In the pre-morning light

В тот вечер я долго прокручивала всё это в голове. Как только я вошла в дом и услышала, как Джаспер уезжает, я занялась своими делами. Я приготовила ужин, зная, что Чарли будет голоден, когда вернётся. Затем я сделала все домашние задания на выходные, привела себя в порядок и даже приняла долгий душ, методично бреясь и намыливаясь. Наконец, когда делать было уже нечего, я убедилась, что все двери надежно заперты, и легла спать. Было почти одиннадцать, когда я забралась под одеяло, укутавшись в свою самую удобную толстовку и пушистые носки. А потом я позволила себе обдумать то, что заметила. Вчера, в пятницу, я заметила, что у Джаспера, Эммета и Эдварда есть общие черты лица. Сегодня я увидела, что не только у них — у всех Калленов были похожие черты. Особенно их глаза. Почти золотые, ярко-янтарные глаза. Трое были статистической аномалией. Семеро казались статистической невозможностью. Как могли семь человек, якобы не связанных между собой, иметь одинаковый странный цвет глаз? Не говоря уже об их чрезвычайно бледной коже и невероятной красоте. Но зачем им лгать о том, что их усыновили? И действительно, помимо этих нескольких вещей, у большинства из них было не так уж много общего в фенотипическом плане. Розали и Джаспер были родными, но их волосы были разных оттенков светлого цвета и разной текстуры. И они имели лишь мимолётное сходство с миссис Каллен, их кровной родственницей. Может быть, они всё же были сводными? И благоволили своему неродному родителю? Никто из остальных не имел общих черт ни друг с другом, ни с этими тремя. Ни общих носов, ни линий челюсти, ни типов тела. Они никак не могли быть родственниками друг друга. Но это было так… странно, что все семеро выглядели так похоже. И то, как они все двигались и держались грациозно. Кожа Джаспера, Эммета, Элис, Карлайла и Эсми была такой упругой на ощупь. И ледяной. Наверняка Эдвард и Розали тоже такие же. В этом не было никакого смысла. Каждая черта сама по себе могла быть логически отвергнута — холодная кожа? В Вашингтоне холодно, а может, они просто мёрзнут. Но всё вместе это было одновременно слишком странно, чтобы можно было оправдать, но всё же в сумме не означало, казалось бы, ничего. Часами я смотрела в потолок, перебирая в голове головоломки, не в силах найти разумное объяснение. Наконец, где-то после часа ночи я заснула. Мне казалось, что я почти не спала, прежде чем снова резко проснулась. Моё тело было будто пружиной, очень напряжено; адреналин пульсировал в венах, потому что инстинктивно я поняла. Я была не одна. Вскочив на ноги, я отпрянула в угол кровати к стене, усиленно моргая глазами, чтобы приспособиться к слабому свету, и осмотрела свою комнату. Она была пуста. Всё выглядело так же, как я оставила — дверь спальни была закрыта, дверь шкафа открыта, окно и шторы закрыты. Я заставила своё дыхание замедлиться и снова огляделась. Что-то было не так; я чувствовала себя так же, как в Финиксе — это был не остаточный испуг от кошмара. Кто-то наблюдал за мной. Полотенце из душа всё ещё было накинуто на спинку компьютерного кресла. Книга Джаспера, почти дочитанная, лежала на моей тумбочке. Мой взгляд упал на кресло-качалку. Оно было неподвижно. Одеяло, которое бабушка подарила мне много лет назад, лежало на сиденье в беспорядке. Оно было аккуратно сложено на подлокотнике кресла перед тем, как я легла спать, как и каждый вечер. Я долго смотрела на одеяло, стараясь не думать о панике. Оно могло просто упасть, рассудила я трезво. Раньше такого не случалось; я всегда просыпалась, а оно всё ещё было перекинуто через подлокотник. Но это не значит, что сегодня этого не произошло. Я напрягла слух, прислушиваясь, нет ли чего-нибудь необычного. Проливной дождь снаружи не позволял определить другие звуки, если они вообще были. Проливной дождь. Сглотнув, я перевела взгляд на окно и посмотрела на пол перед ним. Было слишком темно, чтобы видеть, поэтому, дрожащей от страха рукой, я потянулась, чтобы включить лампу. Свет ослепил меня на мгновение. Я пожалела, что не ослепла. Потому что на полу перед моим окном была лужа. Мои руки крепко сжали покрывало на кровати. В потолке не было протечки, а окно было закрыто — вода могла попасть туда, только если бы оно было открыто. А я его не открывала. Я не знала, что делать — тревога и адреналин проносились во мне, как товарный поезд. Мне казалось, что я схожу с ума — кто в Форксе мог пробраться в мою спальню посреди ливня? Я взглянула на окно; под этим углом я могла видеть, что замок не заперт. Но было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь снаружи. Это я его не закрыла? Я не могла вспомнить. Я бы никогда не поверила, что кто-то способен залезть в окно на втором этаже, так что вполне возможно, что я оставила его незапертым. Могла ли я оставить окно открытым? Но тогда почему оно должно быть закрыто сейчас? Страх пронзил мой позвоночник. Мой мозг внезапно закричал на меня — кто бы ни был здесь, он всё ещё может быть здесь, и теперь он может смотреть в мою комнату при включенном свете. Я рывком поднялась на ноги, чуть не сорвав провод с лампы в спешке, чтобы выключить ее. А потом я быстро пошла в комнату Чарли, к его личному пистолету, который он держал наготове в тумбочке. Я вытащила его и сняла с предохранителя, крепко сжала в руках, пока что держа палец подальше от спускового крючка. С колотящимся в груди сердцем я направилась в ванную комнату — без окон, с замком и единственной точкой входа. Будильник показывал, что было чуть больше двух тридцати, когда я проснулась. Чарли скоро вернётся домой, и мне нужно было просто оставаться на месте до тех пор. Я ни за что на свете не спустилась бы вниз к телефону, когда кто-то мог быть в доме вместе со мной или наблюдать за мной снаружи. Я заперлась в ванной, убедившись, что она пуста, и устроилась там, чтобы ждать. Это были самые долгие сорок пять минут в моей жизни. В итоге я дрожала от холодного кафеля и завернулась в несколько полотенец, чтобы согреться. Я вскакивала при каждом звуке, и мне неоднократно приходилось отгонять от себя приступы паники. Наконец, к счастью, я услышала, как открылась входная дверь и Чарли вошел внутрь. Дрожащими руками я поставил пистолет на предохранитель, отпер дверь ванной и начал быстро спускаться по лестнице. — Папа, — позвала я и не смогла сдержать дрожь в голосе. Чарли появился внизу лестницы, на его лице было написано удивление. — Белла? Дорогая, почему ты не спишь? — Он увидел пистолет в моей руке, и мгновенно его поведение изменилось. — Что случилось? Почему он у тебя? — Я думаю, кто-то пробрался в мою комнату, пока я спала, — прошептала я. Чарли тут же достал из кобуры своё служебное оружие. — Встань за мной, — приказал он низким голосом. Я последовала за ним вверх по лестнице, ожидая в коридоре, когда он молча жестом попросил меня сделать это. Он проверил каждую комнату, включив свет, а затем вернулся вниз и проделал то же самое там. Наконец, он поднялся, убрав пистолет в кобуру, и обнял меня, забрав у меня свой пистолет. — Так, здесь никого нет, — сказал он, потирая мне спину, пока я крепко обнимала его. — Расскажешь мне, что случилось? Так я и сделала, стараясь использовать как можно больше деталей и описывая ход своих мыслей, чтобы он не подумал, что я просто проснулась от кошмара и испугалась. Когда я рассказала ему о воде, Чарли прошел в мою комнату к окну и посмотрел вниз, где она была. Лужа исчезла. Мы оба посмотрели на мое кресло-качалку, где одеяло было аккуратно сложено на подлокотнике кресла. Мой живот скрутило. — Это не я, папа, клянусь, — прошептала я, глядя на одеяло. — На полу перед окном была вода, и это одеяло не лежало так, когда я уходила. Чарли хмыкнул и откинул занавеску. В окне образовалась небольшая щель, и по стене стекал дождь. Чарли задвинул окно и задвинул замок на место. — Я не знаю, что сказать, Беллс, — наконец сказал он, проведя рукой по волосам. — Ты не из тех, кто искушает судьбу, но ты уверена, что тебе это не привиделось? Люди видят всякое после плохих снов. Моя губа опасно дрогнула, и я потрясла головой, чтобы успокоиться. — Я клянусь, папа, — сказала я. — Я не могу объяснить, но окно было закрыто, когда я ложилась спать, а когда я проснулась час назад — я понятия не имею, как оно снова открылось, или как одеяло было поправлено. Я… Я остановилась, понимая, что звучу как сумасшедшая. Чарли подошёл и успокаивающе погладил меня по плечам. — Всё будет хорошо, Белла. Независимо от всего остального, это тебя сильно напугало. Я куплю замки получше для всех окон; двери уже надёжные. И ты поступила правильно. Пусть лучше ты достанешь пистолет и посидишь в ванной, чем решишь этого не делать, и кто-то всё-таки окажется здесь. Я уронила голову ему на грудь, молча. Я не винила Чарли за скептицизм — я сама начала сомневаться в себе. Неужели мне все это привиделось? Моя интуиция говорила, что нет, я провела слишком много месяцев, когда меня преследовали в моём собственном доме, чтобы не распознать это чувство. Но единственное рациональное объяснение тому, что все вернулось на круги своя, звучало совершенно иррационально — не может быть, чтобы кто-то вернулся в дом, чтобы исправить свой беспорядок, пока я была заперта в ванной. Кто бы мог это сделать? — Кто-то был здесь, — прошептала я. — Это было похоже на то, когда Энди был рядом. Мне это не показалось. Чарли погладил меня по спине, затем отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я пошлю патруль завтра вечером или проверю всё сам. Сегодня по дороге домой я не видел никаких странных машин, но я особенно и не присматривался. Но пока мы мало что можем сделать, кроме как заменить замки, Беллс. — Я знаю, — фыркнула я. — Я просто не хочу, чтобы ты думал, что я сумасшедшая. Или лгунья. — Ты не лгунья, Беллс. Я знаю это. Чарли подошел к моей кровати и стянул с неё одеяло. — Пойдем. Я поставлю двухместный надувной матрас в своей комнате; Бог знает, что ты, вероятно, не сможешь спать здесь сегодня ночью. Чарли действительно был лучшим. Позже, свернувшись калачиком на надувном матрасе, я снова и снова воспроизводила тот момент, когда я впервые проснулась. Я знала, что я видела, я ничего не выдумывала. Кто-то пробрался в мою комнату, вышел, когда я проснулась, увидел мою панику, а потом вернулся в дом, чтобы исправить свой беспорядок, так, чтобы всё выглядело так, будто мне привиделось. Но это звучало ещё более безумно, чем то, что я вообще всё вообразила. Солнце было уже далеко в небе, когда я, наконец, заснула. Воскресенье прошло в беспокойном сне. В понедельник я была слишком измотана, чтобы идти в школу, и Чарли настоял на том, чтобы я осталась дома, чтобы ещё немного отдохнуть, глубоко обеспокоенный тем, что я возвращаюсь к своему психическому состоянию прошлой весной. У него был выходной, и он провел весь день в понедельник, устанавливая более надёжные замки на все окна. Мне действительно стало легче; я даже смогла довольно быстро заснуть в своей постели. Пока я снова не проснулась сразу после полуночи. На этот раз я не шевелилась и старалась сохранять размеренное дыхание. Сердце колотилось в груди, но я напрягла слух, прислушиваясь. В тишине моё беспокойство достигло апогея, и, не выдержав, я резко обернулась, чтобы встретить незваного гостя. Никого. Я сошла с грёбаного ума. Это был первый раз, когда я начала сомневаться в себе, и эта тенденция продолжалась в течение всей недели и в выходные. В некоторые ночи я спала без помех, даже если мне требовалась вечность, чтобы заснуть. В другие ночи я просыпалась. Я никогда больше не упоминала об этом Чарли; после субботней ночи я не видела никаких доказательств присутствия незваного гостя. Но беспокойный и тревожный сон стал на мне сказываться. Не только Чарли постоянно бросал на меня обеспокоенные взгляды, но и мои школьные друзья заметили мою невнимательность. Я засыпала на уроках, и мой аппетит практически пропал. Я едва успевала ошибаться на нашей с Джаспером презентации по испанскому языку, и библиотека превращалась во время сна. Я с удовольствием проводила время рядом с Джаспером и Эмметом, особенно с первым. Рядом с ним мой стресс, казалось, улетучивался. С течением недели Джаспер и Эммет все больше беспокоились. Но когда меня спрашивали, я просто отмахивалась от них, считая это неудачной чередой бессонных ночей. Я ни за что не собиралась говорить им правду, чтобы они смотрели на меня как на сумасшедшую. Анжела, мягко говорящая дочь проповедника, с которой я быстро подружилась, тоже выглядела обеспокоенной. Вместо того чтобы надавить, она во время обеда болтала с Джессикой на отвлекающие темы, чтобы я могла немного побыть в тишине и покое. Единственным спасением недели стало то, что футбольный матч отменили из-за ненастной погоды и перенесли на следующую субботу. Эмметт особенно расстроился из-за этого, но я была рада, что могу отложить игру ещё на неделю. Чтобы отвлечься, я старалась быть очень наблюдательной по отношению к Калленам. Я начала замечать больше вещей: быстрые рефлексы — хотя, конечно, это могло быть их природным атлетизмом; никто из них, казалось, никогда не ел за обедом; и их почти никогда не беспокоила погода, даже когда остальные студенты начинали кутаться в куртки во время проливной недели. Кроме того, по какой-то прихоти я специально обратила особое внимание на цвет глаз трёх Калленов, к которым у меня был самый широкий доступ — Джаспера, Эммета и Эдварда. И я заметила кое-что новое. Глаза Джаспера варьировались так: начинались с ярко-янтарного, становились на два-три оттенка темнее в течение дня или двух, а на третий день снова становились янтарными, и цикл повторялся. Глаза Эммета темнели дольше, но к концу недели снова стали янтарными. У Эдварда они постоянно темнели всю неделю. Они не стали такими чёрными, как в первый раз, но я не могла не задаваться вопросом, что принесёт следующий понедельник. В пятницу и субботу я проспала всю ночь. Я чувствовал себя самой отдохнувшей за всю неделю и надеялась, что это знак того, что всё, что происходило, уже позади. Я провела выходные, досыпая и доделывая уроки, и попеременно перебирала в голове то загадку Калленов, то свои проблемы со сном. Ничто не имело смысла, и я чувствовала, что стресс начинает меня доставать. Единственное, что делало ситуацию лучше, был Чарли — он заботился о том, чтобы проводить со мной время и чтобы я заботилась о себе. Его незамысловатая любовь и забота были бальзамом для моих нервов. Но когда прошла следующая неделя, я снова обнаружила, что всё равно не могу спать из-за этой всепоглощающей паранойи. К концу недели я уже не знала, сколько ещё смогу выдержать.