Потребовались время, огневиски и несколько фунтов смирения, чтобы Северус это признал. Третировать маленькую копию Джеймса было просто, и лишать себя удобных иллюзий очень, очень не хотелось.       Во-вторых, как профессор понял во время их, увы, практически бесполезных уроков окклюменции, сын Джеймса вовсе не был тем избалованным маленьким принцем, которым когда-то являлся его отец, и которого старательно воображал себе Снейп. Мужчина не видел ничего слишком плохого, но мальчишку в его доме определенно не жаловали. Запорное лицо Петунии и толстый боров, влепивший в одном из воспоминаний Спасителю подзатыльник, и вовсе заставляли парня пожалеть и привели к пониманию некоторых его раздражающих черт. Сразу возымели смысл и недоверие Поттереныша к взрослым, и стремление делать все самому… А еще — нежелание выделяться какими-либо академическими достижениями. Кому бы захотелось быть на день посаженным в чулан только за то, что оказался умнее идиота-кузена? Снейпу было интересно, как часто и как долго повторялось наказание, чтобы Поттер превратился в образцовую «собаку Павлова», в ответ на триггер выдающую заданный результат. И еще — насколько нынешние оценки мальчишки отражали его реальный академический уровень. Если поднапрячь память, зельевар мог вспомнить, что эссе Поттера закономерно становились лучше, как только Уизли попадал в больничное крыло.       Размышления профессора носили лишь теоретический характер. Менять свое поведение по отношению к парню было бы, с какой стороны ни посмотри, подозрительно, малорезультативно и, вероятно, опасно для них обоих. В конце концов, у Поттера имелись друзья, целующий его в задницу (видимо, все же исключительно в школе) директор, да и пятнадцать лет он как-то со своими отвратительными родственниками все же пережил, чтобы срочно необходимо было что-то предпринимать.       Внешне, кстати говоря, Золотой Мальчик тоже переставал напоминать папашу. Джеймс в этом возрасте был значительно выше, шире в спине, черты уже загрубели, и квадратная челюсть как раз подходила бравому аврору с плакатов. Гарри же в свои почти 16, когда Снейп видел его в последний раз, был тонким и невысоким. Со своими аккуратными скулами и заостренным подбородком мальчик походил скорее на свою бабушку из Эвансов, чем на кого-то из родителей. Да и глаза, как понял зельевар во время близкого знакомства с ними на злополучных уроках окклюменции, тоже были бабушкины: темнее, глубже, чем у Лили. Этот факт почему-то приносил облегчение.       Темный Лорд между тем продолжил:       — Мой верный Хвост шпионит для нас в Министерстве. И сегодня он принес поистине полезную информацию. Двое авроров, вероятно, завербованных этим птичьим Орденом, только что покинули свое рабочее место и очень спешили. А еще беспечно трепались. Наденьте свои мас-ски!       Приближенные, кроме Беллы, выполнили приказ. Та никогда не скрывала свое лицо. Волдеморт махнул палочкой в сторону двери, и та распахнулась, ударившись о стену. Внутрь хлынули Пожиратели более низкого ранга.       Темный Лорд дождался, пока все прибывшие не окажутся внутри, с характерной для него в эти годы торжественностью оглядел своих последователей, и громко провозгласил:       — Кровная защита на доме Гарри Поттера пала!       Сердце Северуса пропустило удар, а затем застучало сильно и быстро. Мужчина выдохнул под маской, стараясь успокоиться, и стал лихорадочно соображать, как ему выпутаться из этого дерьма. В таких ситуациях Снейп всегда будто возвращался в детство, в рабочий городок, где едва оторвавшись от груди, дети учились ругаться и, кто мог стащить папиросы у родителей — курить. У профессора тащить было неоткуда и нечего. Отец пропивал все до пенни, но боялся умереть от рака легких, поэтому не курил. Зато ругался Северус часто и с удовольствием, пока не поступил в Хогвартс, где долго работал над своей риторикой, дабы не отличаться еще и этим от родившихся с золотой ложкой в заднице аристократов. Своими достижениями профессор Снейп мог по праву гордиться: опустить человека он теперь мог без единого слова ругани, а особо удачные повороты речи ученики записывали, чтобы не забыть. Увы, ситуации, подобные нынешней, сводили все усилия на нет. Не то чтобы он действительно сопротивлялся. Ругань действовала успокаивающе и позволяла мозгу функционировать лучше.       Зельевар не мог не задуматься, что должно было случиться с мальчишкой, чтобы защита вдруг пала. Это не имело большого значения прямо сейчас. Но, может быть, только может быть, стоило уделить Поттеру и его семейной ситуации чуть больше своих времени и внимания? Изменило бы это что-нибудь? Или нет?