Прометей

Ах, сколь жалок и слаб человек! Только оказавшись среди исполненного величием ледяного океана, я понял, как неправы были античные философы, воспевавшие могущество и безграничную силу человека. Будучи любознательным отроком, я изучал их труды и проникся незыблемой верой в истину каждого слова; ныне же, стоя на борту своего судна, взрезающего тёмные воды, ощущая дуновение северного ветра, противного в этой части света всему живому, я наконец могу сказать, что есть ещё в нашем мире места, настроенные к человеку столь враждебно, что никакая сила духа не сумеет их побороть. Но это говорит во мне робость, непозволительная человеку науки, коим я с недавних пор себя считаю. И не без причин. Моё предприятие грозит снискать мне мировое признание и славу, и сколь бы ни тревожилась обо мне моя дражайшая матушка, я убеждён в удачном его исходе. Мечта моя, взлелеянная с детства, вот-вот осуществится, грядущие поколения будут знать меня, Моблита Бернера, как открывателя секрета магнитной стрелки и отчаянного путешественника, дерзнувшего ступить на необжитые земли далёкого севера. Эти мысли греют мою душу и поддерживают решимость идти до конца. Плаванье по океану, усеянному плавучими островами льда, проходит успешно, вне всякого сомнения, благодаря опытной и отчаянной команде, нанятой мною в порту. Потому я не знаю сомнений и не терзаюсь опасениями. Врагом мне стало только одиночество, коим, признаться, я прежде не тяготился. По наивности я полагал, что уже привык быть один и даже предпочту уединение тёплой беседе, но здесь, в холоде и пустоте ледяных вод, я как никогда нуждаюсь в друге. Сколь бы ни были добродетельны мои спутники, им не хватает пытливого ума, знаний и научного стремленья, в коих одних я и вижу истинную суть моего друга. Ах, как бы радовалось моё сердце, окажись на судне человек, мыслящий подобным мне образом и превыше всего жаждущий новых знаний. Некто решительный и достаточно безрассудный, способный понять мои стремления и мечты, разделить со мной предвкушение и радость. Снедаемый безрадостными мыслями, я не сразу расслышал гомон, донесшийся с палубы. Должно упомянуть, что моряки, нанятые мною в команду, были людьми особого сорта, стойкими и неразговорчивыми, потому я пришёл к выводу, что стряслось либо нечто поистине удивительное, либо же ужасное. Не в силах перебороть любопытство, я выбежал на палубу и стал свидетелем события, удивившего и потрясшего самую мою душу. На тот момент мы много часов стояли в окружении ледяных глыб, не решаясь продолжить плавание в справедливом опасении за целостность судна. Горизонт был уныл и однообразен, но зоркие глаза моряков углядели в ледяной пустоши движущуюся фигуру. Один из матросов тотчас предоставил в моё распоряжение подзорную трубу, и, к собственному потрясению, я увидел сани, влекомые собачьей упряжкой, и согнутую фигуру погонщика. Незнакомец был удивительно похож на человека, но его огромный рост и некая угловатость черт заставили меня в этом усомниться. Стоит также отметить, что к тому времени мы отдалились от людских поселений на многие и многие мили, а потому встретить посреди блуждающих льдин человеческое существо было для нас настоящим чудом. Пока мы во все глаза следили за удаляющейся фигурой, корабль окутал плотный туман, и это сделало попытки разглядеть что-либо пустыми. Поглощённый раздумьями, я готов был удалиться в каюту, но тут услышал восклицания у правого борта и тотчас поспешил узнать причину. Течением к кораблю прибило льдину, на которой я не без удивления увидел ещё одни сани, схожие по виду с теми, что наблюдал минутами ранее. Они были запряжены единственной собакой, а на санях, сгорбившись, сидел человек. Он не походил на жителя северных селений, хоть и был укутан в мех по их подобию. И речь его, пусть и искажённая акцентом, не оставила сомнений, что нам довелось повстречать европейца. — Куда направляется ваш корабль? — спросил он. Как бы ни было велико наше потрясение, спасти несчастного — долг каждого уважающего себя человека, и мы предложили ему подняться на борт, но он упрямо отказывался и не переставал допытываться о пути следования судна. Казалось, ему это крайне важно, потому я ответил, что курс наш проложен на север, прочь от людей и благ. Каково же было наше удивление, когда он с усталым вздохом слез с саней и согласился разделить с нами наше путешествие. — Я благодарен вам за спасение. Но должен признаться, — заверил он, — что только северное направление вашего пути сподвигло меня взойти на борт. Держи вы курс на юг, я бы отказался. Тут силы покинули его, и матросы в несколько рук подхватили безвольное тело. Несчастного доставили в пустующую каюту, а я, поглощённый думами об удивительных загадках, возвратился к делам. Что-то подсказывает мне, этот человек полон тайн, а история его столь удивительна, сколь и ужасна. Посему я твёрдо вознамерился свести с ним знакомство.