Просто карта так легла

— Нуцык, — серьезно глядя в зеленые глаза сказал грызолак, — дай мне подержать ЭТО. Дудочку, в смысле. — Ты обещал сказку. А эту штуку я сделал сам, вот только что. Ни про каких Грызоловов не слыхал никогда. Кстати, Толян, а как ты меня нашел? Нуцык совершенно спокойно вручил свое изделие для поиграйки в цепкие лапки грызолака. Тот взлетел на один из высоких рабочих табуретов, сел, с любопытством повертел дудочку, скребанул когтем воздух рядом с ней. И чуть не выронил. — Забери. Мне она не дается. — Это какое-то поле. Отталкивает, — пояснил Нуцык. Он спрятал дудочку в рюкзак. — Может, пойдем домой? Кушать хочется. — Я быстро. Значит, так: пришел я на звук дудочки, — грызолак ткнул пальцем в рюкзачок. — Вообще-то я был занят. Почти добрался до того друида, что с нами летел. Два дня справки наводил, выяснил, что они тут занимаются терраформированием и мелиорацией. Сейчас колония друидов переползла на Большие Болота, работают. Хотел присоединиться, все же однопланетники, да и симбионты они наши, хотя я никогда рядом с ними не жил. Все по космостанциям шлялся. И тут ЗОВ! У меня чуть башка не лопнула, между прочим. И лапки стер, пока бежал, — Толян вытянул утомленные конечности. Обычно розовые подушечки потемнели, ладошки с крохотными пальчиками не тянули на мимимишность. Нуцык виновато вздохнул. — Да ладно. Откуда тебе было знать нашу легенду. Слушай. Давным-давно, когда деревья были большими, друиды маленькими, а у нас была не такая длинная и зубастая пасть, жила одна почтенная семья грызолаков. Было у них три сына. Двое старших обычные ребята, пошли по стопам отца, стали фермерами. А младшенький, Ванушка, посиживал на завалинке и стругал из дерева свистелки детям на забаву, заезжим грызолакам на продажу. И себя не забывал. Хороший был музыкант, говорят, все красавицы-грызолявочки были бы его, захоти он. Только ничего кроме музыки и новых изделий его не интересовало. Родители его иногда поругивали, мол, о семье пора подумать, но, с другой стороны, неплохое ремесло в лапах, доход на ярмарках бывал хорошим. В деревне Ванушку любили за безобидный нрав. Все бы ничего, но мечталось ему сделать особенную дудочку. Из живой ветки друида-дерева. Стало казаться Ванушке, что все им сделанное — не настоящее, мертвое. И звуки тоже глухие, не веселые. Не раз и не два ходил он к друидам с поклоном. Те с радостью отдавали ему сброшенные по осени ветки. Из них выходили дудочки намного лучше, чем из обычного, неразумного дерева. Но Ванушке стало и этого мало. А пожертвовать добром наполненную соками молодую ветвь ни один друид не соглашался. Объедать со своей кроны вкусные жив-ягоды они позволяли с удовольствием, но и только. Замыслил Ванушка самое настоящее живодерство, только с духом собраться никак не мог. Добрая душа у него была, не поднималась лапа на разумное существо. И вот однажды случилась страшная, небывалая гроза. Ветер ломал стволы, как тростинки, срывал крыши с домов, молнии били в верхушки самых высоких деревьев, они вспыхивали свечками, раскидывали огонь дальше. Грызолачья деревня всем составом попряталась в погреба, а когда гроза пролетела, вылезли разумные наружу, ужаснулись и принялись восстанавливать порушенное. Сильный дождь, слава Первопредку, залил лесной пожар. А на околице лежал друид, придавленный огромной старой лиственницей. Он был жив, но очень сильно пострадал. Грызолаки с трудом подняли тяжеленное дерево, вытащили друида, отжалели ему общественный деревенский пруд для восстановления. Вот тут-то во всеобщей суете Ванушка и отрезал несколько веточек. Все равно они были сломаны, подумал он. Никто не заметил злодейства. Ванушка спрятался в уцелевший сарай и тут же приступил к делу. Боялся он, что ветки станут обычными, если он не поторопится. Все дружно разбирали завалы, спешно чинили крыши, а юный музыкант резал истекающие липким соком ветки. Так и этак пробовал, кору отдельно, мякотку отдельно. Сделал даже две дудочки. Но запела только одна. Опробовал он ее не сразу. Страшно стало отчего-то. Но любопытство и тяга к незнаемому победила. Отошел Ванушка в лес подальше, но чтоб крышу последнего деревенского дома было видно, и заиграл плясовую, кою обычно на праздниках заводил. Звонкая оказалась дудочка, громкая. Только совсем невеселая. Играл-играл Ванушка, устал, а оторваться от дудки не может. Плохо ему стало, лапы устали, каждая мышца лица заболела, слезы текли неостановимо. Все жители деревни побросали постепенно свои дела, потянулись в лес против воли. И друиды, те, что были недалеко, пришли. Целую поляну вытоптали, окружили. Стоял Ванушка в центре, играл, а все на него смотрели молча и плакали, так грустна была мелодия. И друиды плакали, как могли только они, роняя с веток жив-ягодки и шелестя кронами в такт музыке. Упал Ванушка без сил. Замолкла живая дудочка. И тут все увидели, что лицо его стало больше на морду звериную походить, челюсти вытянулись, зубы заострились. А когда пришел в себя Ванушка, не смог больше музыку извлекать из дудочек. Только жалкий писк да для самой простенькой детской песенки две ноты. Никто не осуждал музыканта. Грызолаки поначалу ничего не поняли, только друиды услышали голос раненого собрата из простой дудочки. Даже тот самый друид простил Ванушку. Только сам себя он не простил, хоть и наказан был неизвестным волшебством. Повинился перед всеми Ванушка, признался в ужасном своем любопытстве. Нашлась даже добрая и влюбленная в него грызолявочка, что охотно вышла замуж за уродливого бывшего музыканта. И детки у них родились с длинными мордами. Дудка та незаметно пропала. Говорили, что какой-то заезжий музыкант прихватил, наслушавшись местных баек. И пошли гулять по Корневищу истории одна краше другой. То вдруг лес вырастет на засохших землях в одну ночь, то деревня опустеет, а жители обнаружатся на острове посреди большого озера. И что характерно, никаких лодок поблизости. То кто-то чудесно излечится от старости, то наоборот — сгорит в три дня от неведомой хвори. И везде поблизости случается музыкант с дудочкой, который потом перестает играть. Так и стали мы, грызолаки, походить на широко известных, недоброй славы крысюков. Играть на духовых инструментах мы не можем. А дудочкой Грызолова прозвали ту легендарную свистульку за то, что поймала она нас в ловушку. Нуцык помолчал, зачарованный, подождал продолжения. Но Толян сидел на табурете, грустный и нахохленный. — Все? Ой, — Нуцык схватился за лицо, бросился искать зеркало. — Ты не изменился, — захихикал повеселевший Толян. — Ты же никого не покалечил, делая свой инструмент. Но что-то произошло точно. Нюхом чую. Непростую дудку ты сделал, парень. Розовый нос грызолака задергался. — Получилось! — раздался многоголосый вопль из которой-то мастерской. Нуцык аж подпрыгнул. — Может, не без твоей помощи? — хитро прищурился Толян. Нуцык пожал плечами. — Пошли уже. Накормлю тебя, побегун-сказочник, — предложил он. — И спать уложу. Завтра поиграйка. И что-то мне жутковато. — Что за поиграйка? Можно я в рюкзаке проеду? Ты говори, говори, по дороге изложишь. — Ага. Ну, ты полегче стал без супер-шубы, донесу. И Нуцык зашагал к общаге, оставив за спиной расшумевшиеся к ночи мастерские Полигона. Показалось ли ему, что за несколькими дверями раздавались возбужденные ликующие вскрики: «ну ничего себе», «получилось!», «я даже не ожидал»? Нуцык рассказывал Толяну о практических занятиях и думал, что ему ужасненько нравится быть демиургом.