Разные

— Милочка, плесни-ка еще огневиски. Гадкий прищур, сальный взгляд, мерзкая ухмылка, оголяющая гнилые зубы. Посетители этого заведения все как на подбор — и даже пялятся на ее бедра и декольте всегда одинаково, не стесняясь, причмокивая губами-лепешками. Эмма проклинает ужасный корсет, который здесь гордо зовется униформой. Только вот эту униформу носят исключительно девушки, дабы завлекать клиентов и убеждать их оставлять побольше чаевых. Свон скрипит зубами, завязывая постоянно эту средневековую утяжку перед сменой, переступает через себя — чаевые выходят чуть ли не больше зарплаты, и даже не приходится улыбаться, угождая этому отребью. Хорошо, когда им достаточно полюбоваться на женские формы, но ведь некоторые норовят заглянуть под юбку или хлопнуть по заднице. Запах огневиски поначалу раздражает, но со временем привыкаешь, надо просто почаще сбегать на перекуры у черного входа. Вообще закурила Эмма только из-за этой работы. Она разливает алкоголь по стаканам и быстро удаляется за стойку, где лежат многочисленные конспекты, которые надо сдавать с утра. Пишет она быстро и от руки, преподаватели всегда проверяют пергамент на наличие посторонних заклинаний, регулярно поглядывает на дверь, готовясь встречать очередных пьянчуг или единоразовых посетителей-клерков, которые изредка опускаются до уровня «Кабаньей головы». — Эмма, — окликают девушку, она дописывает последнее слово в предложении и оборачивается, — я, конечно, все понимаю, у тебя много забот, но обслужи клиентов, будь добра. Отношение леди Мэл Фисент к ней Эмма еще до конца не понимает. Женщина всегда держится особняком, ни на секунду не теряясь, не путаясь в собственном напущенном величии и высокомерии. Ее род когда-то был очень богат, но от былого осталась лишь эта забегаловка на краю Хогсмида, нелегально обеспечивающая алкоголем большую часть старших студентов Хогвартса. Но, тем не менее, леди Мэл остается признанной аристократкой с говорящей фамилией и своим местом в обществе. Чего не скажешь об Эмме. Ей места не было нигде. Среди магглов она вечно кочевала по детдомам, была непослушной и озорной девчонкой, которая, к сожалению, не была нужна абсолютно никому. Среди волшебников — несмываемое клеймо «грязнокровка», вечные попытки доказать, что ты чего-то стоишь, постоянная зубрежка и отработка заклинаний и зелий и все равно на задание посылают какую-нибудь Мулан из рода Хуа, занимающего свои позиции в отделе Министерства, связанного с международными отношениями, или Мериду Данброх, отец которой в одно время был Главой Аврората. Мулан обыденно пожимает плечами, Мерида смотрит сочувствующе из-под непослушных рыжих прядей, но противиться привычному порядку вещей никто не решается. Никто не хочет потерять место под солнцем из-за какой-то маггловской выскочки, пусть она хоть сто раз покажет свои навыки в шестиступенчатой трансфигурации и голыми руками справится с оборотнем. Эмма делает все, что в ее силах, но едва сводит концы с концами, а ей только и поручают разбирать архив с делами о пропаже книззлов именитых старушек и капризных детишек богатеев за последние сорок лет. Опускаются руки? Постоянно. Постоянно при виде расплескавшегося пива на барной стойке. Постоянно по возвращении в задрипанную комнатку в «Дырявом котле», где бабуля Лукас держит ее за гроши из жалости, зная, что Свон попросту не сможет заплатить больше и ей некуда будет податься. Постоянно, когда самая первая приходит в Аврорат, надеясь на продуктивный день, но прекрасно понимая, что ее опять посадят за бумажки. Ведь она должна сказать «спасибо» только за то, что находится здесь, за то, что с ее превосходными ЖАБА приняли сюда обучаться. Но одна лишь мысль о том, чтобы вернуться в тот обычный, неволшебный мир, больше никогда не взять в руки палочку, не чувствовать волшебство с покалыванием кончиков пальцев и всю жизнь пользоваться электрическим чайником отрезвляет ее, как ничто другое. И Эмма трудится, пишет ненужные конспекты и протирает липкие столы только затем, чтобы иметь возможность быть причастной к магии этого мира. Больше ее здесь ничего не держит, а она зубами цепляется за то, что ей действительно дорого, пусть это даже не объяснимые законами физики, едва ощущаемые волны, проходящие по всему телу при колдовстве и наполняющие ее непонятной энергией с головы до пят. Иногда Эмме кажется, что ее кожа светится вместе с лучами магии, выходящими из палочки. Еще в Хогвартсе она заметила, что чистокровные никак не реагируют на самое настоящее волшебство, для них это рутина, они безразлично произносят заклятия и даже не особо стараются. А у Свон глаза горят, искрятся даже от самого простого Агуаменти. Эмма сворачивает пергамент, убирает за чистые стаканы и поднимает голову. Леди Фисент исчезает так же внезапно, как появляется, и теперь она видит перед собой новых посетителей. — Свон, — ухмыляется, и в голубых проникновенных глазах, кажущихся чересчур яркими на фоне иссиня-черных волос и недельной щетины, — черти. — Чем могу помочь? — Эмма игнорирует фамильярное «приветствие» и ведет себя, как с обычным клиентом. Будто это не ее закадычный враг еще с Хогвартса стоит здесь. Кровь закипает в жилах. — Не знал, что ты здесь работаешь, — наклоняется ближе, щурясь. — Наслышан об этом, конечно, но не думал, что некогда капитан Гриффиндора опустится до этого… — оглядывает помещение, явно наслаждаясь «атмосферой» заведения, — …уровня. Эмма поджимает губы, чтобы не сказать лишнего, но глаза ее яростно горят синим пламенем, прожигая взглядом собеседника. Ненавистного Киллиана Джонса со свитой шестерок, хохочущих рядом. Происхождение каждого, вне сомнения, чище некуда. — Вы будете делать заказ? — девушка пытается максимально оттянуть момент, когда они сцепятся как кошка с собакой. А это точно произойдет, если Джонс прямо сейчас не попросит какого-нибудь эльфийского эля и не усядется прямиком за самый дальний столик, так, чтобы Свон видела только его спину в кожаном плаще. — А ты так и будешь игнорировать мои слова, Свон? — он играет своими темными бровями, теребя сразу несколько вычурных перстней на пальце. Эмме хочется блевать от его показной напыщенности и, возможно, ядреного запаха мускуса и можжевельника от него. Он что, елку съел? — Я думал, мы знакомы достаточно близко, чтобы ты запомнила мое имя. Тупорылые дружки Джонса заметно напрягаются, и у Свон перехватывает дыхание. Да, когда-то она считала, что ближе него у нее нет никого. Считала, что она наконец нашла «своего» человека, того единственного, о котором в ее маггловском мире было полно сказок и легенд. Тогда она не до конца понимала, что в магическом мире не принято таким, как Джонс, якшаться с такими, как Свон. Такие, как Свон, вообще принимаются в Хогвартс только затем, чтобы их зажимали по углам в подземелье и безжалостно выплевывали обратно после окончания школы. Но на пятом курсе Эмма этого не знала. Он был старше на два года, и они вечно соперничали на матчах по квиддичу. На пятом курсе Киллиан брал ее за руку, нежно заглядывая в глаза. На пятом курсе они прогуливались вдоль озера каждое воскресенье, и Эмме даже в голову не приходило, почему он выскальзывал из ее объятий, только завидев слизеринцев на горизонте. Ей завидовали все девчонки, в лицо высказывая все свое недовольство по поводу того, что она захомутала самого завидного семикурсника. А потом он закончил Хогвартс и перестал отвечать на ее длинные письма. Письма становились короче и вскоре совсем прекратились. Она встретила его на Косой аллее между шестым и седьмым курсом, когда подрабатывала в лавке Фортескью. Он избегал ее взгляда и даже не поздоровался, и у нее ком застрял в горле. Почти как сейчас. Мысли судорожно мечутся, смешиваются, сто разных глупых ответов будто разбираются между собой, что еще тупее можно сказать. Молчание затягивается, Эмма моргает и слегка трясет головой, отгоняя бредни. Сегодня утром он привычно, не здороваясь, проходил мимо нее в пыльном офисе Аврората, и она даже почти привыкла не обращать на него внимание, хотя всеми фибрами чувствует всегда его присутствие. Но в эту минуту сраному Джонсу почему-то очень нужно, чтобы она обратила на него внимание. Чтобы язвительно ответила, создав новые поводы для насмешек и омерзительного гогота его подпевал. — Прошу прощения, так что вам налить? Киллиан улыбается, глядя ей в глаза, и она стойко выдерживает этот взгляд, хладнокровно и буднично. Будто и правда не понимает, кто перед ней. — Эльфийский эль, — помолчав, очевидно отвечает он. Не изменяет своим вкусам со времен седьмого курса. Эмма кивает, опуская взгляд, и отворачивается к бочкам с алкоголем, едва сдерживаясь, чтобы не выдохнуть. И почему ей до сих пор так сложно просто выносить его существование? Она же давно смирилась с тем, что он растоптал ее сердце. Разорвал ее душу на части своим уходом из ее жизни без объяснений. Не смог даже бросить ее по-человечески. «Я же говорила», — Лилит никогда не давала «добро» на ее отношения с Джонсом, потому что уже тогда понимала, к чему это ведет, и, конечно, не опускалась до утешений, — «он конченый мудак, Свон, раз просрал такую девчонку, как ты. Хотя, что еще от него ждать». Мэри Маргарет же всегда была готова предоставить ей возможность поплакаться в свою жилетку и гладила по голове, как умеет только она, по-матерински. Эмма всегда поражалась, насколько разные ее лучшие подруги, и считала, что именно поэтому они старались не контактировать друг с другом. Фисент просто ненавидит телячьи нежности, а Бланшар искренне не понимает ее слизеринский скептицизм. И ведь это Лилит замолвила за нее словечко своей матери и устроила на работу, но в это мгновение Эмма мысленно проклинает ее за то, что та обрекла ее на участь пересечься с Джонсом лишний раз. Как будто ей не хватает видеть его довольную рожу постоянно в Аврорате, где брат давно пригрел ему место! — Пожалуйста. Она ставит перед ним бокал, намеренно расплескав напиток. Он приподнимает бровь, но никак это не комментирует. Бросает несколько монет рядом. — Сдачу оставь себе. Эмма ядовито улыбается, протирая стойку, а Киллиан смотрит на нее теперь как-то слишком серьезно. — Не этого я тебе желал, — и, наконец, направляется за столик.