Пидорские хроники

Я стою неподвижно, опираясь плечом о бетонную стену и невидяще вглядываюсь в эмоционально жестикулирующую девушку напротив. До занятия остаются считанные минуты, беспорядочный шум оживлённой толпы беспощадно бьет по нервам, но даже не это сводит меня с ума. Голос непризнанной доносится словно сквозь толщу воды, и я не могу сосредоточиться ни на едином ее слове, потому что ты рядом. Стоишь сзади на расстоянии нескольких метров, и мне не нужно оборачиваться, чтобы убедиться, что ты смотришь. Колючие мурашки, мощными зарядами электричества мигрирующие с затылка на поясницу, являются неопровержимым доказательством. Усмехаюсь своим мыслям, а Вики расплывается в кокетливой улыбке, принимая мою положительную реакцию на свой счёт. Наивная. Это смешит ещё больше, и я не сдерживаюсь и улыбаюсь шире. Ты меня портишь, Люцифер. Раздражающий, разноголосый гомон стихает, и я поворачиваюсь неожиданно, встречаясь с тобой глазами. Отворачиваешься слишком быстро, и я улыбаюсь удовлетворенно. Думаешь, не замечаю, как ты на меня смотришь? Хищно, жадно, бешено. Места, которых тягуче касаешься взглядом, безбожно плавятся до костей. И это я обычно отвожу глаза, лишь бы ты не увидел, какой я мазохист. Потому что мне всегда безумно хочется ещё. Что же поменялось сегодня? Мне нравится думать, что ты меня боишься. Прохожу в кабинет в непосредственной близости от тебя и с жадностью вслушиваюсь в твой диалог с Ости. Глубокий, бархатный голос раскалённой магмой растекается по венам. Будто наяву слышу твое фирменное, раздражающее «ангел» и недовольно свожу брови. Не поверишь, но я отдал бы бессмертие, чтобы услышать своё имя, вместе с просящим стоном срывающееся с твоих пухлых губ. Быстро прохожу к привычной первой парте у окна и с удивлением замечаю, как ты садишься вместе с главной стервой школы за первую парту в соседнем ряду. Сегодня определенно что-то идёт не так. Вижу, как близко склоняешься к ее уху, едва касаясь губами мочки, и что-то шепчешь. Чувствую, как мелко начинают подрагивать руки от нестерпимого желания вцепиться в твою смоляную шевелюру и с силой оттащить от живого воплощения всех смертных грехов. Отворачиваюсь порывисто, надеясь, что ты не заметил. Меня не учили ненавидеть. Но тебя я ненавижу. Почти так же сильно, как хочу. Почти. Хватает меня ненадолго. Уже через минуту возвращаю взгляд на тебя и замираю, не в силах заставить себя отвернуться. Шепфа, какой же ты до умопомрачения красивый. Невесомо, воровато скольжу глазами по открытым участкам загорелой кожи и впитываю, фиксирую, запоминаю. Дотронуться хочется так, что это уже можно назвать помешательством. Я не видел богов, но уверен, они выглядят и в половину не так хорошо, как ты. Считаю это достойной причиной, чтобы основать новую религию. Люциферианство. Не исключаю, что мне просто нужен повод, чтобы молиться тебе. На коленях. Исключительно на них. Желательно с лицом напротив твоей ширинки. Я знаю, ты чувствуешь мой лихорадочный взгляд. Это видно по твоим напряжённым плечам. Расслабься, пожалуйста, я никогда не причиню тебе вреда. Но даже если бы захотел, я перед тобой безоружен. Вдыхаю глубоко и с силой сжимаю кулаки до полукруглых, красноватых отметин от ногтей на ладонях. Я знаю, что ты меня хочешь. Ты знаешь, что это взаимно. Но оба делаем вид, что это не так. И, Шепфа, как же мне надоели эти дурацкие игры. Чувствую себя поломанной марионеткой, глупой змеей, танцующей под дудочку заклинателя на потеху публике. Это ты меня таким сделал. Ненормальным, дефектным, испорченным. Мечтающим лишь о том, чтобы узнать, каково на вкус твое желание. Черт, да я готов отдаться тебе даже на этой гребаной парте. Сию же секунду. При свидетелях. Мне совершенно плевать на последствия, веришь? Пусть хоть крылья оторвут и сошлют на Землю. Или сразу в Небытие. Это не имеет абсолютно никакого значения. Ничего не имеет значения, кроме повсеместной дрожи от одной лишь мысли, как ты членом растягиваешь мой рот и вбиваешься до потрескавшихся уголков губ и металлического привкуса крови на языке. Я хочу, чтобы было больно. Даже не так. Мне это нужно. Иначе я окончательно в тебе растворюсь. Мне необходима боль, чтобы во мне осталась хоть капелька меня. Ты невольно облизываешь губы, и меня током прошибает от не вовремя настигнувших флэшбеков. Это нормально — помнить каждую миллисекунду того злополучного поцелуя у дерева? Стоит лишь на мгновение закрыть глаза, и словно наяву чувствую твой терпкий, дурманящий запах, ощущаю плавное скольжение языка по небу, плавлюсь от властно сжимающих плечи рук и тону в беспощадном мареве рубиновых глаз. Я люблю окунаться в это воспоминание, но делаю это крайне редко. Достаю его лишь по праздникам, укутываюсь в него, смакую, лелею. Слишком ценное, чтобы носить его каждый день. Кажется, спустя вечность открываю глаза и только тогда замечаю, что занятие закончилось, и мы в кабинете одни. Становится страшно. Не от того, что ты что-то сделаешь. От того, что не сделаешь. Пожалуйста, Люцифер. Одно слово — и я твой. Только попроси. Умоляю. Улыбаешься хищно, и меня накрывает. Ты меня портишь. И, черт тебя побери, как же мне это нравится.