Оригами

Сначала Юрико заметила синего журавлика — детского, сложенного неаккуратно и с подозрительно знакомыми глазами на крыльях. Стоял март, было тепло и цвела слива. Юрико подошла ближе, присела возле ручья, протянула руку, и вода сама принесла к ней интересное оригами. В руках бумага ощущалась старой, но крепкой, шершавой, и Юрико расправила журавлика. В руке женщины лежала измятая подмокшая купюра в пять тысяч йен, которую она узнала только благодаря ровному взгляду Ичиё Хигучи, её высокому лбу. Женщина поднесла купюру к зенитному солнцу, покрутила вправо, влево и с досадой обнаружила, что деньги не были поддельными. Прохожие поглядывали на странную женщину: Юрико очень высокая, тощая, бледная, волосы у неё нечёсанные и, хоть она и одета в классический мужской костюм, одежда была мятой, рубашка на пуговицах едва расходилась на груди и костюм не смотрелся презентабельно. Ей говорили, что она чем-то смахивает на европейцев из-за длинного носа и светлых карих глаз, но она была самой настоящей японкой с по-японски тёмными волосами, светлой кожей и раскосыми глазами; даром, что выросла шпалой. — Ямамото-сенсей! — её фамилия звучит звонко и радостно, и женщина легко узнаёт говорящего: милый первогодка Итадори Юджи, самый славный из всех учеников Сатору. Он шустро оказывается рядом с Юрико, ладонью вытирает пот с затылка и прочёсывает голову против линии роста волос. У него была мокрая обувь и подкатанные до самых щиколоток штаны — он то ли бегал по лужам, то ли в речку залезал. — Ямамото-сенсей, простите, но не отдадите деньги? — Они твои, Итадори-сан? — Ей и в голову бы не пришло, что Юджи мог бы забрать себе чужое, но, возможно, ей стоит провести небольшой экскурс по бережному обращению с деньгами. — Мои, сенсей! Они не были моими десять минут назад, но Годжо-сенсей отдал их мне и разрешил делать с ними что угодно. — Раз это деньги твоего сенсея, то мне не о чем беспокоиться. Ты хотел их на что-то потратить? — А-а-а!.. — он отмахнулся от слов Ямамото, посмотрел виновато. — Не хотел ни на что тратить, просто Годжо-сенсей отдал их мне, чтобы я купил краску для Кугисаки. Я уже две купил на свои деньги, но из-за Годжо-сенсея обе пачки оказались испорченными... это долгая история, Ямамото-сенсей, но будьте уверены: эти деньги мои! Юджи каждым жестом требовал внимания и доверия, и выглядел так забавно и серьёзно, что Юрико на мгновение почувствовала себя бутоном редкого цветка, чьё цветение привлекло пытливых учёных. Только вот Юрико не была цветком и наблюдение за ней не принесёт Юджи никаких результатов — Юрико искренняя, и, даже если кажется картинно заносчивой и гротескно-доброй, это не значит, что она притворяется. — Прости за недоверие, Юджи-кун. — Женщина отдаёт подростку деньги, и он смущённо чешет затылок. — Ничего страшного, сенсей, я... О, Годжо-сенсей! Вот вы где! Юджи машет человеку за спиной Юрико, и женщина вынужденно оборачивается. Годжо Сатору шёл неспешно, но из-за длинных ног шаги у него получались большие, и он быстро нагнал их маленькую компанию. Теперь в их сторону смотрит гораздо больше людей, потому что Годжо выглядел ещё более странно, чем она. — Рад видеть здесь Ямамото-сан. Юджи, ты не надоедал нашему сенсею? Мальчик вытянулся по струнке, шутливо бросил: — Никак нет, сэр! — Отлично, Юджи-кун! Раз уж мы встретили Ямамото-сенсей, не хочет ли она рассказать тебе о своих способностях? — Годжо повернулся к женщине и обратился уже к ней: — думаю, это будет полезно для Юджи. Он ещё мало знает о мире проклятий, и если честно, он быстрее схватывает на практике. Годжо был навеселе, присутствие Юрико его не раздражало. Они не были в плохих отношениях, но друзьями или даже неплохими знакомыми они не стали. Их общение всегда находилось в плоскости «колледж-начальство-ученики», ни о чём другом они не разговаривали, поэтому чего-то необычного в просьбе мужчины нет. К тому же, её способности — вовсе не секрет: с первого же дня знакомства со своими учениками Юрико постоянно пользовалась умениями во время тренировочных боёв, пусть теперь её дети и могли противостоять ей эффективней других магов. Зенин Маки могла не дышать достаточно долго для того, чтобы первичная техника Ямамото успела рассеяться — и оттого сражаться с ней было куда интересней. Конечно, Панда не обладал дыханием и дым не мог давить на его нервную систему, но техники Юрико подвергали его тело эрозии; а милый Инумаки-сан неплохо защищал слизистые и пытался атаковать в первую очередь дым от техники, а не её саму. Мысли о подопечных всегда вызывали у Юрико самые тёплые чувства. Она кивнула и попросила Итадори зайти вместе с Годжо-сенсеем в её кабинет завтра. Юджи-кун заходил в её кабинет в гипервозбуждённом состоянии, с блестящими глазами рассматривал узенькую традиционную комнату, пропахшую табаком и сандалом, смешную табакерку, новую машинку для самокруток и аккуратную стопку расписанных папок. Вероятно, Годжо-сенсей всю документацию сваливал на рабочий стол выделенного ему кабинета (по размерам не большего, чем кабинет Юрико), и для Юджи аккуратное рабочее место казалось чем-то таким же любопытным, как мундштук с нефритовыми вставками. — Учитель сказал, что ваша техника связана с курением. — Юджи взял в руки предложенную чашку чая и сел напротив женщины. — Ты поэтому такой нетерпеливый, Итадори-кун? Правда, моя техника связана с курением. Моё тело с рождения обладает удивительной пропускной способностью, чем я пользуюсь. Я раскуриваю табак, но необычный: в измельчённом сухом листе я размножаю маленькие проклятия, которые селятся на его листьях. Они не видны невооружённым глазом, не имеют, вероятно, и подобия нервной системы — даже Иери Сёко-сан, помешанная на анатомии проклятий, не берётся изучать их. Когда я раскуриваю табак, — тут женщина замолчала, ближе подвинула машину для самокруток, взяла газетный лист и открыла ящик стола. — Так вот, когда я раскуриваю табак, вместе с обычным дымом выделяется прах этих проклятий. Они, к несчастью, не термостойкие. Прах полностью подконтролен мне и я могу воздействовать на слизистую, органы, нервную систему, на другие проклятия и проклятые предметы. Он перемещается вместе с обычным табачным дымом. Юрико пошелестела упаковкой, достала измельченные сухие листья растений и завернула в газету с помощью машинки. Итадори-кун смотрел то на бензиновую зажигалку у правого края стола, то на самокрутку в руке женщины. Юрико решила не продолжать лекцию и не говорить о принципах работы техники, помня наставление Годжо об особенностях обучения Юджи. Если он лучше запоминает на практике, значит, будет ему практика. Она щёлкнула большим пальцем по колёсику, мелькнула рыжая искра, и от зажигалки потянулся язычок огня. Кончик самокрутки почернел, затлел красно и мрачно, женщина затянулась, и Итадори уже думал ловить неприятный запах сигарет, но запаха не было совершенно. Ямамото молча выпустила неестественно фиолетовый дым через ноздри, и тот потянулся ровной струёй вверх, сложился в кривоватый рисунок клевера, а затем сложился в объёмную лягушку, пропрыгавшую над головой. Юджи заёрзал на стуле, бросил искреннее «вау!» и снова посмотрел на женщину горящими глазами в ожидании объяснений. — Чем сильнее я контролирую выделяемый прах и чем плотнее я располагаю частички дыма, тем ярче этот цвет. Из-за этого ты не чувствуешь характерного запаха, потому что если молекулы не рассеиваются, то и запах до тебя не доходит. У чистого табака цвет не такой красивый, для урока с тобой я взяла не его, поэтому прости, Итадори-кун, я не могу продемонстрировать тебе рассеяние техники. Это может быть... Токсично для тебя. — Конечно, Ямамото-сан, я всё понимаю! Это какие-то супер-концетрированные смеси для сигарет, да? Женщине стало на секунду неловко перед честным и милым Итадори. — Вроде того. Эти маленькие проклятия до ужаса любят всё токсичное и в целом они живут на всём, что при горении или нагревании выделяет токсикологические вещества. Нормальным людям нельзя курить самокрутки из газет, потому что это вредит здоровью едва ли не сильнее никотина, но для меня это просто отличное решение проблемы с концентрацией и распределением проклятого праха в дыму. Можно, конечно, раскуривать и купюры... И я так когда-то делала, но они слишком быстро горят и имеют большую ценность для бедного учителя, поэтому я остановилась на газетах. — Воа!.. А сенсей- Договорить Юджи не дали: в комнату без стука ворвался Годжо-сенсей и передал женщине, что директор Яга снова чем-то недоволен. Её хорошее настроение улетело вслед за возникшим сквозняком: если это передаёт Сатору Годжо, то её снова (в третий, кажется, раз) ждёт долгая-долгая, нудная-нудная беседа с директором о поведении её детей. Ямамото-сенсей экстренно вывела фиолетовый дым в окно, закрыла его и только потом развеяла технику — она действительно не хочет, чтобы милый честный Юджи надышался этой гадостью. Сигару она тушила прямо в ящике стола, объяснив, что там находится специальная пепельница которую она использует исключительно для этого вида табака. Она извинилась перед подростком и пообещала провести с ним тренировку; Юджи, нисколько не обидевшись, сказал, что будет помнить об этом обещании. Ямамото-сан заперла кабинет и быстрым шагом направилась к директору. Яга-сан не прощает промедлений никому, кроме Годжо.