И снова наступит конец

Солнце неприятно яркое. Удивительно вообще, что оно может так светить, Юнги редко замечает подобное в этом месте. Обычно все затянуто тучами, либо же свет рассеянный, будто чуть сероватый. Сейчас же его будет от мыслей обжигающий яркий луч. Мину все равно на то, кто именно открыл шторки. Ему все равно, если они их и вовсе не закрывали, вовсе позабыв о банальных правилах безопасности, хотя это они в бегах, им нужно скрываться. Они. Они. Они. Нет, Юнги, скрываешься тут только ты. Нет никаких «мы», есть «Юнги и Хосок». Но отчего-то парень все не может отделаться от мысли о «них». Хотя почему «отчего-то»? «Тебя пробивает ревность, ты уже присвоил Чона себе», — Юнги трет уставшие глаза до покраснения. — «Ты влюбился! А это последнее, что можно сделать в бегах!» Но от чего ты бежишь, Юнги? Уже столько времени, ты бежишь от того, кого нет и близко. Если остановиться и подумать, то не бессмысленно ли все это? Может уже можно немного «пожить»? Вокруг же столько всего проходит мимо тебя. Друзья. Тусовки. Море. Любовь. Друзья. Море. Любовь. Море. Любовь. Мин до боли в сердце любил запах соленой воды, но запирал себя в каменных коробках городов. Он до скрежета зубов хотел полюбить и быть любимым, но не мог. Нельзя. И море нельзя. А что тогда можно? И кто запретил? Открывая глаза вновь, Юнги оглядывает пустоты комнаты. Рядом ни-ко-го, и дверь чуть приоткрыта, а он еще живой. И нет нигде любимого моря, и нет нигде отчего дома у этой воды. Он далеко, он укрыл себя в бетонном лабиринте домов и серой массе рабочих. Его никто не найдет, никто не поймает. Он забудет про море, оставит ту единственную тусовку за спиной, предаст друзей!.. «Только полюби меня в ответ, разрешив любить себя», — маленькое, совсем крохотное признание придает Юнги сил подняться с кровати и поискать по блоку Хосока. Им стоит поговорить. Одеяло шуршит как-то иначе, матрас кажется слишком мягким. Мин опускает ноги на теплый пол, недоуменно и будто не до конца признавая реальность этого утра, он оглядывает свои голые ноги, на нем оставили только футболку, как когда-то он на Чоне. Интересно, Хосок ему помогал? Или вовсе все сам сделал? В любом случае, Мин хочет оставить так, нетронутым, потому сразу и стремиться к двери. На кухне тихо переговариваются Хосок с Джином. И это выглядит таким правильным?.. Будто так должно было быть всегда: Ким у плиты, готовящий завтрак на четырех, помогающий ему с чаем, от того, что еще сонный, Хосок, а в душе блока так и должна была по утру греметь вода. Никто никуда не торопится, не пытается спрятаться от друг друга. — Ой, Юнги! Мы разбудили тебя? — замечает его первым чертовски радостный Чон, в мгновенье он проснулся. — Мы проспали? — Да куда? — хмурится и дуется Джин, вытаскивая из холодильника ягоду. Чон что-то воркует ему об этой клубнике, и Юнги хочет запомнить каждое его слово. Вот такая у него маленькая, иррациональная мечта. Да что там, даже не важно, сколько из всего того он запомнит, Мин просто хочет слушать и слушать этого Чона. Несоответствующего его идеалам и прежним увлеченностям Чона. С дурацкими, глупыми веснушками и раздражающего рыжего оттенка, кудрявыми волосами. А Хосок раньше лишь раздражал Юнги такой своей говорливостью, а сейчас хоть какой бред он будет нести — Мину так нравятся его эмоции и голос. — Я же просил не брать эту клубнику, — Юнги дергается, он совсем забыл о лейтенанте Киме в их общежитии. — Доброе утро, лейтенант Ким! — мужчина стоит перед ним с влажными волосами, в самых обычных вещах: немного широковатой в плечах белой футболке и шуршащих, примерно по колено цветных шортах — парень даже не может назвать преобладающий на них цвет, но в любом случае, это не то, в чем привыкли все видеть лейтенанта. — Я же просил звать меня Намджуном наедине — Когда это вы такое просили? — Вчера, на вечеринке — Вы...ты все помнишь… — охает также смущенный, как и его напарник, Хосок. Только Джин сохраняет былое спокойствие и наконец перекладывает клубнику из контейнера и зеленых подложек на общую тарелку. — Я не так много пью, чтобы все забывать. Поэтому я четко помню, сколько раз просил не брать эту клубнику. — И что ты на меня взъелся?! — психует Джин, но то вовсе не портит настроение никому. Он будто делает это лишь из привычки, особенности своего характера. — Ты знаешь, я уже полгода ее не брал, а теперь живу не один — Я очень люблю клубнику, — Хосоку неприятно, что из-за него «ругают» другого. И Юнги не находит ничего лучше, чем подсесть к нему и легонько боднуть кулаком в плечо. Кажется, Чона это отвлекает от ненужных мыслей. он посылает ту свою любимую улыбку парню и находит в себе новые силы взять себя в руки, — Почему она ва...Тебе так не нравится? Намджун вздыхает тяжело. Можно было бы сказать виновато, но он не особо по этому печалится. Может подойдет уставше? Скучающе? Он кивает Джину, тот ему в ответ. Уже явно повеселевший Чон потыкивает колено Мина, шепча о особом языке, как он их назвал, «намджинов». — Ты ведь понял, да? Понял? — они наклоняются друг к другу, чтобы слышать произнесенные шепотом слова, и, словно мальчишка, объясняющий новую стратегию, с блеском в глазах Хосок начинает разъяснять все. — Намджун, — парень отставляет указательный правый вперед, — и Джин, — подобное он проворачивает и со вторым, — А вместе они — намджины. — Может нам вас оставить? — они оба, предатели, посмеиваются над ними! — Я не имею ничего против клубники, я очень ее люблю — Правда? — восхищенно перебивает его Чон. — Ага, но! В обычных пластиковых упаковках терпеть ее не терплю, понимаешь? Есть другая еще, она всегда чуть дальше по холодильнику, если говорить об универмаге нашем. И вот она, как раз таки, в упаковке из перерабатываемого пластика, знаешь о таком? Обычный слишком вредит природе, от него хрен избавишься, а та клубника еще и слаще — Никогда не задумывался об этом — Намджун просто эко-фанатик, — Джин наконец присаживается к ним за стол. — Ничего подобного! — Да-да, конечно Их беседа замолкает, но это молчание совсем не ощущается давящим. Словно так оно и должно быть. Вот только в голове Мина рождается все больше и больше вопросов, а сердце замирает от одного не разглашенного признания.

***

— Юнги, Юнги-хен! — Ммм? — сегодня был день рабочий, однако лейтенант Ким отпустил их отдел пораньше, потому теперь у Юнги есть немного времени посидеть и почитать новейшие американские журналы. На кой черт он их купил, никто и не знает. Просто такие очень любил в витринах или у стойки прямо в универмаге разглядывать Хосок. — А что, если Джин и Джун-хен — друзья? — А мы разве им не друзья? — сам Мин не особо так считает, однако Чон стойко уверен. — Друзья. Но вдруг они… особенные? — Особенные — это какие? — Ну… — Хосок мнется, присаживается на своей кровати и видно, что вот уже собирается произнести то слово, которым сам Мин готов именовать сейчас парня. Но уведомление на его телефоне разбивают все. К черту бы Юнги их отключил. — Да не бери в голову, это я по глупости ляпнул. Намджун ведь всегда задерживает именно Джина, а если и не задерживает, то Ким сам остается, — Чон начинает суетиться. — Куда ты собираешься? — Да в парк прогуляться, меня Ви позвал — И надолго ты? — Честно, не знаю. Он сказал, что у него есть просто суперская идея, которая мне точно понравится! — у Мина внутри все скручивает сейчас. Хотя вроде и Хосок рад, вроде вон весь светится, но Юнги чувствует себя неправильно. Он так и не смог признаться, это оказалось чертовски трудно! Что, если Чону отвратительны такие, как парень? А если оттолкнет, да навсегда, Юнги до конца своей жизни корить себя будет, что еще в самом начале не стал принимать его пусть и дружбу. Может, он и преувеличивает, но сейчас ощущается все это так и никак иначе. — Тц, иди уже, бесишь… — Не скучай, Юнги-хен! «… А больше всего этот Ви!» Парень, так ненавистный Юнги, постоянно крутится где-то рядом с Хосоком. Во время обеденных перерывов, физкультуры, в душе. Даже в нерабочее время он находит как добраться до Чона, его почти не бывает дома! И это продолжается последний месяц, Ви будто намеренно не дает Юнги возможности поговорить с Хосоком. — И снова здравствуй — Намджун? — Мин скидывает куртку на крючок при входе и выныривает тотчас на кухню. — Почему ты опять здесь? Хосок в комнате? — Ну я… Рыжик у себя, да. Он там с Винсентом — Опять этот… — Юнги, сядь, — парень уже порывается к комнате, будто не слышит просьбы старшего. — Мин Юнги! — Да что?! Намджун выглядит обеспокоенным. Честно, он уже не первый день поглядывает так на парня, но до этого вовсе не подходил. Или сам Мин не замечал, как тот пытается с ним заговорить. Прямо как сейчас. Может парень настолько привык к присутствию лейтенанта Кима в их блоке и вообще жизни, что подсознательно стал игнорировать какие-то вещи? Да нет, звучит бредово и как детское оправдание. Но все же Юнги сдается и садится напротив мужчины. — Для начала, — лейтенант Ким пододвигает тарелку с печеньем ближе к Мину, — у меня есть пара вопросов. Не думай мне врать, я занимаюсь допросами, как минимум, десять лет, усек? — Юнги не оставалось ничего, кроме как безмолвно кивнуть. — Ты… гомосексуалист? Ну… гей? — Что?! Нет — Юнги… По взгляду лейтенанта так и видно предупреждение, и Мин тушуется, оглядывается по сторонам, будто в комнате есть кто-то еще способный узнать его маленькую «постыдную тайну». Да, парень принял то, кем он является уже давно, но признаваться кому-то, кто, по сути, не имеет к этому отношения, все равно трудно. Кто знает, мало ли сейчас Намджун попросит Юнги собраться и уйти? А с другой стороны, это же лейтенант Ким… — Да, и что? — парень наконец сдается, взглядом утыкаясь в тарелку, тихонько шепча себе под нос. — В прошлом году официально был принят закон о… в защиту прав геев и лесбиянок, это…я нормальный и это подтверждает закон, ясно? — добавить бы еще про то, что это не заразно, а СПИД вовсе не «болезнь гомосексуалистов», если Джун все еще придерживается старых мнений. Но, кажется, это будет лишним. Лейтенант Ким выглядит ни капли не осуждающим или еще что из этой сферы. Больше спокойным и… понимающим. — И… И в некоторых штатах даже браки разрешены уже… Это так заметно? — Нет-нет, что ты, — Намджун вновь приобретает свой привычный добродушный вид, — Вовсе нет. Если бы Джин не спросил меня об этом, я бы и не подумал даже. Юнги кладет руки на стол, нервно дергая пальцы и жалеет, что прежде не налил себе чего. Там смотри и было бы как скрыть свои переживания. Но сейчас лейтенант Ким кладет свои теплые ладони поверх кистей миноских. — Юнги, спасибо, что доверился мне, — мужчина дожидается робкого кивка, прежде чем задать второй вопрос. — Тебе нравится Хосок? — Да, — смысла скрывать уже нет. — Сильно? — …я ненавижу рыжих и веснушчатых — Хах, — Намджун оглядывается на дверь комнаты Джина, будто ожидая его выхода, — У нас начиналось с этого же — У вас? — Мин следит за взглядом старшего, и глаза его распахиваются в удивлении. — Так ты тоже? — Ага, тоже… Сначала он говорил, что не нравятся ему такие, как я. Я же плевался, мол вообще парни меня не интересуют, а по итогу сошлись и жили… лет семь бок о бок, четыре уже будучи парой… Не буду все грязное белье наше тебе вываливать Намджун стал грустнее. Тут и без слов ясно, что в их союзе сейчас не самые лучшие времена, но Юнги не будет давить на мужчину и допытываться. Не сегодня, может позже. Может только тогда, когда свою проблему решит. Но как-то оставлять Кима таким тоже не очень Мину хочется. — Как думаешь, у меня есть шансы? — сможет ли это отвлечь лейтенанта? — Ну с Хосоком — Шансы есть всегда