* * *
– Ну, вот и всё, – подытожил Иноичи-сан. – К счастью, ничего страшного не то что не случилось. А даже не увиделось. Её мама, держащая весь процесс Сакуру за руку, со странным надрывным звуком выдохнула. Будто с её плеч свалился тяжкий груз, который давил сильно-сильно. Свободной рукой она прикрыла лицо. – Ну что ты, родная, – Кизаши, что сидел чуть поодаль, встал, незамедлительно приближаясь к жене. – С ней всё хорошо… Дочка, пройдись пока тут, ладно? Ощущая неловкость, Сакура поймала взгляд патриарха Яманака. Как всегда дружелюбный, он мягко улыбнулся, кивая. Давая разрешение побродить по клановому поместью. «В рамках разумного, конечно,» – отметила про себя Харуно, давая взрослым необходимую им приватность. Ей казалось забавным, что, строго наказывая её, родители умудрились о чём-то сильно волноваться. Она же рассказывала им, что в плену ничего страшного не произошло. Что такого они могли выдумать себе, что мама даже заплакала? Глупости какие-то. Взрослые всегда выдумывают какие-то глупости. С тихим стуком за её спиной затворились сёдзи, когда девочка, привычным маршрутом, пошла в общую гостиную. Если в ней не окажется Ино, то придётся подождать в одиночестве и съесть яблоко из тарелки на столе. Просто так, даже зная где находится комната подруги, по клановым поместьям Харуно бродить не решалась. В одиночестве уж точно. Гладкий пол под ногами чуть скользил. Здесь вкусно пахло деревом, цветами и какой-то выпечкой. Видимо, кто-то готовил булочки к обеду. Тихо напевая себе под нос песенку с прилипчивым мотивом, она прошла несколько шагов прямо, потом налево, а потом направо. В конце-концов, Харуно здесь бывала достаточно часто, чтобы запомнить путь. Вот и последний поворот, отделяющий её от цели. Широкая энгава выглядит как всегда приветливо. Небольшие клумбы, украшенные цветами и кустарниками, помогают создать приятную свежесть. Вдохнув поглубже аромат свежераскрывшихся бутонов, названия которых Сакура не знает, девочка делает последний шаг, оказываясь в итоговой точке своего маршрута. И застывает. В гостиной оказывается занято. Один из парочки, чей диалог она прервала своим появлением, оказывается ей совершенно незнаком. Рыжеволосый, в отличие от прочих Яманака, мальчишка пялится на неё без капли приличия. Озадаченно хлопая своими блёклыми, будто полупрозрачными, глазами. Необычный их бронзовый оттенок заставлял задержать взгляд на этом парне, что застыл на середине укуса какой-то сладости. Второй же был Сакуре знаком. – Торуне? – удивлённая, уточняет она, ощущая одновременно радость от встречи с другом и страшную неловкость, вызванную вынужденным молчанием. Черноволосый Абураме, что и сейчас был в своём полном облачении, откашливается, давясь чаем. Из-за этого он, очевидно, не может ей ничего ответить. Однако, у его товарища появляется престранное выражение лица. – Так это ты? – в блёклых глазах загорается живейший интерес. – Та Сакура — это Сакура Ино-химе? То-ру~ И, к удивлению Харуно, толком так и не откашлявшись, Торуне пинает своего друга метко и, судя по звонкому «ай!», крайне болезненно. – Фуу! – всё ещё хрипло после попавшего не в то горла чая восклицает брюнет, тем самым озадачивая девочку ещё больше. «Звучит грубо,» – думает про себя розоволосая, наблюдая мальчишечью возню в гостиной. – «Он же не собака, чтобы такие команды ему давать.» Но вслух замечание она не делает. Первый раз в её жизни она видит Абураме таким. Живым, шебутным и возмущённым. Это кажется ей крайне занятным зрелищем, которое не хочется прерывать ни под какой причиной. И пока её друг из жучиного клана что-то непонятно бурчит и пыхтит, а загадочный Яманака смеётся, появляется четвёртое действующее лицо. – Сакура, вот ты где! – золотистый росчерк волос смотрится здесь естественнее всего. – Пошли, тебя родители зовут уже. Не слышала? Ино цепляет её под руку и утаскивает из гостиной. Лишь кратко показывая язык, теперь точно, своему рыжему родственнику на прощание. Торуне, так и не сказавший ей от растерянности ни слова, остаётся позади. «Нехорошо получается,» – прощаясь с подругой и её отцом, размышляет фоном Сакура. – «Я совсем про них забыла. Неправильно.» Что-то нужно делать с этим наказанием. И, желательно, побыстрее. Уже дома, вечером, она достаёт чистый лист бумаги и долго-долго на него смотрит. Однако, так и не придумав, что можно написать дедушке Акире, Сакура лишь вздыхает. А потом идёт спать.* * *
Ирука, пожалуй, уже устал осуждающе смотреть на высокоранговых шиноби снующих, будто случайно, вдоль забора Академии. Благо, жёсткий внутренний регламент запрещал им слоняться на самой территории заведения. Всем нарушителям грозил строжайший выговор. Потому и таскались они на расстоянии. Нет, они, конечно, не дежурили круглосуточно, словно какие-то подозрительные личности. Появлялись изредка, очевидно, в свободное время. И не скрывались особо, чтобы не нервировать родственников многочисленных детей, что тут проводят время. Но всё-таки, как появлялись, вели себя как-то… робко? Молодой учитель не был уверен, что именно связывает его ученицу с малолетними ребятами из Корня. Трёххвостой джинчурики. Жёстким капитаном АНБУ. Гением клана Учиха, что приручил гены Сенджу. Одно он мог сказать точно — эти люди, по необъяснимой причине, пытались девочку увидеть. Но ужасно боялись начать с ней разговор. Будто была во всём этом какая-то неозвученная тайна, служившая неосязаемым заграждением. «Не могут же они думать, что она сама с ними не хочет разговаривать,» – хмыкал про себя в первые дни Умино. – «Это же Сакура. Нужно быть полным идиотом, чтобы подозревать её в таких вещах.» Харуно, тем временем, не тратила время зря. Она, будто вспомнив, что у неё есть и в классе интересные ребята, потихоньку начала сближаться с кем-то кроме своей любимой Яманака. Первым был Киба, живой и подвижный. Потом, самым загадочным образом, в их компанию вошёл Шино. Будто случайно возникнув меж ними во время одного из обедов. Следующими, наверняка подтянувшись к Ино, появились Шикамару и Чоджи. Молчаливую Хинату втащили буквально за руку, потому что та стеснялась лишний раз выйти из-за учебного стола. Наруто приходил сам, изредка, в самые редкие дни приволакивая сопротивляющегося Саске. Дети потихоньку притирались, радуя тем самым сентиментальное сердце своего учителя. И Умино мог было подумать, что странная череда событий, связанная с девочкой из гражданской семьи кончится. Только вот на третью неделю тётушка, встречающая Сакуру, не пришла. Девочка, видимо, наказанная за какой-то проступок родителями, не решалась самостоятельно выйти за ворота. Она растерянно переминалась с ноги на ногу, смотря по сторонам. Именно в этот момент Ирука вновь вспомнил, с чего всё начиналось. – Учиха-оджисама! – детский радостный крик заставил его сердце опуститься куда-то на дно пищеварительного тракта. – Это вы? Я так соскучилась! Седовласый старец, гордый в осанке и строгий во взгляде, стоял у ворот. Шокированный, молодой специалист наблюдал за тем, как девочка спешно бежит в сторону культового основателя Селения. Распахнув руки для объятий, она врезается в его ноги, искренняя в своём порыве. – Сегодня тебя встречаю я, – звучит тихо, но, что удивительно, мягко. И не ожидаешь чего-то подобного от такого голоса. Смущённая, Сакура отстраняется и опускает глаза вниз. – Родители будут ругаться… – бурчит расстроенно она. Но договорить у неё не получается. – Не будут, они в курсе, – на розовую макушку опускается узловатая старческая ладонь. – Идём. И, послушная настолько, насколько это возможно, Харуно вкладывает в эту ладонь свою детскую ручку. Ирука слышит на прощание лишь что-то отдалённо похожее на расспросы про чай и сад, который давно не навещали. А потом уже чья то рука опускается ему на плечо. – Ну что, кохай, – рядом стоит широко улыбающийся Учиха Обито. – Как работа? Умино ощущает страшную усталость. У него куча работы, много дел, целая стопка непроверенных тетрадей и ненаписанных документов. Поэтому, к удивлению старшего по рангу товарища, молодой учитель эту руку скидывает и говорит кратко: – Идите лесом, семпай. Вас ещё тут не хватало. Ирука разворачивается и возвращается обратно. В здание Академии. Да, ему интересно наблюдать со стороны за странностями, что творятся вокруг его учеников. Но участвовать в них он пока категорически не намерен. Делать ему больше нечего.