Другая ночь

«И пусть над землею звучат иногда В день будний и день воскресный Простые слова — запишите — всегда Тень знай свое место! Тень знай свое место!» (Из песен к спектаклю театральной студии ДВОК «Пенаты» «Тень». «Вступление». Автор стихов — И. С. Колечкин)

«Старший молвил: Что за диво? Все так чисто и красиво…»* Анна опять поймала себя на том, что тихонько повторяет эти строчки, засмеялась, встряхнула головой. Но — не помогло. Слова из сказки продолжали звучать, а губы сами собой шевелились, выпуская их на волю — пусть и шепотом. Наверное, потому, что очень уж стихи подходила нынче к дому Мироновых. Правда, всего лишь неделю назад на «чистоту и красоту» можно было только надеяться. Дядюшка, как раз тогда возвратившийся с юга, созерцая обстановку, вспомнил совсем другого классика и процитировал: — «Смешались в кучу кони, люди…» ** За что получил от мамы столь же выразительный взгляд, как и тот, которым она, узнав тайну Анны, иной раз награждала Штольмана. Правда, все реже и реже. Подготовка к Пасхе и следовавшей за ней долгожданной свадьбе дочери заполнили мысли Марии Тимофеевны почти целиком, при всех хлопотах явно доставляя ей огромное и непритворное удовольствие. Нарушаемое только тем обстоятельством, что открыто готовить детское приданое пока не следовало. Зато можно было вплотную заняться комнатой дочери, превращая ее в супружескую спальню, и будущим кабинетом, идеей которого с ней поделилась Анна. Финансовые вопросы безапелляционно на себя взял Штольман, но что касается выбора мебели, штор и прочего предоставил в полное распоряжение будущей супруге и теще. Анна была маминой помощи очень рада, потому что ее собственные познания по обустройству гнезда были невелики. Но руку на пульсе нужно было держать постоянно, и не только вникать в бытовые детали, но и вовремя тормозить порывы Марии Тимофеевны. Иначе вполне можно было проснуться после свадьбы, и почувствовать себя где угодно — в дорогой гостинице, чертогах Черномора, но только не дома. К счастью, эти дни почти весь дом стоял вверх дном, подвергаемый тщательной уборке и обновлению. Старшая хозяйка сновала между волнами суматохи, прокладывая нужный курс, отдавая распоряжения Домне и нанятой поденной прислуге. То и дело Мария Тимофеевна всплескивала руками, восклицала: «Ах, я же забыла!», резко меняла направление, и шла устранять очередной, зачастую мнимый недочет. У Анны от происходящего начинала кружится голова — к счастью, только в переносном смысле слова. Правда мама, если ей казалось, что дочь утомлена, тут же требовала, чтобы та немедленно оправилась отдыхать, но пользоваться подобной уловкой Анна себе не позволяла. Физически она почти не ощущала ничего неприятного, ни дурноты, ни слабости. Даже утренние приступы недомогания беспокоили очень редко. Единственное, к вечеру порой одолевала невероятная сонливость, и просыпаться с легкостью стало сложнее. Но может быть, это просто от переизбытка эмоций и хлопот? Порой, замерев среди происходящей суеты, и прикрыв глаза, Анна видела, как перед ней вращается бесконечная карусель из покрывал, ковров, куличей с пышными шапками глазури, мисок с разноцветными яйцами и творогом. И все это сливается в единый поток, подхваченное бесконечными складками белого свадебного шелка… Только и оставалось напоминать себе раз за разом, что все это рано или поздно закончится, утихомирится, что бушующий поток войдет в берега, и по реке жизни заскользит ее собственный корабль счастья. И ради этого стоило потрудиться. А пополнять силы помогали встречи со Штольманом. Спокойный период на службе у него тоже закончился, кроме приведения в порядок «Дел Крутина» необходимо было заниматься новыми расследованиями. Сложных и серьезных преступлений покамест не случалось, а вот рутинные и мелкие пошли косяком. Впрочем, даже отчетность по ним судебного следователя пугала меньше, чем хозяйственная круговерть в особняке на Царицынской. Но в те дни, когда жених не мог навестить невесту, последняя являлась к нему сама, с корзинкой, где все чаще лежали ее собственные кулинарные опыты, вполне заслуживающие признания, и радовавшие как сыщиков, так и пятнистого Цезаря. Умница Антон Андреевич, продегустировав угощение и покормив питомца, очень ловко находил повод оставить Анну и Штольмана вдвоем, и исчезал — безусловно по делу. Занятый вкусными кусочками мышь не мешал, а дежурный о своем появлении сообщал громким покашливанием и предупредительным стуком. Кто получал истинное наслаждение от хозяйственных бурь, так это Пушкин. Он радостно скакал по свернутым коврам, с видом капитана пиратского брига сидел на переносимой мебели, и непременно снимал пробу со всех блюд, приготовляемых к Пасхе, предупреждая уверенным мяуканьем, что ограничения поста к котам не относятся. Дядюшка смотрел на него с одобрением и легкой завистью. Хаос, возможно и был для Петра Ивановича привычной средой обитания, но исключительно тот который он устраивал самостоятельно. Поэтому в свою комнату он никого не пускал, объявив, что перемены там не нужны. А накопившийся в шкафах хлам он переберет лично, чем и знаменует требуемое обновление. И, как ни странно, слово свое сдержал, потому что на следующий день приступил вдруг к невестке с вопросом: — Скажите-ка, МарьТимофеевна, а не велись ли некие очистительные работы в моем жилище? Пока я отсутствовал. — Следовало бы этим воспользоваться, Петр Иванович, — с некоторой обидой ответила она, — но ничего серьезнее обычной уборки у вас не проводилось! — А что случилось, дядя? — быстро вмешалась Анна, опасаясь возможной вспышки — от любого из спорщиков. — Понимаешь ли, Аннетт, — заговорил тот, — я дневник веду — урывками, нерегулярно, в разных … гм… тетрадях порой… Но тем не менее, отлично помню, куда какие части прячу! И одна из них точно должна была быть в книжном шкафу! Я сам, — он вдруг нахмурился, и с виноватым видом продолжил, — не совсем сам, к сожалению, но… Положил эти страницы именно туда, за книги! Но сегодня выяснилось, что дневника там нет! Мама тихо ахнула, подрастеряв задор, и прижала пальцы к губам. Анна решительно шагнула вперед, и крепко взяла Петра Ивановича за руку. — Дядя, это я … Помнишь, я была в твоей комнате и сказала, что мне нужна книга? Ты сам стал перебирать тома на полке, и уронил какие-то записи. Твою Тень это очень рассердило и напугало. Я рассказала все Якову, и мы нашли твой дневник. И узнали оттуда о твоей беседе с князем на приеме в Петербурге. Прости, пожалуйста, за обыск, но другого выхода мы просто не видели! — Неправда, — тут же объявила Мария Тимофеевна, — не только вы со Штольманом участвовали. Я вам помогала, чтобы Петр Иванович не вернулся в комнату незамеченным! — А я пытался задержать Петра долгим разговором ни о чем, — не остался в стороне Виктор Иванович, появляясь на пороге, — так что, при подсчете нашей вины за кражу личного имущества прошу учесть и этот факт. Высоко подняв брови, дядюшка изумленно смотрел на домашних, переводя взгляд с одного на другого. В довершение всего, в круг вошел Пушкин, и вполне ответственно заявил: — Мя! Явно напоминая о той роли, которую ему самому отвели в заговоре. Петр Иванович кота понял правильно. Кивнул, пытаясь сохранить невозмутимость, осторожно высвободил ладонь из пальцев племянницы, отступил назад… И вдруг, почти сложившись пополам, упал в кресло, громко хохоча. — Ну, дамы и господа, — с трудом выговорил он, вытирая слезы, — господа и дамы… А кто-то еще считал, что служба в полиции — это не комильфо! — последовал новый взрыв смеха, — да мы теперь сами — настоящее сыскное агентство! Не хуже «Пинкертона»***. Даже вот, служебные … звери у нас есть! — Мяя! — Мария Тимофеевна, вы зарываете свой талант в землю, — Петр Иванович подмигнул растерявшейся невестке, — ну зачем вы распыляете себя на все эти коврики и сервизы? Вы же борец! Разведчик! Нет, каково! То представление на лестнице… Это же был сигнал, верно?! «Пушкин, кис-кис!». Я думаю, что вы срочно ищите кота, а наши доблестные Штольманы понимают, что нужно покинуть опасное место! — Вот-вот, — поддержал брата адвокат Миронов, широко улыбнувшись, — я же всегда говорил — Амазонка! Слышать такие признания, пусть и высказанные шутливым тоном, Марии Тимофеевне явно было приятно. Она приосанилась, на щеках выступил румянец. Однако, тут же заметила, строго сдвинув брови: — Мне кажется, что никаким борцам с преступностью хороший красивый сервиз на столе еще ни разу не помешал! — А хорошие и нужные статьи, вышедшие вовремя, даже помогли! — весело напомнила Анна. — Так наш сыщик знает, кого привлекать! — лукаво прищурился дядя. … Видимо, осознание того факта, что именно Штольман помог ей реализовать некоторые скрытые возможности и использовать невостребованный ранее авантюризм, стало еще одной гирькой на колеблющиеся весы отношения Марии Тимофеевны к будущему зятю. Не то, чтобы она всерьез собиралась его убивать, или изгонять. Да и о том, что их отношения с Аннушкой давно перешли ту черту, которую одобряет для неженатых общество, она знала. И пять лет назад все поняла, когда дочь сама не своя вернулась домой из гостиницы. И в нынешнем январе, после жуткого несостоявшегося венчания. И все подвиги сыщика помнит, и сколько раз он Анне жизнь спасал, и что надышаться на избранницу не может — видит. И все равно сердится. Неужели нельзя было не рисковать — вот так? Зато в этом доме снова будет слышен детский смех… И очень скоро. Главное, чтобы свадьба состоялась, ничего не сорвалось, а то — мало ли! Особенно с этой самой службой, которая, конечно, очень важна и интересна, но если судебного следователя попытаются вызвать из церкви — да хоть к Государю императору! Она, Мария Тимофеевна лично встанет на пороге с чем-нибудь тяжелым. Лопатой, например. Пусть женится, наконец, а потом что угодно расследует. А они всем «агентством» помогут. Чтобы Яков Платонович больше по голове не получил от очередного мерзавца. … Тем же вечером Яков ужинал у них, и мама смотрела на него уже вполне дружелюбно хотя все равно хмурилась и тихонько вздыхала порой. Но словно бы не сердилась, а тревожилась. Дядя вновь в лицах принялся пересказывать свои сегодняшние впечатления от подробностей раскрывшейся ему операции «Книжный шкаф». Не позабыв воздать отдельную хвалу Пушкину и Марии Тимофеевне. Штольман, согласившись с гениальностью помощников, тем не менее, к поднятому вопросу отнесся серьезно: — Это мое упущение, Петр Иванович. Ваш дневник хранится у меня, но безусловно, нуждается в куда более надежном месте. Все произошедшее с вами в записях изложено весьма подробно, и если они все-таки попадут кому-то на глаза… Сыщик нахмурился, не договорив. Но дядя понял его правильно: — Я уничтожу эту часть дневника, Яков Платонович. Так же, как мы сделали с «Книгой Ереси». В огонь его! Верно, Аннушка? *** «Все так чисто и красиво…» Эта Пасха запомнилась Анне прежде всего долгожданным ощущением покоя — после всей затеянной суеты, необходимой, частично интересной и приятной, но утомительной. Дом и правда, сиял чистотой, полнился вкусными ароматами, радовал нежными соцветиями синих, красных и розовых гиацинтов, которые украшали столы и подоконники ****. Яков тоже подарил Анне в канун праздника такой букет — алый, разумеется. Он и сейчас стоит у зеркала, напротив бережно хранимого елового прутика с тремя шишечками… А еще в этом году Анна сумела принести в дом огонь из церкви — несмотря на ветер и накрапывающий дождь *****. Она ничего не загадывала, ни о чем не просила. Просто прикрывала пальцами маленький хрупкий огонек, боясь дышать. Словно в ее ладонях было чье-то живое сердце, которое лишь ей под силу сберечь. И она сумела это сделать… Светлая неделя осталась позади, полная тихого празднования Пасхи и последних приготовлений к следующему долгожданному торжеству. И вот — оно уже завтра. Яков и Анна виделись все эти дни, и сегодня тоже, знать ничего не желая ни о каких традициях. Слишком много было разлук, чтобы создавать еще одну, пусть и ненадолго. Анна села у зеркала, с некоторой опаской заглянув в его мерцающую глубину. Почти полгода назад именно там она увидела ту, что захватила над ней власть, украла несколько лет жизни, и едва не подчинила себе целиком. Оттеснила в самый уголок сознания, питая полуживой душой Анны собственные силы. Но в ночь после дуэли страх и боль за любимого человека оказались слишком велики и остры, и обожженная ими Тень отделилась, надеясь, что со стороны победить девушку будет легче. И проиграла. «Я люблю его, говорит она, люблю и верю ему, никакой закон не отнимет его, и смерть не заберет! Я — сильная, я сама выбрала эту судьбу, и не предам ее. Я буду любить Якова, я буду помогать живым и мертвым, любой ценой!» Тогда она еще не предполагала, сколько им придется пройти. Но каждое слово этой клятвы Анна исполнила. И будет исполнять всегда. Она победила, потому что поверила любимому человеку. Ибо Штольман не мог предать брак, свидетелями которого были только их души. Поверила — и оказалась права. А завтра они будут соединены окончательно — перед Богом и людьми. И в зеркале Анна видит себя — именно себя, живую, взволнованную, нетерпеливую. Глаза блестят, рука то и дело тянется к еловой веточке, касается ее ласково, гладит темные сухие чешуйки. А если не приглядываться к гиацинтам, вполне можно вообразить, что это сальвии… Хотя зачем? Каждый цветок хорош, если он принесен Штольманом. А ведь сальвии вновь украсят Затонск как раз в сентябре. Анна улыбнулась — наверняка, после появления на свет их Искорки, чья-то клумба слегка облысеет. Пора ложиться, чтобы завтра не пугать жениха своей бледностью. Только установленная сегодня новая кровать выглядит непривычно широкой. Как она заснет на ней в одиночестве? С губ срывается нервный смех — это же только на одну ночь! Вот ведь глупости. Анна решительно встает, откидывает покрывало с одной стороны, оставляя другую часть кровати нетронутой. Забирается под одеяло, закрывает глаза. Завтра. Завтра… ______________________________________ *А. С. Пушкин «Сказка о Мертвой Царевне и семи богатырях» **М. Ю. Лермонтов «Бородино» ***Пинкертон — частное охранное и детективное агентство, основанное около 1850 года в Соединенных Штатах американцем шотландского происхождения Купером Алланом Пинкертоном и чикагским адвокатом Эдвардом Ракером как Северо-Западное полицейское управление, которое позже стало Pinkerton & Co и, наконец, Национальным детективным агентством Пинкертона. «В 1850 году он основал собственную компанию с громким названием Национальное детективное агентство Пинкертона. В штате — 11 человек, включая самого Пинкертона (их стали называть «пинками»). Кажется, что мало. Но в полиции Чикаго, считавшейся одной из самых мощных в стране, трудилось столько же. К тому же очень скоро название новоиспеченной компании действительно стало отражать масштабы ее деятельности…» («Может ли полиция быть частной: опыт агентства Пинкертона») https://masterok.livejournal.com/4320835.html **** «В христианских церквях гиацинты часто используются в качестве украшений, особенно во время Пасхи. Они считаются символом счастья и любви и добавляют нотку радости религиозным праздникам. Сладкий аромат гиацинта также служит напоминанием о сладости и красоте жизни…» https://greatexchange.ru/символическое- … нтов-2023/ «В России гиацинты появились в конце XIX века. Их привозили из Голландии. Луковицы были очень дороги, ведь для лучшего формирования цветочной стрелки их в то время отправляли на родину, к Средиземному морю. Путешествия прекратились, когда садоводы установили, при какой температуре нужно хранить гиацинты в период покоя, чтобы цветение не ослабевало. Гиацинты выращивали к Новому году, Рождеству, к Пасхе. Нежные и жизнерадостные расцветки и прекрасный запах придавали праздникам очарование, уют, ощущение связи с южными странами…» (И. Степанова «Цветок дождей» // «В мире растений» — 1999г. — №3-4) http://flower.onego.ru/lukov/hyacin_h.html ***** «Горящие свечки приобретают особое значение в день Пасхи. Пасхальные свечи символизируют частицу Благодатного огня, избавляющую от печали и дающую надежду на воскрешение…» https://hozsekretiki.ru/sovety/prazdnik … vechi.html Продолжение следует. Свадьба — будет!