Куришь?

«Быть подругой Шастуна — лучшее, что случалось в моей жизни» — именно так бы я могла сказать на каком-нибудь интервью, если бы, предположим, Антон стал селебрити. Ну всякое же может случиться да? Этого нельзя отрицать. После моего похмельного выпада в виде истерии и глупых мыслей по поводу и без, я решила нажать на тормоза, дав шанс этому общению. Пусть и дружескому, но на большее я и не рассчитывала, отметая все мысли, посещавшие моё воспаленное сознание. Хотя вроде бы кондуктором я себя не считала. Все мои напрасные надежды по поводу взаимной симпатии Антона ко мне, как к девушке, разбились о суровую реальность, где место главной девушки в жизни парня заняла Лея. И мне пришлось с этим смириться. Пускай, она и не нравилась мне от слова «совсем», однако это не имело абсолютно никакого значения. Кто я такая, чтобы давать оценку девушке своего друга? Или даже, наверное, приятеля? Может, знакомого? Думаю, да, лучше всего сказать — хорошего знакомого. Так будет вернее. Всё же их отношения не были преградой для нашего общения. Мы всегда находили время, чтобы сходить покурить компанией: Макар, Шаст, я, Люба, ну и Лена, теперь она везде была с нами. Хотя как она зачем-то уточняла, будто бы клеймя, — " я нахожусь не с тобой, Серебрякова, а с Антоном». В ответ на её слова я лишь улыбалась, косясь на Антона, который тоже закусывал губу от смеха. Его забавляла наша реакция друг на друга, и он был уверен, что скоро мы подружимся. Но вряд ли такое могло бы произойти в реальности. Лея — точно не тот человек, с которым нужно дружить. Антон и сам это знал, поэтому и дал вольность гормонам и эмоциям, вступив в эти отношения.

***

— Лер, ну ты чего? — спросила Люба, не услышав моей реакции на её рассказы об их «судьбоносной» прогулке с Ильей. — Я залипла, сорри, Люб, — проговорила я, всё также пялясь в окно. — Что случилось у тебя? — Ничего. Просто вспомнила, какая сегодня дата. — И какая же? — обеспокоенным тоном поинтересовалась девушка, вглядываясь в моё лицо. Я не до конца понимала, ей, правда, интересно, или она делает это всё «для галочки». — Если бы мы не расстались с Киром, то сегодня было бы четыре года, как мы вместе, — задумчиво изрекла я, отводя взгляд. Глупые мысли о расставании и отказе от вселенской любви лезли в голову, вводя меня в состояние агрессии. Хотелось кричать, плакать и биться в истерике, но это было так неуместно, потому что вроде прошло столько времени, столько было слов сказано, но этот якорь в виде непрожитых эмоций удерживал меня в трясине, напоминая о том, какой я всё-таки была дурой, посчитав, что со мной можно «навсегда». Нет, конечно, обычно я не заводила разговоров об этих отношениях, даже смеялась над ситуациями, вспоминая их с кривой ухмылкой и… благодарностью? Я понимала, что это опыт, что теперь я научилась доверять не всем людям, или совсем не доверять. Однако разве это можно считать плюсом? Из-за той боли я настроила нерушимые и непробиваемые стены, закрывшись от мира. Даже начала уверять себя в том, что в одиночестве мое спасение. Глупо. По-детски максималистично. Но я была непреклонна в своих убеждениях. А ещё я верила в то, что всем было плевать на то, что творилось со мной. Мол, прошло время, а ты всё также печешься о нём. Люба любила так говорить, поэтому я при каждом нашем с ней разговоре рычала и показывала клыки. — Зачем ты это вспомнила? Что и требовалось доказать, подруга пренебрежительно относилась к моему состоянию, всячески пытаясь вытащить меня из него, заблокировать воспоминания, не понимая, что тем самым ещё больше распаляла мою злость и недоверие. Как можно что-то рассказывать кому-либо, если этот человек вечно смотрит на тебя с осуждением и при каждом удобном случае тяжело вздыхает? Думаю, ответ очевиден. — А как по-другому, Люб? Я, думаешь, хочу это помнить? Думаешь, мне приятно? — я, как и предполагалось, начинала закипать и выходить из себя, и как раз, в аккурат с выходом моих эмоций в аудиторию зашли Лея и Антон. Я скрипнула зубами, пересекаясь с недоуменным взглядом Шаста и возмущенным Лены. Им точно не нужно ничего знать о причине нашей перепалки с Любой. Хотя Лена, сто процентов, все уши прожужжала Антону о том, как меня растоптали и бросили на третьем курсе. Сама я об этом не желала говорить. Даже в тот день, когда мы пошли гулять по парку, и вроде бы решили открыться этому общению и друг другу заодно, я чётко разграничила меры допустимого. Антон не спрашивал у меня про мою личную жизнь, мы часами напролет говорили обо всём, но точно не о том, из-за чего я стала такой закрытой для всех. Для всех, кроме Шаста. Он уже отчего-то казался мне близким, но в то же время таким далёким. Всё-таки стены, которые я построила, очень сложно ломать. Одним ломом точно не отделаешься. Выводило из себя сходство с ситуацией с Кириллом большое. Кирилл тоже всегда был для меня исключением из правил. — Антон идёт сюда с Леей, — прикрывая меня спиной, прошептала Люба, меняясь в лице. Она понимала, что для меня значило открыться ему после разрыва отношений. Пусть даже и в дружбе, я давно не заводила новых знакомств и вообще сторонилась всего нового. Ведь лучше пройтись по старой, протоптанной дорожке, чем по асфальтированной, вдруг я упаду и расшибу коленки? — Привет, Лер, — Антон улыбнулся и кивнул Лене, чтобы та заняла им место, как обычно делала в последнее время. — Покурим? — Привет, — я замялась, краснея до кончиков ушей. До пары оставалось не больше пяти минут, и идти курить означало опоздать, но обеспокоенное лицо Антона вызывало во мне трепет и волнение. Он хотел поговорить, побыть наедине, и я не могла ему отказать, как бы это банально не звучало. Улыбнувшись, как последняя дура, я последовала за ним, на ходу надевая куртку и обматываясь шарфом. На улице было пасмурно и дождливо, апрель не щадил никого своей непостоянностью. Ощущалось, будто он до сих пор боролся за главенство с февралём или того хуже — январём. Спрятавшись за корпусом университета, мы присели на скамейку, находившуюся под козырьком ломбарда. Дым заполнил пространство вокруг, скрывая лицо Антона, который о чем-то задумался, почти не обращая на меня внимания. Я также смиренно выдыхала дым и смотрела на него, будто никогда не видела до этого. В этом моменте он казался мне нереальным. Поглощая никотин, в тишине с ним я чувствовала спокойствие. Все мысли о прошлом покинули голову, и я расслабилась, совершенно не желая возвращаться в универ и реальность. Антон всё также смотрел вдаль, гипнотизируя в пространстве какую-то одну ему заметную точку, я же, наконец отведя свой взгляд от него, попыталась найти её. Молчание не напрягало, парень повернулся в мою сторону, улыбнулся и грустно хмыкнул, говоря этим больше, чем нужно было. Он поддерживал меня своим присутствием, позволял раствориться в моменте, в едва заметным за слоем дыма запахе его одеколона с морскими нотками. Я всегда со скептицизмом относилась к ароматерапии и прочим штукам, но в данный момент я ощущала умиротворение. Просидев так ещё минут десять и докурив вторую сигарету, я очнулась от разглядывания силуэтов людей, когда Шаст поднялся со скамьи и поправил чёлку. — Пойдем? Я разочарованно выдохнула, нехотя встав с места. Тишина наполнилась густой досадой от того, что нужно было возвращаться. До этого момента мы не практиковали такой способ общения, всегда нам было неловко от молчания, и мы судорожно пытались заполнить каждую секунду фразой или шуткой, но сегодня это было нужно. По пути в вуз Антон заметил, как я ёжусь от холодного ветра и накинул мне на плечи свою огромную кожаную куртку. Я вздрогнула. Запах сигарет и соленого моря пропитал лёгкие. Антон зашагал впереди, всё также молча. Когда мы вернулись в аудиторию, он не попросил отдать ему куртку, а тихо пробрался к парте Леи и сел с ней рядом, не отводя взгляд от меня, будто бы желая удостовериться в том, что я в порядке. Мне стало малость стыдно за то, что я в его куртке, за то, что забрала его у Леи. Но оправдываться я не собиралась, как бы странно не выглядела наша с ним связь. Или это просто было сожаление, потому что он знал истинную причину моего подавленного состояния. Хотелось верить, что причиной послужило первое, хотя навязчивые мысли и несли меня в сторону второго. Люба многозначительно повела бровью и хмыкнула, когда я села рядом. Лектор листал презентацию и, не обращая внимания на то, что твориться в аудитории, бормотал себе под нос, озвучивая информацию, которую едва слышали первые ряды. Кажется, даже пожарная эвакуация не отвлекла бы его от данного занятия. — О чём говорили? — спросила подруга, косясь на дальнюю парту, где Лена уже опустила свою голову на плечо Антона, что-то увлеченно рассказывая. Шастун выглядел подавленным. Что это с ним? Я быстро отвела взгляд, столкнувшись с пытливым Лениным, которая заострила внимание на куртке, висевшей уже не на моих плечах, а на спинку стула. — Ни о чём, просто курили, — делится с Любой своим состоянием я больше не хотела. Пусть она и не виновата в том, что я злюсь, но я продолжала злиться на неё. — Странно, — ответила Люба и, снова коротко посмотрев на парочку, добавила, — Он ведет себя, как придурок. Зачем он дурит головы вам обеим? — Люба, не начинай. Мы. Просто. Друзья. — чуть громче, чем следовало произнесла я, откидывая волосы назад. — Серебрякова, — протянул преподаватель, приподнимаясь и заглядывая мне в глаза, — Тише. Обсудите вашу личную жизнь после пары. Я покосилась на подругу, которая отвернулась от меня и покраснела, что свидетельствовало о злости и обиде. Ну извините, это не я начала этот разговор. — Извините, — сказала я и открыла тетрадь, чтобы прикрыть ею телефон, на который стремительно стали приходить сообщения. Шастун, 12:17 После пары Шастун, 12:18 В том же месте Шастун, 12:18 Это важно Я на мгновение обернулась, увидев Лею, спешно собирающую вещи и уходящую в сторону выхода. Её голубые глаза заполоняли слёзы, и поэтому она прикрыла лицо рукой, скрываясь от пытливых взглядов однокурсников.

Я, 12:20

Что ты сделал?

Я посмотрела на Антона с укором, на что он развёл руками и кивнул на телефон. Шастун, 12:21 Это была ошибка

Я, 12:22

Всмысле блять? Какая ошибка?

Я выходила из себя, отчего-то злясь на Антона ещё больше. Нелогично, но я жалела Лену, отчего-то приняв её сторону, а не сторону друга. А ещё я боялась, что стала причиной разрыва. Хотя и звучали эти мысли в моей голове слишком самодовольно и высокомерно, поэтому их я быстро заблокировала. Антон же больше ничего не отвечал, уставившись на лектора, который чуть громче вещал о статистике неблагополучных семей в России. Мысли о Кирилле меня больше точно не тревожили. Клин клином вышибает.

***

— Что ты сделал? — я недоумевала и в открытую кричала на всю улицу. — Я её бросил, я же сказал, Лер, — ответил Антон, хмурясь. — Это уму непостижимо, Шастун! Ты совсем больной? — Почему? — Да потому что ты сказал ей это на паре при куче людей, которые могли слышать и видели всё, — я злилась и метала молнии, Антон сошёл с ума, позволяя себе такое. — Мне плевать на других, ты же знаешь. — И на Лену тоже, правда? — Уже да. И я не сделал ничего плохого. Я сказал правду. — Да ты же опозорил её перед всей группой. Она плакала при всех, на минуточку она никогда не показывала своих эмоций. Даже когда её любимое реалити-шоу закрыли. — Я не пойму, почему ты злишься на меня, а её так защищаешь. Вы никогда особо подружками не были, — фыркнул Антон, поджигая сигарету. — Это дело принципа. Я на её стороне, потому что ты поступил ужасно, — я понизила голос, боясь быть услышанной, — Ты сказал ей: «дело во мне», да блять, это ещё хуже, чем ты написал бы ей смску. Шастун, ты чёртов дурак. — Перестань меня отчитывать, Серебрякова, я не маленький мальчик. И хотел с тобой поговорить вообще не об этом, но ты накинулась на меня с этой Леной. — Да потому что так нельзя, ты испортил девочке репутацию, — не унималась я, хотя в пору было бы закрыть рот на замок. Антон выдохнул дым и потёр переносицу, туша сигарету о подошву ботинок. — То есть тебе абсолютно похуй на то, что меня тревожит, но тебе не похуй на душевное состояние Леи? Я сглотнула вязкую слюну. Блять… — У тебя что-то произошло? — тише проговорила я, меняясь в лице. — Нет. Уже нет, это не имеет значения, — Антон встал с места и намеревался уйти, но я успела схватить его за руку. Шастун замер, но не повернулся ко мне. — Постой. Я перегнула палку, прости, я не имела права тебя судить. В следующую минуту он вырвался из моей хватки и проговорил, даже не обернувшись: — Я расстался с ней из-за тебя, Лера. Я оторопела, не веря своим ушам. Всмысле «из-за меня»? Это он так меня проучил? Или пошутил? Или просто хотел сделать виновной, чтобы отомстить за этот выпад? Мне срочно нужно объяснение! За мыслями я не заметила, как он ушёл, оставив меня одну под козырьком ломбарда. Прекрасно. Какой же прекрасный день.

***

Придя домой, я первым делом заварила себе чай. Мысли густой массой стопорились в голове. На последующих парах Шаст естественно не появился, хотя я до последнего верила в то, что он придёт и объяснится. Глупая. Не понимая, что он хотел вызвать во мне своими словами: то ли вину, то ли жалость, я начинала закипать, прямо как чайник, водой из которого я залила всю столешницу, не сумев попасть в кружку с заваркой. Я злилась. Я не понимала. Чего он хотел добиться? Что он хотел сказать? Сказал ли он это Лене? Его молчание не было поддержкой моего состояния, он просто обдумывал, как лучше разорвать с Леной? Он знал про Кирилла? Я разрывалась от любопытства, но звонить или писать ему не хотела. Это выше моих правил. Я ни в чём не виновата, кроме того, как я сильно налегла на него с этим разрывом, а точнее его формой. Он так спокойно говорил мне об этом, поджигая сигарету, а потом просто сбежал, напоследок закинув наживку в виде обвинения. Круто! Шастун, у тебя получилось. Рыбка поймана! Если бы я только знала или хотя бы была уверена, что всё это игра или замудренный план, то его бы давно не было на этом свете. Он же, сто процентов, игрался со мной, иначе зачем ставить меня перед таким фактом? Зачем обвинять в том, что они что-то там не поделили с Леей? Я похожа на козу отпущения? Рожки вроде не выросли новые, только старые где-то валяются, но это ещё от прошлых отношений. Вытерев столешницу, я взяла кружку с чаем и отправилась в гостиную, благо, я жила одна, родители позаботились о моём спокойствии, купив мне квартиру еще на первом курсе. От жизни в общаге я не была в восторге. Так если бы это была игра, то должен был наступить следующий ход. Я знала, что такое созависимые отношения, эмоциональные качели и манипуляции. Он должен дать о себе знать. Однако никакой весточки о нём или от него я не получила. Ни днём, ни вечером. Поэтому, решив отвлечься, я позвонила Любе, с которой мы успели помириться почти сразу после первой пары. Про Антона я ей не рассказывала, ссылаясь на головную боль, я молчала и домой поехала одна. — Да? Лер, ты как? Что-то случилось? — в трубке после долгих минут ожидания послышался голос Любы, и я выдохнула, наконец, расслабившись. — Нет, просто хотела спросить, как дела? Мы ведь так и не поговорили в вузе. Прости ещё раз, что сегодня так себя вела. Я просто устала. — Я понимаю всё, это ты прости меня, я заладила со своим Ильёй, совсем забыв про твои чувства. Я улыбнулась. — Люб, ты же знаешь, что я тебя люблю? — Знаю, ты там трезвая, женщина? — по её голосу было слышно, что она тоже улыбается. — Трезвая… и глупая. — Рассказывай. — Мы с Антоном поругались. Я его стала отчитывать за то, как он поступил с Леной, а он психанул и ушёл, напоследок добавив, что я во всём виновата, — протараторила я на одном дыхании. — В чём именно ты виновата? — В том, что он бросил Лею. И я не понимаю, зачем он это сказал. Зачем обвинил? Он совсем с катушек слетел, перекидывая на меня ответственность… — Это ты не догоняешь, Лера, — перебила меня подруга. — Что не догоняю? — я искренне не понимала, о чём идет речь, и ждала объяснений. — Он напрямую сказал тебе, что бросил девушку из-за тебя, Лера! Ты глупая или как? Он с ней расстался, потому что у него чувства к тебе, а ты во всем нашла подвох. — Да нет… Нет. Не может такого быть. Мы друзья, да и только. Он просто играется, как ребёнок. — Не думаю. Вряд ли бы он… Но Любу перебил дверной звонок. Я испугалась, подпрыгнув на диване. На часах было около одиннадцати часов вечера, и так поздно ко мне кто-то редко заявлялся. — Кто это там? — подруга встрепенулась — Не знаю, не отключайся, пожалуйста, хорошо? Босыми ногами я прошагала к двери. Выглянув в глазок, я нажала на кнопку отключения вызова, настрочив в оправдание быстрое: «прости, там Антон, всё хорошо». Открывать не хотелось, я боялась признавать, что слова Любы — правда. Это все меняло, а я не хотела. Не хотела ничего менять. В квартире снова раздался звонок, а потом в дверь постучались. — Я знаю, что ты дома, Лер, — проговорил Антон за дверью. — Давай нормально поговорим, пожалуйста? Я посмотрела в зеркало и открыла дверь, впуская парня в квартиру. Он выглядел подавленным, и от него несло спиртным. — Ты серьезно пришёл ко мне пьяный? Мы что в фильме на России 1? — я возмущенно посмотрела на него, уперев руки в боки. В ответ он лишь расхохотался, едва ли не падая на пол от пошатываний из стороны в сторону. — Снимай куртку, ботинки, и пошли в гостиную, будешь чай? — С сахаром, — проговорил он, и пошёл за мной, садясь на диван, откидываясь на спинку. Следующие минут пять я готовила чай, судорожно придумывая план бегства. Что-то обсуждать с пьяным Антоном не было желания. — Держи, только аккуратно, он горячий, — я передала кружку с чаем парню, который уже успел расположиться на моём диване полулежа. — Спасибо. Я села напротив на пол и вздёрнула нос, тот факт, что он был пьян ни капли и не прибавлял ему баллов в отношении нашей ссоры. Поэтому я продолжала на него злиться. — Зачем ты пил? — на манер строгой училки произнесла я, наблюдая за балансированием чашки в руках Антона. — Хотел и пил, — огрызнулся он, ставя кружку на пол сбоку от дивана. — Ты пришёл, чтобы поговорить или похамить? — я всё также продолжала гнуть свою линию, хотя злость постепенно и сменилась на сожаление. Ненавижу себя за это! — Ты даже не поинтересовалась, где я был. И это даже после того, что я сказал, — Антон выпрямил спину, смотря на меня сверху вниз. Мне стало дурно от такого его положения, я запрещала своим мыслям заходить в сторону пошлости, но отогнать наваждение, когда он был непривычно властным, было сложно. — А что из того, что ты сказал, я должна была пометить галочкой? — Хотя бы то, что я бросил Лену из-за тебя. — Слабый аргумент. Я ни в чём не виновата, Шастун, — я тоже выпрямилась, вставая на ноги. Хватит ему чувствовать, что он король и доминант. Пусть спрячет свои патриархальные штуки себе в зад. — О! Ты ещё как виновата, Серебрякова, — он засмеялся, выводя меня из себя ещё больше. — В чём? — Хотя бы в том, что я влюблён в тебя, как мальчишка, — ответил он и оскалился, наблюдая за моей реакцией, которой не было. Я не увидела в его глазах ни грамма искренности. Люба не была права. Он игрался, перетасовывая карты, подкидывая дополнительные из колоды в рукаве. Никаких чувств у него ко мне не было. Я была в этом твердо уверена, либо отчаянно пыталась уверить в это. — Иди домой, когда проспишься, тогда поговорим, — проговорила я, указывая ему на дверь. — Какая же ты дура, Серебрякова, — прошипел он, закатывая глаза. — Ты пьяный, я не верю ни одному твоему слову. И не хочу завтра слушать сказку о том, что ты ничего не помнишь. В ответ Шастун просмеялся и, быстро обувшись и одевшись, покинул квартиру, взглянув на меня напоследок с укоризной. Однажды всё начиналось также. И пускай, люди все разные, поступки их тоже, но наступать дважды на одни и те же грабли, я не хочу.