Другая ночь

За медицинские консультации спасибо Sowyatschokу. За моральную поддержку — Atenae, Lada Buskie и Круэлле.

«Я вырасти сумею головой под облака, Без стука и звонка войду в любые двери, Я запросто возьму и на себя примерю Всё то, к чему моя, протянется рука…» (Из сценария мюзикла «Тень». «Ну что же, проигравшему приходится платить…». Песня Христиана-Теодора. Автор сценария и песен — Ирина Югансон).

Опыт по восстановлению пластинок, бесспорно удался, — вчера они выдержали по одному прослушиванию, и не разлетелись на куски. Даже та, по которой дополнительно чиркнуло иглой. Диск, с записью счастливого голоса госпожи Мирани, принявшей семь лет назад предложение Клюева, остался цел, и мог быть приобщен к делу. Июнь 1888-го года… Когда Клюев, звавшийся в ту пору Золотницким, узнал о беременности Габриэллы? Истинная причина самоубийства невесты могла еще более фатально сказаться на его характере. Такие вещи всегда оставляют свой след, даже не усугубленные душевным нездоровьем. Даже если произошли более двадцати лет назад… Милое, круглое, слегка опечаленное личико. Спокойный, несколько укоризненный взгляд. — Яков, с твоей стороны это было очень благородно, но маменька права. Мы с тобой — не пара, и не будем счастливы. Твоя служба просто не даст такой возможности! Мы оба совершили роковую ошибку, и теперь самое время ее исправить. И расстаться навсегда. — Но как же… — Не беспокойся! — быстро оглянувшись, она продолжает шепотом, — я уже нашла бабку, и никто ничего не узнает. Даже родители. Прощай! Он не успел отстраниться. Теплые губы быстро ткнулись куда-то в щеку. И исчезли. Все… Никого не будет. Ничего не должен. Никому не нужен…* — Выходит, Клюев так или иначе связан с этими убийствами, — подвел итог Коробейников, — вот только как преступник, или очередная жертва? — Больше похоже на первый вариант, — хмуро ответил Штольман, отгоняя непрошенное воспоминание, и возвращая себя к текущим делам. Не нравилось ему что-то в получавшейся картине. Да, мотив вырисовывался весьма отчетливый — месть за погибшую невесту, Габриэллу Мирани. Но почему при этом Клюев одержим Анной? Впрочем, если он ненормален, логикой это все равно не просчитать… Или же он все-таки и является Крутиным, и барышня Миронова — его основная цель. А самоубийство Габи, его подробности, смерть впутанных в эту историю людей — просто возможность снова вытащить на свет нечто темное и грязное, чтобы лишить силы и веры в добро Анну Викторовну? Возможности совершить преступления у Клюева так же были. Отправить с мальчишкой-посыльным конфеты Ртищеву — ничего сложного. Проследовать за молочником, и подменить бутылки на те, которые содержат отраву — тоже. Соседка и сам Афанасий видели кого-то у крыльца акушерки. Правда, сами не были уверены даже в том, мужчина это был, или женщина. Хотя, под зимней одеждой мог скрываться кто угодно. Однако, под одеждой мог скрываться кто угодно. Да и сообщницу не стоит сбрасывать со счетов. По словам Петра Ивановича, после вчерашнего загула Клюев ушел с какой-то дамой. Хотя, младший Миронов был не в том состоянии, чтобы его показаниям целиком доверять. Далее. Именно Клюев присутствовал в доме Вернера, в день гибели последнего. В том самом кабинете, где позже прогремел взрыв. — Антон Андреевич, ведь никаких следов на крыше не было обнаружено? — прищурился сыщик, — а что, если все гораздо проще, и бомбу заложили изнутри? — Но в кабинет перед этим никто не входил, кроме прокурора, — возразил Коробейников, — как можно было рассчитать, что устройство, помещенное в пламя, рванет в нужный момент, и пострадает именно намеченная жертва? Ведь разнесло не всю комнату, взрыв был не столь силен, даже кресло осталось цело! Если только… — Если только сам Вернер не сделал этого, — кивнул Штольман, — разумеется, не зная, чем на самом деле является предмет в его руках. Коробейников вскочил с места и нервно заходил по кабинету. — Он сидел у камина, собирался провести вечер с коньяком и газетой, и … подбросил в огонь еще одно полено! — Которое и могло быть начинено порохом, — продолжил Штольман, — не слишком надежный способ, но, если фаршированное полено положить сверху, велики шансы, что именно его возьмут первым. — Получается, в дровницу устройство подбросил кто-то из домашних! — воскликнул Антон Андреевич, — тот, кто может спокойно войти в кабинет, не вызывая подозрений! Хозяйка, лакей, горничная… — Или последний гость, — заметил судебный следователь. — Клюев! — подхватил Коробейников, — но… Неужели Вернер не обратил бы внимание на столь странный поступок? Достать спрятанное под одеждой, вероятно, полено, поместить его в дровницу… — Минутное дело, — пожал плечами Штольман, — к тому же, говорят, Вернер был очень увлекающимся рассказчиком. Он вполне мог встать, отвернуться и прочее, для пущего эффекта своих историй. Впрочем, все это лучше выяснить на месте. Так что, едем в дом прокурора. А потом навестим господина Клюева. Надеюсь, он наконец, вернулся домой. Много к нему накопилось вопросов. *** — Анна Викторовна, а можно убить человека толченными драгоценностями? Анна отвлеклась от записей в истории болезни и удивленно посмотрела на сестру Крушинникову. — Каким же образом, Валя? — Подмешав в еду. Или в питье. Вопрос был настолько неожиданный и странный, особенно от Вали, что Анна задумалась над ним всерьез, точно над математической задачей с подвохом. — Если куски камней будут крупными, человек их обязательно ощутит во рту, и вряд ли проглотит, — начала рассуждать она вслух, — а если совсем мелкими, как пыль… Тогда они ничем не навредят. В драгоценностях не содержаться ядовитые вещества, и обломки могут только оцарапать пищевод острыми краями. Но чтобы до смерти… Она нахмурилась, пытаясь представить себе хотя бы теоретически, нужную дозу. И решительно покачала головой: — Нет, добровольно и незаметно для себя человек точно столько не съест! Валя вздохнула с явным облегчением, и кивнула: — Мне тоже так кажется. Но я подумала, — вдруг ошибаюсь… — А почему вы спрашиваете? Девушка махнула рукой: — Опять Лешка, братец мой! Кто-то в гимназии дал ему почитать приключенческий роман, знаете, из таких — дешевых. «Смертельный рубин падишаха», или что-то в этом роде. Один из героев съедает пирожное, начиненное кусочками рубина, а потом, едва успев добежать до врача, красиво умирает на пороге лечебницы. Вот Лешка и пытался у меня выяснить: могло такое быть, или же нет? — Дорогостоящий способ убийства, и очень ненадежный, — заметила Анна, ловя себя на прямо-таки штольмановских интонациях. Нужно будет пересказать Якову сей занимательный сюжет. Он оценит! — Зато мало кто из доверчивых читателей захочет таким воспользоваться, — усмехнулась Валя, — чтобы так драгоценностями раскидываться, их еще иметь нужно. В большом количестве. — Я, кажется, слышала, что в древности, на Востоке, была такая казнь — кофе с алмазной пылью, — задумчиво произнесла Анна, крутя в пальцах карандаш, — но верится с трудом. Алмаз, конечно, тверже рубина, но думаю, съесть этого порошка все равно пришлось бы очень много. Или к обломкам просто добавляли яд… Яд. Рубины… Габи, теребящая ожерелье из красных камней. Кольцо, которые пытался навязать Анне Клюев. Она нахмурилась. Клюев, и кольцо… Только не украшение, а татуировка — змея, глотающая свой хвост! — Валя, это же вы говорили, что видели у господина Клюева татуировку?! — Да, — кивнула девушка, — вы тогда ответили мне, что это символ бесконечности. Чередование смерти и жизни… Анна закусила губу. Почему этот эпизод улетучился из памяти? Да, она услышала о татуировке в разгар эпидемии, когда и себя-то с трудом помнила, но позже! Ведь этот знак — уроборос, был в «Книге Ересей»! И значит, имеет какое-то отношение к Крутину, с его собственной версией катаризма. Клюев и так на подозрении. Он рассказывал Анне о катарах, он все время пытается подобраться поближе к ней, даже после твердого отказа. Он — Крутин? Или помощник гипнотизера? Или несчастный, замороченный, вовлеченный в страшную секту человек, желавший отомстить за смерть своей возлюбленной? Но не просто же так дух Габи повторяет — «Это не он!» Господи, что происходит вокруг? В любом случае, о татуировке нужно рассказать Якову. … Вчера вечером, когда Штольман уже уходил, домой как раз явился дядя, находясь в состоянии изрядного «нездоровья». Сыщик, знавший откуда-то, что Петра Ивановича в погоне за увеселениями сопровождал Клюев попытался выяснить, где теперь последний. Но никакого вразумительного ответа не получил. Кроме многозначительных ухмылок, и упоминаний некой дамы, с которой и остался Андрей Петрович. Внезапный стук отвлек Анну от размышлений. Не успела она сказать: «Войдите!», как дверь в приемную распахнулась, и на пороге появилась взволнованная госпожа Аникеева. Шелестя черно-алыми складками пальто, она торопливо пересекла комнату, произнося слова прерывисто и быстро: — Анна, я хотела предупредить, ко мне только что заходил Андрей Петрович, принес кое-какие книги, он был такой странный, повторял, что ему необходимо поговорить с тобой… Тут она заметила Валю, и смешалась. — Простите, я так ворвалась, даже не поздоровалась… — Ничего, все в порядке! Спеша успокоить подругу, Анна вышла из-за стола, задев при этом стопку бумаг, которая охотно раскинулась широким веером. Часть исписанных листов спланировала вниз. — Я подниму, Анна Викторовна, — ту же ринулась на помощь Валя. Резко хлопнула дверь. — Я вижу, госпожа Аникеева меня опередила, — с легким сожалением произнес Клюев, — но это не страшно. Добрый день, Анна Викторовна. Полина сдавлено вскрикнула, и вдруг шагнула вперед, загораживая Анну. И замерла на месте, едва взглянув Клюеву в глаза. Тот нахмурился, но почти сразу удовлетворенно кивнул. Анна испуганно схватила подругу за плечи, заглянула ей в лицо. Полина не шевелилась, и никак не реагировала на прикосновения, а ее безжизненный взгляд, устремленный в стену, ничего не выражал. — Что вы с ней сделали? — задохнулась от ужаса Анна, — немедленно прекратите! — Ничего особенного, — пожал плечами Клюев, — как видите, она жива. А вот ваш ненаглядный Штольман очень скоро этим похвастаться не сможет. — Что? Анна попятилась назад, и остановилась, упершись в край стола. Только это помогло ей не упасть. Руки и виски заледенели. Сердце сжалось от резкой, пронзительной боли. — Штольман у меня, — продолжал Клюев, глядя даже с каким-то сочувствием, — если вы не будете кричать и звать на помощь, то увидите его живым. Если же нет — для него все закончится до прихода полиции. И мой арест уже ничего не изменит. — Я вам не верю! — выкрикнула Анна. — Пожалуйста, — печально улыбнулся Клюев, — воля ваша. Грянет взрыв, и я уж точно над судьбой нашего судебного следователя не заплачу. Нет… Яков! Нет, нет, нет… Он собирался искать Клюева, чтобы расспросить о Габи. Значит, нашел, застал утром дома, и… Что же там произошло? Он опять был один, и Клюев каким-то образом сумел с ним справиться! — Что вы хотите? — с трудом разлепляет губы Анна. Клюев протягивает ей руку. — Вы пойдете со мной. Спокойно и молча. В этом случае взрыв произойдет позднее… Она пойдет. У нее нет выбора. Пойдет, пусть даже для того, чтобы просто потянуть время, и дать Штольману лишние минуты. Или умереть вместе с ним. Легчайший шорох под столом ударяет по напряженным нервам. Анна тут же с шумом выдыхает, чтобы перебить этот звук. Валя! Войдя в кабинет, Клюев ее не заметил — она поднимала упавшие бумаги. Андрей Петрович не знает, что в кабинете имеется еще один свидетель. Значит, есть шанс… __________________________________ См. повесть Atenae (Ирины Плотниковой) «Сердце Шивы», глава «Затонский цирк».