***
Харин взглядом проводила друзей из клуба и, собрав пальцы в кулаки, дёрнулась в кабинет мужа. Но его там не оказалось. Взглядом пробежалась по людям и нигде благоверного не увидела. — Сокджин, увидишь Намджуна, скажи, чтобы пулей в кабинет летел. — Хорошо, Харин, — ответил бармен, но девушка уже скрылась за дверью кабинета. Народу не много на вип-этаже. Сокджин делает моккачино с сахаром, как она любит, снимает фартук и следует за начальницей в её кабинет.***
— Что-о ты смотришь на меня так? Осуждаешь, да? Осужда-аешь… Чонгук напился до чёртиков: всё наперекосяк у него идёт. Сидит за столом в полупустом пентхаусе, положив подбородок на сложенные перед собой руки, и смотрит на фотографию напротив с запечатлённой на ней молодой и красивой девушкой в школьной форме. — Ты всегда меня ругала, нуна. Вот даже, когда я не был виноват. Матери не рассказывала, сама воспитывала, — всхлипывает. — И что в итоге? Хах… Выросло, что выросло. Как ты ушла… — делает глубокий вдох, чтобы не заплакать. — Воспитывать некому стало, нуна. Проблемы начались со мной, в моей голове… И всё понимаю, но не могу… Не знаю как остановиться, — замолкает, хмурится. — Она, конечно, моложе тебя, но тоже нуна, а я с ней так вот… Сначала в машине… потом дома… теперь напугал вообще. Ой, бля-а… — лицо руками от стыда накрывает. — Нуна, прости меня. Я должен был раньше тебя родиться. Я, а не ты… Прости своего брата дурного. Слишком многое накопилось в душе и Чон больше не сдерживает слёзы. Всё равно никто не слышит его причитания и плач, кроме Кью, который подошёл к хозяину и робко мордашку на колено положил. Гук потрепал собакена за ушами и обратно на столе устроился, постепенно погружаясь в дремоту.***
— Нуи, я принёс кофе, — заходит Сокджин к Харин, чем вызывает у девушки бурную реакцию. — Эй, — прикрывает за барменом дверь. — А если кто-то услышит? С ума сошёл? — Да там одни пьяные тела. Не волнуйся. Возьми кофе, твой любимый. — Спасибо, Джин-и. Очень вовремя, — дарит тёплую улыбку парню. — Что стряслось? Муж облажался опять? Харин закатила глаза. — Я не могу тебе сказать, извини. Это личная жизнь Лиён. — Я понимаю, но, может быть, могу чем-то помочь? — Если не занят, посиди со мной, — берёт парня за руку и ведёт в кресло.***
— Я тебя уволю, блять, если ты мне правду не скажешь! — Ты о ком или о чём? — Мин по голосу слышит, что заместитель уже ко сну подготовился. Но ему всё равно. — О Лиён! Её инициатива, говоришь, была? Хрена с два! Она меня, как огня боится, подойти не может. И я должен верить тебе?! — И что ты сделал? — спрашивает Минхо. — Что я сделал? Тебя вообще не должно ебать, что я делаю! Ты понял? Я ещё раз спрашиваю, чем ты ей угрожал, чтобы она согласилась? Говори, или я за себя не ручаюсь. Новенький телефон с размаху летит на пол. — Блять! — орёт Юнги. На громкий вопль подскочил Намджун и поспешил друга в вип-комнату увести. Мин сопротивляется, хёна отталкивает. И откуда силы столько? Возвращается к бару, Сокджина зовёт, а тому за закрытой дверью кабинета не слышно ничего, как и Харин. — Шуга, угомонись, — пытается успокоить младшего Намджун. — Если не прекратишь, я охрану позову. Не вынуждай! Юнги на друга посмотрел и засмеялся в лицо ему, сменяя улыбку оскалом. — Да не трудись, хён. Я сам сваливаю… — Шуга… — Меня уже нет, — поднимает руку вверх, удаляясь по лестнице к выходу и больше не оборачивается. Ким переживает, что последняя фраза спровоцирует Юнги снова запереться в своей студии, а Намджуну и так не просто было Кота оттуда вытащить. Мин, пока машину ждёт, сигарету достал и о Минхо всё думает. Чем же он мог Лиён запугать, что та, несмотря на последние события, согласилась поддержать легенду? Ведь она боится его, как от бомжа туберкулёзного шарахается. Не могла она добровольно на это пойти. Что? Что он знает такого, чего не знает Юнги? В голове не укладывается, что на неё вообще что-то накопать можно было. Машина подана, тлеющий окурок на асфальт летит, а репер — к своему заму.***
Намджун в переживаниях о друге не сразу заметил, что ни Харин, ни бармена нигде нет. Он первым делом в кабинет идёт. Там и телефон, и бумажник. Открывает дверь резко и замирает, останавливая взгляд на двух ладонях, вложенных друг в друга. Переводит взгляд на жену, потом на Сокджина, жмурится, головой мотает, открывает глаза — ладоней нет. Привиделось? Неужели от двух стаканов виски уже галлюцинации словил? Не-ет, он видел, что они держались за руки, но сделал вид, что не заметил. — Сокджин, где твоё рабочее место? — холодным тоном произносит Ким, обращаясь к бармену. — Уже бегу, Намджун-щи. Сокджин словно в воздухе растаял. Супруг взгляд направил на Харин, чем заставил её громко сглотнуть. Джун молча присел рядом. Харин не поняла, заметил муж или нет, но решила не оправдываться зря, а начать первой. — Ты знал, что Юнги сделал с Лиён? Джун улыбнулся. В этом вся Харин, его жена, что на додянг, что в жизни, никогда не изменяла своему девизу «Лучшая защита — нападение». — Знал, — спокойно произносит он. — И молчал? — взрывается девушка, поднимаясь с кресла. — Ты должен был мне рассказать! Я бы Лиён на пушечный выстрел к нему не подпустила. — А ты… — всё так же спокойно говорит Намджун. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — О чём ты? — присела обратно. В ответ супруг промолчал, а после чмокнул жену в лоб и сообщил, что едет домой. А она ответила, что ещё поработает, чем снова грустную улыбку вызвала у мужа.***
Мин Юнги подъехал к дому своего заместителя, но, видимо, пара извилин в мозгу ещё осталась. Просидел в машине, гипнотизируя тёмные окна, но решил поехать в компанию. Завтра утром Минхо придёт на работу, вот тогда репер его и вздрючит. Глаза сомкнуть удалось лишь под утро. Минхо знает, что если Юнги недоступен, значит снова разбил телефон. Поэтому, появившись на работе, в кабинет директора не спешит. Он всю ночь придумывал отмазки, но репутация этой художницы безупречна. Про беременность он говорить не станет, теперь не выгодно. Даже опасно. Узнает, что скрыл — точно уничтожит. Поэтому остаётся настаивать на своём — её инициатива. А Ан пускай уже сама с ним разбирается.*Flashback*
В тот год, когда Лиён поступила в первый класс старшей школы, в третий перевелся из Пусана ещё один парень — Ли Минхо. Молчаливый, пугливый, Лиён даже сказала бы — запуганный. Мин Юнги его под своё крыло взял, чтобы никто обижать не смел. Оказался парень довольно добрым, весёлым и общительным. В бывшей школе с ним произошло что-то, о чём никто не знал, даже Юнги, хотя они лучшими друзьями стали. Вместе в баскетбольной команде играли. Когда Юнги в армию ушёл, Минхо учился в бизнес-школе и параллельно приглядывал за его девушкой, чтобы Мандаринку никто поймать не вздумал и тем более — почистить и съесть. Тогда они и подружились. Потом их пути разошлись на какое-то время. Юнги и Лиён от семьи отказались и уехали из города. Минхо в это время служил в армии и не мог последовать за друзьями. А когда Мин свою студию открыл, позвал Минхо к себе менеджером. Юнги в мире нот был, как рыба в воде, а вот в бизнесе не шарил ни за что. Обещал другу деньги большие, как только на ноги твёрдо станет, и обещание своё сдержал. Меняться Минхо начал примерно тогда же, когда Мин — изменять Лиён. Как и обещал Юнги, деньги начали грести лопатой. Ли словно помешался на них. Настоящей акулой стал — жёстким, категоричным, даже устрашающим. Он перестал думать сердцем и предпочёл полагаться только на свой ум и холодный расчёт. С девушками он не встречался, с парнями тоже, мысли о женитьбе даже не возникали. Ему хорошо до больного безумия со своими денежками и глиной. Он навсегда останется благодарен Юнги за поддержку в старшей школе. Когда Минхо и его подругу в старой школе Пусана травле подвергали, они везде были вместе: ходили в школу, возвращались домой, прятались от обидчиков. Но, когда её не стало, он ушёл в глубокую депрессию. После ему пришлось вернуться в школу и дальше терпеть унижения и издевательства, только уже одному. И он не выдержал. Отец каким-то чудом вернулся домой раньше положенного и буквально вытащил сына из петли. Безупречная репутация, карьерный рост, высокая должность — всё для Ли-старшего потеряло бы смысл, если бы он не успел. Из Пусана им пришлось уехать в Тэгу. В новую школу Минхо не хотел идти, боялся новых побоев и страданий. Потому что она тоже элитная, с высокими рейтингами, а это означало, что и там чёртова иерархия. Богатый принижает бедных. Он и подумать не мог, что есть такие люди, как Юнги. Тот в первый же день парнишку к себе приблизил. А все в школе выучили, что к тем, с кем дружит Мин, не стоит лезть. За это Минхо вовек с Юнги не расплатится. Хотя, если перечислить, сколько раз он от журналистов его спасал и прикрывал его проступки, Ли уже давно с лихвой вернул долг, но всё равно остаётся рядом. Несмотря на свою гнильцу и равнодушие, Мину он верен. Но за десять лет дружбы так и не рассказал ему о том, что произошло в Пусане, о чём Минхо напоминает маленький кролик на запястье.*end of Flashback*
Лиён ночью глаз не сомкнула. Она лишь к утру закончила картину красками, которые Тэхён для неё купил, до последнего умалчивая о подарке. И Чимин чуть не разрыдался от восхищения. После Тэхёна Ан единственная, кто его так чутко понимает. Он переводит взгляд с полотна на кровать. Девушка даже не переоделась, так и уснула перепачканная краской. Он её будить не хотел, тихими шагами направился к выходу, но мобильник Лиён громко зазвонил. — Да, Таня, — неожиданно низким голосом произнесла художница. — Нет, не разбудила. Говори… Какие-то проблемы?.. Погоди минуту. Она присела на кровати и спросила у друга, можно ли её помощнице приехать сюда. Тот не возражал. И тогда Лиён продиктовала Тане адрес. — Доброе утро, — улыбнулась она, завершив разговор. — Утро доброе, — ответил приветливо Чимин. — Лиён… Спасибо, — перевёл взгляд на полотно. — Ты лучшая художница. — Каков натурщик, такова и картина, — посмеялась Лиён и направилась в ванную смывать с себя краску. — Ты не звонила Чонгуку? — Нет. — А он тебе? — Тоже нет. Что-то случилось? — Он трубку не берёт. Что-то у меня предчувствие нехорошее, — нахмурился Пак. Лиён тоже заволновалась. — Я позвонил на пост охраны его комплекса и мне сказали, что Чонгук с утра ушёл. — А куда он мог пойти так рано? — изумилась Лиён. — С псом своим на прогулку? — Нет, сказали, что без Кью вышел. Есть одно место. Думаю, он там. Не переживай. Я найду его и вернусь ещё до прихода твоей помощницы. Лиён берёт одежду с полотенцем и идёт в душ. Ещё свежа в памяти история с камерой Чимина. Поэтому теперь она оденется сразу в ванной.***
Чимин не был уверен, что найдёт Чонгука там, где ожидал. Он сидел на небольшом диванчике и просто молчал, глядя перед собой. Пак опустился рядом, положил ладонь на плечо, но Чон даже не вздрогнул. Он словно загипнотизированный был, чем Чимина испугал не на шутку. Пак подошёл к администратору спросить, давно ли он так сидит, и молодой мужчина ответил, что с самого утра — уже три часа. Чимин вернулся к другу и начал тормошить за плечо, но Чонгук лишь пару раз медленно моргнул. Пак понял, что с Гуком всё в порядке. Просто он не хочет разговаривать. Айдол подошёл к витрине и коснулся спрятанной за стеклом фотографии. — Она мне снится, — неожиданно произнёс Чонгук, и Чимин подпрыгнул от испуга. — Кто? — резко поворачиваясь, спрашивает Пак. — Хосук. С тех пор, как Лиён поселилась у меня, её глаза не покидают мой сон. — Как это связано с Лиён? — удивлённый Чимин подходит к другу и присаживается рядом. — Я кое-что сделал… — Чонгук опустил голову и Чимин заметил, как трудно другу даются слова. Он уже понял, что Гук испытывает к Ан далеко не дружеские чувства, но что такого могло произойти, что его друга терзает чувство вины. — Чонгук, ты и Лиён?.. Вы… — Чимин заикается и хлопает губами, будто рыбка, на берег выброшенная. — Пойдём отсюда, — Гук резко поднимается и уходит от разговора. Чимин идёт следом и, в последний раз взглянув на фото, он и Чонгук покидают колумбарий. — Ты расскажешь, что между вами произошло? Пак пытается угнаться за широко шагающим другом и из головы не может выбросить мысль, что эти двое что-то скрывают. Молчание Гука слегка напрягает, но Чимин понимает, что лучше терпеливо подождать. Чон всегда был угрюмый и мало общительный в отличие от звёздочки Пак Чимина, который уже в средней школе начал проявлять задатки артиста. И всем непонятно было, как они дружить могут такие разные. А вот могут. На людях Чонгук не любил выделяться, но в компании лучшего друга был собой: хоть и редко, но улыбался, обнажая передние слегка выпирающие зубы, из-за которых и получил своё прозвище «Куки» от старшей сестры, и оно стало его личным — ни с кем не делился; в свободные минуты помогал по дому, потому что мама всё время работала, чтобы его занятия в лучшем точжане Пусана оплатить; по первой просьбе прилетал на помощь. Но после смерти старшей сестры Хосук он окончательно закрылся, выстроив вокруг себя стену даже от Чимина, даже от матери, и ушёл с головой в спорт. Потому что занятия тхэквондо — всё, что ему оставалось. Чонгук всегда был вдумчивым и тихим, но, если где-то происходила несправедливость, его голова словно отключалась и обидчикам мало не покажется тогда. Собственно, последний инцидент — тому пример. Спросите его, поступил бы он сейчас так же, зная все последствия? Однозначно, да! Даже если карьера разрушится, даже если посадят или убьют, он будет поступать по справедливости. Потому что теперь у него была сила. Тогда он не мог. И сейчас словно расплачивается за своё бездействие в прошлом. За то, что даже не догадывался. До сих пор всего не знает. — Я трахнул Лиён в рот, — протараторил Чонгук. — Ты, что? В рот… Лиён? Что, Чонгук? — Пак делает несколько быстрых шагов и перекрывает другу дорогу. — Что слышал! — буркнул Чонгук и обошёл замершее тельце Чимина. — Так, погоди. Лиён ничего не говорила. Значит, всё в порядке. Почему ты винишь себя? Чонгук останавливается, присаживается спиной к дороге на низенький заборчик у края тротуара и продолжает: — Я поехал за ней в клуб на следующий день, как от тебя забрал. Она напилась сильно… Чимин закатил глаза и присел рядом с Гуком. Он знает, что Чон сейчас скажет. Лиён нельзя так напиваться. Эх, Юнги… Юнги… Но он не перебивает. —… в машине начала приставать ко мне. Я просил её остановиться, но, бля, Чим, я не железный и Лиён… Она такая, что… Сам знаешь. В общем, я остановился и… Она ничего не помнит. А я ночь не спал. И утром вышла в своих шортиках-трусиках… Ммм… Я знаю, как выгляжу. Сам ненавижу себя. А вечером, когда тебе позвонил, она сама на меня залезла. Тоже пьяная. Я остановился. Хер знает, каким чудом, но я ушёл. И плюс ко всему она увидела то, что не должна была, — Чонгук закрыл лицо руками и локтями упёрся в колени. Его секрет никто не знает. Только те, кто заключают контракт. Однако Лиён узнала и… сбежала. Что будет, если узнает Чимин? Будет ли он относиться к другу так же, как и раньше? Гук никогда не узнает этого, потому что не расскажет. Незаживающая рана прошлого переросла не просто в боль, а желание эту боль причинять. Он непобедим на доянг, потому что ему сам процесс приносит моральное и физическое удовлетворение. Побеждая соперников, он проецирует на них образы тех ублюдков, которые избежали наказания тогда, одиннадцать лет назад. Он искал их, но время оказалось не на его стороне. В нём нет жалости и сожаления. Его страшатся и хотят, но Чонгуку кроме животного удовлетворения ничего не нужно. С девушками у него разговор ограничивается только той самой красной комнатой и контрактом на три месяца. Они добровольно соглашаются принадлежать Чон Чонгуку и выполнять все его прихоти. За малейшее неповиновение или ошибку он жёстко наказывал, заставлял кончать, потом снова наказывал и доводил до оргазма её и себя. Контракт можно продлить, но ещё никто дольше трёх месяцев не выдерживал. Никто до Сохи. Эта ушибленная на всю голову сука испытала на себе весь спектр Чонгуковых эмоций и каждую трость в красной комнате. Она была ненасытна и нетерпелива. И это нравилось Чону до одного дня, когда он чуть не убил её в порыве страсти, потому что Сохи никогда стоп-слово не произносила. Она пугала его больше, чем он её. Гук закончил их контракт ещё до того, как истёк срок, но это девушку не остановило. — Это, конечно, отвратительно, но я тебя не виню. Я сам с ней прожил шесть дней, так что знаю, как сложно устоять. А если, как ты говоришь, она сама… — Сама. Не веришь мне? — перебил Чонгук друга и невинными глазками посмотрел, будто в душу. — Верю. Верю, Чонгук. Не думаю, что тебе стоит так мучиться. Я спросил у Лиён, почему она от тебя съехала. — И что? — Гук боялся теперь смотреть в глаза. «А если она рассказала?» — подумал он. — Она сказала, что если бы не ушла, то переспала бы с тобой. Чонгук дар речи потерял. Не испугалась, значит. Вернее испугалась, но получается не Чонгука, а себя. Внутри как-то теплее стало, и он улыбку лёгкую позволяет, но тут же мрачнеет. — Всё равно не хорошо это. От Юнги спас, а сам… Теперь очередь Чимина напрягаться, но решает подыграть. Может быть, хоть так ему правду скажут? — Да-а, Мин, как гад последний поступил, — качает головой он. — Ты же знаешь? Она рассказала тебе? — Чонгук всё ещё бывает таким доверчивым. — Вчера узнал. Не думал, что он на такое пойдёт, — Чимин догадывается, что могло произойти, но лучше убедиться точно. — Если бы ты трубку не взял, выломал бы эту дверь на хер. Я, как услышал, что она кричит, мне крышу снесло. Забегаю, а он… там… ну, блять, Дон Ю! Я и врезал ему, и снова бы врезал, да она, дурёха, остановила. Нашла кого жалеть — собственного насильника. Опасения и предположения Чимина подтвердились. Хорошо, что он забрал её вчера. Плохо, что отпустил. Хорошо, что Чонгук подоспел, иначе было бы не избавиться Паку от этой вины во век. Упоминание Юнги напомнило Чимину о визите помощницы. Не дай Бог и эта предательницей окажется. Нужно спешить. Пак прощается с другом, просит не съедать себя заживо, а поговорить с Лиён, и всё выяснить. Уверил, что всё будет хорошо и убегает к машине. А Чонгук неспешно плетётся дальше по тротуару. Ему есть ещё над чем подумать.