×××
Кларк вернулась лишь вечером, с осознанием того, сколько работы возлагали на ее плечи коллеги. Так что теперь, после восьми часов за рабочим столом (за это время Кларк успела побывать во всех позах на их неудобном, жестком диване, которые только можно было придумать, распугав всех интернов), девушка осознала насколько много она работала. Ей даже стало жаль прошлую себя. Хотя она чувствовала, что проведенные годы в стенах Ковчега покажутся ей цветочками после месяца работы в чёртовой клинике Святого Франциска. И нужно ведь было ему отправить именно Кларк в лапы незнакомой ей команды. Гриффин вздохнула, едва ли не выползая из общей ванной комнаты на втором этаже, опять же, предпочитая обходить собственную спальню любыми путями. Она направилась в сторону уже родного рабочего кабинета, ставя пометку, что ей стоит либо купить новую кровать вместо маленького дивана, либо снять какую-нибудь квартиру, потому что скоро ее позвоночник примет форму гака. Когда ладонь коснулась холодной ручки двери, глаза невольно покосились на дерево, скрывающее ее чёртову комнату. Проигнорировав поджатые губы, Кларк переключилась на завтрашний день, понадеявшись, что ее представления будут лишь глупыми ожиданиями, отличающимися от реальности. Что ж, первое, что Кларк поняла, неловко пробираясь в логово врага, – ее ожидания и правда отличались от реальности. Она была готова встретить недоверие и несерьезность в сторону себя и собранной Кейном команды. К чему Кларк не была готова – к суровому взгляду темнокожей женщины, которую им назначили в роли собаки поводыря, или что-то в этом роде. Ее темные глаза источали холод и недружелюбие. И Кларк бы смирилась с этим, вот только этот взгляд, казалось, предназначался лишь для неё. Индра, – невысокая темнокожая женщина с короткими ухоженными кудряшками, – вела их по незнакомым коридорам клиники, которую Кларк в ближайший месяц будет называть своим местом работы. Она все продолжала что-то говорить своим немного грубым, властным тоном, время от времени отвлекаясь от пламенной речи, чтобы познакомить своих "новичков" с временными коллегами. На самом деле, Кларк преувеличивала, потому что эта клиника не казалась ей такой уж плохой и, как говорил Маркус, работа здесь пойдет Кларк лишь на пользу. К тому же, если принять к сведению то, что здесь она изначально имела некоторые привилегии в виде мед. персонала, что спас ее и Рейвен жизни, все не так плохо. Особенно она могла выделить Майю и Харпер – приветливых медсестер, которые сделали ее недолгое пребывание здесь в роли пациента чуть лучше. А еще доктора Синклера, который на самом деле не был очень рад видеть Кларк в больнице. Просто в отличие от остальных его нежелание работать с талантливым кардиохирургом из другой больницы подкреплялось беспокойством за своего пациента. Но, ко всему прочему, Кларк провела в Святом Франциске чуть меньше часа и уже знала, что с физиотерапевтом Онтари Квин и заведующим отделением кардиохирургии, доктором Лайтборн, они не подружатся. Второе – Кларк только сейчас осознала, что клиника Святого Франциска находится куда дальше Ковчега, и теперь Кларк придется вставать еще раньше, чем до этого, тратить еще больше денег на бензин – это просто раздражало. Ну и конечно, Гриффин осознала, что теперь будет работать в месте, где ее лучшая подруга должна пройти реабилитацию и проваляться еще неизвестно сколько, до того момента, пока ее новая нога не начнет нормально функционировать и Рейес свыкнется с мыслью, что теперь, вместо ее ступни, от падения на пол ее будет спасать культя. И это, как минимум, будет очень отвлекать. К слову о Рейвен. Вчера, после того, как Кларк буквально заставила себя попрощаться с Лексой (их отношения определенно проходили тот самый конфетно-букетный период, и Кларк просто наслаждалась этим, честно говоря), она позвонила подруге и узнала, что сегодня Рейвен, наконец, познакомиться с прототипом своей ноги. Ей было страшно и, как выразилась сама Рейес, жутко хотелось сбежать. Комичным было то, что без железной ноги она даже не сможет этого сделать. Что уж там, даже с ней Рейвен какое-то время все еще будет прикована к койке. Ей все еще было не по себе от мысли о реабилитации, она даже не была уверена хочет ли всего этого. Или так было до того, пока Кларк не промыла ей мозги тем, насколько сильно гордиться своей подругой, сестрой. Не важно, Кларк просто точно знала, что мысли о подруге, с которой их разделяет не больше двух этажей, будут чертовски отвлекать. Особенно сегодня, когда Рейвен вызвалась испробовать новую ногу. Гриффин словила себя на мысли, что пропустила большую часть монолога доктора Портер витая в своих мыслях. И теперь, когда ее вздох привлек к себе нежелательное внимание, Кларк захотелось простонать в голос, едва сдерживая скривленные губы, когда темные глаза женщины уставились на абсолютное ничтожество (на неё). Опять же, может быть Кларк немного преувеличивает, но отрицательные флюиды, исходящие от Индры, были очевидны даже для ее коллег. Наконец, врачей Ковчега вручили в руки их руководителей, а Кларк вежливо попросили остаться (на самом деле в голосе Индры звучал приговор, а Кларк даже не знала, что успела натворить). Когда за последним человеком закрылась дверь и на удивление пустынный коридор реанимации начал давить, Гриффин выпрямилась. Она смотрела на изучающую женщину впереди себя, и теперь в ее глазах было нечто большее, чем ненависть, или чем бы это ни было. Беспокойство, Индра выглядела обеспокоено, так что мысли о том, что слухи о ее матери идут впереди Кларк отбросила. — Не понимаю, что она в тебе нашла. Слова доктора Портер звучали приглушенно и задумчиво, будто она говорила сама с собой. Хотя, Возможно также все и было, потому что за удивлением промелькнувшим на лице Кларк не последовало ничего. Кларк прочистила горло, убирая руки в маленькие карманы белого халата на ней – форма клиники незначительно отличалась от Ковчега, но эти карманы в самом деле выводили Кларк из себя. Но не так сильно, как сложившаяся ситуация. — Что Вы имеете в виду? — Когда Кларк поняла, что Индра не собиралась обрадовать ее хоть какой-то долей объяснений, ей пришлось немного повысить голос, потому что женщина казалась действительно погруженной в свои мысли. — М-м? — Без особого интереса промычала доктор Портер, немного склонив голову на бок в до ужаса знакомом жесте. — Точно, — проговорила она, будто наконец вспоминала, что находится не одна. — Я говорю о Лексе. В этот момент Кларк и вовсе потеряла дар речи. Что здесь, черт возьми, происходит? — Прошу прощения, что Вы имеете в виду? — Я видела ее, когда вас с подругой доставили. Она просидела здесь все девять часов, что ты пробыла в операционной и отключке. Пока не пришел твой жених, — суровый голос обвинял, но Кларк даже не могла понять в чем. Лекса знала, что у нее есть парень, и так же Кларк не заставляла влюбляться в нее. Я молчу о том, что теперь это не имеет никакого смысла, а доктора Портер, кем бы она не приходилась Лексе (о чем они определенно поговорят позже), это и вовсе не касается. Девушка свела брови к переносице и недоумевающе прочистила горло. — Я не хочу показаться грубой, но это Вас не касается, доктор Портер. Не знаю, что вас с Лексой связывает, но это не дает Вам права запугивать меня в пустом коридоре больницы, когда я давно должна быть на пути к своему попечителю, так что, прошу прощения, но мне нужно идти. Какое-то время они стояли в полной тишине. Кларк продолжала шумно сопеть носом, пока женщина напротив нее рассматривала каждый напряженный нерв на немного бледном лице. Индра будто выискивала что-то, удивленная тем, что Кларк не побоялась дать отпор. В какой-то момент она показательно усмехнулась и указала на огромные двери управляемые ключ-картой, позволяя уйти. Кларк резко выдохнула, и вместе с воздуха, ее плечи расслабленно опустились, будто все напряжение ушло из ее тела, когда глаза прекратили контакт с черной радужкой. Когда Кларк наконец протянула выданную ранее карточку к сенсору, ее окликнули: — Доктор Гриффин. Кларк медленно вдохнула и выдохнула перед тем, как обернуться к женщине. Индра весело улыбалась, когда их взгляды вновь пересеклись. — Можете идти прямиком к кабинету Лайтборна. Двери позади вновь с силой захлопнулись и Кларк громко застонала, запуская пятерню в волосы. Прямо сейчас она думала лишь об одном: ну почему ей всегда так не везёт? Ну может еще кое о чем, – что это, нахрен, было?×××
Рейвен всегда удивляло то, каким светлым помещение делали белые стены и дубовая мебель. Даже ночью, когда очередной приступ боли и бессоницы накатывали на нее снова и снова, она наблюдала за тем, как лунные лучи стекали в ее неприкрытое легкими занавесками окно и делали все вокруг ярче, умиротвореннее. Это ее успокаивало. Но даже белые стены и мебель из светлого дуба, что так идеально гармонировали между собой, или даже нежные поглаживания Аньи, не могли успокоить взорвавшееся в ее груди раздражение. Даже с учетом того, что теперь на месте ее ноги не было ничего и вчерашним разговором с Кларк (она все еще настойчиво отказывалась обговаривать это с кем-либо еще, помимо Кларк), Рейвен не могла спокойно смириться с реабилитацией и чертовой культей, которую должны будут доставить в ее палату ближе к позднему обеду. Хотя, нет, возможно, к этому она уже давно привыкла, к мысли, что теперь она инвалид. Из себя, чувствительную и до тошноты гордую, Рейес выводила жалость, которая буквально сочилась из ее врача, или медсестер, которые не стеснялись шушукаться, пока думали, что Рейвен спит. С жалостью на нее смотрела даже Анья. Ее глаза и лицо настойчиво оставались неизменно стойкими под пылким взглядом девушки. Но когда Рейвен отворачивалась, чтобы взять стакан в руки, или закрывала глаза из-за усталости и отсутствия нормального сна, Анья прожигала ее этой тошнотворной жалостью, выедая кожу и кости, доходя до самого мозга. И может Рейвен продолжала вести себя так, будто ничего не случилось, она знала, что в ее голове творится полный бардак, с которым нужно будет разобраться, иначе она натворит слишком много бед. Она молчала лишь потому, что знала, что причинила своей любви слишком много боли. И даже так, когда ее любимый, неизменный доктор пришел напомнить о радостной новости, Рейвен знала, что ей придется сделать это снова. Причинить Анье боль, потому что это не было ей подвластно. Она бы не выдержала еще большей жалости, прикованной к ней на сеансе реабилитации. — Рейвен, что ты имеешь в виду? Она вздыхает устало и рвано, напряженными пальцами проводит по беспорядочным волосам. Анья выглядит мягко говоря недовольной. На самом деле более подошел бы термин болезненно. Это был очередной шаг назад в их отношениях, но проблема была в том, что Рейвен в этом нуждалась. Поэтому она без колебаний повторила сказанные ранее слова: — Прости, но я не хочу тебя сегодня видеть там. Я не готова к этому, — Рейвен стыдится поднимать глаза, но даже так знает, что в карей радужке плещется ярость. Она ощущает ее кожей так же отчетливо, как и желание при любом контакте их кожи. Как и жалость, которую так ненавидит. Анья делает глубокие, шумные вдох и выдох, и Рейвен знает, что это бесполезная попытка успокоиться. Но, по-видимому, это действительно помогает, потому что взгляд Аньи кажется не таким затравленным, когда Рейес набирается храбрости поднять глаза. Она выглядела разочарованной. Возможно, Анья думала, что после стольких недель Рейвен сможет подпустить ее ближе с ее желанием во всем справляться самой. Но, видимо, нет. Похоже, ей придётся подождать немного больше. — Прости, — повторяет Рейвен, и это врезается в хрупкое сердце Аньи, заставляя сожаление просачиваться сквозь мелкие трещинки. На койке лежала не она, а Рейвен, так что ей просто нужно было набраться терпения. Потому что эта девушка достойна каждой ее крупицы. — Конечно, любовь моя, — голос немного глухой, ведь слова неприятно сдавили горло. Но улыбка, появившаяся на уставшем лице Рейвен дала понять – это было верным шагом друг к другу. Они привыкли к этому: Рейвен отступала, на полпути встречаясь с Аньей, которая неустанно шла вперед. На какое-то время между ними повисла действительно тяжелая, давящая тишина. Рейвен захотелось выскочить на улицу, чтобы ощутить, как освежающий ветер обдувает ее кожу, как палящее солнце встречает ее после долгих дней разлуки (ведь единственным путем на улицу для Рейвен являлась коляска, и она определенно не допустит, чтобы кто-то увидел ее такой). Но сейчас она полулежала на больничной койке, ее девушка перебирала ее пальцы, при каждом контакте приятно напоминая о чувстве трепета в желудке. Как бы они не ссорились, что бы между ними не произошло, Рейвен сходила с ума от ее прикосновений. И Анья это знала. Поэтому после недолгих манипуляций, когда угнетающая атмосфера между ними спала, она улыбнулась куда увереннее, чем раньше, и встала со стула. Ее губы оставили едва ощутимый след на макушке, переместились на место у самого уха, на приоткрытые губы, и в конечном итоге коснулись немного трясущихся пальцев. Рейвен не плакала, просто слезы, скопившиеся в глазах, выдавали ее абсолютно полностью. — Тогда, позвонишь мне после? Рейвен слышала в ее словах отчетливый вопрос, и это заставило ее сердце в очередной раз сжаться. Она знала, что делает правильно для себя, но это не отменяла того факта, что кое-кто другой страдал от этого. — Конечно, — так что звонок показался отличным компромиссом.×××
Ну конечно же ее куратором должен был оказаться никто иной, как доктор Лайтборн. И все бы ничего, если бы в первую встречу Кларк не опоздала на полчаса, потому что Индра решила, что это отличный момент для... чем бы то ни было. А потом Кларк потерялась, потому что все то время, пока доктор Портер проводила им довольно-таки точную экскурсию, она думала о всем том, что, как полагал ее мозг, не могло быть отложенным на потом. Так что в первый же день Кларк ну просто должна была опозориться перед мед. персоналом (хотя медсестра, которая с удовольствием указала ей правильное направление, показалась достаточно милой женщиной) и навлечь на себя всю копившуюся неприязнь, потому что никак иначе взгляд доктора Лайтборна, который с самым раздраженным видом вытащил для нее несколько дел пациентов, нельзя было объяснить иначе. Честно говоря, шаркая в направлении нужной ей палаты, Кларк задалась вопросом как её больница обращалась с временными сотрудниками. Коллектив в Ковчеге был достаточно приятным и уважительным (не считая их первой встречи). Врачи с удовольствием звали друг друга выпить или сыграть парочку раундов в софтбол. Медсестры всегда были рады помочь с бумагами или выдать новый комплект испорченной формы в тайне от Маркуса. Но так было не всегда. Именно поэтому, прохаживаясь по знакомым и в то же время совершенно неизвестным ей коридорам, Кларк ощущала дежавю. Ей снова двадцать, никто вновь не считает ее достаточно достойной, дабы поручить что-то более сложное, чем обход пациентов. От этих воспоминаний по позвоночнику прошелся неприятный холодок, тело вздрогнуло, а рука нажала на ни в чем не повинную дверную ручку с немного большей силой, от чего бедный пациент слегка приподнялся на своей койке, удивленно разглядывая незнакомого доктора. — Прошу прощения, — Кларк ощутила, как ее лицо густо краснеет, когда сзади раздались тихие, едва уловимые смешки двух женщин, что стояли у самого ресепшена не так далеко. Этот день обещал быть длинным, а Кларк не была уверена, что сможет его пережить. Что ж, но, когда работа заканчивается (хотя, это скорее походило на жалкое скитание незнакомыми, совершенно одинаковыми коридорами), Кларк хватается за обеденный перерыв, как за соломинку. Она берет салат с немного жухлыми на вид листьями салата, и черный кофе с большим количеством сахара, потому что ее организм просто умоляет о крошечной дозе счастья и энергии. Кейтлин, – педиатр из Ковчега, – которая улыбается так широко, приветливо и понимающе, приглашает ее за стол, который, по видимому, останется их столом до конца месяца, но Кларк тактично отказывается, потому что она не уверена, что сможет пережить еще пять совершенно одинаковых, мучительных историй, приправленных долей нытья. Она нуждается в тишине, а так же в том, чтобы кто-то, хоть кто-нибудь, выслушал её. Кларк возвращается в этот мир лишь тогда, когда ноги приносят её на пустынный двор клиники. Редкие пациенты со своими сиделками или родственниками, птицы и легкий ветерок. Кофе неприятно жжет язык, оставляя отвратительный привкус дешевой растворимой смеси. Гриффин вздыхает и усаживается на ближайшую лавочку с видом Великой мученицы. Она, недолго думая, включает свой телефон и набирает первый контактный номер из избранных, без особого аппетита перекатывая салат вилкой. Раздается два гудка, когда абонент по ту сторону отвечает на звонок: — Скажи мне, что ты никого не убила. Явный стук пальцев по клавиатуре свидетельствовал о том что Лекса все еще занималась своей загадочной работой, смысл которой Кларк так и не удалось раскрыть. Гриффин правда пыталась понять, чем она занималась за пределами цветочных магазинов и заказанных ресторанов, как ей удавалось оставаться в бумажной работе до самого вечера. Что ж, для Кларк это оставалось все таким же секретом, как и при их первой встрече. Гриффин благоговейно улыбнулась и даже салат теперь казался более съедобным, даже если вкус кофе ни на йоту не приблизился к оценке "удовлетворительно". — Нет, но возможно я планирую умереть от пищевого расстройства, потому что даже автоматы с кофе в Ковчеге оказались куда лучше того, что мне продали в столовой, — и возможно она преувеличивала. Просто Кларк впервые за все эти годы действительно соскучилась за своей больницей По ту сторону раздался короткий смешок и клацанье на какой-то момент прекратилось. — Что ж, тогда я считаю своим долгом угостить тебя лучшим кофе Вашингтона. Кларк закатила глаза. — Ты приглашаешь меня на свидание? — Вопрос не звучит насмешливо, скорее подразнивающе, потому что, честно говоря, Кларк так давно этого ждала, и теперь ее щеки просто болели из-за широкой улыбки на лице. — Именно, — в голосе Лексы нет неуверенности, и это оставляет теплый отпечаток в груди Гриффин. И в какой-то момент, когда щелчки в динамике рушат уютную тишину, Кларк вспоминает кое о чем важном, что хотела обсудить с Лексой. — Лекс? — Да? — Ее ответ мгновенный и расслабленный, будто ее мысли все еще частично заполнены цифрами и отчетами. — Ты знакома с Индрой Портер? Тишина, которая повисла между ними на долгие минуты (на самом деле прошло всего секунд десять, но для Кларк они показались просто вечностью), не прерываемая даже щелчками клавиатуры, разрезалась четким вздохом. Лекса определенно была с ней знакома. — Да, я ее знаю. Между вами что-то произошло? — Ее голос напряженный, и Кларк почти на все сто процентов уверенна, что темные брови сейчас были сомкнуты на переносице, а красивая шея выгнута под наклоном головы... о, так вот почему это показалось таким знакомым. — Можно и так сказать, — голос Кларк был отстраненным, она все еще переваривала новую информацию и думала о том, что хочет узнать об этом больше. Но прямо сейчас ей нужно было возвращаться, потому что короткий обеденный перерыв был прерван пейджером (впервые за весь день, и это ого), пульсирующим прямо у бедра Кларк. Она вздохнула. — Слушай, детка, давай обсудим это сегодня за ужином, хорошо? Мне нужно идти. — Хорошо. Я понимаю, — голос Лексы однозначно твердил об обратном, но Гриффин решила оставить это на потом. Они попрощались, и внезапно день оказался не таким уж невыносимым, каким был раньше. По крайней мере она сможет увидеть Лексу сегодня вечером.×××
Лекса все еще в недоумении, когда ее слух режет сброшенный звонок. Она помнила о том, что Индра работает в клинике Святого Франциска, а так же она знала, что Кларк вскоре переведут туда по какому-то странному обмену (по крайней мере именно так все объяснила ей девушка). Чего Лекса не ожидала, что Индра осмелиться что-то сделать Кларк? В смысле, она даже не была уверена, что женщина запомнила Кларк или Рейвен (хотя нет, Рейвен она непременно запомнила в пугающей точности). Она всегда была чрезмерно опекающей по мнению Лексы, и возможно Вудс стоило это предвидеть, но теперь было поздно. От размышлений Лексу вывел щелчок дверной ручки. Когда дверь открылась, в проеме показалась знакомая русая копна волос Аньи и надутое лицо, в самом максимальном представлении этого, и это учитывая тот факт, что каждая линия ее лица была словно идеально высеченной скульптурой, а об ее скулы, казалось, можно было порезаться. Но это не отменяло надутых губ и опечаленной пары глаз. И Лекса подозревала с чем, а точнее с кем было связано подавленное настроение ее подруги. — Хэй, что случилось? Лекса искренне интересовалась причиной столь резкого изменения в поведении Аньи, потому что ещё утром она казалась такой взволнованной и выжидающей. Вудс на самом деле не обвиняла Рейвен в чем-либо, она знала через что та проходит, но так же Лекса была уверена, что во всем том, что творится с Аньей в последние недели виновата именно она. — Еще немного и я убью ее, — Лекса решила промолчать, выжидая более подробного разъяснения. — Она просто выставила меня. Снова. И я, как хорошая девушка, конечно же позволила ей это сделать, но, Лекса, я тоже человек. И я хочу понимать, что в нужный момент меня не выставят за дверь. Так что... — она взмахнула руками, вплела пальцы в неряшливый ком волос на голове и, вау, Лекса впервые за все годы их знакомства видела Анью такой. Александра встала из-за своего стола и подошла ближе к подруге, опуская свои ладони, все еще немного вымазанные в пасте от слегка протекающей ручки, на плечи подруги. Она чувствует напряжение в мышцах Аньи, и это не естественная реакция сокращения мышц, это паника и страх, что сковали каждую мышцу в ее теле. Карие глаза заблестели, а легкие начали сокращаться и увеличиваться с ненормальной скоростью. Лекса не была уверена, что стоит сделать, поэтому она просто осталась стоять там, чтобы дать понять Анье, что она рядом и готова помочь, не влезая в личное пространство. Какое-то время Лакмэн просто дышала с закрытыми глазами. Она делала вдох через нос, считала в голове до пяти, и выдыхала через сцепленные зубы. Она глотала неприятные комья подавления, которые держали ее на плаву всю сознательную жизнь. И вот, когда давление в ее венах утихло, и пульс в голове прекратил барабанить в виски, Анья вновь открыла глаза. В них не было былой паники, печали или боли. Она просто была уставшей женщиной, которая нуждалась в отдыхе. В отдыхе, который она больше не примет, как бы Лекса не старалась уговорить ее дать себе еще немного времени перед тем, как вернуться на работу. Анья молча прошла к своему столу, будто только что ничего не произошло и это был обычный день. Она взяла свою любимую чашку, которую Рейвен сочла своим долгом купить для нее (это была керамическая белая кружка с самым глупым каламбуром ко дню Святого Валентина за всю историю человечества, на ней красовался отвратительный дешевый принт с медведем и огромным сердцем, и все равно это была ее любимая чашка), налила воды из кулера и сделала большой глоток, прежде чем сесть за стул. Лекса вздохнула, прошла к своему столу и приземлилась прямиком на гладкую, идеальную поверхность дерева. Она скрестила руки на груди, недовольствуя и защищаясь одновременно. Анья могла быть резкой и холодной, когда ее что-то тревожило или эмоции переполняли до краев, и Лекса это знала, как никто другой, но это не означало, что подобное поведение не выводило из себя. И, возможно, она знала способ отвлечь подругу. — Анья? — Не сейчас. Лекса усмехнулась. Было забавно наблюдать за отрешенным выражением лица Аньи, когда она точно знала, что произойдёт в следующую секунду. — О, ничего такого, просто я хотела сказать, что твоя мать сегодня наехала на Кларк, — совершенно будничным, почти скучающим тоном проговорила Лекса, наблюдая за тем, как Анья резко вскидывает голову, а из ее сооружённой крепости волос вылетает пара порядок. — Индра что? — Она выглядела одновременно возбужденной, развеселённой и пристыженный, потому что да, сомнений в том, что ее мачеха могла совершить подробное, не было. — Кларк не сказала, что случилось, но намекнула, что нас ждет долгий разговор вечером. Она казалась...недовольной, — Лекса выделила последнее слово, ловя усмешку на лице подруги. — О, могу представить. Кабинет посветлел под тихий смех подруг и воздух, казалось, стал более свежим и чистым. Будто недавно выброшенная Аньей эмоции просто испарились под веселые смешки. В какой-то момент лицо Аньи погрустнело, оставляя на лице едва ли не меланхоличную улыбку. — Не могу поверить, что первой, кому она решила угрожать, была Кларк, а не Рейвен, — она преувеличено разочарованно махнула головой в разные стороны, будто подтверждая собственные слова. — Ничего удивительного, мы обе знаем, что Индра в восторге от меня. Анья закатила глаза, но никак не опровергла слова, оставляя витать в воздухе легкую недосказанность. На какой-то период они обе замолкли, погружаясь каждая в свои мысли, пока Лекса вновь не взглянула на подругу этими затравленными щенячьими глазами. — Может все-таки расскажешь, что случилось? — В тоне Лексы не было настойчивости, лишь искренняя заинтересованность, пробирающаяся в самые корни мозга Аньи. Что случилось? — Ничего серьезного, полагаю, — Анья усмехнулась своим мыслям, откидываясь на спинку стула. — Сегодня Рейвен привезут протез, и в последний раз, когда мы об этом говорили, она сказала, что я могу присутствовать там и держать ее за руку. Но, полагаю, теперь это не так, — Анья потянулась к керамическому ушку, морщась от сказанных слов. — Знаешь, после аварии она стала такой отстраненной. Чужой. И я твержу себе, что не имею права на то, чтобы злится на нее, учитывая то, что Рейвен пришлось перенести. Но, черт, все было бы куда легче, если бы она не была такой задолицая идиоткой. Лекса тихо посмеялась, совсем не насмехаясь над подругой. Просто она понимала, что именно хочет сказать Анья, и Лекса была рада, что та охотно использовала юмор для этого. — Точно, такая задолицая идиотка, — любовно проговорила Вудс, когда в ее сторону полетели волны слов: — Эй, только я могу ее так называть, ясно? — Яростно прошипела Анья, хмуря брови. — Конечно, — Александра усмехнулась, возвращаясь за свой рабочий стол, чтобы продолжить поправлять отчет, который им возвращали уже второй раз. Она знала, что ее подруги сами смогут разобраться в своих проблемах, так что последующие мысли Лексы были заполнены цифрами и предстоящей встречей.×××
— Я в это не сяду. Затхлый воздух помещения слегка кружил голову, а может в этом были виноваты силовые упражнения с культей (которые Рейвен выполнила в идеале, пройдя выше нормы для первого раза). Она все еще думала, что часа было недостаточно, но доктор Онтари настояла, что ей не стоит совершать резких нагрузок после стольких недель отдыха, как она выразилась. К тому моменту колени Рейвен слегка подгибались, хотя она и пыталась это максимально скрыть, так что девушке пришлось согласиться. Она согласилась вернуться в ненавистные четыре стены (Рейвен так же была уверена, что, когда ей позволят выйти на свободу, она не проведет дома и на час больше, чем того требовали базовые потребности, или же сойдет с ума), но она абсолютно точно не соглашалась на этот позор. — Мисс Рейес, Вы потратили слишком много сил, так что вернуться в палату на костылях плохая идея, — голос ее физиотерапевта был сухим и немного раздраженным, будто Онтари проходила через этот разговор слишком часто. Вот только Рейвен это не интересовало. Что действительно было в ее интересах – потрепанная гордость, которая все еще держала ее на плаву (или же запихивала все глубже, она пока не поняла). — Я сказала «нет»! — Категорически выкрикнула безнадежная пациентка, ее голос слегка прорычал на последних нотах, добавляя тону агрессии. Возможно все бы так и продолжалось, если бы Кларк не решилась проведать свою подругу. Еще у самих дверей Гриффин привлек раздраженный, обозленный голос подруги, поэтому она, обеспокоенная и вымотанная событиями дня, без промедлений распахнула двери. Теперь она наблюдала за тем, как доктор Квин, безразлично развалившись на стуле, спорила с разгоряченной и заведенной Рейвен. Юный медбрат кружил возле двух женщин, пока остальные пациенты обходили парочку с особой осторожностью. Кларк нахмурила брови, недовольно складывая руки на груди. — Что здесь происходит? — Голос звенел от напряжения. Ей не нравилось то, с каким явным пренебрежением эта девчонка Онтари относилась к ее подруге. — Кларк? Отлично, скажи им, что я не сяду в это, — фыркнула Рейвен, рьяно размахивая руками, будто в попытке вложить всю свою злость в движения. Кларк не успела опустить глаза в указанный угол, когда следом за недовольством подруги прозвучали усталые слова доктора Онтари (и Кларк немного смягчилась, она знала, как было сложно с Рейвен, особенно в роли пациента). — Доктор Гриффин, успокойте свою подругу, пожалуйста, она пугает других пациентов. И это не было далеко от правды. Опять же, небольшое скопление людей, включая персонал, побаивались даже взглянуть в их сторону, что на самом деле немного веселило. — Конечно, доктор Квин, — голос Кларк звучал обыденно, будто это была не первая подобная просьба, что на самом деле было таковым. Она повернулась к своей подруге, с беспокойством замечая, как та немного пошатывается в попытках выглядеть куда грознее или прямее. Кларк вздохнула, мельком цепляясь за указанный раннее угол и все вдруг резко встает на свои места: между двумя стенами, у самой лавки, стояла удобно припаркованная коляска, весело поблескивая железными вставками в свете ламп. Кларк поджала губы, ощущая, как ее внутренности сжимаются вместе с ними. Конечно Рейвен была оскорблена, это ведь Рейвен. Немало усилий ушло, чтобы привести ее сюда, и Кларк не была уверена, что ей хватит упрямости заставить подругу сесть в коляску. Не после всего. Но Гриффин видела, как неустойчиво шатались крепкие ноги (нога), как подруга незаметно опиралась на стену, прикрывала глаза и делала короткие вдохи. Она нуждалась в этом, и даже если Кларк придется пережить ее гнев, она это сделает. — Рейвен, пожалуйста, — голос звенел от напряжения, когда голубые глаза с беспокойством и заботой прожигали карие. Рейвен оскалилась, резко отворачивая голову. Ей всегда было сложно противостоять Кларк, и сейчас не было исключением. А потом ее рука соскользнула со стены, девушка пискнула, ощущая боль там, где ее не может быть. Кларк и медбрат с именным бейджем Нэйтан подхватили ее с обеих сторон. Мышцы под пальцами Гриффин сжались, и тело немного затрясло. Возможно, это может убедить Рейвен не быть капризным ребенком хотя бы раз. — Я тебя сейчас так ненавижу, — шипит она сквозь зубы и едва скрытые в словах слезы. — Знаю, прости. Они усадили Рейвен в кресло, сняли мешающую культю (это было так больно и непривычно, что Кларк самой пришлось подавить горечь, возникшую от холода метала), и Кларк молча кивнула в сторону Онтари и Нэйтана, уверяя последнего, что сможет справиться с Рейвен сама. Они едут молча, и Рейвен не задает вопросов даже тогда, когда коляска останавливается у кафетерия. Кларк выходит через пару минут с двумя дымящимися стаканчиками, передает их подруге, и их безмолвная прогулка продолжается до того момента, пока колеса не тормозят во внутреннем дворике. Кларк делает глубокий вдох, будто ветер ласкал ее кожу слишком давно, а Рейвен даже не сразу осознает, что оказалась под струями яркого Солнца впервые за долгие дни заточения. Это заставило ее вздрогнуть, когда кожу лизнул воздух, но мышцы тут же расслабились от осознания того, что она больше не сидела в ненавистных стенах клиники. Рейвен судорожно вздохнула, привлекая ненавязчивое внимание Кларк. — Это унизительно, — в ее голосе больше нет слез или недавней боли, лишь разочарование и стыд. Сердце Кларк сжалось, она не хотела, чтобы подруга чувствовала себя такой разбитой. Потому что она не перестала быть самым гениальным человеком, которого Кларк когда-либо встречала, самым дорогим человеком, который у нее есть. Это съедает изнутри – понимание, что ты бессилен в ситуации. Кларк продолжает и будет продолжать поддерживать Рейвен так долго, как только той понадобится, она будет заботиться и вправлять ей мозг в нужные моменты, но Гриффин не чувствует, что этого достаточно. Она знает, что никто, кроме самой Рейвен не сможет помочь ей справиться с потерей, но это не останавливает безумный поток вины, что течёт в горячей крови. — Это не так, — говорит Кларк так же тихо, но твердо, пытаясь вложить в слова как можно больше утверждения, на что Рейвен лишь горестно усмехается. — Это так, Гриффиндорф. Просто, что теперь? М-м? — Рейвен пытается встать, но падает, смеется с собственной беспомощности. — Я всю жизнь проведу шатаясь от физиотерапевта до коляски? Я даже не уверена, что смогу вернуться к работе. Кому нужна чертова калека, Кларк? — Анье, — без промедлений отвечает Кларк. Рейвен отшатывается, вжимается в спинку кресла, будто слова подруги обжигают ее, словно пощёчина, отрезвляют и наполняют паникой до краев. — Анье, даже сейчас, когда ты ведешь себя как полная дура, она возвращается и дает тебе шанс, заботу, любовь, и говорит тебе, что готова возить тебя на чёртовой коляске после физиотерапии, и оплачивать твои счета, если ты так и не сможешь восстановиться, — Кларк сгримасничала, будто даже мысль об этом была ей неприятна. — Тем более, Рейвен, ты же слышала врача. Ты можешь восстановиться и продолжить жить, как прежде. Да, с протезом, но это лучше, чем если бы ты умерла в тот день. — Кому? — Оборвала подругу Рейвен. Вопрос застал Кларк врасплох. — Кому, Кларк? — Ты серьёзно? — В неверии спросила Гриффин. Она отшатнулась, будто все еще не понимая, правильно ли расслышала вопрос. До этого Кларк думала, что Рейвен вела себя как настоящий ребенок, или же полная идиотка, но теперь это было ошеломляюще. Рейвен потянула руку к лицу, стирая большим пальцем горячие слезы, оставляя после себя легкий озноб от холодного ветра. Она пожала плечами и отвела глаза в строну, тем самым оканчивая разговор. Кларк сжала губы и покачала головой. Все казалось таким смехотворным, но она приняла сказанные слова ко вниманию. И следующие десять минут, что они провели в молчании, не отпускала их, анализируя.×××
Темнело. Лекса стояла на освещенной фонарями парковке клиники в ожидании своей девушки. Ее лицо морщилась всякий раз, когда прохладный осенний ветер пробирал до самих костей, делая кожу гусиной. Одеться в черную рубашку-поло было не самым лучшим решением Вудс, но когда Кларк, вся вымученная, но такая прекрасная, вышла из дверей здания, прощаясь с коллегами, Лекса поняла, что ожидание того стояло. Кларк шла медленно, не спеша, будто обдумывая каждый свой шаг. Светлые брови сомкнулись на переносице и казалось Гриффин вовсе не понимала, куда шла, пока ноги не остановились у самих носков черных лакированных ботинок, а тело не встретили холодные руки. Кларк вздохнула, ощущая родной (серьезно, Кларк, уже родной?) запах, и, кажется, впервые за весь день, девушка расслабилась, на миг отодвигая тревожные мысли. Улыбка на лице Лексы прямо сейчас была важнее любых тараканов в ее голове. — Привет, — выдохнула в сладко пахнущую шею Гриффин, нехотя отодвигаясь, но не отпуская. Вудс открыла заднее сидение машины и достала оттуда охапку белых роз, и, Боже, Кларк была готова расплакаться прямо перед зданием клиники, потому что ее девушка была такой очаровательной и волшебной, и Кларк не была уверена, что достойна всего этого. — Привет, — в тон голоса произнесла Лекса, вглядываясь в слезящиеся чисто голубые глаза. Кларк выглядела уставшей и абсолютно выбитой из равновесия, но то, с каким трепетом Гриффин перебирала белые лепестки грело лучше любой кофты. Кларк наклонилась к ней и почти целомудренно коснулась губами губ напротив, нависая над Александрой чуть дольше, чем в том нуждался их поцелуй. Лекса коснулась лбом лба Кларк и провела ладонью по нежной щеке, наблюдая за тем, как трепещут красивые густые ресницы. Кларк завораживала, она была достойна всех роз этого мира и даже большего, и если Лекса подобным пустяком могла скинуть с плеч груз этой невероятной девушки, она продолжит делать это до тех пор, пока Кларк ей будет позволять. Они сели в машину и начали разговор о прошедшем дне. Кларк не вдавалась в подробности, но почему-то Лекса знала, что это лишь вопрос времени. Возможно на то повлиял их прошлый разговор, или же задумчивое выражение лица Гриффин. Кларк правда пыталась вникать в каждое слово Лексы, и Вудс это знала, она это видела, вот только Кларк все равно продолжала возвращаться в глубину своих мыслей, и когда хриплый голос вовсе прекратил отвечать на вопросы, Лекса не стала ее тревожить, продолжая ответственно вести руль машины. Они все ближе приближались к воде, проезжая парк Флорал и лодочный прокат. Возможно, они могли бы оставить это на следующий раз, когда Кларк и Лекса будут не загружены работой, будут спокойно прогуливаться по осенним улочкам, свернут к пирсу и возьмут одну из этих глупых лодок для парочек, и закончат вечер за бокалом вина. Сейчас Лекса знала в чем Кларк нуждается больше, чем типичном свидании. Они припарковались у небольшого ресторанчика. Хоть здание и находилось рядом с лодочным агентством, еще на улице, сквозь большие окна, можно было увидеть малый поток клиентов. На самом деле это не было удивительно, учитывая ко вниманию рабочий день недели. В любом случае это играло на руку, потому что больше всего прямо сейчас Кларк нуждалась в хорошем ужине и тишине, и Лекса была рада ей это предоставить. Вудс придержала дверь для Кларк, получая в ответ легкий румянец и тихую благодарность, и это определенно того стоило. Девушка за стойкой радушно улыбнулась старой гостье и сказала, что они могут пройти на второй этаж и ожидать официанта. Так они и сделали. Погода на улице стала еще хуже, поэтому решение сесть внутри было быстро согласовано. Большинство посетителей расположились на первом этаже, тишину зала прерывала лишь тихая беседа пожилой пары, и это дарило удивительное умиротворение обеим девушкам. Меню в основном состояло из рыбных блюд, и даже так Кларк предпочла курицу с пюре из брокколи, или чего еще, Лексе было не важно, потому что это звучало абсолютно отвратительно для нее. И даже в таком состоянии Вудс сумела узнать, что Кларк не являлась любителем любых рыбных продуктов, кроме сашими, что было иронично и мило одновременно. Добавив в заказ бокал белого вина и персиковый чай, официант оставил пару, забирая с собой остатки концентрации Кларк. Точнее, нет, Кларк определенно была сконцентрирована. Ее мысли все возвращались к Рейвен и ее словам. Это было невероятно больно – осознавать, что один из самых дорогих тебе людей был настолько сломлен, что предпочел бы смерть борьбе. И то, что это совершенно не было похоже на Рейвен убивало еще сильнее. Кларк вздохнула сквозь зубы и прикрыла глаза, когда ее руку накрыла горячая ладонь. Лекса светилась теплом и комфортом, так что Кларк хотелось притянуть к ней руки и вбирать, вбирать все то, что отдавала ей эта прекрасная девушка. — Тяжелый день? — Тихо спросила Лекса. Кларк устало улыбнулась, предпочла отшутиться и пока не вываливать все то, что таилось в ее голове. Не сейчас, не время. — Определенно. К тому же, диван в моем кабинете оказался не таким удобным, как я думала. — Ты спишь в своем кабинете? — Темные брови Лексы медленно поползли к переносице и в этот момент Кларк поняла, что взболтнула лишнего. — Да, где же мне еще спать. Или ты предпочтешь чтобы я делила постель с Бэллами? Александра скривилась, что повеселило Кларк, но девушка предпочла спрятать улыбку в ладонь, медленно ведя глазами по интерьеру ресторана. — Нет. Но, я имею в виду, почему ты не сказала мне раньше? Кларк хмыкнула. Она выпрямилась на своем месте, поправляя краешек скатерти. — Что бы ты сделала, позвала меня к себе? — Именно. Кларк, я не хочу, чтобы ты умерла от искривления позвоночника, — Лекса сказала это так, будто ее предложение пожить вместе не было чем-то странным прямо сейчас. Они только начали встречаться, Кларк не хотела нагружать ее своими проблемами, тем более, что все эти проблемы были вызваны лишь ей самой. Поэтому Гриффин была тверда в том, чтобы решить все единолично. — Ох, детка, не думаю, что это так работает. К тому же, я как раз думала о том, чтобы найти место поближе к клинике. Мне легче оплатить коммуналку, чем бензин. Очевидно, Лекса была так же уверена в своем предложении съехаться. — Отлично, тогда к этому времени ты можешь пожить у меня. Кларк поджала губы, ощущая, как ее спина с каждой секундой становится все ровнее. — Лекса, — ее тон был немного более грубым, чем того требовалось, но Вудс это совсем не смутило. Александра продолжила стоять на своем. — Кларк. То, как она произнесла имя Кларк заставило тело девушки вздрогнуть. Это была приятная дрожь, пронизываемая нотками властности в голосе, и Гриффин невольно заметила, что вена на тонкой шее забилась с невероятной скоростью. Кларк сглотнула. — Ладно, давай обсудим это позже. К тому же, о тяжелых днях. Что это было с Индрой, черт возьми? Кларк не была слабачкой. Но рядом с Лексой она чувствовала, что может согласиться на что-либо, если эта девушка этого захочет. Возможно, на что-либо. Помимо вынужденной/ совместной жизни, потому что, не поймите Кларк неправильно, она хочет этого, но прямо сейчас переезд был бы слишком некстати. Они только начали узнавать друг друга и привыкать к мысли, что теперь они не просто знакомые или друзья. Даже если с Лексой все чувствовалось до ужаса правильным, комфортным и лучшим в жизни Кларк. Она готова пожертвовать временем, лишь бы не пожалеть о своих поступках. Снова. Лекса помялась на своем стуле, и если во время телефонного разговора Кларк показалось ее поведение странным, то теперь это выглядело немного нелепо. А еще – интригующе. Поэтому Кларк наконец позволила себе расслабиться в ожидании долгожданного ответа. Какое-то время Лекса молчала, подбирая слова, а после прочистила горло и вздохнула, будто сама не понимая причины своей нервозности. — Индра – мать Аньи, — от такого резкого заявления Кларк поперхнулась, ощущая, как щеки неприятно запылали. Она промокнула влажные веки салфеткой, прокручивая новую информацию. Что-то не сходилось. Лекса обеспокоено сжала ладонь своей девушки, и Кларк бы умилилась подобному жесту, но прямо сейчас ей нужно было разобраться во всем, что может усложнить ее работу. — Она ее мама? Не хочу показаться грубой, но они не очень похожи. Тихий смех заставил Кларк покраснеть лишь сильнее, от чего Гриффин ощутила резкое желание ударить Лексу по ноге, чтобы заткнуть ее. — Точнее сказать, она ее мачеха. Титус женился на ней, когда Анье исполнилось девятнадцать. Они быстро поладили, так что сейчас Анья не брезгует называть Индру своей мамой. — Это мило. И я также не удивлена, что они поладили, — Лекса слегка наклонила голову на бок, от чего Кларк почти засмеялась. — Они обе до ужаса меня напугали при первой встрече. Теперь Лекса смеялась чуть громче, чем минуту назад, но Кларк не хотела, чтобы это прекращалось. Смех Лексы был прекрасен, и она была готова слушать его все время. Через минуту им принесли еду, так что на какое-то время на их столик опустилась комфортная тишина. Кларк тщательно пережевывала свою курицу, когда в ее голову закрался вопрос. — Не то, чтобы это объясняло ее поведение. Лекса слегка покраснела, с большим аппетитом проглатывая кусок лучшей сливочной рыбы в городе, как она считает, и вытерла рот салфеткой. — Ох, ну, — она замялась, перебирая в руке тонкую бумагу. — В какой-то момент семья Аньи стала и моей семьей тоже. А Индра слишком защищает своих детей. Кларк скрыла свою улыбку в бокале, но Лекса все равно успела ее заметить, даже не осознавая, что уголки её губ тянутся вверх в ответ. Через какое-то время Кларк вновь заговорила: — Что ж, похоже это относиться ко всем в твоей семье. — О чем ты? Кларк не ответила, заставляя Лексу напрячься. Это напряжение немного позабавило ее, но Гриффин предпочла сдержать свое лицо. — Кларк? — Вновь повторила Вудс. Но после того, как и второй вопрос остался без ответа, лицо Лекса посерело, а Кларк прикусила губу, едва сдерживая смех. — Нет, они не сделали этого. — О, Лекса, я правда ожидала этого от Аньи, но Линкольн действительно удивил меня. — О Боже, мне жаль. Лекса закрыла свое лицо руками, а Кларк просто смеялась над тем, какой милой она была в этот момент. — Все в порядке, — пробормотала Кларк, когда птица на ее вилке растворилось во рту и она замычала от удовольствия. — Это потрясающе. Спасибо, что привела меня сюда. Вместе со вкусной едой, переживания Кларк исчезли, или, точнее сказать, ушли на какое-то время. Они говорили о глупостях и Звездных войнах, предпочтениях в еде, и Кларк нравится этот отвратительно тофу. Это было типичное свидание, и оно было идеальным. Лекса заплатила за ужин и села за руль, поставив Кларк перед фактом, что они едут в ее квартиру, которая не была так уж близка к клинике, но находилась достаточно ближе по сравнению с домом Кларк. И там была кровать, так что Гриффин подумала, что на этот раз она не будет отказываться. Что действительно повергло ее в шок, так это Эбигейл, отправившая достаточно милое сообщение с вопросом как прошел ее первый день в клинике. Это ввело Кларк в неловкость, потому что обычно ее мать писала лишь по работе или особым случаям. Она ответила достаточно холодно, но все равно посчитала это большим шагом друг к другу, потому что вдруг Эбигейл все же осмыслила все то, что произошло между ними. Это было бы замечательно. Или слишком хорошо, на самом деле. Поэтому оставалась та часть Кларк, что относилась к ней с осторожностью и недоверием. По большей части, они ехали молча, слушая глупые хитовые любовные песни из девяностых по радио. Кларк улыбалась, наконец ощущая покой на душе. День был паршивым, но Лекса смогла стереть все то, что случилось за всю рабочую смену, и теперь они едут к ней в квартиру, потому что Вудс заботливая девушка и не позволит Кларк проспать еще хоть одну ночь на чертовом диване. И в какой-то момент к Кларк дошло: они едут к Лекса домой, будут спать в одной кровати. И да, Кларк помнит, что Лекса просила ее не спешить, но она продолжает чувствовать это напряжение, каждый раз, когда их руки или глаза встречаются друг с другом. Это волнительно и в то же время так странно. Кларк поняла, что она не хочет спать с Лексой. Все идет так идеально и она не хочет осквернять их отношения сексом. Это странно, потому что это так же то, чего она так хочет – ощутить разгоряченное тело Лексы под своим, коснуться губами каждого сантиметра ее кожи. Она прекрасна, и Кларк хочет узнать ее всю. Но, возможно, сейчас не время. Возможно, Кларк не совсем готова к этому. Совсем недавно она была с Бэллами. И она была с ним так долго, что теперь каждый шаг казался таким трудным. Кларк вздохнула. Лекса сосредоточено вела машину. И вот они остановились на красный свет и губы Вудс растянулись в сладкой улыбке. Кларк смотрела слишком пристально, и Лекса знала это. И они обе не были против. Поэтому когда ладонь Лексы нежно коснулась напряженных пальцев на колене Кларк, Гриффин стало спокойнее. Она все еще ощущала беспокойство, но Кларк знала, что Лекса была готова ждать столько, сколько потребуется (даже если она была инициатором их медленного темпа). Наконец, они доехали к квартире Вудс. Они привычно вошли в дом через стоянку, прошли мимо ресепшена, приветствуя скучающую женщину за стойкой, и Кларк потянулась к кнопке этажа в лифте так обыденно, что заставила Лексу растянуться в довольной улыбке, которую та так старательно пыталась скрыть. Они обе ощущают это напряжение, которое, словно горячий воздух стекает по коже, в груди, заполняя все внутри беспокойством и сомнениями. И Лекса также хорошо знает причину этого напряжения, как и Кларк. Когда с душем было покончено и Кларк переоделась в свой прошлый наряд (футболка Лексы пахла просто восхитительно, и Гриффин была готова часами вдыхать аромат исходящей от такой ценной для нее ткани). Кларк уже ждала Лексу в постели. Она лежала ровно, с левого бока, как привыкла за все годы совместной жизни, ее руки были прижаты к бокам поверх большого голубого пухового одеяла, которое обволакивало Кларк, словно облако, в любой другой день, даря покой, убаюкивая. Прежде чем лечь в постель, Лекса достала из прикроватной тумбы лосьон. Она налила немного прозрачной жидкости в ладонь и начала размазывать его по всему телу, начиная со своих завораживающих длинных ног, и о боже, Кларк просто продолжала пялиться за тем, как ладони ее девушки круговыми движениями увлажняли эту идеальную кожу крепких щиколоток, бедер, резко переходили на бицепсы рук. Кларк чувствовала себя извращенкой, а Лекса улыбалась, как дурочка, и что-то подсказывало Гриффин, что над ней просто издевались. Самым ужасным способом, прошу заметить. Кларк так хотелось установить более прочную внутреннюю связь с этой потрясающей девушкой, её девушкой, прежде чем переходить к следующему шагу, но это казалось почти невозможным, потому что Кларк все еще была человеком, а Лекса – невероятно горячей. Гриффин неожиданно ощутила чувства гордости и восхищения за тех людей, которым удавалось сделать что-то настолько нереальное, как воздержаться. Кларк резко, облегченно вздохнула, когда крышечка со щелчком замкнулась и лосьон был возвращён на прежнее место. Лекса скользнула под одеяло в своей шёлковой ночнушке, Матерь Божья. Кларк буквально ощущала кожу ног Лексы своей кожей, и это не было первым разом, когда Кларк могла чувствовать Лексу так близко. Они уже спали вместе в одной постели. Но сейчас все казалось другим. Слишком ощутимым и реальным. Раньше Кларк не могла поверить, что что-то из этого может когда-либо произойти. Но теперь она лежала в постели Лексы, в доме Лексы, с Лексой. Пока Гриффин преодолевала штурм собственных мыслей, в это время сама Лекса не могла понять куда ей себя деть. Вудс ощущала желание. Оно было почти осязаемым, горячим, как пекло, или скорее духовка, к которой ты случайно коснулся, резко отнимая руку от жгучей боли. Только сейчас Александра не могла понять, отняла ли она руку или нет, потому что ее сердце продолжало колотиться в груди с бешеной скоростью. Она услышала шорох простыней и поняла, что Кларк развернулась к ней спиной. Своей красивой спиной, облаченной в её футболку. Хотелось провести пальцами по белой ткани, посмотреть, что Кларк сделает с этим. Но обычно расслабленная, сейчас Гриффин казалась отдалённой и напряженной, от чего Вудс было даже страшно дышать. И все равно это ничего не меняло. Я имею в виду, Лекса знает, что не должна доверять Кларк так просто, как и жаждать ее с подобной силой. Она не хотела довериться ей так быстро. Но Лекса ничего не может с собой поделать. Эта девушка невероятна, её девушка невероятна. И Лекса так чертовски влюблена, что готова довериться Кларк. Она уже это сделала, черт возьми, пригласив Гриффин к себе домой. И Лекса почти тянет руку к талии Кларк, когда та резко оборачивается, и ее лицо говорит о чем-то большем, о чем-то важном, чем глупые мысли и желания Лексы: — Ты права? Лекса не знает, что значат слова Кларк, но вдумчиво, может немного испуганно, кивает, когда девушка продолжает: — Да, мы говорили об этом некоторое время назад, но, думаю, я могу согласиться с тобой искренне лишь сейчас, — и Кларк так очевидно тянет время, а Лексе впервые так некомфортно и беспокойно в своей постели, и ее рука все еще зависла над одеялом. — В общем, я думала об этом, и я рада, что у нас не было секса, — теперь Лекса чувствовала себя ужасно, возможно она побледнела (Кларк не хочет ее?), и Кларк даже в глубине ночи смогла это заметит, потому что глаза Гриффин тут же расширились. — Я не это имела в виду, — начала оправдываться она. — Я хочу тебя всю и полностью, и даже слишком, просто я не готова к этому сейчас? Выдох. Все хорошо. — Кларк. Но Кларк продолжает, потому что она ощущает эту тянущуюся вину за, Боже, да за все: — Думаю, это из-за Бэлла, потому что секс для меня давно стал просто сексом. Но я хочу большего с тобой, и сейчас я не готова, — она говорит так быстро, что Лекса даже не успевает сморщиться, когда с губ ее девушки вырывается имя бывшего жениха. — Я хочу, чтобы это ощутилось правильным, и ни одна из нас не пожалела об этом, – ох, а я так не хочу, чтобы ты жалела о нас, Лекса, –и, я не знаю... Лекса успевает лишь вновь перебить Кларк, перед тем, как та задохнуться, потому что на протяжении всей нервной речи она не дышала: — Кларк! И Кларк наконец замолкает. Ей немного стыдно, и она думает, что чем-то разозлила Лексу. А ведь Вудс даже без раздумий впустила ее к себе и, возможно, теперь жалеет об этом. Но лицо Лексы выражает лишь искреннее беспокойство, от чего Кларк немного расслабляется. — Я тоже, — эти слова звучат намного тише, и даже если Лекса немного лукавит, это не важно, потому что беспокойство и напряжение Кларк рушатся на глазах. — Я хочу того же, что и ты. Не важно, когда это произойдет, я хочу, чтобы это было чем-то важным для нас. Так что не беспокойся, ладно? Кларк кивает, и ее улыбка такая мягкая и лучистая. Ее голубые глаза немного слезятся, но это не важно, потому что это слезы счастья. Еще более важно то, как/ Лекса целует ее. Никто и никогда не целовал Кларк с большим желанием и уважением, даже Бэллами. Это вызывало трепет в животе Кларк. — Но у меня есть один важный вопрос, — говорит через какое-то время Лекса. Кларк хмурится, поднимает подбородок выше, чтобы увидеть смешинки в зелёных глазах. — Большая или маленькая ложка? Конечно Кларк не может не улыбнуться. И конечно она выбирает маленькую ложку. В эту ночь ни одна из них не уснула с чувством разочарования. Лекса просто была счастлива обнимать Кларк так, как она давно хотела, а Гриффин наконец могла выспаться в кровати. Идеально.