Пидорские хроники

Ты сидишь за партой, мечтательно прикрыв глаза, и машинально накручиваешь на палец выбившийся из бесячего пучка локон. Задумчиво прикусываешь нижнюю губу, явно о чём-то фантазируя, а затем внезапно распахиваешь веки и натыкаешься на меня, тут же стараясь нацепить на лицо привычную маску безразличия. Улыбаюсь хищно против воли. Не подумай ничего лишнего, ангел, это выработанный рефлекс на твое появление в моем поле зрения. Встаешь поспешно, делаешь бесшумный шаг вперёд, не отрывая безжалостного взгляда от моих неподвижных глаз, и меня кроет. Дьявол, ты сводишь меня с ума. Все и так знают, что я больной, но никто не знает, что болен я тобой. У меня неизлечимая стадия ангелозависимости, хроническая форма диномании. Я потому и сторонюсь других, чтобы не заразить. Иначе придётся убить каждого, кого начнёт так же лихорадить от одного взгляда на тебя. Ты знал, что от этой болезни существует лекарство? Вылечить невозможно, конечно, но облегчить симптомы — пожалуйста. Двадцать порций поцелуев ежедневно. Утром, днём и вечером. А на ночь лучше утроить дозу, чтобы легче спалось. Но, к сожалению, ты — не врач, клятву Гиппократа не давал, потому ничего мне не должен. Ты — мой палач. Будешь стоять и смотреть, как я корчусь от боли. Как подыхаю от недостатка кислорода. Словно астматик, которому срочно требуется ингалятор, валяющийся у твоих ног. Но ты и пальцем не пошевелишь, чтобы меня спасти. Как сейчас. Прожигаешь своими арктическими льдинами, а у меня в горле ком размером с небоскрёб, и я дышать не могу. Мне правда больно, ангел. Сжалься. Срываешься с места решительно, слишком быстро двигаясь мне навстречу. Я что, сказал это вслух? Или у меня на лице все написано? Стой! Стой на месте, пожалуйста. Я не знаю, не знаю, блять, что мне делать с тобой таким…уверенным, напористым, смелым. Напряжённую тишину разрезает оглушительный в нынешних условиях звук защёлкивания замка. Это я сделал? Серьезно? Блять. Биполярка призывно маячит на горизонте, грозясь присоединиться к букету психических расстройств, вызванных твоим образом в моей голове. Ну что ж, если помирать, то с музыкой. — На колени. Приказываю строго, а сам трясусь, как целка на брачном ложе, и мысленно молю всех существующих богов, чтобы ты этого не заметил. Препарирующий взгляд жидким шелком ложится на кожу, и мне хочется ее ногтями потереть, чтобы скрыть предательские мурашки. Секунда, две. Чёрт, придётся-таки поставить свечку за сраных вселенских управленцев, потому что не замечаешь и послушно падаешь передо мной на колени. В моих фантазиях на этом моменте я забиваю членом твой блядский рот до горловых спазмов и влажных уголков глаз. Но сейчас, в реальности, меня парализует. Это ведь по-настоящему. Это страшно. Это не отменить, не исправить…не остановить. Это не полуневинный поцелуй у мыслительного дерева или дразнящие переглядки на лекциях. Это останется с нами навсегда. Ты сам-то это понимаешь, ангел? Блять, да о чем я? Что ты вообще можешь понимать с такими ебливыми глазами, подернутыми озабоченной пеленой? Глубоко вздыхаю и уже опускаюсь, чтобы помочь тебе подняться, но ты опережаешь, порывистыми движениями избавляя меня от сдерживающих колом стоящий член брюк. Что ж, видит Шепфа, я старался. Не проходит и мгновения, как тянешься ко мне своими блядскими припухшими губами и целомудренно целуешь чуть ниже пупка. Неотрывно смотрю вниз и жадно смакую открывшийся вид. Красиво. Красивый. Острым кончиком языка медленно обводишь головку, а я до тянущей боли прикусываю нижнюю губу, лишь бы не начать стонать по-шлюшьи. Мы же не порнуху снимаем, ей-богу. Насаживаешься глубже, облизываешь, давишься. Вижу, что тебе больно, но продолжаешь стараться так, будто от этого отсоса зависит судьба всех галактических цивилизаций. Всё, как я мечтал и представлял в своих мучительных влажных фантазиях. И даже лучше. Отчего же тогда внутри свербит так, что хочется пройтись наждачкой по органам? Запускаю руку в растрепанные белокурые лохмы, но не для того, чтобы толкнуться ещё сильнее. Наоборот. Приостанавливаю, глажу, осторожно стираю тягучие нити слюны с губ, подбородка. Смотришь недоверчиво, непонимающе. Ну что ты? Не обижайся, дурачок. Я просто не хочу тебя ломать. Не хочу делать тебе больно. Я скорее умру, чем буду наслаждаться твоим прекрасным лицом, искривлённым страданием. Потому что я, кажется, тебя лю… Нет, бред, хуйня, не бери в голову. Я не умею вот это вот всё на букву «л». Не умею, не могу и не буду пробовать. Даже ради тебя. Я просто тебя хочу. Один раз, и все пройдёт. Пройдёт ведь, да? Всё-таки помогаю тебе подняться под все ещё недоуменным взглядом, а затем резко, чтобы не передумать, толкаю к ближайшей стене и сам опускаюсь перед тобой на колени. Смотришь не просто удивлённо — шокированно, и я расплываюсь в удовлетворённой улыбке. Не думал, что будешь иметь надо мной такую власть? Я тоже не думал, но вот где мы оказались по итогу. Не даю тебе опомниться, стремительно срываю ремень, избавляю от мешающей нам обоим одежды и, как слепыш ткнувшись носом в лобок, по-звериному втягиваю твой запах, дразняще прохожусь языком по всей длине и наконец беру в рот. Ты стонешь сдавленно, а у меня внутри будто тысячи котов замурчали одновременно. Тепло. Приятно. Идеально. Помнишь, я считал, что хочу сделать хорошо себе тобой? Наивный идиот. Хочу делать хорошо тебе собой. Желательно, на постоянной основе. Блять, опять эти дурацкие мысли. Ну ничего, это временно. Сейчас мне легко оправдать себя тем, что меня просто ведёт от твоего запаха и вкуса. Никогда не думал, что от простого осознания, что тебе хорошо благодаря мне, меня будет так штормить. А то, что тебе хорошо, я знаю наверняка. Уже не сдерживаешься, подмахиваешь бёдрами мне навстречу, дрожащими пальцами до боли сжимая мои волосы, и стонешь. Стонешь так, что злость берет от разочаровывающего отсутствия диктофона поблизости. Потому что я готов слушать тебя вечно. Хватает пары минут, чтобы ты обильно кончил мне в рот, конвульсивно содрогаясь. Усмехаюсь игриво и большим пальцем стираю остатки спермы с губ. Любого другого убил бы за это. Хотя нет. Любому другому не отсосал бы. Медленно касаюсь языком подушечки, слизывая белёсые капли, и блаженно прикрываю глаза. Что ж ты жрешь такое, неведомое существо, что ты такой вкусный? Хотя знаешь? Плевать. Мне еда не нужна. Хочу тебя на завтрак, обед и ужин. Несколько секунд отходишь от накрывшего с головой оргазма, смотришь на меня бешено, буквально прожигая во мне дыру размером со вселенную, и мне впервые в жизни становится страшно. Не зря. Хватаешь грубо за ворот полурасстегнутой рубашки, порывисто тянешь вверх и, не дав и слова вставить, остервенело вгрызаешься в губы. Блять. Блять. Блять. Твое тело — это какой-то хитровыебанный аппарат искусственной вентиляции легких? У меня нет другого объяснения, почему мне даже дышать легче, когда твои губы меня касаются. Невесомо прохожусь руками по плечам, языком переплетаюсь с твоим, попутно стягивая с тебя рубашку и скидывая свою следом. Спешу и путаюсь, но не могу оторваться от тебя даже для того, чтобы привычно выругаться. Торопливо притягиваю к себе за поясницу. Так, чтобы кожа к коже. Чтобы чувствовать пульсацию дико бьющегося сердца у себя на груди. Чтобы жарко, скользко, влажно. Чтобы было нечем дышать. Отрываешься резко, заставляя меня разочарованно выдохнуть, а потом подходишь к парте, опираешься локтями на деревянную поверхность, выставив на обозрение идеально округлую задницу, и оборачиваешься через плечо, призывно подмигнув. Да сукин ты сын. Что ж ты со мной делаешь? Бездумно двигаюсь вперёд, как загипнотизированный, страдальчески взвыв, и аккуратно касаюсь трясущимися пальцами белоснежной, бархатной кожи. Губами пересчитываю позвонки, от шеи и ниже. Ненадолго останавливаюсь на копчике, чтобы затем скользнуть вниз, между ягодиц, влажно проходясь языком по входу. Блядский боже, какой же ты тугой. Готов подохнуть уже сейчас, просто представляя, каково мне будет внутри тебя. Тесно. Жарко. Умопомрачительно. Отстраняюсь поспешно, чтобы до рвотного позыва толкнуться пальцами тебе в рот, попутно целуя плечи и усмехаясь, как ополоумевший придурок. Тебе нужно набить татуировку на пояснице. «Прощайся с крышей всяк сюда входящий». Чего улыбаешься? Я опять это вслух сказал? И ты поверил? Не будь идиотом, ангел. Я сотру в порошок любого, кто только позарится. Кроме меня никто не имеет прав на твое тело. Черт, не смотри на меня так. Я знаю, что тоже не имею, но, пожалуйста, позволь мне обмануться. Сладкая иллюзия, что ты можешь быть моим, — это все, что у меня есть. Спустя минуту вытаскиваю влажные пальцы и осторожно толкаюсь в тугое нутро, лбом уткнувшись тебе в висок и урывками ловя губами прерывистые стоны. Растягиваю медленно, тягуче, попутно потираясь членом о твое бедро и сходя с ума от распирающей боли в яйцах. Ты — безжалостный убийца миллиона моих нервных клеток, знаешь об этом? По удовлетворенно закатывающимся глазам вижу — знаешь. И тебе ни капельки не жаль. По ощущениям проходит вечность, прежде чем, задыхаясь от желания, заменяю пальцы на член и осторожно двигаюсь вперёд. Ещё. Чуть-чуть… Вот так. Да-а… — Тебе…тебе больно? Спрашиваю дрожащим голосом, чувствуя, как безжалостно сдавливаешь меня внутри. До приятной боли. До мучительного стона. До разноцветных звёздочек перед глазами. — Мне…хорошо. Шепчешь прерывисто, резко двигаешься назад, насаживаясь до упора, и скулишь тихо-тихо, слегка подрагивая в моих руках. А дальше — пелена. Прихожу в себя, лишь когда накрывает убийственной волной удовольствия. Как же, черт тебя побери, хорошо… Кричишь мое имя на грани оргазма, и меня накрывает по новой. На автомате продолжаю двигаться, чувствуя себя бесформенным фаршем, провернутым через безжалостную мясорубку, носящую твое, ангел, имя, и мечтаю лишь о том, чтобы притянуть тебя к себе и коснуться губами виска. Так и делаю, умирая от переполняющей душу нежности, до этого самого момента мне не свойственной. Помнишь, я думал, что от одного раза все пройдет? Не прошло. Мог бы и сразу сказать, что я — тупой, наивный придурок. Поздравляю, ангел, ты победил. Я окончательно и бесповоротно сошёл с ума. Да, ты все правильно понял, я действительно тебя лю… Стой, может, всё-таки стоит попробовать ещё раз? Чтоб наверняка?