***
Чуя сдаёт экзамен на отлично. Он даже не переживал, его волнение перебивалось мыслями о будущем и осознанием того, что за провал никто его не станет преследовать, — потрачены собственные деньги, мнения родителей на этот счёт он вовсе не спрашивал, поскольку те и не в курсе того, что Чуя занимался языком жестов. С годами Накахара выучил: чем меньше те знают о его жизни, тем лучше будет для него самого. И иногда это создавало некоторые проблемы, но по размеру они были куда меньше тех, что могли бы быть при сильной неосторожности. Чуя с нетерпением ждал, когда наступит завтра, — в этот вечер он желал лишь отдохнуть перед предстоящим днём.***
Чуя быстро пробегает в сторону помещения для персонала, поздоровавшись попутно с Йосано, наспех переодевается в униформу, завязывает чёрный фартук на спине, делает хвост на голове и выходит в зал. Людей под вечер немного, Чуя помогает с оставшимися заказами, после слушает команды Йосано, всё ещё не выпуская из головы слова Ацуши. Относительно первых дней сейчас с Дазаем они стали общаться меньше — Накахаре не хотелось навязываться ему, показаться странным, поэтому он избегал опасного контакта, который может испортить их отношения, а точнее, их отсутствие. Поэтому Чуя чаще всего ждал, когда Осаму проявит инициативу, чтобы быть уверенным, что ему правда это интересно, что написал он ему не просто так. Да и общаться стикерами не так уж и удобно — особенно во время работы, когда нужно заниматься заказами, а не перепиской. Чуя попросту растерялся, он совершенно не знал, как подкатывать к парням, с девушками у него клеилось как-то само, чаще всего они сами проявляли к нему интерес, и Чуе оставалось лишь вести себя как обычно. С ними всё равно никогда ничего не получалось, даже когда впервые одна из подруг поцеловала Чую у него дома, Накахара ничего не ощутил от поцелуя с ней. Черта «друзей» никогда не пересекалась, Чуя и не хотел её пересекать. А теперь оказался безоружен. Зато сейчас он вспоминает, что каждый раз, когда вёл себя совершенно обычно и повседневно, общение ему давалось легче, чем когда он старался выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. И Чуя думает воспользоваться этим. Порой, когда Осаму становилось скучно из-за отсутствия заказов, он доставал маленький блокнот на полке у кассы, ручку возле табельного листа и внимательно следил за Накахарой — карандаш или ручка очень правильно смотрелись в ловких длинных пальцах Осаму. Он часто засматривался на милые, красивые черты Накахары — его вздёрнутый нос, круглые щёки, что часто покрывались краснотой, когда Дазай подкалывал его, эти очаровательные веснушки на носу и хмурые брови — Осаму желал запечатлеть на бумаге всё, что видел в нём перед собой. Ближе к закрытию, когда вывеска на кафе сменилась на «закрыто», Чуя несколько минут стоял на месте, не зная, стоит ли вообще начинать это. Ещё час назад он был полон решимости, зная, что хуже не станет, если Чуя просто заговорит с ним. Он преодолевает свои предубеждения и всё же решает подойти к Дазаю, что до сих пор стоял возле стойки, но на этот раз с другой стороны, разбирая разбросанные визитки и какие-то флажки у кассы. Накахара оказывается возле него и становится сзади — сейчас открылся такой хороший вид на его широкие плечи и спину, что невольно Чуя злится. Вырос же он каланчёй. — Дазай, — рыжий зовёт его и старается вспомнить все приветственные жесты, чтобы не сказать снова хуйни несусветной. Осаму разворачивается к нему и в своей фирменной манере улыбается, поднимая одну бровь и внимательно следя за Накахарой. Чуя неторопливо показывает пальцами что-то вроде «привет, ты не хочешь прогуляться?», сразу же после этого неуверенно добавляя «свободен ли ты в выходные?». Возможно, это выглядело слишком по-канцелярски, очень топорно, ведь это самые базовые фразы для изучения, но, кажется, Дазай всё понял. И первые несколько секунд он просто смотрел на Чую, чуть поднимая брови в удивлении. А затем как-то странно улыбнулся, наклоняя голову вбок, и Чуя тут же поспешил оправдаться. — Я ещё плохо его знаю, я только закончил курсы, так что скажи сразу, может, нам лучше общаться по старинке через сообщения или... Чуе не дают договорить. Пальцы Дазая оказываются в его рыжих волосах, сперва ласково поглаживая медные локоны, а после спускаясь на его щёку, и это точно не та реакция, которую ожидал Накахара. И сердце забилось так необычайно быстро, что становится даже стыдно, но Осаму улыбается, гладит нежно, по-отечески, вкладывая в это движение нечто большее, чем просто «мне очень приятно». А затем убирает руку и в жесте благодарности складывает руки вместе, наклоняя голову вперёд. Специально для Чуи, как для новичка, Дазай медленно двигал пальцами и руками, отвечая ему: «Безумно приятно, что ты пригласил меня именно таким образом. Я полностью свободен». Накахара понимал, что Осаму старается выражаться как можно проще, чтобы Чуя уловил суть с первого раза. Теперь ему придётся привыкать чаще использовать руки и не переходить на голос, чтобы Дазай понимал его наиболее точно. «В субботу. В два часа. Подойдёт?» — спрашивает Чуя, показывая пальцами на руку, а затем наклоняя голову вбок. Дазай улыбается и просто кивает, уже собираясь что-то спросить, но их прерывают. — Вы чего там стоите? — внезапно с кухни выглядывает Йосано. Она смотрит на них двоих, пока они стоят возле барной стойки друг напротив друга в полной тишине. Обычно, когда они общались, Чуя говорил вслух или забавно злился, если они переписывались, поэтому сейчас ей было слегка непонятно, что происходит. Дазай тут же поворачивается к ней, начиная объяснять, что они просто общаются с Чуей, не забыв отпустить шутку, что он настолько красив и хорош собой, что Накахара выучил ради его сюва. Хотя с ней он двигал руками уже привычно быстро и легко, Накахара всё же пихает его в плечо с громким «неправда», как его тут же в ответ щипают за бок. — Ты так быстро его выучил? — Акико удивляется и складывает руки на груди, опираясь боком о барную стойку рядом. Она знала, что Чуя хочет подучиться языку, замечала, что он говорит на нём слишком хорошо для самоучки, но не рассчитывала на то, что он сделает это с такой скоростью. И, естественно, она сразу догадалась, что он явно занимается ещё с кем-то, только зачем врал, остаётся загадкой, но, кажется, и её она достаточно быстро разгадает. — Ну да, учить ведь легче в обществе носителей, — Накахара говорит абсолютно спокойно, даже как-то самоуверенно, лишь бы не признавать, что сделал это специально. Взгляд Йосано ему абсолютно точно не нравился, он словно слишком проницательный, как будто она уже всё знает про него. Поняла, что Накахара имеет какие-то планы на её единственного младшего брата, которого она сильно опекает и точно не даст в обиду. Новость о том, что у Чуи на Осаму планы, ей точно не понравится, Чуя уверен. — Вообще-то это относится к национальным языкам, а не жестовым. — Разве? Дазай прерывает их небольшим жестом, обозначающим, что в субботу он будет занят, а затем объясняет, что любой язык удобнее учить с теми, кто говорит на нём, Чуя же часто наблюдал за ними в кафе, поэтому ему это очень легко далось. — А куда ты собираешься в субботу? — Это неважно, да, Дазай? — Чуя смотрит на него пронзительно и хватает его за ладонь, чтобы он не отвечал, а затем смотрит на Йосано, — мне, к сожалению, нужно идти, сегодня график плотный на день. Увидимся в понедельник! Накахара тут же отпускает его и разворачивается к двери, сразу же выбегая из кафе. Он смог — он пригласил Дазая на свидание, пускай тот ещё и не знает этого, думает, что это просто прогулка, но теперь у них есть возможность общаться чуть лучше, чем прежде. Накахара до сих пор сам в это не верит, весь вечер будет думать, чем заняться и куда сходить завтра, чтобы не выглядеть странно и не молчать как придурок всё время. Ох, если он расскажет об этом Ацуши, тот точно не отвяжется, ещё и сам придёт подбирать ему внешний вид, чтобы выглядел хорошо, «а не как обычно в своих рубашках и толстовках». Однако он обязательно будет счастлив услышать эту новость. Чуя направляется домой, проехав несколько остановок, и когда он подходит ближе к дому, то видит горящий свет во всех комнатах на первом этаже. Как же он мог забыть — сегодня же у них ужин с семьёй Хигучи, на котором Чуя просто обязан быть. Накахара пришёл почти вовремя, он нигде не задерживался после работы, поэтому с него никакого спроса. Однако его раздражали эти попытки свести его с кем-то — Ичиё, может быть, неплохая девушка, но Чуе было бы неприятно, даже если бы он не был геем. Просто потому что это полнейшее неуважение к нему. Стоит ему пересечь порог дома, он тут же напрягается. Эта атмосфера сбивает всю спесь лёгкой эйфории от предвкушения встречи, Чуя больше не чувствует себя тем, кем обычно ощущает с друзьями, — дома он всегда чуть хуже, чем он есть на самом деле, в этом месте Чуя несказанно боится. Боится на уровне физиологии и подсознания, в голове он не страшился совершенно ничего, ведь всё самое плохое с ним уже давно случилось. Но дома он переживал за любую мелочь, которую может сказать и сделать, первое время он дико нервничал на работе из-за таких же чувств, ему было страшно допустить хоть одну ошибку. Пускай внешне он никак не проявлял этого — Накахара в целом скуп на эмоции, только если он не говорит с Дазаем, но когда у него что-то могло не получиться, то он испытывал дикий стресс и боялся взяться за это заново. Родители никогда не прощали ошибок, всегда давили и жалили за них, вызывая вину буквально за всё, что он берётся. Где-то глубоко внутри Чуи сидит сломленный ребёнок, которого он ловко прячет, делая вид, что всё в порядке. Повезло, что Йосано обладала острым умом и харизмой, помогая ему первые дни во всём, не ругая за какие-то ошибки. Она была действительно доброй, хоть другие могли и не разделить этого мнения из-за её железного характера. Чуя быстро разувается и сразу же идёт в сторону ванной. В гостиной горел свет и был накрыт стол, но людей не видно, зато из соседней комнаты слышится голос мамы, которая что-то рассказывает гостям. Накахара моет руки, желая остудиться после спешки. Он боялся, что сделает что-то не так, при посторонних его родители тоже часто не сдерживали своей агрессии в его сторону, крайне редко крупное застолье могло пройти без оскорбительных выражений и едких ответов Чуи, после чего нарастало сильное напряжение или же скандал. Другие почти всегда были на их стороне, это ведь выглядело как «хамство», а не попытки защититься. Так было почти всё детство. Однажды Чуя остался в гостях с ночёвкой у своей тёти — маминой сестры. Она была так добра и мила к нему весь вечер, ни разу не кричала и не упрекала — напротив, в тот момент Накахаре она казалась довольно чуткой и отзывчивой женщиной, очень заботливой, поэтому перед тем, как отправиться спать, он решился поговорить с ней. Пускай тогда ему было лет семь или восемь, но Чуя смог рассказать ей о том, что родители не очень добры к нему, и это мягко сказано. Тогда он рассчитывал на хотя бы малую долю поддержки. «Не обижайся, они это не со зла, — единственное, что он услышал тогда, и понял, что жаловался, как маленький ребёнок, на несуществующую ерунду, — твоей матери и так сложно с твоим отцом, он делает её несчастной. Ты должен её радовать». Эти слова подтвердили окончательно, что в этом мире у Чуи нет союзников. — Где ты был так долго? — внезапно рядом раздаётся голос отца, который вышел на кухню, чтобы налить себе воды, — неважно. Иди переоденься, у нас гости, мы хотим познакомить тебя с дочерью Хигучи, поэтому постарайся не позорить нас. — Зачем нас знакомить? — обычно Чуе словесно хорошо доставалось за такие вопросы, особенно когда отец не в настроении. А не в настроении он был почти всегда. — Чтобы у тебя был хотя бы один нормальный друг, а не какие-то маргиналы. Давай быстрее. — Маргиналы — это кто? — интересуется Чуя, однако, судя по молчанию, отвечать на вопрос ему не намерены, — спасибо, что сводите нас, как собак. Может, нам ещё поебаться у вас на глазах? Да, Чуя испытывал страх под кожей подсознательно от одного лишь голоса отца. Да, он знал, что за лишние слова он всегда поплатится, но в какой-то момент ему стало просто плевать. Настолько, что он мог говорить что угодно. Пускай они ахуевают с того, какой он ужасный сын, пускай. Они ведь сами его таким сделали, и он целиком и полностью плод их трудов и стараний. Чуя всегда получал от них, так пусть хоть за дело будет. Чуя стоял в дверном проёме, и, когда отец направился в его сторону, он ни на сантиметр не сдвинулся. — Я поговорю с тобой после. А сейчас марш переодеваться, — голос его звучал грубо, хоть он и говорил шёпотом, чтобы никто не услышал. Накахара впервые уделал его — ему не закатить скандала при посторонних. Никак. — Я так приоденусь, ты будешь в восторге. — Только посмей, будешь наказан. — Посмею. Чуя сразу же убегает на второй этаж в свою комнату. Он тут же закрывает дверь за собой, первая мысль — никуда не идти, остаться здесь и игнорировать их. Но тогда ему будет ещё хуже, нужно ведь устроить шоу. Накахара подходит к шкафу и достаёт из него те самые ненавистные мамой джинсы в обтяжку. Мол, его задница в них как у стриптизёра — Чуя, конечно, не любил такие вещи, но чтобы позлить родителей — дайте десять! Сверху надевает обычную кофту чёрного цвета, заправляя её в штаны. Взгляд падает на чёрный маркер — для полного атаса можно было бы подвести глаза, но это вряд ли хорошо скажется на его здоровье после. А завтра ему нужно выглядеть безупречно и чувствовать себя не хуже. Через пять минут он уже спускается обратно. Внизу раздаются различные голоса за столом, и когда Чуя проходит на кухню, то видит ещё одну семью: возле них сидела девушка со светлыми волосами, по виду ровесница Накахары, только с очень грустными глазами. Видимо, говорить ей позволялось только с разрешения, как и иметь своё мнение. Знакомо. — Здравствуйте, — бросает Накахара, подходя к ним и тут же перегибаясь почти через весь стол, чтобы взять с тарелки сладкий шарик. Он сразу же суёт его в рот, присаживаясь напротив девушки. — Ты руки помыл, Чуя? — мама игнорирует его поведение и внешний вид, говоря, на удивление, вполне спокойно и даже сдержанно. Отец медленно покрывался испариной, но молчал. Его бесило всё: начиная от этих ублюдских штанов, заканчивая поведением, нагловатой, самоуверенной улыбочкой сына и тем, что на стуле Накахара сидит неровно. — Давно, — тут же отвечает рыжий. — Что ж, — отец решил проигнорировать это до лучшего момента, чтобы не испортить ужин. Накахара с недавних пор стал совершенно невыносимым — с ним и раньше было тяжело, но сейчас он окончательно отбился от рук, не признавая вообще никаких авторитетов и слов. Чуя перестал нуждаться во внимании и заботе родителей, они утратили свой основной рычаг давления на него. Это не могло не ударить по собственному самолюбию, было чёткое ощущение его полной неблагодарности, — познакомься с Ичиё. — Привет, — быстро бросает Накахара и слышит, как завибрировал его телефон, оповещая о сообщении. Чуя достаёт его, пока перед ним ставят тарелку с удоном. «Привет. Ты не сказал, где мы встретимся», — сообщение от Дазая, и Накахара на пару минут задумывается. Он так и не придумал, куда пригласить его, хотя вариантов немного.«мы можем встретиться в парке, а та...»
— Убери телефон, — его резко прерывают, и Накахара чуть ли не закатывает глаза, вынужденно прячет его в карман, так и не дописав сообщение, чтобы не злить окружающих ещё больше. Чуя молча смотрит на удон, а затем всё же решает присоединиться к ужину, пока взрослые разговаривают. Всё-таки он действительно проголодался за сегодня. Пока его мысли были заняты только предстоящим днём. Возможно, сперва они погуляют в парке, а затем могли бы пойти куда-то — например, в кино, если Дазаю можно, мало ли как на его бедные уши влияет громкий звук с колонки. Может, они даже посетят каток, если Дазай умеет кататься. — Может, отпустим детей в комнату? — взрослая женщина, что сидела рядом с Ичиё, выглядела более добродушной и спокойной, нежели мать Чуи. И, видимо, она понимала, что Накахаре и Хигучи не очень интересно сидеть здесь и слушать их заумные разговоры про мэйсонский фарфор и отпуск в Киото. — Ладно. Чуя, может, покажешь Ичиё свою комнату? — соглашается мама. — С удовольствием, — тут же улыбается Накахара и встаёт из-за стола, — пошли. Обычно ему говорили вести себя тихо, скромно и сдержанно — именно поэтому Чуя старался быть как можно более раскованным. Он сразу же залезает в телефон и видит ещё несколько сообщений: «Я не успел сказать тебе спасибо. Я был так поражён тем, что ты выучил язык жестов, что не подобрал слов. Никто из посторонних не делал этого для меня» «Обычно если люди хотели со мной общаться и узнавали, что я не говорю, то просто бросали это дело. Или пытались научить меня говорить» «Общаться по переписке сложно, им хотелось вербального общения» ответ: «Привет. Ты не сказал, где мы встретимся»«мы можем встретиться в парке, а там решим, куда пойти»
ответ: «Я не успел сказать тебе спасибо, я был так поражён тем, что ты выучил язык жестов. Никто из посторонних не делал этого для меня»«пустяки, давно хотел выучить, а в вашей компании это проще»
Чуе самому не нравилась ложь. Возможно, ему стоило сказать что-то другое, что-то вроде «я хочу стать твоим другом». Но Чуя не умеет говорить открыто о своих чувствах, более того, он совершенно не хочет, чтобы Дазай подумал, что Накахара гей и подкатывает к нему. Хотя он уже спалился сто раз благодаря чужим советам и собственной глупости, он хотел убедиться на все сто, что Осаму хотя бы не гомофоб. Это было бы просто катастрофой, если бы Чуя внезапно признался ему в симпатии. Осаму сразу же лишится хорошего коллеги, друга и единственного человека, который столь искренне тянется к нему. Он точно испытает что-то вроде ощущения сильного предательства и глубокого разочарования, разве Накахара может так поступить с ним? Это будет слишком жестоко. Чуя поднимается на второй этаж, порой посматривая на Хигучи, чтобы не отставала. Отчего-то она была слишком замкнутой, словно запуганной пленницей, которую вели на убой. Конечно, это странно отправлять двух незнакомых подростков в первую же встречу подальше от чужих глаз, но Накахаре это шло только на руку. Было бы намного хуже, если бы она была приставучей и разговорчивой. — Это моя комната, можешь сесть где хочешь, — тут же говорит Чуя и присаживается на кровать, падая на неё спиной. «Хорошо. Йосано сказала, что ты всё это время занимался с ней» «Много она тебе обо мне рассказала?)» Чуя усмехается на это сообщение. Как сказать ему, что Накахара уже почти всё знает про его жизнь, чтобы он не обиделся? Акико и вправду часто делилась чем-то смешным из детства Осаму, вспоминала какие-то забавные случаи из их жизни, как в прошлом она дико скучала по Дазаю, когда тому пришлось жить некоторое время не с семьёй, а в специальной школе. О ней Акико не любила говорить — даже когда Накахара проявил явную заинтересованность, она свела разговор на нет. Видимо, в их семье это болезненная тема, Накахара не уверен, связано ли это как-то с той школой, о которой говорили ему на курсах, но искренне надеялся, что нет. Чуя правда много знал о жизни Осаму и хотел верить, что это не выглядело слишком навязчиво и подозрительно, словно Накахара сталкерит его. Йосано уже и так подозрительно косится в его сторону и улыбается так, словно обо всём догадалась. Чуе это совершенно не нравится.«хах, а тебе есть что скрывать?»
— Тебе тоже навязали эту встречу? — внезапно спрашивает Хигучи, присаживаясь рядом на кровать. Чуя на секунду зависает, а затем переводит на неё взгляд, убирая телефон. Он поднимается на месте и сразу поправляет чёлку на лбу, убирая её с глаз. — Постоянно. Хотят, чтобы я начал встречаться с какой-то девушкой из хорошей семьи, это ведь так важно для моего статуса, — тут же отвечает Накахара. Но его жалобы звучат смехотворно, ей точно намного хуже — Чуя почти ничего не теряет, когда ему навязывают эти встречи, а вот для девушек сплошные убытки: моральные, финансовые и часто физические. — Да, это уже невыносимо. Я должна хорошо учиться, построить отличную карьеру и найти себе «достойного» парня, — её слова во многом вторили словам его родителей, а также его собственным мыслям и чувствам, поэтому Накахара слушает девушку внимательно, — иногда мне кажется, что я выйду за первого встречного, только чтобы они отстали от меня. — Не смей. Этот вариант ещё хуже, — отвечает Накахара, а затем упирается локтями в колени, — нельзя выходить за первого встречного. — Я знаю, но я же не могу сбежать из дома, — она отвечает тихо, опуская взгляд в пол. Ичиё поднимает голову, лишь когда усмехается с недавней выходки Чуи, — но ты очень забавно раздражаешь их. Тебе ничего за это не будет? — А какая разница? — Накахара падает головой на кровать, чувствуя, как телефон в руке снова вибрирует который раз, — меня всегда за что-то наказывали. Даже когда я был ни в чём не виноват, так пусть хоть за дело. — Это печально. Но ты такой смелый, я так никогда не смогу. Пару секунд Чуя смотрит в потолок и размышляет над этим. Его родители действительно хотели задушить своими ограничениями и равнодушием. Их мнение быстро сменялось с похуизма на гнев в зависимости от настроения. Накахара не мог понять, что они чувствуют однозначно: тотальное безразличие к его жизни или желание полного контроля? Ненависть и жажда самоутверждения или нереализованные амбиции, которые теперь проецировались на него? — Слушай, — Чуя снова поднимается и поворачивается к ней всем корпусом, — ещё не всё потеряно. Если будешь искать возможность, у тебя всё получится. — Например? — она слегка усмехается, словно не веря в его мотивационные речи. — Ну, допустим… если ты поступишь куда-то в Токио или вообще за границу, — Накахара сам не верит в то, что говорит, но это один из самых очевидных вариантов, о которых он задумался первым делом, — у меня так брат сделал. Много учился, подал документы в другой город и уехал, как только восемнадцать исполнилось. — Звучит интересно. Хотя я не уверена, что смогу, — Хигучи сводит вместе колени и сильнее цепляется в кровать пальцами — Чуя слышит вновь вибрирующий телефон, но отвечать пока не спешит. Вечер проходил уже более приятно. Хигучи оказалась милой, простой девушкой — Чуя изначально не чувствовал к ней ничего плохого, поскольку она так же, как и он, являлась жертвой своих ужасных родителей, но у них даже получилось подружиться и многое обсудить. Она была достаточно умной и эрудированной, Накахаре этого не хватало. Хотя он давно перестал заводить знакомства — это в детстве Чуя был заводилой и душой компании, сейчас он чаще общался с узким кругом людей, привыкнув к тому, что дольше пары месяцев отношения не держатся. У Чуи не было сил на выстраивание дружбы сейчас. Их застали как раз в середине диалога — в дверь сперва постучали, что было крайне необычно, а затем и позвали Хигучи, сказав, что они уже порядком засиделись. Чуя только сейчас залезает в телефон, чтобы прочитать сообщения: «О, ты очень многого обо мне не знаешь, я не только симпатичный, но и весьма коварный» Чуя усмехается, отвечая что-то вроде саркастичного «о боже, как страшно» и читает дальше. «Ты ушёл спать? В принципе, уже не детское время, всем малышам пора в кровать» «Спокойной ночи» Чуя цыкает, но всё равно смеётся. Он идёт проводить Хигучи — возможно, его родители обрадуются, если узнают, что они друг другу приглянулись, мол, их селекционерство наконец прошло успешно, можно не париться. Хотя Накахара предполагает, что теперь могут возникнуть извечные вопросы вроде «когда вы последний раз созвонились?», «почему ты ей не звонишь?» и «скоро она поймёт, какой ты ужасный парень, и бросит тебя», но Чую эти расспросы волновали меньше, чем вечное насидание и попытки его свести с кем-то. Когда дверь закрывается, Чуя хочет уйти обратно в свою комнату. Но он же знал, что его выходка не останется без внимания, понимал, что не нужно было делать этого сегодня. Надо было забить, чтобы не нарваться на проблемы перед важной встречей. — Стоять, — громкий голос матери разрезает воздух и бьёт по ушам. Чуе осталось лишь выслушать свою суточную норму нотаций с унижениями и отправиться к себе, — что ты устроил?! — Я? Ничего. По-моему, я ей даже понравился, — улыбается Накахара, опираясь о стену спиной и складывая руки на груди. — Вырядился, как чёрт знает кто, — она внезапно оказывается перед ним, и Чуя ощущает липкий страх на коже, но вида не подаёт. Ему уже давно плевать на эти слова, по крайней мере, он старался убедить себя в этом, — я однажды выкину эти джинсы, отец же сразу сказал тебе вести себя достойно, а не как обычно. — Посидит дома недельку, может, задумается над чем-то, — подключается отец, — из комнаты не выйдешь за выходные. — Я? За что? За то, что вы пытаетесь, как собаку, случить меня с кем-то? Вот так провинность, блять, — шипит Накахара, а затем всё же срывается с места наверх — его не впервые так наказывают, но самое ужасное, что он нарвался на это за день до важного события. Каков идиот! Молодец, Чуя, как обычно всё портишь так вовремя.