Прометей

Никогда прежде мне не доводилось наблюдать человека, столь истощённого. Наш новый попутчик был до невозможности худ, тело его, обмороженное и избитое лишениями, содрогалось при попытке выполнить малейшее движение. Его одолело бессилие, и несколько дней он провёл в бреду, возбуждая наше любопытство и не давая ответов. Странным виделось мне и отчаянное сопротивление, которое он оказывал при попытках раздеть его и растереть тело коньяком. Подступиться к нему, даже бессознательному, не представлялось возможным, потому мы оставили свои попытки, уповая на оставшиеся в измученном теле силы. Когда же наш попутчик пришёл в себя, то первым долгом поблагодарил за спасение и заботу, как мне кажется, мало смущаясь. Взгляд его был пытлив, а слова полны достоинства. С удивлением я увидел в нём человека образованного, но никак не мог понять, какой судьбой его забросило в безлюдную ледяную пустошь. Спрашивать мне показалось жестоко, потому я молчал, оказывая несчастному посильную помощь и справляясь о его самочувствии так часто, как позволяли приличия. Незнакомец набирался сил медленно, и виной тому мне виделся его подавленный дух. Сколь ужасны, должно быть, оказались перенесённые им горести, сломившие и тело, и душу! Я подавлял любопытство, поверяя мысли бумаге; мои взгляды разделяли и моряки, не донимавшие незнакомца расспросами. Видимо, понимая мою тактичность, он заговорил первым: — Вы идёте на север, но что влечёт вас? Голос у него был сиплый, утративший яркость и окраску, но тон! Он словно говорил с добрым другом, столько тепла и доверия нашёл я в нём. Неудивительно, что я тотчас поведал ему о своих планах, об исследовании и великой цели, ради которой и жизни не жаль. Поначалу проникшись симпатией к моему увлечению наукой, он мрачнел с каждым новым словом, и к концу моего рассказа снова предстал передо мною разбитой, угнетённой тенью человека. — Немногие во всём мире сумеют понять метания пытливого ума, — задумчиво сказал он. — Однако же ни одно открытие, сколь бы велико оно ни было, не стоит человеческой жизни. В ней есть высшая ценность. Впрочем, вы меня не поймёте, как не понял бы я на вашем месте. Из вашего рассказа я вижу, что готовились вы пусть и тщательно, но в непозволительной спешке, и это может сыграть с вами дурную шутку. Никогда, прошу вас, никогда не начинайте дела, не обдумав даже самые незначительные детали и возможности! Поверьте мне, цена за оплошность будет чрезмерно велика. Потому я могу лишь умолять вас оставить эту затею и повернуть корабль к родным берегам, не подвергать ни себя, ни команду риску. Его слова были мне удивительны, однако я не спешил отвечать. Мне больно было видеть такую реакцию на свой рассказ, и против воли в моём сердце поселилось разочарование. — Вижу, я обидел вас, — тихо сказал он. — Не стоит обижаться. Я высоко ценю ваше стремление и восхищаюсь жертвенностью, но если бы вы знали то, что знаю я… — он тяжело задышал, откидываясь на подушку. — Я расскажу вам. Не стану неволить или убеждать, но, поверьте мне, услышанное пойдёт вам на пользу. О, с каким удовольствием я выслушал бы его рассказ не медля ни мгновения, но мой собеседник уже засыпал. Измождённое тело не давало ему продолжить наш увлекательный разговор, потому я оставил его, твёрдо решив выяснить всю истину наутро.