Я сижу за последней партой, стискиваю зубы до боли, стараясь размеренно дышать, и, как мне кажется, успешно делаю вид, что мне на тебя плевать. Если, конечно, испепеляющий взгляд помешанного маньяка, которым я прожигаю прядку светлых волос, касающуюся щеки непризнанной при каждом твоём неловком движении, можно принять за равнодушие. Это финиш, край, можешь не напоминать, сам знаю. Рядом не хватает только стены, чтобы драматично побиться о неё головой, поэтому без звуковых и зрительных спецэффектов мысленно проклинаю тебя и Шепфу. Гребаный вселенский кукловод какого-то чёрта сидит у себя там наверху и прохлаждается. Не в его ли обязанностях посылать знамения, чтобы его создания не косячили направо и налево, проебав всё, что только можно и нельзя? В моём случае, мозг и остатки самолюбия. Ржёт там, поди, как интересно всё получилось. Или в этом и состоял его хитроумный божественный план? Фыркаю от негодования, надеясь, что никто не заметил. Если бы Вселенная дала мне хоть крошечный намёк на то, что после нашей близости, ангел, я подбитой шавкой буду гоняться за тобой, собирая крохи твоего блядского внимания, я бы никогда к тебе не подошёл. Выл бы, на стену лез, дрочил неистово, но ни на километр бы к тебе не приблизился. Но ты этими крохами намусорил в моей черепной коробке, и на них сбежались тараканы. Развелись там и строят свои грандиозные планы по сведению меня с ума. Хотя зачем им. Ты и так с этим справляешься на отлично.
Согласен, трахать твою подругу, чтобы тебя побесить было глупо, но это было давно и не так уж приятно. Но знаешь, что было ещё более глупо? Трахать тебя. Потому что теперь я знаю, как ты дрожишь, если аккуратно коснуться губами шеи, как выгибаешься навстречу и пьяно смотришь через плечо, как стонешь, задыхаясь от удовольствия, как… Чёрт. Всего два дня прошло, а меня уже ломает как после охуительного прихода.
Дьявол, какой же я идиот. Я думал, что стоит один раз попробовать и меня отпустит. Думал, что ты станешь моим лекарством от тебя же. Я должен был почувствовать себя хоть чуточку легче. Но ты так не работаешь. Ты — раковая опухоль, ангел. Завладел моим организмом незаметно, мимикрируя под доброкачественную соратницу, незаметно распространился по телу, метастазами пророс в сердце и каждую гребаную секунду убиваешь. И не помогут уже ни операции, ни химия. Дальше только хоспис и смерть. Надеюсь лишь, что в последний путь меня провожать будешь тоже ты, держа за руку и смотря в глаза. С каких-то пор этого мне стало достаточно.
Очередная лекция проходит незаметно, как и, собственно, вся моя жизнь, центром которой я по каким-то неведомым причинам сделал тебя. Как давно это началось? Возможно, после первой тренировки по Крылоборству, когда я увидел в тебе настоящего соперника. А, может, на балу Равновесия, когда ты вошёл в зал в белом смокинге, красивый до жути, ослепляя своей обворожительной улыбкой каждого, кто по своей глупости не догадался надеть солнцезащитные очки. Или же в тот самый первый день учёбы, во дворе школы, когда ты посмотрел на меня не как все, с трепетом и затаённым страхом, а с легко читаемым в небесно-голубых глазах вызовом. Да, наверное, тогда всё завертелось, закрутилось нераспутываемым клубком, превратилось в рыболовную сеть, на которую меня словили, как тупого карася, и выбросили на берег, оставляя медленно задыхаться, захлебываться не предназначенным для моих жабр воздухом, пропитанным пресловутой любовью. И теперь мы имеем, что имеем: я подыхаю, а перед глазами только порнографичные картинки с твоим участием и твой препарирующий взгляд, которым ты одарил меня на прощание, молча закрывая за собой дверь в кабинет, оставляя меня голым и телом, и душой, с огромной зияющей раной вместо сердца. Зачем ты со мной переспал? Зачем?..
Этот день, как и предыдущий, пролетает в беспорядочных мыслях, а вечером, как всегда, накрывает ещё сильнее. Где-то под рёбрами слева горит, зудит и колется, и я бесцельно гуляю, глотаю прохладный, свежий воздух, надеясь притупить обжигающую внутренности боль. Сам не замечаю, как оказываюсь перед твоей дверью, а заметив, с силой бью кулаком о бетонную стену рядом с косяком. Разбитые в кровь костяшки саднят, и я прикладываю их к губам, обхватывая зубами раненую кожу. Рот невольно наполняется металлическим привкусом собственной крови, и я кусаю ещё сильнее. Лишь бы не разрыдаться, как сопливая малолетка. Чёрт, ну какой же я жалкий. Даже если тебе плевать, я какого-то хрена всё равно хочу, чтобы ты знал, что для меня значишь.
Стучать не в моих правилах, поэтому толкаю дверь, ни на что, в общем-то, не надеясь, а она внезапно поддаётся. Хочется навалять тебе за беспечность. Ну какого чёрта ты не закрываешь? Я же…блять, волнуюсь за тебя, идиота кусок.
В первые несколько секунд тебя будто парализует, и ты таращишься на меня так, словно увидел мертвеца, но уже в следующую подрываешься с кровати, как в жопу ужаленный, и несешься мне навстречу с гремучей смесью удивления и страха на лице.
— Люцифер? Что ты здесь дела…
Останавливаю твой поток негодования одним коротким взмахом руки. Пожалуйста, не говори ничего. Умоляю. Мне и так больно и страшно.
— Помолчи, ладно? Дай мне сказать, — ты покорно замираешь на месте и смотришь на меня в немом ожидании, а я медленно сглатываю дерущий горло комок, не в силах поднять на тебя взгляд. Трус, какой же я трус. Почему это так трудно? Зажмуриваю глаза до разноцветных вспышек и судорожно выдыхаю. Что ж, была не была. — Я…для меня это был не просто секс. Я давно тебя хотел. Хочу. И не только как… Всего тебя хочу, понимаешь? И мне нужно знать, что ты…почему ты…
Закончить фразу сил не остаётся. Слова заканчиваются, словно мне отмерили на всю жизнь определённое количество, и я уже израсходовал их на тупые понты. Кажется, нужно было брать уроки ораторского искусства в детстве, потому что сейчас чувствую себя недоразвитым придурком и оттого бешусь ещё сильнее.
— Блять, да какого хера с тобой всегда так сложно?
Ожидаемо срываюсь на крик и всё-таки осмеливаюсь на тебя посмотреть. В твоих бездонных глазах пляшут смешинки, но каким-то шестым чувством я понимаю: ты меня не высмеиваешь. Наоборот. Нежность, с которой смотришь в ответ, заполняет меня до краёв. Хочется сбежать от этого всепоглощающего пиздеца. Слишком страшно.
— Идиот ты, Люцифер.
Шепчешь едва слышно и прислоняешься своим лбом к моему. Твоё неровное дыхание опаляет мои обветренные губы, и меня кроет по новой. Я коротко киваю, готовый согласиться с чем угодно. Идиот, конечно же идиот. Но это всё потом. Обсудим, перетрём, посмеёмся с того, как долго не могли словами через рот. А сейчас…аккуратно подношу лихорадочно трясущуюся руку к твоей шее, скольжу выше, отчаянно боясь, что ты исчезнешь, и губами разглаживаю морщинку у тебя на переносице. Нервно сглатываешь и замираешь на мгновение, но вскоре закрываешь глаза и расслабленно льнёшь ко мне. Меня переёбывает, и я усмехаюсь. Сумасшедший. Теперь-то я точно знаю, что касаться дрожащими пальцами твоей колючей щеки — и есть смысл всего сущего.
— Ты только мой.
Говорю хрипло, губами скользя по лбу, бровям, крыльям носа, острым скулам. Не с уверенностью, заявляя свои права, а отчаянно и жалко, почти просяще.
— Твой. Был, есть и буду.
Задыхаюсь очередным вдохом и отрываюсь ненадолго, прожигая тебя неверящим взглядом. Сердце жмёт, рёберная клетка мгновенно становится ему не по размеру. Я бы, может, и наорал на тебя за то, что каждая неосторожно брошенная фраза режет меня по живому, но поздно. Ты и так уже это сделал. Раскромсал собой все мое естество, а я теперь как-то должен жить с этим суповым набором внутри. Без рецептов и пошаговых инструкций.
***
Следующие месяцы живу как в тумане. Каждый новый день — отрезвляющая пощечина прошлому, где я был настолько туп, что боялся к тебе подойти. Сколько же мы потеряли, ангел. Мне жалко каждую гребаную секунду, которую я из-за дурацкого страха провёл не с тобой. И хоть иногда и кажется, что вскоре я начну блевать сентиментальной херней, большую часть жизни будучи убеждённым, что не был рождён быть настолько счастливым, осознание, что ты будешь рядом и принесёшь в случае чего тазик, стоит всех в мире неудобств.
Иногда мне так и хочется спросить тебя, как ты меня терпишь? Я же почти всегда чувствую себя несмышленым ребёнком, делающим свои первые шаги в этом заполненном чувствами мире. Периодически хожу криво, и меня шатает, но ты всегда рядом, чтобы подставить плечо. Из тебя, ангел, получился потрясающий учитель. Потому что научить любить такого чёрствого пня, как я, может только виртуоз, а у тебя в этой области ошеломляющие успехи.
Ловить губами каждую твою улыбку становится моим ежедневным смыслом. А улыбаешься ты часто, искренне и заразно. Не думал, что подхвачу от тебя ещё одну болезнь, но, как мы оба успели понять за это время: думать — это вообще не моё. Поэтому сейчас стою на краю скалы, смотрю то на твою обезоруживающую улыбку, то на небольшой домик, в который аккуратно ведёшь меня за руку, и улыбаюсь как полнейший придурок. Никогда не думал, что могу быть настолько счастлив из-за чужой радости. Хотя слово «чужой» в контексте тебя звучит инородно.
Старая, полуразвалившаяся дверь скрипит, когда ты осторожно толкаешь её плечом. Внутри темно и пахнет пылью и плесенью, но мне плевать. Ты рядом, и это главное. Благодаря тебе у нас появляется «наше» место. Это греет. Хотя мне всегда было достаточно того, что есть просто «мы».
***
Шесть лет спустя здесь так и пахнет пылью и плесенью, а мне всё ещё плевать. Потому что помимо этого пахнет тобой. Ты здесь в каждой прогнившей дощечке, каждом миллиметре слоя пыли на полках шкафа, каждой мелкой трещинке на полу. И во мне. В моих внутренних трещинах тоже только ты.
Солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь мутное окно, но я всё равно закрываю глаза. Меня слепит. Не от яркости. От разъедающего внутренности страха. Хочу, чтобы утро не наступало. Пока оно не ворвалось, непрошенное и нежеланное, у меня есть шанс надеяться на то, что ты придёшь.
Время несётся, секундами отмеряя бешеные удары моего сердца, и я усмехаюсь. Горько. Даже уголовников не судят дважды за одно и то же преступление, а я уже отсидел срок в тюрьме своей головы. За твое убийство в себе. Вырвал тебя из себя наживую шесть лет назад, без анестезии. Выжил чудом и надеялся, что смогу жить и дальше. Но я же говорил, ты — раковая опухоль, а эта операция не поспособствовала чудесному исцелению. Так, всего лишь ремиссия, которой достаточно было одной встречи, чтобы усугубить течение приостановившейся болезни.
Странный шум за окном заставляет сердце на мгновение остановиться и через секунду вновь начать качать кровь с утроенной силой. Порывисто отворачиваюсь не в силах больше смотреть на дверь, зажмуриваю глаза и глубоко вздыхаю. Противный скрип старой, полуразвалившейся рухляди садистки бьёт по нервам, и я остервенело тру переносицу прежде чем повернуться.
Первое, что бросается в глаза — у тебя с собой нет вещей. В голове тут же проскальзывает убийственная мысль, что ты пришёл попрощаться. Ублюдский благодетель. Не мог же бросить навсегда, не объяснив своего решения. Воздуха в лёгких не хватает даже для крошечного вздоха. Мне страшно до опиздения, но я через силу заставляю себя встретиться с тобой взглядом, и меня мгновенно отпускает.
Ты уставший и разбитый. Видно, что не спал всю ночь. Глаза красные, а под ними — жуткие тёмные круги. Хочется тебя обнять, но я не решаюсь сдвинуться с места и жду. Ты улыбаешься вымученно, делаешь шаг навстречу, и я тут же падаю в тебя. Выдыхаю расслабленно впервые за долгие годы. Как я мог допустить даже мысль, что ты выберешь не меня? Ведь ты только мой. А я — твой. Был, есть и буду.
Всегда.
