Пески времени

      Джеймса можно было назвать счастливым человеком. За всю свою жизнь он ни разу не сталкивался со смертью. В кино или сериалах — да, но не в реальности. Герои испытывали ни с чем несравнимую боль. Ему было грустно от подобных сцен, но не более. Сейчас же все было по-настоящему. Хотелось кричать, биться головой обо что либо, вырывать волосы. И невыносимое чувство бессилия. Он мог сейчас только лежать и смотреть, как его лучший друг умирает. Вместо него. Во время всего помешательства Джеймс был в сознании и мог наблюдать за всем, словно сторонний зритель. Именно поэтому его защита была слабее, чем у Сириуса. Когда он, бесстрашный и громкий появился перед ним, Поттер свой барьер сделал тоньше, укрепляя его перед Бродягой. Но ослабленный до этого, он не смог в какой-то момент и дальше поддерживать защиту. Его тело было словно чужое, поэтому он пошатнулся. А дальше Джеймса подхватывает Бродяга, на губах озорная улыбка, а очередная атака от Питера направлена в их сторону. Один кинжал. Всего один. Он сможет отвести беду, но Осирис затихает и… Сохатого отталкивают. Открыв глаза после падения, израненный и обессиленный, он все еще жив, но на месте, где мгновением ранее стоял, теперь находится Блэк, а в груди у него торчит этот проклятый кинжал. Ни встать, ни закричать. Словно он упал на спину, выбивая из легких весь кислород. Только хрипы, из которых складывается «нет». Словно это поможет. Но больше ни на что Сохатый не способен. Будь проклят тот день, когда Сириус украл эту карту! Будь проклят день, когда они стали расхитителями гробниц! Будь проклят он! Регулус почти сразу оказался рядом, а руки его дрожали. Голос срывался, пока он звал Римуса. Правильно, Лунатик спасет его. Лунатик же врач. Вон как ногу Хвостику зашил. Хвостик не виноват. Хвостик же мог… Неужели он мог взять этого Сета за горло, как сделал это Люпин? Если Джеймс был в сознании, значит и Питер тоже. У него даже голова перед трансом не болела в отличие от ребят. Значит и последствия будут не такими. Больше влияния на Бога. Так почему же Питер не справился? Или с ним было все так же плохо? Он даже сейчас нормально видеть не может. Его очки разбились сразу же, как начался бой. Римус пришел, а значит можно было понять, что будет с Сириусом. Или нет. Потому что слезы застилали и без того плохо видящие глаза. Но слышать ему ничего не мешало. И по дрогнувшему голосу Лунатика и плачу Рега, исход был ясен. Джеймс отказывался в это верить. Сириус не может умереть. Это так же невозможно, как восход солнца на западе. Он же самый классный человек во всем мире, так отчаянно цепляющийся и любящий жизнь. Поттер не сможет без него. Его самый первый друг. В детском саду он подбил Сохатого съесть червяка. Блэк тоже съел. Так и началась их дружба. А теперь ее не будет больше? Нет. Это не возможно. Он должен быть его шафером, крестным отцом для его детей. Он должен быть шумным и неугомонным до самой глубокой старости, чтобы тогда, когда им будет по девяносто девять лет, с Поттером устроить гонки в инвалидных колясках, а сиделки будут бежать за ними, умоляя стариков остановиться. Так он видел их будущее, и оно должно стать явью. А не это вот все, когда Сириус замолкает, а Регулус заходиться нечеловеческим криком. И это говорит больше любых слов. Пока ему оказывают первую помощь, он тянет руку к Бродяге. Его все еще держит брат, когда опускается вместе с ним на колени. Джеймс не скажет этого, потому что это неправда. Еще и Питер начинает завывать. «Хвост, Рег, прекратите! Сириус просто устал. Дайте ему отдохнуть», — так и хотелось сказать им, но ничего не получалось. Очередной хрип, и уже его тело сотрясается в беззвучных рыданиях. Потому что Сириус не устал. Он был мертв.       Лили была в светлом и богато украшенном дворце. Такие изображают в фильмах о египетских фараонах. Повсюду драгоценные камни, золото, диковинные растения, а стены исписаны сказаниями о владельце этого места. Осматриваясь по сторонам, она пыталась понять, кому принадлежит этот дворец, но все письмена были нечеткими. Как и люди, которые словно готовили и без того богатый зал к торжеству.       — Дитя, тебе нужно проснуться. — Голос раздался за спиной Лили. Почти такой же, как и ее. — Случилась беда.       — Какая беда? — Обернувшись, Эванс увидела женщину небывалой красоты и с золотым сиянием в глазах. Она была четкой в отличие от всего остального.       — Мой сын погиб. — Лицо женщины оставалось спокойным, но печаль в глазах показывала настоящие чувства. — Нет большего ужаса для женщины, чем смерть ее дитя.       — Примите мои соболезнования. — Лили не понимала, что от нее хотят. Римус ее вырубил, когда они добрались до помещения, где все рушилось. — Но я не понимаю, чем я могу помочь.       — Мой дорогой сын. — Вмиг лицо женщины исказилось гримасой боли. — Мой мальчик. Горе мне! — Закрыв лицо ладонями, она закричала. — Мой милый Гор! Он же был избран небом!       — Сириус… — Лили подошла к женщине, хватая ее за плечи. — Вы же Исида? Что случилось?       — Верно. Предательство и зависть. — Рыдая, говорила женщина. — Будь проклят Сет и все его потомки!       — Чем я могу помочь? — В голове не укладывалось, что с Блэком что-то случилось.       — Мой сын сможет вернуть его. Как и мужа. Только отведи его. Он знает, что делать. — Плач резко прекратился, а от слез на лице Исиды не осталось и следа. — Я покажу. Отведи Анубиса в комнату для суда.       — Я это сделаю, но я не знаю, где она? Нам нужно в Саккару? — Анубис? Значит ей нужно отвести куда-то Римуса. Отлично.       — Глупое дитя. — И Богиня зашлась смехом. Лили было не по себе от такой частой смены настроения. — Ты там, где судили мертвых до того, как появился мой дорогой сын. Запомни. — Огладив холодной рукой ее по щеке, женщина взяла Эванс за голову. — Возвращайся.       Стоило Исиде взять ее за голову, Лили закричала. Казалось, что ее голова вот-вот взорвется. Там где касались божественные руки, горело словно от огня, а перед глазами мелькали изображения коридоров. Слишком быстро. Она не запомнит. Влево, прямо, лестница вниз… Все еще крича, Лили подскочила. Тяжело дыша и чувствуя пульсацию в голове, она попыталась подняться с земли, но ноги после резкого пробуждения не хотели слушаться. Наемник, охранявший ее, придержал и попытался уложить обратно, но Эванс вцепилась в его руку. Ей нужно вернуться обратно, пока она еще помнит, куда идти. Наемник что-то ей говорил, что ей туда нельзя, и что это опасно. Чушь. Если верить Исиде в ее голове, ей нужно туда. И как можно быстрее.       Питер забился в угол и тихо выл, закрывая уши руками. Он убил своего друга. Он убил Сириуса. Раскачиваясь и стукаясь затылком о стену, Петтигрю прокручивал перед глазами все, что случилось. Страх, ненависть, осознание. Он даже не отключился и все видел. Он просил Сета остановиться, но Бог его словно не слышал. А потом все закончилось, но кинжал это не остановило. Краем глаза он подмечал наемников, которые все еще оказывали Джеймсу первую помощь, Северуса, с кем-то говорящего по телефону, Малфоя в стороне. Но посмотреть туда, где был Регулус, он не мог. Младший Блэк уже не кричал. Только слезы крупными каплями катились по щекам. Он сидел на земле и гладил уже бледного Сириуса по голове. Это он видел последним. То, как Римус достал кинжал и укрыл Бродягу своим кардиганом, он уже не видел. Пожалуйста, пусть это будет неправдой. Сном. Его же убьют. Медленно и мучительно. За то, в чем он не виноват. Его использовали. Не он убил. Он такая же жертва. Ему тоже больно. Помогите ему. Сильнее ударившись, Питер завыл с новой силой. Сириус просто устал. И замерз. Поэтому губы синие. А еще он ел варенье, поэтому его лицо испачкано. Бродяга же всегда на него орет. Вот и сейчас накричит, потому что своими завываниями Питер мешает ему спать. «Пожалуйста, накричи на меня» — одними губами просил Хвост. Но Сириус не накричит. И он не спит. Петтигрю своими руками убил его, а то, что им управляли — это не имеет значения.       Римусу приходилось то и дело тереть глаза. Это было крайне утомляюще, поэтому он просто уткнулся в свои колени, сидя недалеко от Блэков. Живого и мертвого. Черт! Он оказался таким бесполезным. Искал не там, ничего сделать не смог. Зато свою кофту отдал Сириусу. Он же ее клянчил тогда, в туалете аэропорта. Вот и получил. Шумный и неконтролируемый дурак. Столько крови успел выпить у него, спокойного в обычной жизни. Ладно, он тоже не паинька, но этот экземпляр оказался особенным. А умер так же, как и все. Закусывая губу, Люпин подавил всхлип. Он не плачет. Все рано или поздно умрут. Нет смысла грустить. Но перед глазами он все еще видит надутые губы и скрещенные руки, а в глазах, боже, не бывает такого цвета глаз у человека — замёрзшее озеро, плещется озорной огонек. И смех. Словно в последний раз смеется. Делает то, что хочет, и говорит все, что в голове. И сидит на диване, дожидаясь его возвращения, чтобы не дать Римусу все прекратить. Придурок. Он бы все сейчас отдал, чтобы уметь возвращать людей к жизни.       — Римус! — Голос Лили, слишком громкий для этого помещения, где только Питер издавал слабый вой, раздался, привлекая внимание Северуса и остальных наемников. Они как раз вкололи Поттеру успокоительное. Он все норовил подняться, что сейчас для него было опасно. Люциуса уже в храме не было. — Римус, ты мне нужен! — Судя по тому, как она задыхалась, то весь путь до этого зала она бежала.       — Эванс, старший Блэк мертв. Прояви немного уважения и не ори. — Снейп пытался ее перехватить, но девушка увернулась от его рук. Да. Он тоже был подавлен, что было странно. Видимо из-за Регулуса.       — Отвали! — Заприметив тело Сириуса, девушка сморгнула слезы. Все еще можно исправить. — Римус!       — Что? — Рявкнул парень, поднимаясь на ноги. — Лили, вернись в автобус. — На бежевой ткани хорошо была видна подсыхающая кровь, поэтому Люпин поспешил отвернуться и от братьев, и от приближающейся подруги.       — Регулус, — обратилась Лили к беззвучно плачущему парню, а пару слезинок все-таки сорвались с ресниц, — послушай меня, нам нужно найти комнату подготовки. Я знаю, где она.       — Мисс Эванс, я не могу оставить Сири одного. — Все так же гладя брата по голове, отозвался парень. — Он не любит быть один. Вы можете взять моих людей и пойти сама.       — Я понимаю, как это прозвучит. — Главное, не смотреть на Сириуса, не смотреть на Сириуса. Посмотрела. Теперь приходиться вытирать лицо рукавами. — Но мы, то есть, Римус может его спасти.       — Да? — Регулус поднял на девушку заплаканное лицо, а слезы с новой силой стали литься по щекам. — Он может?       — Лили, я не могу. — Римус даже не обернулся. Обхватив себя руками, так он старался удержать дрожь. Черт. Он плачет.       — Ты можешь! — Пришлось прикрикнуть на друга, чтобы тот взял себя в руки. — В твоей голове тот, кто может вернуть с того света. Анубис воскресил Осириса, после того, как его тело было собрано. Я не знаю как, но ты можешь же это узнать.       — Я… — Люпин хотел было снова накричать на подругу, но осекся. Куски плоти появились перед его глазами. Их собирают, сшивают, обрабатывают маслами, проливают кровь, говорят какие-то слова. Это он уже видел. Ему показывали. И просили запомнить. — Мне показывали. Но это же просто чужие воспоминания. — То, как подходит и обнимает его Лили, срывает последние предохранители, поэтому цепляясь за нее, Римус просто начинает плакать. Не сдерживаясь.       — Знаю. — От слез друга Эванс становится еще хуже, поэтому она плачет с ним. — Но ты справишься.       — Сири можно спасти? — Регулус напоминал сейчас растерянного ребенка, а не взрослого парня. — Сири проснется?       — Лили, это правда? — Даже Питер вышел из-за своего угла. Ему так страшно было показаться кому-либо на глаза, но слова девушки заставили его подойти к остальным. — Лунатик сможет?       — Сможет. — Отстранив от себя парня, Эванс осмотрелась. — Тебе нужен твой рюкзак?       — Ага. — Ударив себя по лицу, Люпин пусть и не совсем успокоился, но взял себя в руки. — Я сейчас. — Сорвавшись и навернувшись на камне, Лунатик поспешил к одному из входов. Там он скинул вещи.       — Отлично. Вы, — обратилась она к самому крепкому наемнику, — возьмете Сириуса, а вы, — обратилась она уже к оставшимся, — выведите Джеймса и Питера и доставьте их в больницу.       — Будет сделано, мэм. — Отозвались наемники, приступая к выполнению приказа.       — Я хочу остаться. — Вцепившись в камень, запротестовал Питер. — Я не могу уйти.       — А кто скажет Джеймсу, что все будет хорошо, когда он очнется? — Лили видела, что Петтигрю тоже был весь в крови. Да и улыбка Регулуса, стоило ему увидеть «убийцу» Сириуса, не говорила ни о чем хорошем.       — Он защитил Джеймса от меня. — Хвост собирался разразиться плачем. — Я мог убить их обоих.       — Ты не виноват. — Пришлось и Питера обнять. Как же ему, наверное, сейчас тяжело. — Но сейчас тебе нужно позаботиться о себе, чтобы Сириус не грустил из-за ваших ран. Ладно?       — Ладно. — Громко высморкавшись, Петтигрю похромал на выход. Бродяга им головы оторвет, когда вернется. А они ему.       — Регулус, я могу что-нибудь сделать? — Северус шел рядом с руководителем, не отходящим ни на шаг от наемника, несущего его брата. Все они сейчас следовали за Эванс, которая металась по коридорам, ища нужное направление. — Связаться с твоей матерью?       — Зачем? — Регулусу тоже пришлось вкалывать успокоительное. Стоило ранее наемнику подойти к телу Сириуса, как парень чуть его не пристрелил. Теперь, уже без слез, в апатии он шел, немного пошатываясь. — Мама сейчас спит. У нас же поздняя ночь. Она, после своих препаратов, спит крепко.       — Ты думаешь, что это возможно? — Не таким он привык видеть Регулуса. Этот парень был гордым, высокомерным, отстраненным. Сейчас же Сириус выглядел более живым, чем он. — Я сочувствую твоей утрате. Но нельзя вернуть человека к жизни.       — Ты мне это говоришь? — Бросив на Снейпа безжизненный взгляд, он взял Сириуса за руку. Если бы не успокоительные, он бы снова сорвался. Слишком холодный. — Ты уже предупредил господина о том, что у нас вынужденная остановка. Этого достаточно.       Лили уже перешла на бег. Она никогда не жаловалась на память, но сейчас путь, показанной ей Исидой, становился все расплывчатей. Нужно изображение Осириса с умершим человеком… Ага, вот он. Дальше должен быть коридор. Там поворот, и они на месте. Но налево или направо? Почему-то ей казалось, что если она ошибется, то ничего не выйдет. Римус не отставал от нее ни на шаг. Он полностью был в своих мыслях. По дороге Эванс ему рассказала о своем сне. Сказка-небылица в которой они оказались. Сначала нужно провести вскрытие. Потом взвесить сердце. Если оно окажется не тяжелее пера, то вернуть на место, обработать маслами для бальзамирования, сшить разрез и все повреждения, снова масла и кровь. Анубис в его видениях использовал свою, потому что… У них был один отец! Значит, нужна кровь Регулуса.       — Послушай, — когда Лили остановилась возле стены, Римус подошел к младшему Блэку, — ты мне понадобишься.       — Сколько ты хочешь? — Из-за того, что они перестали идти, Рег смог снова начать гладить Сириуса по голове.       — Что? — На мгновение Люпин растерялся, но взял себя в руки. — Напомни мне после дать тебе по роже и провести воспитательную беседу. Я не о деньгах. Мне нужна твоя кровь.       — Хорошо. — Парень улыбнулся, но разговаривал с Сириусом. — Сири, твой оборотень хочет моей крови. Я дам ему столько, сколько нужно.       — Я нашла вход! — Лили вышла из-за угла, подзывая остальных. — Все сюда.       — Идите. Там будет что-то вроде стола. Положите Сириуса на него. — Лунатик обратился к наемнику, но младшего Блэка придержал. — А ты сейчас тоже пойдешь со мной, но как только я возьму кровь, ты выйдешь и будешь ждать. — Римус знал, что от горя люди с ума сходят, но видеть это воочию ему всегда было сложно. — Понял?       — Ага. — Дождавшись, когда Люпин перестанет его держать, Регулус отправился за братом.       Стоило каменной плите за ним закрыться, Римус несколько раз ударился головой об нее. Кого он обманывает? У него ни черта не получится. У него нет с собой ничего, что может пригодиться для вскрытия грудной клетки. Да и не может он подойти к Сириусу. Есть правило не лечить знакомых и родственников. Во время службы это правило не действовало. Да и так, раньше ему не было особо сложно с моральной точки зрения. Сейчас было. Очень. Лили в него верила. Регулус верил, когда сам рассек себе руку, поднося ее к чаше. Питер тоже верит. Слишком много веры для того, кто собирается идти против законов природы. У него впервые дрожат руки. Это даже немного забавно. Мертвые тела сослуживцев он сбирал по частям, а тут не может даже посмотреть на мертвого Блэка. Еще один удар, и в голове становится яснее. Потом можно посходить с ума. Сейчас нужно действовать.       Найдя все, что нужно из своих видений — это не инструменты, а орудия пыток, Люпин приступил к делу. Поразительные составы и масла не высохли спустя столько веков, хранясь в кувшинах. Возможно, это все магия Осириса, но их количества точно хватит. Инструменты некоторые затупились, но костные щипцы, или что-то подобное имелось. Скальпель у Римуса был свой. Поэтому, достав все, что у него было с собой из рюкзака, и расположив рядом, Люпин приступил к вскрытию.       Стоило скальпелю коснуться холодной кожи, Римус полностью погрузился в процесс. Избавлялся от одежды он еще трясущимися руками, но теперь никаких сомнений или волнений не было. Ровный разрез вдоль груди. Раскрытие раны, и доисторический хрящевой нож разрезает хрящ за хрящом. Инструменты уже не кажутся непригодными. Они словно становятся все острее и крепче от соприкосновения с человеческим телом. Уже и рана в легком виднеется. Даже кровь не мешает. Ему ничего сейчас не мешает. Достаточно лишь рукой махнуть, как она стекает на пол. Обратив внимание на свое отражение в одном из сосудов, Римус подметил свои глаза. Золотые. Так вот почему руки больше не дрожат. Ему помогают. Закончив с извлечением сердца, Римус понес его к весам. Даже перо сохранилось в запечатанной веками комнате подготовки.       — Почему ты помогаешь? — Люпин не мог не задать этого вопроса. — Он тоже вернется?       — Именно, дитя. Клади аккуратно. — Анубису было не обязательно это говорить, ведь любую неточность он сразу же исправлял.       — А если сердце тяжелее окажется пера? — Он опустил на чашу весов еще час назад бьющееся сердце.       — Не окажется. — Другая рука перехватила другую чашу, не дав ей подняться выше сердца.       — Это божественное милосердие? — Не сдержав смешка, забрав сердце с весов, Лунатик вернулся к вскрытому телу.       — Зови это как хочешь. — Анубис так же усмехнулся. — Этот сосуд нужен и мне. Вот и все.       — Надеетесь снять проклятье? — Настало время швов. Соединить сосуды сердца, зашить легкое.       — Именно. — Не позволив взять свои нити, Бог мертвых указал на те, что находились тут. — Эти. Если получиться снять проклятье, мы сможем уйти.       — Куда? — Факелы стали гореть ярче, давая больше света.       — В вечность. Только Сет знает, как снять проклятье. — Раз шов, два шов. Три. — Узнай, и я одарю тебя.       — Чем же? — Еще несколько швов были готовы.       — Избавлю тебя от уродства. — Бог отложил иглу, всматриваясь в рану и проверяя работу.       — Спасибо, но я и с этим могу прожить. — Все было идеально. Теперь легкое. Тут хватит четырех швов. — Но спасибо за предложение. Как ты мне предлагаешь это узнать, если даже у вас не вышло? Да и не пойму я ни слова.       — Сосуд может знать. — Раз.       — Питер? Думаешь, он смог проникнуть в его воспоминания, как это сделал я? — Два.       — Проник? Не смеши. Это я сам тебе показал свою память. — Три. — Сет слишком высокомерен и жаждет внимания. То, что он показал ему свою память, или еще покажет, это точно.       — Я поговорю с ним. — Четыре. Осталось обработать сердце и легкое. Потом вернуть ребра и их тоже обработать. Шов, масло, кровь, заклинание.       — А теперь достаточно разговоров. — Не покинув, но замолкнув, Анубис дальше продолжил направлять Римуса.       Он говорил ранее неведомые для себя слова. С каждым словом свет, ослепительно золотой, все сильнее окутывал тело Сириуса. Еще раз повторить все заклинание. Татуировки становились все бледнее, исчезая с кожи, словно их никогда не было. Шрамы от ножа и от пули сравнивались с постепенно приобретающей цвет кожей. Гематома рассасывалась, царапины заживали. Третий раз свет заставлял глаза слезиться, но закрывать их было нельзя. Нити в швах на груди растворялись, смазанные кровью и бальзамирующим маслом. Еще чуть-чуть, и разрез начал срастаться, а губы розоветь. Схватив Сириуса за руку, Римус пытался найти пульс, пока заканчивал заклинание. Он его после не вспомнит. Смертным не положено знать такое. Люпин не расстроен. У Люпина дрогнул голос. Раз, два, три… Пульс есть. Ровный. Но нельзя радоваться раньше времени, пока последнее слово не произнесено. И Римус заканчивает, обессиленно падая на колени. Божественное вмешательство он плохо переносит. Такое ощущение, что он не спал несколько дней, а потом пробежал кросс. Еще и не ел все это время. Но то, как перехватывают его руку, явно стоит этого. У Сириуса видимо всегда были горячие руки.