Ястреб 2-1

Nothing’s ever easy when you do it yourself All you can do is try Life’s not unfair, life’s just life Death not suicide

Мервин, затормозив у двери, ведущей из просторного зала в коридор и оттуда — на улицу, обернулся к подпирающему стену солдату, пялящемуся в окно, выходящее не на площадку — целое взлетное поле, если сравнивать с обычными квадратами, рассчитанными максимум, если на две машины. Снаружи доносился непрерывный гул лопастей поднимающихся в воздух вертушек, хотя бо́льшая их часть еще только готовилась ко взлету. Вокруг них краткими перебежками перемещались техники, в последний раз перепроверяя готовность, искали свои машины пилоты. Внутри же помещений шум стоял не меньший: здесь разместилось людей численностью с несколько, наверное, рот, ожидая отмашки на вылет своей группы. Непременно кто-то куда-то бегал, искал знакомых, переговаривался о чем придется. Азартное возбуждение еле покрывало ходящее от одного к другому человеку напряжение, что ощущалось наигранностью в нервном подергивании чьего-то уголка губ, в излишне громком смешке, в бессмысленном перебрасывании отвлеченными фразами. Невольно из этого хотелось сбежать. Глянув туда, куда шел до этого, чтобы вынырнуть на несколько минут из общей толкучки и выкурить перед вылетом спокойно, Нейтан тихо выдохнул и не слишком охотно повернул в другую сторону, рассудив, что закурить сможет и в уголку, в компании хмурого лейтенанта. Все равно их птичка должна была получить сигнал на взлет минут через двадцать — немало в обступающем со всех сторон напряжении. — Чего застыл? — дернул он подбородком то ли в приветственном жесте, то ли указывая на самого мужика, как только подошел достаточно близко, чтобы привлечь чужое внимание. Осман, окинув взглядом морпеха, а заодно и разделившихся на небольшие группы знакомых друг с другом солдат за его спиной, попытался приветливо улыбнуться, но остановил себя, поджав почти сразу губы. — Ничего. Просто… — Салим оборвал себя на полуслове, тяжело вздохнув, не зная, как описать свое состояние, да еще и подобрать верные слова. — Скверное чувство. — Вроде не первый уже вылет, а мрачное волнение все равно понемногу гложет внутренности под плотным слоем брюха. — Да ладно, — усмехнулся Мервин, — только не говори, что тебя Джоуи своими «предчувствиями» заразил. — Он обернулся, прислоняясь к стене рядом с иракцем, почти бессознательно пытаясь среди голов отыскать знакомую макушку, и, словив ориентировку в виде мелькающего сине-серого козырька, наконец перешел от того взглядом на искомое. Но усмешка не продержалась долго, медленно завянув, прячась в опущенных уголках губ. — Тут все щас с ума понемногу сходят. Сам знаешь. Первый раз, что ли. Но, по-хорошему, толку-то переживать. — Спасибо за твои слова. Но ими душу не уймешь, — покачал головой Салим. Мервин, не скрываясь, закатил глаза, на что Салим лишь усмехнулся. — А ты что не с… — начал было Мервин, но заткнулся, видя, как Осман молча мотает головой, прося не спрашивать. Вот вроде бы и неплохо ладил со своими, а что в самом начале их знакомства, на базе, что сейчас не с кем особо в компании надолго не оставался. А если и была компания, то состояла конкретно из Мервина, Джоуи и — бонусом — Мейса. Если так задумываться, то сам Мервин и затаскивал иракца к ним; тот и не сопротивлялся, всегда готовый дружелюбно переброситься парой слов. — Ладно. А как насчет группы? Джоуи опять как не в себе вертится, хоть и пытается скрыть нервяк. — Что толку от плохих предчувствий, когда и так ясно, что приказ никто не снимет, а там, куда они направляются, сляжет порядочно людей. В их состоянии только постараться самим не попасть в число погибших. — Ваши разговоры обычно вроде неплохо его отвлекают. Ну, знаешь, твои эти охуенные притчи. Салим глянул на него, щуря смешливо глаза. Ну вот. А то раньше все кривился, стоило услышать «хуй» да «нахуй». Похвально быстро привык. Переведя спустя секунду глаза в том же направлении, что и морпех недавно, Осман слышимо выдохнул. Мервин, вновь глянув в ту сторону и обратно, на иракца, глухо хмыкнул. — Лейтенант, что ли? — предположил он, почему Осман не горит желанием вливаться в численно пополнившуюся на двоих человек сегодня компанию. — Так и не пришел с повинной? — Я и не ждал извинений, — глянул на него Салим. Наткнулся на прицельный ответный взгляд. — Не ждал, но был бы не против их получить, — чуть поправился мужчина, отводя глаза в сторону. — Но и с моей стороны есть вина. Мне не следовало… ударять его. — Ой, вот не надо… — по новой закатил глаза Мервин, отлипая от стены. — У него было сотрясение. Я должен был обратить внимание на несфокусированный взгляд… и хотя бы не бить в лицо. — Это не оправдывает его мудачества. Поверь, тот удар не сделал его мозгам ни хуже, ни лучше. — Он потерял в тот день своих друзей… — качнул головой Осман. — Ты почти потерял семью, — отрезал Нейтан. Теплое от постоянного соприкосновения с кожей кольцо гладкой поверхностью ощущалось под прикосновением шершавых до грубости пальцев. Поверхностные царапины давно стали неотъемлемой частью от долгого ношения — далеко не чистый же справ, вроде, а все равно. Многие, кто имел подобное украшение, носили его на цепочке, на шее — вместе с жетонами или так, отдельно, — чтобы точно не потерять, но Мервин предпочитал держать то на виду, чтобы можно было всегда прикоснуться и напомнить самому себе. С пол года назад это было еще поддерживающее день ото дня и вдохновляющее напоминание о том, что там его ждут, теперь же… Это было все то же напоминание, что там у него осталось как минимум два важных человека — две девчонки, одна из которых, когда в последний раз он их видел вживую, щеголяла щербатой широкой улыбкой со сразу двумя потерянными зубами. Все то же напоминание, но приносящее другое совершенно чувство — отрешенное опустошение. Было странно не чувствовать что-то более… ужасное, что звучало бы и в мыслях приговором их жизням; всей своей оставшейся жизни. Было страшно почувствовать что-то более серьезное. Поэтому, наверное, он брал в произошедшем сторону Османа, даже если не принимать во внимание характер их первого лейтенанта. Солидарность. Понимание. — Как там Сара? — со вздохом хрипло спросил Нейтан, мыслями с небольшим усилием переходя на личность стоящего рядом иракца и поднимая опущенный до этого на руки взгляд. — И твои парни, — прибавил он чуть запоздало, сухим кашлем прочистив горло. — Сарра́… — Салим неуверенно улыбнулся. — Ей… тяжело. Но Али́фа справляется, мальчики ее поддерживают. Они молодцы. По телефону многого не наговоришь, но Зейн обещал, что они отправят письмо с первой же возможностью. — Это хорошо. — Да… хорошо. «Дотянуть бы только», — осталось повисшим и невысказанным между ними. Двадцать две минуты — их борт был готов подняться в воздух почти как по часам. Внутри вертолета чуть прохладнее. Пробивающиеся через плотные облака лучи солнца хоть и не покрывают всю землю, но если где и задерживаются, начинают верно печь. До Мервина, устроившегося у самой двери, и не по привычке, а скорее оттого, что последним, как всегда, загружался, порывами взбаламученного лопастями воздуха доносится то прохладный воздух из тени, то гретый жар. Рядом примостился Мейс, чуть не прислоняясь плечом к плечу, с ним — Хирад, более прочих терпимый к их компании в общем и к капралу в частности еще с истории про аптеку, за ним уже по стене — Салим, выглядя сейчас собранно, без малейшей тени упаднических размышлений, которые не так давно виднелись у того на лице. Джоуи по привычке сел ровно напротив другого капрала. Лететь не так долго. Но ожидание неприятно растягивает время. Высадить их должны примерно на северо-западе — той части города, в которой расположено одно из выстоявших опорных убежищ. Не ровно на улице, а на крыше одного из домов, благо среди них хватает таких, чтобы с плоскими крышами, годными для посадки; не на самой окраине, но и не в центре и уж тем более не на саму опорку — нужно им стягивать туда еще больше мертвых. По-хорошему, конечно, самим надо поскорее туда добраться, чтобы зачистить ближайшую территорию, взять кое-как под контроль и, может, сразу попытаться забрать сидящих там людей, но вряд ли выйдет провернуть подобное за один заход. Неизвестно ведь еще, сколько тварей на пути попадется. Это — основное. А уж после пойдет масштабная зачистка и поиск единиц уцелевших вне организованных убежищ. В принципе, все предельно понятно и просто. Знай — делай, что сказано командиром, да озирайся почаще, глядишь — и вернешься, не облюбованный какой излишне рьяной тварью. Вертушку кратко встряхивает от пришедшихся друг на друга потоков воздуха. Внутри наоборот, несмотря на эту тряску, на писк приборов из кабины, глушащий шум ветра, бешено крутящихся лопастей и работающего мотора, устанавливается какое-то подобие спокойной концентрации. Все это так знакомо, так привычно. Здесь, на высоте, и в голову не возьмешь, что, спустись на несколько километров вниз, и уткнешься носом во что-то ненормальное. Привычно и состояние соседей. Джоуи, как и месяцами назад, сидит, кусает губы, сдирая поверхностную пленку с кожи, оголяя ярко-розовые полоски, сразу затем поджимая губы и морщась от того, что больно глубоко вышло. Нервная привычка, от которой только больше шелушатся губы. Зато не курит — вот достижение-то, правда. Гомес замечает его взгляд и дергает уголком губ. Мервин хочет было выдать какую-нибудь наспех сооруженную шутку, чтобы хоть немного отвлечь, запуская тем опять же привычный круг обмена остротами, но тот, поймав чужой взгляд, успевает быстрее. Подает голос, перекрикивая шум: — Эй, Мервин, готов поспорить, что знаю девичье имя твоей мамаши! Улыбка на его лице широкая и совсем немного — нервная, собирающая лишние твердо очерчивающиеся морщинки у рта. Глядит, щуря глаза, видно, что его так и подмывает, чтобы подъебнуть. Нейтан подается вперед, подначивающе кивая и ожидая достойного продолжения, уже заранее растягивая губы в усмешке. Джоуи дергает губами, открывая ряд верхних зубов, прежде чем выдать: — Жаль, что она его сменила! Как по-мне, Мэри Анна Тренч звучало лучше! Мервин кратко, но со всей своей отдачей хохочет, даже Мейс рядом, если не обманывают собственный слух и фоновый шум, приглушенно фыркает. — Гляди — однажды уделает тебя! — пихает его носком ботинка Мейсон. Мервин лишь отмахивается. — Чтобы уделать меня, ему понадобится что-то получше каламбуров! — Что-то получше у меня есть — как, по-твоему, я проводил замеры?! — усмехается Джоуи, поднимая брови. — О, ну в замерах-то ты спец, как погляжу! Мамка личным опытом поделилась, со слов гостивших спелеологов?! Гомес беззвучно усмехается, опуская голову и стреляет исподлобья взглядом. — Только если твоя! — Вы не разгоняйтесь! А то что вам двоим — смех, другим — деморализация! Еще немного — и кто-то да выбросится, не дожидаясь высадки! — оборвавший готового было отбиться капрала и сам усмехающийся Мейс взмахивает рукой в сторону чуть левее от них. Мервин косит глазами на иракцев. Хирад смотрит в сторону, делая вид или желая, чтобы все это его не касалось — понимает через слово, но общий смысл вполне улавливает; Салим сидит, неловко прикрыв лицо ладонью. По затылкам прочих не сильно что-то различишь, да и вряд ли сидящие через несколько людей, к их же счастью, слышали их. А вот Таир — пацан, наверное, возраста Хосе — поджимает губы, не слишком успешно пытаясь скрыть так и так подрагивающую улыбку. И понял же, что сказали. Заметь это его старшие товарищи, наверняка ведь получит если не по шее и слово-другое в наставление, так парочку неодобрительных взглядов. — А ты что же, заместо Колчека теперь впрягаешься?! — возвращается к приятелю Нейтан. — Ну должен же кто-то вас осаживать! — откликается Мейс, на что Мервин кратко качает головой. — Ладно! — Затем наклоняется ближе к Джоуи и дергает несильно за плотный рукав. — Проверь лучше, все ли прикрыто, на месте будет не время голой жопой вертеть! Тот возводит глаза к потолку, но послушно поправляет ворот с жесткой подшивкой, почти что сходящийся на горле, и шемаг поверх того. Под нового противника и требования другие: бронник вон — твари не стреляют, и все легче ногами перебирать, только если ради подсумков и оставить, — каску, если носишь, можешь приберечь, чтобы не убиться по глупости, просто головой приложившись о какой камень, и чтобы макушку не припекло, а вот шею да руки чтобы оставить голыми — хрен вам. В обязательном порядке замотать, уж кто чем горазд, но чтобы было. Рукава, конечно, мало чем помогут, и это понимают все, так что еще один слой тряпья, скотч, даже бумага — чтобы укус порвал их, а не плоть, оставил синяки, но не серьезное ранение, лишая возможности достаточно эффективно сопротивляться и отнимая время, уходящее на перевязку. Твари, конечно, так стискивают челюсти, что и до кости достать может — никаких тормозов, — но редко когда им удается хорошо зацепиться — человек ведь тоже не дурак спокойно стоять на месте и держать руки в одном положении. Тут хочешь не хочешь — дернешься. Забавно, вообще, выходит: раньше тело прикрывали, чтобы пулей-осколком не достало, а теперь главное — суметь в руках оружие удержать да ногу не подвернуть, а то уж с последним у них какая-то больно частая тенденция. В проход выглядывает командир отряда и, чтобы все услышали, громко проговаривает: — Готовьтесь! Город в зоне видимости! Осман, зам командира, предусмотрительно выбранный на свое место за его знание языка, дублирует тут же на арабском.

***

Сверху мельком увиденные улицы города не то чтобы пестреют свободно разгуливающими тварями, но, приглядевшись, можно увидеть, что их немало. В основном они собираются в конкретных местах, будто что-то тянет их туда магнитом. Если рассуждать логически, легко можно предположить, что именно там находятся выжившие люди. Там, где никого нет, стоит затишье, там нет и влекущего мертвых шума. Высаживают их быстро, лопасти даже не прекращают свое вращение, а шасси, кажется, едва касаются поверхности крыши. В этот раз командование четко дает инструкции по проведению зачистки. Не охватывает, конечно, каждую мелочь, но выдвигает общий для всех участвующих отрядов план: до этого разделенные по двенадцать-шестнадцать человек под командованием лейтенантов, сержантов, придется за неимением первых, так и старших капралов, их все еще являющиеся по факту едиными отряды разводят на группы человек по пять, в результате имея по две-три такие группы с одного отделения. Они все еще подчиняются назначенному командиру отряда, но предполагается, что должны действовать параллельно друг другу, ускоряя таким образом сам процесс зачистки. Ставка делается на скорость, мобильность. Некоторые и без того раньше использовали нечто подобное, чтобы, к примеру, идти с двух крылов дома, брать несколько этажей или продвигаться по параллельным улицам, но лично Колчеку, предпочитающему перестраховаться, идея разделения не слишком импонирует. Шесть и семь человек в двух группах — это, конечно, не так чтобы мало, от тварей отбиться можно, но с осознанием, что за плечом стоит полноценный отряд, работать всяко легче. Но приказ — это приказ. Логика в подобном порядке своя тоже есть. Может, при стоящей задаче именно эти действия и нужны; они и позволят выполнить планируемое с наименьшей затратой по времени, что сейчас играет решающую роль. Нынешняя ситуация отличается от того, что было ранее. Если до этого собираемые, словно выцарапываемые частым гребнем твари сметались с улиц практически полностью, оставляя после себя пустую землю, как после отступившей волны прибоя, сейчас на этих же улицах их полным-полно. Они больше не прячутся в домах, а готовы выпрыгнуть на живых из любого угла. Это все осложняет, причем осложняет намного. Почти безоговорочно все решают за лучшее придерживаться тактики «бей и отступай», при малейшей значительной угрозе предполагающей укрытие в уже зачищенном доме, куда скорее всего будет приходиться зона их изначальной высадки и откуда их смогут забрать при невозможности вырваться из окружения стекущихся тварей. Дом проходят сверху вниз вместе и довольно быстро, наткнувшись всего на двоих ходячих мертвецов к первым этажам. Они не первые прибывшие, только поэтому, наверное, твари не рвутся на поднятый шум сначала вертолетов, после — нескольких выстрелов. Отвлечены и встревожены десятком других таких же точек. Да и подобрали, где их сбросить, чтобы дать время на окопаться, грамотно: в ближайшем квартале почти никого. Трупы стаскивают сразу к выходу, оттуда — на улицу. Им сегодняшнюю ночь еще предполагается здесь, укрепившись, заночевать, ведь за один день мало что успеют, а гонять транспорт туда и обратно, нагоняя лишний шум, себе дороже. Так что лучше, если тела не будут валяться под самым носом. Дверь подпирают снаружи, но не сильно усердствуют в сооружении препятствий, чтобы можно было при необходимости быстро попасть внутрь. Дальше разделяются на две группы с уже оговоренным заранее составом и начинают то, ради чего и были заброшены внутрь этих стен. Колчек остается в группе на шесть человек, включая его самого и Никки. Можно было выставить Кея в командующие второй группой — опыт-то у того какой-никакой уже есть, да и проблем никаких с пониманием друг друга уж точно не возникнет, как и заминок в выполнении задач. Но Джейсон, несмотря на это, оставляет Ника в зоне своей видимости. Так он хотя бы будет иметь возможность вмешаться и будет уверен, что сделает все от него самого зависящее, чтобы вытащить друга из зубов, если им придется туго. Так что вторых возглавляет Хейз, туда же отправлен и Одли — так в группе есть и знающие город, и более-менее лояльные ему лично из-за того, что пришли вместе, люди. Продвигаться они должны по параллельным улицам в сторону приходящегося на их район одного из городских укрытий, уделяя в основном внимание обозначенному примерно кольцу вокруг него. Проходя по входящим в этот радиус домам, после закрывая двери и обозначая их «условно безопасными», постепенно сжимая кольцо, добивая попадающихся на улицах по пути мертвецов. В результате должны сойтись с несколькими отрядами в одной точке и перебить окружающих здание с выжившими тварей. Что будет затем, зависит от общих результатов зачистки и количества тварей, что останутся в городе. К вечеру со всех стрясут отчеты, к утру уже подкорректируют планы. Гражданских или вывезут с возобновленной эвакуацией, возможность чего они предоставят, или оставят под защитой войск, если ситуация окажется под полным контролем, пока все не будет завершено и «жизнь» в стенах не возобновится. Оставшихся вне домов и не попавших в кольца первой зачистки тварей останется только добить после, во второй, более тщательной волне, когда на стенах уже будут восстановлены наблюдательные посты, которые не позволят новой угрозе извне, если такая возникнет, свести все усилия на нет. Теперь, зная о возможности тварей пролезть даже внутрь стен, сделать им это еще раз не позволят. Каждый из отряда буквально обвешан шумовыми. Вполне зарекомендовавшая себя тактика, если тварей больше нескольких единиц. Кидаешь, собираешь тех в кучу и расстреливаешь. Жаль, мертвые не настолько безмозглы, чтобы вестись на подобный трюк, когда люди находятся в непосредственной близости. Против выскочивших перед носом только ты сам, твои напарники и ваше оружие. То ли выделенная им область оказывается ненагруженной, то ли бо́льшая часть «противника» стеклась к убежищу и ждет их там. Первые часы зачистки проходят без особых препятствий — не называть же таковыми планомерно встречающиеся небольшие группы тварей. По сравнению с днем «конца» или падением города и тем числом не-мертвых это практически походит на ранние зачистки. Повезет, все так и продолжится, хотя зарекаться не стоит — до вечера времени остается еще порядочно. Кто знает, что может произойти. Выбивающееся из ровного ряда действий событие происходит на третьем часу. С этим сталкивается вторая группа, связь с которой стабильно поддерживается по установленному времени допускаемого молчания, и которая сообщает о каждом зачищенном участке. Рация оживает, и из наушника доносится голос назначенного командующим той группой капрала: «Ястреб четыре Главному Ястребу два-один — внеплановая ситуация. Прием». Колчек, находящийся в это время на улице, командует парням остановку и быстро отходит к ближайшей стене проверенного уже дома, чтобы спина была прикрыта. Ник и еще четверо берут на себя окружение, оставляя лейтенанта за собой. Джейсон зажимает кнопку. — Говорит Главный Ястреб два-один. В чем дело, четвертый? «Выжившие в одном из домов. Двое. Женщина. И девчушка, подросток». Джейсон сжимает плотно губы, поднимая ненадолго глаза к небу. Инструкции на подобный случай им выдавали, но решение так или иначе оставалось за лидером отряда. Все зависело от обстановки — расположение, количество гражданских, наличие поблизости тварей, необходимость оказания первой помощи, состояние самой боевой группы, мобильность, в конце концов, и тех, и других. — Состояние. Передвигаться могут? — кратко бросает он, быстро прокручивая про себя все доступные возможности. В их случае оставлять тех на месте — не вариант. Слишком близко к предполагаемому центру кольца, хоть некоторые ближайшие дома и зачищены. Лучше будет отвести в начальное здание на самом краю пройденной зоны. Меньше шума — меньше риска. «Порядок. Небольшое обезвоживание, идти сами смогут», — откликается «Ястреб четыре». — Давай тогда… — он прикидывает, скольких он может подрядить на эту неожиданно появившуюся побочную задачу, не сильно рискуя шеями остальных. Пятеро, в принципе, смогут справиться с дальнейшей зачисткой, — …человек двоих с ними, одного иракца, чтобы мог переговорить и успокоить. Пускай отведут ровно — ровно — по уже пройденной улице на место высадки и там ждут. И чтобы сидели тихо и никуда не высовывались до нашего возвращения. Как закончим на сегодня — отрапортуем. Отбой. А там уже как решат — либо пусть вертушки забирают, либо оставляют на их совесть. Скорее все же второе. Ради двоих человек поднимать вертолет и рисковать привлечением тварей к их нынешнему более-менее безопасному углу навряд ли станут, да и выделенных с запасом пайков на два лишних рта должно хватить, чтобы выдержать несколько дней. «Вас понял, Главный Ястреб. Конец связи», — завершает разговор Хейз. Найти разрозненных выживших по несколько человек — не такая сложная сама по себе задача. Предполагалось, что наоборот, им должны встретиться такие группы, при плотной зачистке — так в обязательном порядке. Это — хороший знак. Больше людей — меньше тварей. Волноваться бы пришлось, если, пройдя до конца, они так ни на кого и не наткнулись. Но из этого вытекает и побочный вопрос: что делать, когда они обнаружат в следующий раз живых? Разделяться больше, дробя и без того небольшие группы на еще более меньшие — идея хуже некуда. Сам он подобный приказ своим подчиненным точно не отдаст. Выдергивать тех двоих, отосланных с гражданскими, чтобы снова занять конвоем, оставляя уже найденных без прикрытия, тоже не станет. Придется приостанавливать зачистку, чтобы самим отводить людей назад, а уже потом возвращаться и продолжать выполнение основной задачи. Не с собой же их тащить. Это, безусловно, замедлит продвижение к обозначенной цели, что не есть хорошо, но другого решения в данной ситуации Колчек не видит. Чем дальше они углубляются, тем чаще отряду попадаются на проходимом пути твари, многочисленнее становятся их скопления. Наткнувшись на еще одного выжившего лично, приходится побороться с самим собой за верный выбор. Во время взятой со стороны лейтенанта паузы один из иракцев, оставшийся в первой группе, в пол голоса перебрасывается словами с найденным парнем и вроде как уговаривает последнего пойти с ними, несмотря на видимое нежелание на лице у пацана. На проскочившее за этим предложение продолжить идти дальше вместе с этим человеком Джейсон встрепенулся и, сцепив зубы, дал команду на возвращение всем составом. Тащить гражданского, не способного в экстренном случае в должной мере защитить самого себя, с собой, когда придется распылять внимание еще и на него, — дурной вариант. Отделять от себя двоих человек, чтобы метнулись с парнем назад, оставляя четыре всего человека, — нет уж, спасибо. Кто знает, на что и в каком количестве могут нарваться. Отпускать с кем-то одним — непредусмотрительно. Так что, предупредив Хейза, они потратили время на бросок туда, сдав пацана на руки «охранникам», и обратно. Уже после возвращения, спустя несколько этажей нового здания, наткнулись на скопившуюся в одном помещении приличную кучу тварей, истратив на тех порядочно нервов и боеприпаса сравнительно с уже прошедшим, но обошлись без потерь. Если сравнивать с теми же прошлыми зачистками, в домах мертвых вообще было не в пример меньше, так что на одно здание уходило не так много времени. Понемногу продвигаясь, они провели еще несколько часов, делая редкие перерывы на недолгий отдых, требовавшийся чем дальше, тем чаще. Один из группы оказался потрепан, но не слишком серьезно: гематома от укуса на левой, нерабочей руке — держать оружие в руках он все еще был способен. Вполне обнадеживающая статистика, даже если в близкий, непосредственный контакт они старались по возможности не вступать. За спиной остается порядочно пройденного расстояния, а день начинает склоняться к вечеру, подавая пока еще только намеки на приближающиеся первые сумерки в оттенке неба и поползших по сухой земле длинных и густых тенях. Тогда снова напрячься заставляет рация, а точнее то, что находится на том конце. В этот раз проблема уже не у второй группы их отряда и заключается она, к сожалению, не в неожиданно обнаруженных живых. Едва они заканчивают проверку первого этажа всего-то трехэтажного дома на очереди, как взвывает связь: «Главный Са́крон один всем позывным! Столкновение, требуется помощь! Северо-запад, два квартала от «опорной» на юг, пересечение Сук Маут… — да еб!.. — Сук Альхудари и Аль-Рабиа! Повторяю: требуется помощь!» — Это… парни? — прислушиваясь к тому же сообщению, слегка хмурится Ник. Затем оживляется, сильнее сводя на лбу брови, и заглядывает в лицо лейтенанту, заговаривая пониженным, сбивающимся от спешки тоном: — Сакрон — это же они! Джоуи, Мейс, Мервин! Джейсон на секунду, наверное, поджимает губы, жестко щурясь по направлению той стороны улицы, что ведет к обозначенной по связи точке — два квартала от «опорки», далеко парни продвинулись. Прикидывает расстояние — не так много выходит, их район. Даже огибать, теряя время, или пересекать прилежащую территорию той самой опорной не придется, рискуя нарваться и прицепить к себе хвост из блуждающих в немалом количестве там тварей. Выделенный «Сакрону» кусок почти смежен с тем, что оставлен за «Ястребом». — Так, слушать меня! — после краткой заминки, нужной для осмысления, оборачивается он к своей группе. — Идем на соединение с Сакроном, по сторонам, за каждый угол оглядываемся. В быстром темпе, прикрывайте друг друга! Сержант Кей, ведете группу! Вперед! Сам лейтенант становится в центр построения, позади, оставляя по бокам от себя по двое людей, и, пока Кей начинает двигаться вперед, чтобы не терять времени на стоячие разговоры, зажимает кнопку рации, намереваясь продублировать команду их «крылу». Вторая часть отряда наверняка слышала передачу попавшего в переделку «Сакрона», но самостоятельно, без соответствующего приказа командующего не должна была предпринимать серьезно отклоняющихся от заданных изначально и спорных действий. — Главный Ястреб два-один Ястребу четыре… — начинает он, вместе с этим рефлекторно почти оглядываясь по сторонам, кидая острый взгляд из-под козырька кепки, как только они пролетают мимо темных провалов переулков. Контроль окружающего пространства давно втерт под кожу, пускай в те углы уже заглянуло несколько человек до тебя, — когда и что решит навстречу выскочить, никогда не угадаешь. Вторая группа откликается без проблем со своей стороны и также начинает продвигаться по намеченному курсу. Столкнуться они должны буквально на месте — с параллели Хейзу и оставшимся можно гораздо удобнее и быстрее срезать, не дожидаясь другой части отряда. В то время, пока они движутся, Колчек связывается с «Главным Сакроном» и в ответ получает краткое «принял» и малоожидаемое «спасибо». Из-за этого быстрого, на выдохе выроненного «спасибо» кажется, те действительно наткнулись на что-то серьезное. С той стороны на этот недолгий момент установленной связи слышны вскрики, выстрелы и твари. Слышны они и после отсекающего друг от друга щелчка рации. По пустынным улицам здорово разносится любой шум, искажаясь и отскакивая от стен домов. И до этого отголоски выстрелов, взрывов стабильно повисали над городом эхом, подступая буквально со всех возможных сторон, теперь же эти звуки тяжелеют и сливаются в ком монотонного гула, нарастая с каждым отсчитанным десятком метров, уже не оставляя в неизвестности по поводу направления. Не одни они спешат в эту сторону — твари. Пара пересеченных поперек улиц оказывается пуста, но дальше они чуть не влетают в кучку высовывающихся и активно пытающихся выбраться из низкого, частично заделанного чем-то окна мертвецов. Идущий первым Ник тормозит, на ходу припадая на колено, защищенное твердым пластиком, и вскидывает винтовку к плечу. Идущий следом по правую сторону от сержанта солдат, не особо целясь, краткой очередью привлекает этих двоих, отводя внимание от ведущего. Тот же, что слева, отшатывается быстро за угол от цапающей пространство над головой руки. Один из задней двойки оборачивается назад, откуда они пришли, чтобы не наскочил кто со спины. Джейсон в свою очередь прыжком подбирается вперед, ближе к Нику и собирается снять второго из высунувшихся в окно, но быстро меняет намерение, как только слышит хрип и треск тонкого стекла со второго этажа. Вздергивает ствол выше и целит в виднеющуюся теперь третью тварь. Палец нажимает спуск, но тело скорее вываливается наружу под звон сдающего стекла, и выпущенные пули если что и находят, то бок падающей твари и стену. Колчек в этот же момент тянется левой рукой вперед, чтобы схватить слишком близко находящегося к тем Ника, и, натыкаясь ладонью на верх спины уже и самостоятельно подрывающегося морпеха, сжимает пальцы на ремнях рюкзака, с остервенением дергая на себя. Ник заваливается назад, а перед ним падает грузное тело. Лейтенант дальше тянет перебирающего по земле своего сержанта, пока солдат, прикрывавший Кея, в упор всаживает в лицо и плечи мертвого летуна неплотную очередь. Времени хватает, чтобы Ник перевернулся набок и поднялся, Колчек схватил винтовку двумя руками, и к ним присоединились еще двое из отряда. Буквально в считанные секунды все до единой твари сдают и разваливаются, кто — на земле, а кто, так и не сумев выбраться из оконного проема больше, чем наполовину, теперь свисая вдоль внешней стены дома с безвольно вытянутыми руками. — Ранения? — едва сделав вдох, задает риторический — потому что и без того видит, что не до кого так и не дотянулись — вопрос Колчек. И хрипло гаркает на красноречивое молчание: — Продолжаем движение! Сразу после этого хватает крепко двинувшегося было вперед Кея за плечо и кратко кивает головой, указывая на свое прежнее место, сам становясь на место ведущего. Ник сжимает губы, тяжело дыша через нос, как, в прочем, и остальные, но молча и быстро отступает, куда указано. Они собираются в прежнее почти построение и с места срываются дальше. Нет времени на что-либо еще. По пути им встречается еще несколько сбившихся в тесные компании мертвецов — один, два, три — столкновения, тормозящие группу. Им откровенно везет, что никто из состава так и не оказывается выведен из строя. Но, с другой стороны, везет им как утопленникам, не встречающим на своем пути к озеру ставших бы препятствием людей, потому что идут они явно не чтобы дружески похлопать ребят из другого отряда по плечу и мирно разойтись. Ждет их впереди не спокойствие и тишина.

Их часть «Ястреба» еще в пути, хотя и на подходе, когда вторая сообщает первому лейтенанту о своем выходе на сцепившийся с противником отряд и вступление в бой, как и предполагалась, вырвавшись вперед. Довольно быстро после этого и они выходят на нужную улицу. Люди из «Сакрона» и заварушка вокруг них заметны издалека. Колчек может только предполагать, откуда взялось столько тварей и почему те не присоединились к прочим через несколько кварталов у убежища. Теперь стоит беспокоиться, как бы оттуда же не стянуло мертвых сюда. Возможно, отряд наткнулся в одном из домов на закупоренную баррикадой коробку, ставшую набившей оскомину ловушкой как сейчас идущим в зачистку, так и ранее укрывшимся там людям. Поняв, что нарвались на то, с чем не смогут справиться сами, запросили помощь и стали тянуть лямку в ожидании подкрепления, пытаясь одновременно выбраться из кишащего живыми трупами здания и отбиться. По крайней мере, это первое, что пришло в голову лейтенанту, сталкивавшимся в своем прошлом с подобными ситуациями. Спросить и подтвердить догадки все равно было не у кого. Не было ни возможности, ни времени, ни — честно — намерения, когда нужно было вытаскивать зажатых в окружение все еще держащихся каким-то чудом парней и отходить. Перебить всю эту свору все равно, даже объединившись, да еще и в такой неразберихе и невыигрышной позиции, не представлялось возможным. Также недавно прибывший на место действия Хейз со своими оттягивает часть мертвяков на себя с хвоста кучи, чтобы не задеть людей, и теперь рваная цепочка тянется уже к его группе. Колчек застает момент, когда несколько шумовых зашвыривают в сторону от этой цепи бегущих — не с таким количеством пытаться справиться огнем, — отвлекая какую-то часть, а затем почти прицельно кидают туда же разрывную. Остальные в это время подстреливают не привлеченных этим искусственным шумом. Им удается снять бо́льшую часть бегущих, остальных добивая при близком контакте. За секунды с появления в своей зоне видимости происходящего первый лейтенант более-менее прикидывает, что делать. Они отходят на помощь второй группе своего отряда, пока Джейсон пытается взять связь с главным «Сакрона» и скооперировать действия. Даже если сигнал не проскочит по какой-то причине, действовать нужно все равно, хоть и станет все провернуть сложнее. Но другой отряд отзывается тем же голосом еще живого командира. Рубленными фразами он обозначает свое намерение проредить самую тонкую из сторон «окружения», если так можно назвать кольцо тварей, чтобы дать «Сакрону» выйти и отступить в ближайшее здание достаточной высоты. Тварей сейчас не так много, чтобы они могли повторить трюк со стеной, так что можно будет уйти наверх, на крышу, чтобы их могли забрать с воздуха. Все равно в ближайшее время мертвых станет только больше — ни отбиться, ни прорваться дальше. Проблема только в том, что, стреляя по тварям извне этого кольца, есть угроза зацепить своих. Но не то чтобы есть, из чего особо выбирать. Когда в гуще событий, каждая секунда идет в расценку минуты. На принятие решения не требуется большого отрезка времени. После него происходящее будто запускает счет по секундной стрелке наручных часов, делающей рывок в отмеренный отрезок. Ощущения обостряются и одновременно отходят на второй план. Какофония звуков из вскриков всех подряд, резких редких команд, кратко бьющих очередей, рвущихся из черных глоток хрипа-рыка. Все смешивается в малоразборчивую кучу, частью которой теперь становятся и новоприбывшие. И каким-то образом из этого всего вырываются осмысленно выгрызающие эту возможность для самих себя люди. В «Сакроне» из автоматов не стреляют; в ход идут пистолеты, ножи у кого-то, приклады в близости к тварям, будто люди оголяют зубы и ногти по образу и подобию восставших мертвых, царапая лезвиями, кусая единичными хлопками выстрелов. Джейсон прекрасно понимает окружающее тех сейчас — то же самое, что и дни назад сам испытал на своей шкуре с немногими другими на этом же почти месте. Сложно сказать, скольких теряют, сколько выбирается. Но все же отбиваются с поддержкой стороннего отряда. Вглядываться в лица в поиске знакомых времени нет. Точкой для отступления становится жилая пятиэтажка с пометкой о проведенной зачистке на двери. Твари дергаются вслед вырванной из зубов плоти, они же отходят, заливая тех настолько потным веером из очередей, насколько могут, отстегивая и не жалея напоследок гранат. Врываются внутрь, затаскивая изо всех своих сил также, как товарищи, рвущихся вперед раненых. Почти не тратят время на заграждение входа чем может попасться — полувыбитые окна по всему этажу никто не отменяет. Лестница и только лестница наверх. В узких проходах и пролетах удерживают ползущих вслед тварей; безвольные трупы валятся и исчезают под наплывом других. Выше, выше, выше с каждой бетонной отлитой ступенью. Колчек и преимущественно его из «Ястреба» — те, кто последними, слишком медленно продвигаются спиной вперед, лицом и стволами обращаясь к мордам. Чуть выше их прикрывают еще люди, стреляя в неприятно узкое пространство между лестницей, пуская приличное количество патронов, предназначенное тварям, в бетон. Но это же слишком узкое пространство не дает тварям в их очередь сигануть в прыжке вверх, чтобы вцепиться в поручни и перевалиться на следующий пролет. Остальные, способные самостоятельно перебирать обеими ногами, под прикрытием помогают раненым карабкаться выше, почти таща тех, если надо, на своих плечах и спинах, только бы как можно скорее оказаться у цели. При выходе на последний этаж их уже ждут шедшие первыми, в спешке притащив в несколько рук со стороны бывших жилых квартир шкаф — громоздкую дуру, даже для мельком пробегающих по ней глаз выглядящей до одури тяжелой. Едва последний человек выпрыгивает с лестницы, а у ее начала, на пролете ниже, показываются первые твари, шкаф сталкивают вниз, зашибая попавшиеся тела и затрудняя проход прочим. Долго не продержится, не остановит — все равно ублюдки найдут способ пролезть, но хоть что-то. Быстро выбивают дверь на крышу и подпирают найденными неподалеку досками. Надо было прихватить с собой что-нибудь хоть для хилой баррикады, но возвращаться уже поздно. Еще во время подъема командир «Сакрона» связывается с одним из вертолетов, затребовав два борта, что на восемнадцать человек — оставшихся с обоих отрядов человек — должно хватить прекрасно. Ждать долго не планировалось. Обещанные вертушки были из тех немногих, что остались в зоне города в своеобразном «дежурстве». Несколько людей приперли дверь со стороны крыши кроме досок своими спинами. Пока к ним не рвались, но это только пока. Кто-то зажег сигнальный красный фаер, оставляя на середине крыши. Раненым, которым требовалась срочная помощь, стали поспешно накладывать тугие повязки, чтобы зафиксировать травмированный участок тела, прикрыть рану или перетянуть конечности, остановить сочащуюся кровь. Наконец стало можно отдышаться и обвести более осмысленным взглядом оставшихся. Все с «Сакрона» оказались сильно потрепанными — в разной степени, но без малейшего исключения. Первым приятелей из другого отряда заметил Ник, оказавшийся рядом и тронувший за плечо, указывая на лежащую фигуру и еще две, склонившиеся над нею. Джоуи спешно рылся в тактической аптечке, снятой с пострадавшего, пока второй, в котором Колчек узнал с небольшой задержкой того самого иракца, резал ножом вдоль левой руки рукав лежачего, оголяя кожу с багровыми подтеками в форме рваных полукружий. Пострадавшим оказался Мервин. Джейсон неуверенно оглянулся на дверь с крыши, спрашивая самого себя, может ли он отойти и не должен ли оставаться рядом как человек своего звания. Но в итоге, рассудив, что далеко и надолго не отходит, оставил там Хейза, а сам отправился следом за уже рванувшим к друзьями Никки. Пока морпех пробирался к этой троице через прочих людей, также уложенных на ровную поверхность, на которых старался долго не задерживаться глазами, Джоуи уже успел достать бинты, а иракец — справиться с грязно-красной тканью, превратив рукав в длинные и мокрые ленты, и быстро протереть ядреным антисептиком свои руки. — Что с ним? — подойдя, в первую очередь по делу спросил Колчек. Все обиды и личные проблемы сейчас остаются решительно задвинутыми в сторону. Иракец — Осман — бросает мельком взгляд на морпеха и сразу возвращается к пострадавшему, принимая из рук сидящего с другой стороны капрала упаковку. — Предплечье почти не пострадало — плотно замотал, — кивает на нижнюю часть руки мужчина — там и правда лишь потасканная и вроде не окровавленная обмотка. — Шея цела. Плечо. Надплечье, — продолжает он, сосредоточенно хмуря брови. Кусками порезанной медицинской марли накрывает укусы, берет бинт и быстро начинает мотать прямо поверх, особо не заморачиваясь. Сейчас главное — не дать истечь кровью, а уж после, в более подходящей обстановке, все остальное. У самого него краснеет место с задней стороны надплечья, ближе к лопатке, — Колчеку видно, когда иракец склоняется над Мервином. Чуть меньшее по размеру красное пятно примерно чуть ниже правой ключицы. На Джоуи вроде не видно ничего подозрительного. Лежащий на боку, чтобы удобнее было бинтовать, Нейтан в это время мычит на не шибко бережное обращение, пока кожа скрывается за тут же теряющими белизну бинтами. — Поосторожней, — сквозь зубы тянет он. — Терпи, — кратко отрезает Осман, и морпех на удивление и правда послушно затыкается, только продолжает тяжело втягивать воздух через нос и кривиться. Когда Осман заканчивает, Мервин с поддержкой Джоуи и Ника поднимается, недовольно на это фыркая. Почти в это время начинают долбить в удерживаемую дверь своими телами пробравшиеся мимо быстрого заграждения твари. Еще несколько человек тут же подпирают дверь в дополнение двум, часть — в основном раненые — отходит на другой край плоской крыши, другая с оружием в руках оказывается возле выхода в напряженном ожидании. Хорошо, если транспорт подоспеет до того, как деревяшка сдастся. Джейсон оглядывается на примеченную и до этого вторую дверь в отдалении, ведущую с крыши — наверное, на другую лестницу. На проверку — запертая, но будет лучше, если твари не проберутся с другой стороны и не станут испытывать прочность замка. Вертолеты почти — почти — подходят вовремя. Очевидно, добротная, но все же простенькая дверь не может продержаться долго, не продавливаемая полностью, так сдающая от методичных ударов и постоянного напора. Это препятствие исчезает с пути тварей, когда летящие на горизонте точки только приближаются. Парни, держащие ту, рывком уходят в стороны, а стоящие напротив открывшегося на миг прохода забрасывают сразу несколько гранат внутрь. Звучный взрыв, сливающийся из более скромных, почти единовременных, отдается эхом во всем здании, но не обваливает надстройку над лестницей, хотя наверняка не идет на пользу ее целостности и прочности. Несколько успевших пролезть вперед тварей, не попавших под взрыв, отстреливают, но из темноты лестничного спуска слышны может и далековатые пока, но уцелевшие мертвые. По крайней мере, это выгадывает им лишние секунды, пока вертолеты не подходят ближе. Едва ждущие у двери замечают подбирающихся тварей, тут же метают еще одну пачку гранат, но в этот раз не настолько успешно — взрыв получается не кучным и из этого в разы слабее. Скорее всего одна или пара гранат пролетает дальше, падая в пространство между основной лестницей на этажах. Твари лишь немного притормаживают, прежде чем вывалиться наружу. Первый вертолет зависает у края крыши, не намереваясь садиться. Один из оказавшихся рядом людей без ранений прыгает первым и уже напару с высовывающимся изнутри вертолета человеком, прибывшим вместе с вертушкой, помогает погрузиться раненым. Прикрывающие, оставшиеся у дверного проема, в это время сталкиваются с тварями лоб к лбу. Пока навстречу вылетают одиночки, их быстро устраняют, но попытки держать расстояние становятся бесполезным делом, как только мертвецов становится все больше и больше. Единственное хорошее — первый вертолет за это время принимает максимально возможное количество пассажиров и отходит. Пытаясь не попасть под лапы и морды мертвецов, они отступают к краю крыши, отбивая тех из своих, кто оказывается слишком близко к тварям. Вторая вертушка резко подходит, замирает в воздухе, и из нее кричат, торопят — никому не хочется упасть, облепленным намертво и с мертвяками, пролезшими под лопасти. Кто-то уже начинает загружаться, прыжком залетая в машину. Ник скрывается внутри, сам Джейсон уже подбирается к краю. На поверхности остаются единицы. Те, кто уже загрузился, не рискуют открывать стрельбу, боясь задеть стоящих на линии огня людей — слишком небольшое пространство открывает дверь. Они не успевают. Кажется, что еще есть время, но какая-то тварь из бегущих впереди делает рывок, по косой наскакивая на ближайшего к ней человека. — Джоуи! Джейсон едва успевает среагировать криком, как в сторону Гомеса срывается находящийся в метрах от того, но ближе оставшихся двоих прочих, включая Колчека, солдат, оставляя автомат, вместо того вытаскивая из-за спины длинную металлическую — Колчек даже в мгновенно пролетающих мыслях запинается в затруднении дать внятное обозначение этой херне — херню, чтобы, размахнувшись, всадить не загнутый конец точно в голову ближней твари. Железо пробивает макушку и даже прочную черепную кость, вылетая из раззявленного рта вместе с падающей на землю тяжелыми брызгами чернявой кровью. Джейсон и другой оставшийся морпех открывают огонь по подбирающимся к ним тварям. Кто-то присоединяется к ним в этом со стороны вертолета, пренебрегая осторожностью — не до того. Иракец, тот самый Осман, задирает ногу, упираясь в плечо обвисшего тела, и отталкивает то, выдергивая импровизированное оружие. Раскрывает рот — кричит, хотя не слышно в шуме, что именно — и Хосе припадает вниз, а сам он размахивает трубой и заезжает следующей подоспевшей по шее, хватает железку поперек и утолщенным и загнутым концом бьет по подставившемуся затылку. Колчек молит, чтобы им пришло на ум пригнуться и дать пройти очереди над головами. Иракец будто его слышит — пригибается, почти падая, сам. Джейсон прицеливается по головам. Осман тянет за собой Хосе, и они, не распрямляясь, быстро движутся к краю, пока и Колчек с напарником понемногу отступают назад. Стрельба с вертушки прекращается — сейчас риск зацепить, походя, возрастает намного. Иракец, оказываясь за спинами двоих военных, толкает первым Джоуи. Джейсон, быстро оглянувшись и не выпуская винтовки из рук, оборачивается и прыгает следом. Его подхватывают чьи-то руки, помогая устоять. В спину что-то толкает, и его резко тянет обратно. На секунду сердце запинается в навязчивом ожидании ощущения свободного полета. Вертолет ведет в сторону. Над ухом кто-то малоразборчиво что-то выкрикивает, его грубо хватают за руки и втягивают глубже в салон. А потом он оборачивается. И получается, что он предпоследним попал в вертолет. Назад потянул морпех, прыгнувший сразу следом и вцепившийся в его рюкзак, чтобы удержаться от падения. Прыгнувший потому, что твари уже оказались у края; он видит это как кусок, ушедшей вниз из-за дернувшегося выше вертолета, как видит и еще живого иракца, отошедшего дальше от места, где их подбирали, ускользая — пока что — от тварей. Другого морпеха и Колчека быстро поднимают на ноги. Вертолет начинает уходить вверх и забирать в сторону от здания под рукой пилота. И Колчек, скаля зубы и не давая себе драгоценного времени на полноценные раздумья, за которое вертушка отойдет уже неисправимо далеко, оборачивается поспешно внутрь салона, сразу натыкаясь на смотрящие на него глаза друга и кидает, уже не смотря, резкое: — Ник, прикрой! — Какого… Джейсон! Он сигает вниз, совершенно не думая, что делает подобное из-за иракца. Не думая, что из-за одного не должно гибнуть больше. Что уже поздно вытаскивать. Что подобрать его — их — не смогут. О чем он думает, так это о том, что этот иракец вытащил Джоуи. Он думает о том, что вдвоем выжить шансов больше — чуть больше — чем одному. Приземляется перекатом, чтобы не отбить ноги, прыгнув с порядочной высоты на жесткую поверхность, но все равно ударяется ощутимо. Чудом он не заканчивает со своей инициативой тут же, попадая в когтистые руки. Спасает его то, что тут же пригибается, чтобы мигом нашарить выроненный автомат, и сразу делает рывок, в которым он выставленным плечом сбивает с ног одного мертвеца, уходя одновременно от второго. Чуть не запинается о тело, чтобы упасть следом, но неловко перепрыгивает и скачком уходит еще дальше, практически с низкого старта срываясь в ту сторону, где в последний раз, еще с воздуха, видел Османа. Сверху, с вертолета, кто-то в четыре руки и два ствола открывает огонь, но за лейтенантом, понятное дело, никто больше не спрыгивает — других таких дурных, слава богу, нет. Он перехватывает винтовку так, чтобы орудовать прикладом. Удар жестким пластиком в лицо отталкивает близкую тварь, и Джейсон использует это, чтобы выпутаться из смертоносной толпы и установить хотя бы небольшое расстояние. Вертит свое оружие обратно и пускает разрывную с подствольника туда, откуда только что вылез. Зацепляет нескольких. Метнув взгляд в вбок, наконец видит нормально иракца — тот тоже смог оторваться немого, хоть и явно ненадолго, отойдя почти в другой угол крыши. Джейсон пробегает несколько метров и останавливается на присогнутых ногах, приклад упирая в плечо и сразу почти жмет на спуск, подбивая несущееся сбоку на солдата тело. Когда то падает вниз, он уже бежит, буквально ощущая, как в затылок дышат подбирающиеся со спины новые твари. Осман его замечает, и на его лице проскакивает неопределимое выражение. Что там за эмоции, толком не разберешь, но главной чертой проглядывает не то что удивление — изумление. Джейсон и сам, мало сказать, что был бы в афиге со своих действий, если бы у него было время задуматься. Но времени не было. Они вместе подбегают друг другу навстречу — Джейсон, не переставая двигаться, прикрывает иракца, пока тот, пригнувшись, размашистыми шагами подскакивает ближе. — Вторая дверь! Прикрой, я выбью! — бросает на ходу Осман, прежде чем, не останавливаясь, нырнуть за плечо Колчека к этой самой двери — единственному доступному им выходу из этой переполняющейся тварями ловушки. Джейсон послушно проходится веером очереди по тварям, задом продвигаясь в сторону возможно отхода. Подобрать их все равно не смогут, только если поддержать огнем, и то недолго, пока они либо не скроются внутри здания, либо их не загрызут твари — еще минута, две — самое большее. С вертолета поливают сплошь беспрерывной. Кто-то подключает к делу пулемет, идя опасно близко к двоим выжившим, но, выкосив ближайших, единиц из которых выбивает Колчек, переходит планомерно дальше. Твари даже отвлекаются на это и бегут к зависнувшей вертушке, кто просто срываясь, переваливаясь через невысокое монолитное ограждение крыши, кто прыгая, но, не долетая, падая все туда же, вниз. Хочется надеяться, что разобьются и больше никогда не встанут. Колчек отстреливает еще одну гранату с подствольника в прошедших мимо пулеметного огня. Позади слышатся глухие удары, а затем — более резкие, железо в дерево и о камень. Он предполагает, что Осман втыкает свою железку в дерево, в то место, где должен быть запирающий механизм. Джейсон в напряжении сводит брови — быстрее, блять, быстрее! — Осман! — гаркает он. Вертолет уже не справляется с количеством нахлынувших тварей. Добрая их часть несется на них, и приближаются они с нечеловеческой скоростью. Со спины доносится звук сильного удара и на этот раз ему вдогонку — звук отлетающей в стену двери. Колчек не успевает порядком осмыслить и среагировать соответствующе, как за руку хватают и дергают настойчиво за собой. Он оборачивается на ходу и летит вслед за иракцем вниз по короткой лестнице, выпрыгивая на верхний этаж. Осман — к близкой совсем лестничной клетке, и Джейсон — за ним, понимая, что на последнем этаже от тварей будет укрыться, очень мягко говоря, проблемно. На одном дыхании пролетают на этаж вниз. Но не успевают пойти дальше, как сверху выпадает, иначе не скажешь, тварь, неуслышанная за поднятым ее собратьями шумом. Она задевает отшатывающегося на одних рефлексах Колчека, а за ней следом уже несутся другие. Осман, ступивший уже на ступень вниз, выталкивает его из-под носа твари резко, приводя заодно этим в чувство. Джейсон влетает спиной в близкую стену, а иракец вытягивает из-за спины опять свою железку, едва убранную, так быстро, словно демонстрирует давно отработанный трюк. Хочет было дернуться вслед за американцем, но тварь цапает воздух у него перед носом, и иракец уклоняется, неловко чуть не оступаясь на лестнице. Колчек снова перехватывает винтовку — стрелять на такой дистанции бессмысленно, — но успевает только подставить корпус под несущуюся к нему голову, чтобы отгородить от шеи и лица, и его кидает обратно, на стену. В туловище, под поднятые вверх руки, впечатывается с разгона еще одно тело, заставляя сдавленно охнуть. Он поднимает ногу и отталкивает пинком от себя первого мертвеца, хватает винтовку, чтобы опустить приклад на макушку, уткнувшуюся ему в живот. Удар выходит неслабым, он готов поклясться, но тварь будто бы сильнее только хватается за утягивающие ремни легкого бронника, от которого Колчек так и не отказался, бьет бессмысленно рукой ниже, по ноге. Затем на него налетает еще двое. Из горла сам собой вырывается яростный от своей беспомощности рык — даже отступить ведь никуда не может, пришпиленный к стене, словно насекомое. Он пытается сжаться, втянуть голову в плечи, прикрыться сверху автоматом, чтобы не достали до головы и горла. Из этого состояния его вырывает буквально. Сверху что-то толкает наседающие бошки, вжимая в него самого, но затем давление ослабевает, хоть и не исчезает, а тварь у его живота, упрямо муслявлющую бронежилет, отрывает. Слышится, кажется, звук рвущейся плотной ткани — затянутый бронник ослабевает — наверняка рвануло регулирующие размер ленты. Сам он, сцепив зло зубы, винтовкой ударяет резко вверх, чуть откидывая от себя головы тварей. Одна к его удивлению почти падает, вторая просто чуть отшатывается. В промежуток между телами, открывший наконец хоть какой-то обзор, он видит Османа, размахивающего заостренной трубой. Из-за близости друг к другу он успевает отметить сбившуюся, словно дернутую с силой, рубашку, злобу на чужом лице, заложенную между черных бровей и в сжатых в бледную полосу губ, и мнимую легкость, с которой иракец вгоняет железо ровно в грудь подвернувшейся твари. Сам он вбивает приклад в хрустнувшую под ударом лицевую кость дернувшейся было снова к нему твари; хватает нож с пояса, винтовке позволяя повиснуть на зацепившемся за локоть ремне, дергаясь вперед, цапая одной рукой ворот одежды бывшего человека, чтобы и не думал дернуться, а другой со всей силы всаживая лезвие в четко выделенную глазную впадину. Отпихивает оседающее тело подальше, шарахаясь в сторону и кулаком с зажатой в той рукоятью ножа с размаха заезжая куда-то в лицо подоспевшему слева женскому трупу. Рука тянется к выбившимся черным волосам и уже с ними тянет дальше, заставляя откинуть голову, а нож вонзается под подбородок. Тварь все еще трепыхается, и Джейсон чертыхается про себя, вспоминая, что ублюдки намного живучей людей. Сделать, правда, что-то, чтобы добить наверняка, не получается, потому что с ног сбивает. Он едва успевает толкнуть стоящую перед ним тварь и выставить между собой и полом руки, чтобы не впечататься лицом. Расторопно перевернувшись, ловит инстинктивно ладонями чужое лицо. Отпихивает вниз и оглядывается в поисках упавшей предыдущей твари, в которой остался его нож. Находит недалеко и тянется. Но рука почти тут же судорожно возвращаясь назад. Джейсон впивается пальцами, короткими ногтями в голову, уткнувшуюся в живот ровно туда, где до этого упорствовала иная в своем намерении перекусить ткань с тяжелой защитной подшивкой. Пальцы суматошно соскальзывают, прежде чем он нащупывает ухо, за которое может потянуть, но голова только чуть приподнимается, вызывая этим плюсом к потекшему теплу едва не россыпь слепящих искр перед глазами. А сверху валится еще один. У Джейсона на миг проскакивает мысль, что момент такой, когда с жизнью уже, как говорится, можно прощаться, но только отчаянно шлет эту херню в своей голове куда подальше, пытаясь еще возиться под давлением и как-то извернуться. Благо, он все еще не один. Верхнюю тварь с него сбивают, скидывая как мелкого щенка, не успевшего вгрызться в кусок мяса. Вторую склонившийся над ним тяжело дышащий, но живой Осман хватает за шиворот, собираясь потянуть на себя, наверное, также резко, как швырнул первую. У Джейсона успевает лишь загореться краткая паника в сужающихся от ожидания боли зрачках и приоткрыться рот в попытке что-то сказать. Мужчина этого не замечает и все-таки пытается оттащить от него тварь; Колчек натурально взвывает, запрокидывая голову, стукаясь затылком о пол и безрассудно в этой ситуации открывая горло. Осман тут же отпускает, но поспешно склоняется еще ниже, левой рукой поворачивая голову живого мертвеца, нашедшего незащищенное место на человеческом теле своими зубами, из другой выпуская свое массивное холодное оружие, вытаскивая на замену нож. Джейсон не смотрит, как Осман дергано и чуть неловко, натыкаясь на кость несколько раз, подрезает намертво сжатую челюсть твари. Та, уже осознав свою близкую кончину, лишь сильнее вцепилась в плоть перед тем, как испустить дух. Скинув безвольное тело, Осман поднимает Колчека на ноги, не забыв про свой штырь. Чужую руку закидывает на шею, подставляя плечо, чтобы удержать, другой своей накрепко прижимает еще лихого от произошедшего морпеха и тянет в сторону лестницы, ниже. Джейсон чуть не запинается, но похвально быстро приходит в себя, берет в руку болтающееся все еще на ремне оружие, и начинает перебирать ногами, только бы побыстрее и подальше отгрести от клетки, где еще копошатся некоторые недобитые окончательно твари. Третий этаж — самая середина здания, и они оба, переглянувшись, молча кивают друг другу. Осман быстро, но стараясь не создавать шума, уводит Колчека внутрь коридора, проходящего по всему этажу. На лестнице уже рвутся ниже новые твари, когда они едва делают несколько шагов. Осман резко меняет направление, тянет настойчиво морпеха к ближайшей двери. Бок простреливает болью — приходится крепче сжать зубы. Дверь открыта, иракец толкает ту, вваливается внутрь со своим живым грузом и быстро прикрывает за ними, тормозя бесшумно у самого косяка, прикрывая, но не захлопывая. Оборачивается нервно к Колчеку, ища ответный взгляд, и подносит палец к губам. Джейсон кивает и смыкает плотно губы, чтобы ненароком не выдать лишнего звука, когда Осман снова подставляет плечо и тянет глубже, за один из поворотов. Джейсон как бы и сам может идти — ноги-то целы, но предпочитает без лишних выебонов хвататься за чужие плечи, потому что, стоит повернуться неловко, как от дырки в животе простреливает по вертикали в шею, в какую-то точку под челюстью и до самой левой стопы, сводя чуть ли не судорогой. Они становятся за углом одной из комнат, просто и по-глупому, неверное, за прикрытой дверью. Колчек тут же прислоняется устало к стене. Но не проходит и минуты, как совершенно точно их входная дверь раскрывается и бьется несильно и глухо о стену. Джейсон в момент замирает, дышать даже старается бесшумно. Как на зло шаги твари сначала вроде отдаляются в другую сторону, но потом приближаются. Осман кидает на него взгляд, находит и сжимает руку в успокаивающем жесте, а затем отпускает. Быстро и бесшумно становится по другую сторону от дверного проема, так, что первым явно увидят его. Надежды на то, что тварь не заметит их в одной комнате, даже спрячься они, нет. Так что он не останавливает иракца — тварь придется валить. Но дело даже не в этом, нет. Или, точнее, не совсем в этом. Бесшумно ее прирезать — Осман опять берет в руки нож — невозможно никак, хотя бы потому, что та будет истошно хрипеть, да и брыкаться не перестанет до логичного конца. Дернется — и им конец, по их задницы припрется еще с десяток. Джейсон на долгую секунду залипает в одну точку, а потом тянется к шее, быстро стягивая шемаг и крепко наматывая его концы на ладони. Осман провожает его действие молчаливым взглядом, и не сказать, понимает или нет, что американец задумал. Они оба замирают в ожидании. Дверь приоткрывается не резко — тварь сюда никакой громкий звук не влечет. Джейсон с первым же признаком входящего мертвеца движется чуть дальше по стене, чтобы не оказаться полностью за дверью и не потерять драгоценный миг, но и не быть первым, что увидит входящий. Он косит глазами вниз, на пол и щель под дверью. Тварь шагает внутрь. Задевает почти неразличимо открывшуюся дверь, и слышится набираемый с хрипотцой в глотку явно не просто так воздух. Джейсон выскакивает в тот же момент, закидывая платок за голову твари, подтягивая на себя и верно попадая в будто извечно приоткрытый рот. Тварь захлебывается зарождающимся вскриком-всхрипом. Колчек дергает голову ближе под горловой то ли рык, то ли сипение. Оказавшийся тут же рядом Осман хватает в кулак одежду твари, дергая комом к шее, режет открытое горло, зажимая сразу тканью, и лишь затем не бьет, а прислоняет и с нажимом и усилием погружает нож туда, где достанет до мозга — в глаз, кратко передергиваясь и морщась. Дернувшаяся и начавшая было извиваться тварь затихает, обмякая в их общей хватке. Они на пару аккуратно опускаются на пол, укладывая тело. Джейсон поднимает взгляд, глядя в серьезное лицо и такие же, наверное, шальные от близко прошедшей опасности глаза, как и у него самого. Этот обмен взглядами в бессловесной взаимности продолжается несколько секунд, прежде чем Колчек первый отрывается, переводя взгляд на свой платок, а Осман устало прикрывает свои глаза. Джейсон брезгливо морщится, вытаскивая изо рта изгвазданный в черноватой — из-за желчи, что ли? — слюне шемаг. Между прочим, вместе с Ником на местном базаре покупали. Борется с желанием выбросить в дальний угол комнатушки, но все же не делает этого, сворачивая мокрой частью вовнутрь и комкая, чтобы засунуть в пустой карман на штанах. Может, удастся еще спасти. Не кепка, конечно, а все равно вещь жалко. Оба прислоняются к стене, оседая и переводя дыхание. Больше тварей, рыщущих по их души в опасной близости, пока что не слышно. Адреналин медленно уходит из крови, и позабытый было ненадолго бок дает о себе знать. Вдруг в ухе раздается громкий в сравнении с окружающей вязкой тишиной и отдаленными звуками, производимыми тварями, шорох. Джейсон от неожиданности дергается, но быстро осознает, что это просто рация — черт, рация с живыми людьми на том конце! «Ястреб три Главному, блять, два-один! Ненормальный!» — В голосе Ника даже через шум слышно предельное возмущение на грани со страхом за его, Колчека, шкуру. И это если еще не брать во внимание проскочившие по связи и говорящие о состоянии сержанта многое, если не все, матерщина и фамильярность. Не связывался, пока лейтенант не ушел с крыши и минутами после — боялся отвлечь или еще что. Не то чтобы и сейчас был особо подходящий момент, конечно. Джейсон, сам едва дыша, тянется одной рукой к рации, другой — к микрофону и щелкает ногтем по нему. Говорить нормально нельзя — разнесет по полупустому зданию, а вдруг тварь неподалеку какая? Шептать кажется идеей чуть менее ебнутой. Так что он в итоге просит про себя, тоже почему-то шепотом: пожалуйста, пожалуйста, услышь. На той стороне секунды три или четыре стоит тишина, а затем наушник шикает шорохом помех, фоновым шумом и прерванным с кем-то разговором на повышенных тонах. «Джейсон, говорить можешь?» Он щелкает дважды, надеясь, что Ник поймет по аналогии. «Окей, надеюсь, ты жив, и я тут не с какой-то щелкающей тварью… — он прерывает сам себя на полуслове, возвращаясь к тону более собранному и подходящему сержанту в обращении к старшему. — Ладно, так. Осман жив?» Щелчок. «Хорошо, Главный Ястреб два-один. Забрать сейчас вас невозможно, крыша кишит ублюдками. Ждать не можем, солнце почти село, ночью без огней — полет в один конец. Вам придется продержаться до рассвета. Тогда вас вытащим. Сможете?» Джейсон кривится в ухмылке. Смогут ли? Да блять, у них и выбора-то нет. Они должны. Жаль, щелчком не передать весь переполняющий его сейчас сарказм в смеси с чем-то невнятным, но несомненно язвительным по сути. «Хорошо, — повторяется Кей. — До рассвета, не больше. И, Главный Ястреб. Если вздумаешь помереть — я тебя грохну, обещаю». Колчек вымученно улыбается, откидывая голову на стену. Щелчок. «Удачи. Вам обоим. Конец связи». Он с секунду пялится бессмысленно в потолок, а потом переводит глаза на сидящего рядом Османа. Тот приподнимает вопросительно бровь. Джейсон, слабо улыбаясь, указывает пальцем вверх, в небо, а точнее в потолок, но в принципе должно быть понятно. Затем мягко стучит подушечкой пальца по циферблату своих часов. Подается чуть в сторону, ближе к Осману, сползая по стене, — тот тоже наклоняется ближе, — и шепчет почти одними губами: — До рассвета. Осман, рефлекторно опустив глаза на его рот, переходит после взглядом, фокусируясь на другом — на боке Колчека, виднеющаяся часть которого под потрепанным бронежилетом и одеждой пропиталась кровью. Он поднимается до глаз лейтенанта и приподнимается сам, приседая на корточки и поворачиваясь полностью к морпеху. Мягко касается рукой плеча, пальцем другой указывает на себя и кивает на дверь, ведущую из комнаты. Джейсон сосредоточенно хмурит брови и вроде как понимает. В любом случае кивает, и Осман поднимается. Место, конечно, неплохое, но лучше убраться подальше от лестниц и найти квартиру с дверью покрепче хлипкого нечто на входе в эту, раз им придется закрепиться до утра. Он бесшумно исчезает за приоткрытой дверью, а Колчеку остается только ждать. Возвращается мужчина спустя от нечего делать засеченные по часам Джейсоном минуту и тридцать семь секунд. Подбирает оставленную лежать до этого свою железку, не убирая за плечи, а оставляя перехваченной одной рукой. Приседает на колено перед Колчеком и поддерживает, пока тот отлепляется от стены и поднимается, стараясь перенести бó‎льшую часть своего веса на правую ногу. Перед выходом из квартиры Осман еще раз выглядывает со всей осторожностью за дверь, прежде чем вернуться к Колчеку и вместе с ним уже двинуться по коридору. Со стороны лестниц, за спиной, слышится активное копошение тварей, впереди — Джейсон прикипает взглядом — спиной к ним бредут две покачивающиеся фигуры. Он не отводит от тех глаз, ощущая под ребрами тихо сходящее с ума сердце. Не бьющееся заполошно, а замирающее пугано через раз, ожидая, что вот-вот те обернутся. Осман в это время подводит их к одной из дверей, осторожно надавливает, но с той ничего не происходит. Ручка металлическая, выглядит жестко закрепленной — такую без характерного звука не нажмешь. Они идут дальше. Везет им на пройденном расстоянии почти в треть всего коридора. Приглашающе приоткрытая дверь впускает их внутрь. Джейсон наконец позволяет себе вдохнуть не так поверхностно. На последних метрах, все ближе к тварям, он едва не перестал дышать. Его оставляют, прислонив, у стены. Сам Осман исчезает внутри. Быстро, хоть дом и зачищен был все-таки, но для спокойствия проверяет несколько соединенных помещений на наличие тварей и тут же возвращается, по всей видимости, не найдя таковых, потому что начинает баррикадировать единственный вход и выход. Джейсон наблюдает со стороны, как мужчина придвигает к плотно закрытой двери громоздкую обувную тумбу, затем из ближайшей комнаты, игнорируя скрежет ножек по полу, от которого передергивает Джейсона, тащит еще одну. Кажется, на эту хрень сейчас прибегут как минимум те две твари, но, прислушиваясь, он не разбирает ничего похожего на спешащие шаги и хрип. Те все же слишком далеко, чтобы услышать. Спустя некоторое время вырастает более-менее удовлетворительная куча из позволяющих передвинуть себя одному человеку предметов мебели. Как только баррикада достигает оценки «способна удержать или задержать двух-трех тварей», Осман обращает свое внимание на морпеха. Оказывается рядом и снова подставляет плечо, уже не так спешно уводя из коридора. Еще одна дверь — межкомнатная — оказывается прикрыта, чтобы заглушить возможные звуки с их стороны. В этот раз Колчека усаживают на пол, помогают снять рюкзак и ослабить оставшиеся ремни потрепанного бронежилета, чтобы осторожно стянуть. — Тебе нужно лечь, — негромко говорит Осман, срываясь временем на шепот, и касается чужого плеча теплой ладонью, фокусируя внимание на себе, заставляя Колчека моргнуть и оторвать снова прилипший к какой-то точке взгляд. — Кровати или дивана я здесь не заметил. Наверное, раньше унесли в другие квартиры. — Ничего, и пол сойдет. Я не привередливый, — рублено отвечает Колчек. — Не трахаться ж мне здесь, — дергает он уголком губ. — Шутишь — хорошо, — не теряя серьезного и немного обеспокоенного выражения лица, кивает Салим. Снятый бронник ложится под голову, и Осман, придерживая за спину, помогает улечься. Джейсон рвано выдыхает через зубы, морщась, сжимает руку на укрытом под зеленой тканью плече, как только распрямляется лежа, до этого горбясь в не до конца осознанном желании прикрыть живот. Ноги тут же невольно сгибаются в коленях, чтобы подтянуться вверх, ближе к уязвимому месту, и Салим успокаивающе касается рукой бедра, опуская обратно, другой отцепляя от себя кисть Колчека. Морпех вздыхает на этот раз уже более размеренно и глубоко. Косит взглядом на иракца. Осман, чуть отстранившись, аккуратно, стараясь не причинить боли, задирает пропитавшуюся кровью одежду, открывая пострадавший бок. Джейсон давит в себе желание инстинктивно сжаться обратно или потянуться к животу самому. — Что там? — он безуспешно приподнимает голову, но мало что может разглядеть из своего положения и с поднятой к груди рубашкой. Осман настойчиво опускает его обратно и кратко и почти незаметно вздыхает, прежде чем подать голос. — Не дергайся. До органов не достало. Сейчас нужно остановить кровь. Закрыть рану. — Окей. Я весь твой, — приглушенно фыркает Джейсон. Осман уже стягивает себя собственный рюкзак. Раскрывает чужой подсумок с обозначенным на том крестом. — Как ты? — спрашивает он почти сразу, начиная рыться в содержимом. — Не могу сказать, что тебя знаю… — тянет, вытаскивая на свет и щурясь в потемках на упаковку с бинтами. — Потому что ты меня не знаешь. Ни черта, — перебивает с некоторым раздражением в голосе Джейсон. — Пускай не знаю, — покладисто соглашается тот, прикрывая на мгновение глаза и пытаясь пояснить: — Но ты остришь. Огрызаешься. — После секундной паузы останавливается и поднимает глаза на морпеха: — Тебе больно? Вколоть… морфий? — Нет, — четко и твердо откликается Колчек. — Терпимо. Не хочу отключаться и оставлять тебя в компании своей безвольной туши. Кто знает, что еще за ночь произойдет. Причина, может, и не та, по которой так резко отказался, но не менее значительная и гораздо более осмысленная. Не считать ведь его моральное, почти физическое на деле отторжение к наркотическим составам достойной причиной в подобной критической ситуации. — Не доверяешь мне? — по-своему понимает его Осман, но произносит без малейшей доли претензии. Джейсон поворачивает голову набок и приподнимает, как может, чтобы вглядеться в чужое лицо. Серьезно что ли? После того, как Колчек с какого-то перепугу сиганул за ним, после того, как пережили такое, и сам иракец вытащил его, раненого, на своем горбу, он задает такой вопрос? Хотя кто знает, не посчитает ли теперь ошибкой, не сочтет ли за лучшее оставить, избавиться от отягчающего груза?.. — Не, — помедлив, наконец роняет Джейсон. — Не то чтобы я… Не в этом дело. Хочу иметь возможность хотя бы попытаться отбиться. Если что вдруг, — невесело он хмыкает. — Больше быстродействующих обезболивающих нет. А обработать нужно сейчас. — Переживу как-нибудь, — мотает головой, вновь откинутой на импровизированную подушку, лейтенант. — Давай уже. — Сначала… У меня воды немного. — Джейсон буквально слышит, как хмурится Осман. — Ты потерял кровь. Тебе нужно выпить. — Мою флягу оторвали с подсумком. Та тварь, — поджимает недовольно губы морпех. По привычке ведь сунул в крепление, чтоб под рукой была, а не закинул в рюкзак. Кто ж знал, что так все повернется. Салим без лишних слов достает свою воду и помогает приподняться, прислоняя горлышко ко рту. Как только Джейсон укладывается обратно, мужчина недолго возиться с медикаментами и приступает к делу. Джейсон чувствует шершавое прикосновение прохладного, мокрого бинта и против — горячих пальцев у себя на животе. Вздрагивает мелко и сжимает крепче зубы. Осман старается быстро все протереть, не попадать на открытую рану и не сильно давить, но все равно от контакта с рваными краями жжет. Сначала терпимо, хоть и до болезненной дрожи, когда обводят вокруг, но после жжение будто срывается в сухой огонь. Может, остатки притупляющего ощущения адреналина отходят. Колчек никогда сам не испытывал на себе фосфорные заряды — вот уж за что правда стоит сказать спасибо, — но сейчас кажется, что кожу и внутренности присыпает белым горящим порошком, разъедающим и мясо, и кость. Он от неожиданности задыхается и раскрывает рот, но не может пропустить по горлу воздух. От брюха под кожей пролезают к ногам, рукам и шее стальные раскаленные черви, тянутся и дергано ворочаются. В животе — чадящая белым дымом дыра. Резко удается сделать вдох. На ладонях, лбу и загривке проступает холодный пот. Боль не уменьшается, но пульсирует неровным импульсом «сильно-еще сильнее». Затылок холодеет и немеет, а сам Джейсон сдавленно мычит, упрямо не размыкает теперь словно сведенную судорогой челюсть, чтобы не выдать болезненный стон. Хотя и без того, наверное, стонет сквозь зубы, просто не замечает. Он краем сознания, способным сейчас на восприятие информации и ее осмысление, даже благодарен немного Осману за то, что тот не пытается сочувственно начать бормотать что-то в утешение, создавая фоновый шум. А ведь кажется, что тот мог бы, хотя бы из своего в какой-то степени показного сопереживания. Но не делает этого, сосредотачиваясь на своей задаче и не тратя внимание и время на совершенно лишние сейчас и ненужные — Джейсону уж точно — слова. Когда Салим заканчивает, Джейсон через силу размыкает челюсть и глубоко несколько раз вдыхает и выдыхает. Осман молча выжидает с пол минуты, а потом с кратким «Готов?», получив согласное мычание, помогает приподняться чуть ли не виснущему на нем Колчеку. Позволяя тому и дальше держаться за себя одной рукой, начинает плотно накладывать бинты, прижимая чистый отрез марлевой ткани. Уши заполняет глушащим шумом, собирающимся в ком из точек, нарастая, и нарастая, и нарастая… Джейсон немного ошеломленно моргает, обнаруживая себя уже лежащим на целом боку, с одной рукой под щекой, другой — закинутой поверх груди к спине и с утихающим шумом в ушах. Только открытый живот уже не холодит воздух — тот закрыт приличным мотаным слоем и опущенной рубашкой. И все-таки отъехал, потеряв ненадолго связь с реальностью, отмечает с легким недовольством про себя Джейсон. Салим обнаруживается сидящим в его поле зрения, рядом у стены и сбоку от Колчека. Вид у того не слишком обеспокоенный, потому Джейсон заключает, что он сам пришел в себя довольно быстро, так, что тот не успел начать волноваться о его ухудшившемся состоянии. Осман почти сразу замечает направленное на себя внимание и обозначает легкую улыбку одними уголками губ. За прошедший день у него впервые проскакивает такое выражение лица — мелочь, а сразу кажется моложе на пару лет. — Как ты? — интересуется Салим. — Живой вроде. Щас оклемаюсь, — вымученно кривит губы в подобие улыбки Колчек, кое-как ворочая языком. Кивает. — И… спасибо. Осман молча кивает в ответ, улыбаясь все также сдержанно, но чуть теплее. Джейсон переворачивается на спину, фокусируясь на том, чтобы ровно дышать. Кривится от проскакивающих резких отголосков боли на общем тягуче-нагнетающем фоне той же самой, по сути, боли. Становится вроде легче. По крайней мере, сознание уже не норовит отключиться, затылок не тянет, а глаза и уши не залепляет сплошным шумящим ничем. Отстраненно он отмечает, что Осман роется в вещах, а затем подсаживается ближе. Сосредотачивается на мужчине только тогда, когда тот наклоняется ближе и протягивает вперед руку. — Проглоти. — Он подносит к лицу морпеха зажатые в щепоть таблетки. — Что это? — косит взглядом на предлагаемое Колчек. — Более сильное, чем из стандартного набора, обезболивающее. Легче сильно не станет, но все лучше, чем если сляжешь, — поясняет иракец. — Антибиотик я тебе уже вколол. — Вот спасибо, — фыркает Джейсон, но беззлобно и скорее по привычке, чем по какой-то другой причине. — Пожалуйста, — совершенно серьезно отвечает на это Салим. — Воды больше нет, так что… Джейсон на это поджимает губы и молча, потеряв желание брызгать сарказмом после всего прошедшего и испытанной вымотавшей боли, тянется чуть вперед, губами подхватывая таблетки. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, двигает осторожно челюстью, ждет некоторое время, чтобы выделилась слюна. Приподнимается на правом локте, приваливаясь на бок, скаля снова сцепленные намертво зубы, — предпочитает игнорировать, что Осман крепко поддерживает за плечи и спину, чтобы сильно не напрягал живот, — склоняет голову вперед и, закидывая, назад, чтобы легче сглотнуть, но все равно давится, глотая почти насухую. Осман поднимает свободную руку к его горлу, мягко массирует чуть ниже кадыка. Джейсон несколько раз подряд глотает пустоту — одно только движение. Кое-как таблетки проходят, хоть в горле и остается неприятное ощущение, будто там что-то застряло. — Что, блять, ты делаешь? — хрипловато каркает Джейсон. — Помогаю. Я вырастил сына с не самым ответственным отношением к своему здоровью, так что хорошо представляю, что делать и чем помочь. Джейсон медлит, прежде чем подобрать ответ на это. — Ну… Спасибо, — как-то неловко даже для самого себя отзывается он, уже во второй раз за последнее время благодаря иракского солдата. — Пожалуйста. Джейсон, — мягко проговаривает Салим, впервые произнося его имя. Колчек укладывается обратно и какое-то время просто лежит, пытаясь отстраниться от боли. Выходит откровенно херово. Это как та самая фигня про «не думай о белой обезьяне» — чем больше стараешься не обращать внимания, тем больше зацикливаешься. В конечном итоге он тяжело вздыхает и морщится из-за после этого отозвавшейся красным огнем раны. — Ебаные твари, — шипит он, выпуская внутреннее раздражение наружу. — Найти бы тех уродов, по вине которых все это произошло. — Ты думаешь, есть виновные в этом люди? — подает голос Осман. Джейсон поворачивает в его сторону голову и, наткнувшись на чужой взгляд, щурится. — А ты думаешь, это все на пустом месте началось? Или считаешь, что это… воля вашего бога? Конец света, все такое? — кривовато усмехается Колчек. Сам он так точно не считает, но почему-то кажется, что кто-то из иракцев с их порой подходящей к краю религиозностью вполне мог придти к такой мысли. — Кто знает, — отстраненно пожимает плечами Осман. — И люди своими руками могут сотворить ад на земле, — косвенно соглашается он с морпехом. — И не говори, — хмыкает Джейсон. — Столько всякой хуйни создали. — Но все же… такое… — он качает головой, смотря куда-то перед собой. — Ну да, похуже химоружия будет. Джейсона обжигает острый взгляд, брошенный Османом со стороны, на что сам он упрямо поджимает губы, признавая, может, внутри себя свой проеб, но не спеша извиняться. Что? По факту-то он ведь прав. — Я, блять, не могу понять, — шикает он. — Вы больно дружелюбные. С пару месяцев назад мы бы пулю друг в друга всадили. А сейчас… — Он бросает взгляд снизу вверх на Османа. — Черт, — фыркает, дергая губами, почти не веря, сводя брови и отводя глаза в сторону. — К этому сложно привыкнуть. — Когда-то на земле, — начинает неспешно Салим, привлекая к себе непонимающий взгляд, — жили два человека. Когда им было два года, они били друг друга руками. Когда им было двенадцать, они бросали друг в друга камнями. Когда им было двадцать два, они стреляли друг в друга из винтовок. Когда им было сорок два, они сбрасывали бомбы. Когда им было шестьдесят два, они использовали бактерии. Когда им было восемьдесят два, они умерли. Их похоронили рядом. И когда через сто лет их могилы проел червь, он не заметил, что там были похоронены два разных человека. Для него это была лишь земля. Все одна и та же земля… Мы одинаковы, Джейсон. И ты, и я — человек, как и все остальные. Все мы — люди. Это быстро понимаешь. Джейсон молчит несколько секунд, тратя их на осмысление. Сложно работать мозгами со всеми этими метафорами, когда отвлекает, не переставая, хоть и залатанная, но все же дыра в животе. То, что все они люди, он и без этого знает. Но к чему это знание, если прекрасно известно, что порядочная их часть — те еще редкостные ублюдки. Осман молчит, ждет вроде чего-то в ответ. — Какая-то восточная мудрость? — в итоге решает спросить он, не сильно оценив притчу. — Почему же. Немецкая. — А. Вот почему я все-таки понял, о чем ты там говорил, — кратко смеется, вздрагивая от проходящей по телу боли. — Черт. Чужая ладонь успокаивающе ложится на самый верх живота, туда, где заканчивается грудная клетка, и Джейсон невольно расслабляется. — Сколько лет проходит, а на земле ничто не меняется, — задумчиво произносит Салим, хмуро смотря перед собой. Джейсон лежит молча, смотря в сторону — только бы не на иракца — и прислушиваясь к своим ощущениям. Ждет, пока Осман отстранится. По телу пробегает очередная болезненная судорога. Но рука замирает поверх его груди и так и остается там, навязчиво грея кожу сквозь плотную ткань. Джейсон неожиданно для себя раздражается — ком этого чувства собирается по ощущению в груди, едва выше приложенной ладони, и это раздражает еще больше. К чему это — эта забота сверх необходимого, разговоры-рассуждения, притчи с отстраненным взглядом? Зачем рыться в прошлом, будто есть что вытаскивать на свет с того времени, ворошить, а потом удивляться грязи и комками спекшейся крови, пытаться что-то разгрести? — И что ты хочешь сказать? Будто не вы все это начали, — легко вырывается в ответ. — Хотели бы что-то изменить — сами бы пристрелили своего Хусейна еще годы назад. — Не мы начали войну. — Ладонь наконец исчезает, и на ее месте остается быстро уходящее фантомное ощущение. — Ваши люди пришли на нашу землю и в нашу страну. — О, раз уж у нас время воспоминаний, так давай вспомним, скольких ваши люди похоронили под башнями, — цедит Колчек, скаля зубы. — Скольких убили после. Осман тяжело глядит на него, ничего не говоря. — Что, нечего ответить? — фыркает первый лейтенант. — Не хочу продолжать то, что заведет и тебя, и меня в угол, — бесстрастно отзывается он. — А если я хочу? — Тогда — пожалуйста, — кивает иракец, — но говори со стеной. Джейсон озадаченно моргает. И откидывает наконец до этого поднятую на эмоциях голову назад. Почему-то бо́льшая часть накрученной предыдущими словами злобы уходит. — Прошлое сейчас имеет мало значения. Если будешь им жить, то так ничего и не изменится. Что десять лет назад, что пятьдесят, что сто, что год. Прошлое не в нашей власти. То, на что мы надеемся, не существует, но настоящее мы в силах менять. Не осуждай других за попытки что-то сделать сейчас, если сам ничего не пытаешься сделать. — Ага. Значит, я теперь говно, а не человек, раз не спешу с вашими брататься, — ворчит Колчек. Салим мотает головой — Джейсон видит это краем глаза. — Мне не кажется, что ты плохой человек, — медленно говорит иракский лейтенант, отводя взгляд. — Да ну? Это с чего же? — Джейсон в непритворном удивлении вздергивает брови. Мало кто стал бы считать Колчека «неплохим» человеком за столь короткое время знакомства. Тому же Мервину, Джоуи… черт, да даже Никки нужно было время, чтобы притереться и притерпеться к лейтенанту, найдя в его характере что-то со своей точки зрения хорошее. А Осман — Салим, — с которым только вот едва не посрались, и который уж явно не хранил положительное первое впечатление о Джейсоне Колчеке, вдруг заявляет такое. — Ты пошел за мной, — поднимает он брови, и непонятно, чего больше в этом выражении лица — удивления или восхищенности напополам с признательностью. — Без тебя я бы и не выжил, наверное, — легко признает он. — За это я тебе благодарен. И еще… люди в твоей группе. Мои соотечественники. Я слышал, как они говорили о тебе, — во время пояснения на лице Салима вновь проскакивает улыбка, в этот раз чуть лукавая, с морщинками в уголках щурящихся глаз. Кажется, что все плохое уже забыл и простил американцу. Джейсон смотрит на это, чуть приоткрыв рот, а затем до него доходит смысл слов. — …Чего? — запоздало реагирует он. Удивление никуда не исчезает, прибавляет, наоборот, еще несколько пунктов. — Иракцы. В твоем отряде, — терпеливо повторяет Осман. — Они не плохого о тебе мнения, я бы сказал. — Да ну, — недоверчиво фыркает, хмурясь. — Они ж буквально за два дня до вылета мою рожу увидали. В глаза меня один раз и видели. Какое еще мнение? С чего им вдруг судить? — Значит, есть с чего, — пожимает плечами Салим. Затем щурит снова свои глаза. — Они говорили, что ты не похож на большинство американцев — волком смотришь, но молчишь, не поднимая лай, — продолжает, улыбаясь. — Что заступился за людей, оставшихся в этом городе. — У нас приказ был на зачистку, что еще я должен был говорить? — ворчит и закатывает глаза Джейсон, а затем жестко фыркает. — Открыть обсуждение уместности приказа со всеми желающими? — Доброе намерение уже доброму делу подобно… — Еще одна твоя присказка — и я тебя укушу со всей своей «волчьей» отдачей. Салим, кажется, тихо смеется. Джейсон не позволяет себе повернуть голову, чтобы увидеть наверняка, вместо этого упрямо смотрит в потолок, но все равно представляет мягко суженные глаза и широкую ладонь, прикрывающую улыбчивый рот, так хорошо, будто уже выучил мужчину и его лицо. — А вы-то — когда только успели пересечься? — все также ворчливо снова подает голос Джейсон. — Курсы языка, — с готовностью откликается Осман. — А ты там каким боком? Вроде нормально на нашем шпаришь. — Я веду одну из групп, — улыбается одними глазами Салим, собирая в уголках морщины. Джейсон пытается найти этот факт удивительным, но то ли сил уже не остается на что-то подобное, то ли Осман кажется таким человеком, что эта маленькая подробность оказывается слишком тому подходящей. — Ясно, — коротко выдыхает Колчек. Салим некоторое время просто разглядывает морпеха, а потом все же спрашивает: — Как себя чувствуешь? Обезболивающее должно было уже подействовать. Резкая боль должна была пройти. Но если еще чувствуешь ее, придется терпеть. Я сразу дал тебе увеличенную дозировку. Джейсон отстраненно прикидывает, сколько они времени намотали всей своей болтовней, раз не быстродействующий обезбол должен был сработать. После прислушивается к самому себе, пытаясь сравнить свое нынешнее состояние со своим же, не таким давним. Боль еще есть — куда бы делась, все же не морфий по вене пустил, — но она скорее глухая, тяжелая и до легкого онемения ноющая. Ее можно даже оставить на фоне и перестать зацикливаться, почти позабыв, отвлекаясь на разговоры. — Нормально, — только говорит он вслух. Салим, кажется, замечает рубленность его фраз. — Тебе нужно отдохнуть, — вздыхает он. — Я посторожу. — Да я бы с радостью, — дергает губами в усмешке Колчек. — Но не могу. По крайней мере, не чувствует, что может, даже если закроет глаза. Слишком вымотан. Слишком напряжен. Голова тяжелая, но мысли даже не собираются путаться, остаются достаточно ясными благодаря боли. Те же пальцы изредка нервно подрагивают. Не в такой ситуации засыпать, когда они окружены тварями и имеют как препятствие между ними и собой только сомнительную баррикаду и не слишком толстые стены. Их отдаленные и приглушенные крики, расходящиеся по пустому дому, до сих пор слышны. Да, это ему нужно, его организму это нужно, и сам он это прекрасно осознает. Но он просто не может. — Могу чем-то помочь тебе? — долетает до него со стороны. Помочь?.. Джейсон открывает глаза и пару раз моргает. Разговоры, вроде, неплохо до этого помогали. — Мне нужно отвлечься. Поговори со мной. Салим чуть медлит, задумчиво склоняя голову набок. — Мы и так уже говорим. — Нет. Я не в том… смысле, — шумно выдыхает. Самому говорить не то чтобы сильно хочется — утомляемость, что ли, как побочка обезбола? Но послушать чужой голос он не против. — Расскажи что-нибудь. — Что? — Да что угодно. — Я не такой уж хороший рассказчик, — винится перед ним Салим. — Да ну, — фыркает, тут же передергиваясь оттого, что вздрогнул животом, моментально почти замирает и заставляет себя успокоиться. — У тебя же есть дети, да? — Что-то подсказывает Колчеку, что Осман не из тех отцов, что забивают на своих спиногрызов и тем более срываются на тех из-за плохого настроения. Может, он еще и сказочки на ночь читает — представить подобное оказывается даже слишком легко. Моргнув, Джейсон продолжает: — Джоуи вроде говорил — Зейн и Таре… Тар… — Зейн и Тарик. И Сарра. — Погоди, — он озадаченно хмурится. То ли мысли все же начинают путаться, то ли… — Да нет. Джоуи же вроде говорил, двое. Или… офигеть. У тебя три ребенка? — на удивление особо нет сил, но ему удается выразить эмоцию голосом. — Я… Нет, только Зейн и Тарик, — вздыхает, прежде чем продолжить. — Сарра, у нее… ее мать, вероятно, погибла. По крайней мере, когда Алифа нашла ее там, куда попала после Бадры, девочка была одна и не знала, где ее мать. Алифа при эвакуации взяла ее с собой. Джейсон отчего-то медлит, прежде чем позволить сорваться с языка закономерному вопросу. Но находит это глупым и все же выдыхает: — Алифа. Жена твоя? — Да, — как-то больно ровно произносит Салим, будто ожидал вопрос и заранее проговорил ответ про себя. Хотя вопрос, стоит признать, так и напрашивающийся сам собой, так что странного в этом ничего нет. После недолгого молчания Джейсон вновь заговаривает, хмурясь из-за того, что ему самому приходится в который раз начинать — продолжать — диалог. — Ну вот. Сказки детям. Притчи ты вроде неплохо рассказываешь. — Ты хочешь еще одну… «притчу»? — хмыкает Салим. — Не-не, — поспешно отзывается Колчек, мотая для значимости головой. — Мое предупреждение все еще в силе. Расскажи что-нибудь… — в небольшую паузу он довольно быстро находит тему: — …про себя. Как… как ты тут оказался? После… конца. — Это не быстрая история, — медленно произносит Осман, подпирая голову рукой. — Я никуда вроде не спешу, а ты? — дергает губами Джейсон. Проходит несколько секунд, за которые он успевает почти пожалеть о том, что задал именно эту тему, которая может оказаться тяжелой. Которую Осман может не пожелать затрагивать в присутствии, честно говоря, хорошо, если просто незнакомца в лице задевшего что при первой встрече, что сейчас американца. Которую, может, просто тяжело вспоминать. Но проходит несколько секунд, и иракец разлепляет сухие губы, бросая одно-единственное краткое слово: — Хорошо. Салим прикрывает глаза, поверхностно вздыхая, прежде чем открыть их и поднять под потолок, запрокинув голову назад и упираясь затылком о стену. Взгляд останавливается в самом углу, но вместо серой шелушащейся штукатурки находит прошлое. Его история начинается с отлетающего с дороги жара и подхваченных ветром песчинок, цапающих несколько дней небритый подбородок…

Think, On your feet, and stay one step ahead Break Take your brain and use it Take their mind and… Change