Кровь брата

      Тарлок уже сбился со счета, сколько раз обошел комнату допросов вдоль и поперек. Он безостановочно потирает ладони, вскидывает их к голове, проводит пальцами по волосам. И повторяет все еще раз. Снова и снова.       Он чувствует биение сердца в груди, слышит непрерывный стук пульса в ушах. Но помимо этого - ничего. Он больше не ощущает пьянящего течения воды, не может управлять даже потоками собственного тела. В такие моменты он каждый раз вспоминает, что стал по-настоящему беспомощным. Превратился в незнакомца даже для самого себя.       Тарлок сглатывает, пытаясь подавить тошноту, подступающую к горлу. Ему необходимо свыкнуться с отсутствием контроля.       Если бы только это было так просто. За последние двадцать лет его жизни - по правде говоря, даже больше - все вокруг находилось под его контролем. И Революция Уравнителей просто избавилась от всех его достижений. Теперь, когда он больше не маг, все будет иначе. И все из-за Амона — из-за Наотака, уточняет он. Из-за его собственного брата.       Он знает, что нужно принять поражение, найти в себе остатки хоть какого-то достоинства и придумать выход из сложившихся обстоятельств. Ведь именно так он и поступал каждый раз, когда совет не соглашался с каким-либо из его предложений. В конце концов, хоть текущая ситуация и оставляет желать лучшего, он все еще жив.       По крайней мере, пока. Все-таки до сих пор неизвестно, зачем именно его привели сюда.       Он закрывает глаза, старается выровнять дыхание.       Та его часть, что отвечает — отвечала —за советника, отказывается двигаться дальше. Его брат погубил город своей жестокостью, своим возмездием. От улиц остались лишь ряды ям. Каждую ночь колыбельную Тарлоку заменяют крики, а с ними и резкий треск электричества. Даже несмотря на то, что его карьера началась с довольно эгоистичного фасада, желание Тарлока стать спасителем этого города оказалось вполне искренним. И теперь весь его труд пошел крахом. Республиканский город, его проект и трофей, разоряют у него на глазах, а он совершенно ничего не может с этим поделать.       Так еще и этот юный Аватар. Корра.       Тарлок останавливается и трет лицо руками, давит ладонями на глаза, пытаясь избавиться от накопившегося напряжения. В этот момент дверь комнаты допросов открывается с неприятным скрипом, и Тарлок опускает руки, моргает, пытаясь избавиться от цветных пятен перед глазами.       Будто призванная его мыслями, Корра влетает в комнату, едва удержавшись на ногах. На ее лице паника, а за спиной — великий уравнитель собственной персоной.       Тарлок застывает. Его взгляд мечется между Наотаком и девушкой, пытаясь понять, какой вред человек в маске успел причинить ей. Его пальцы дергаются, когда он подавляет инстинкт шагнуть вперед, притянуть Корру к себе, встать между ней и своим братом. Глаза девушки расширяются, стоит ей только заметить его. В замешательстве она все же заставляет себя повернуться в сторону двери, не желая стоять спиной к своему ночному кошмару во плоти.       Впрочем, Тарлок успевает словить себя на неприятной мысли, что Корра, судя по ее реакции, не слишком рада его компании.       Скрежет металла о металл режет слух, когда Наотак запирает за собой дверь. Затем, игнорируя яростный взгляд девушки, он шествует к столу в центре комнаты, хватает стул и тянет его в один из темных углов. Резким движением мужчина разворачивает его и усаживается, упираясь предплечьями в высокую металлическую спинку. Его ноги широко расставлены, ботинки стоят на полу по обе стороны от стула. Каждое движение его тела буквально кричит о величии и власти.       Он молча наблюдает за ними из-под маски, от одного только взгляда на которую кровь стынет в жилах. Корра не спеша приближается к Тарлоку во вполне сознательной попытке отдалиться от мужчины, что отнял у нее титул Аватар. Но часть Тарлока трепещет при мысли, что, возможно, неосознанно девушка пытается найти тепло и безопасность в его крупном теле. Возможно, в нынешних обстоятельствах она даже видит в нем союзника.       Сложив руки за спиной, Тарлок неловко прочищает горло. Он знает, что сейчас напоминает лишь жалкую пародию на самого себя во времена его выступлений в совете.       — Зачем ты привел нас сюда, Ноатак?       Из-за теней от маски невозможно понять, моргает ли мужчина вообще. Он наклоняется, совсем немного, и по телу Корры пробегает дрожь. Сейчас она напоминает кошкооленя, попавшего под свет фар сатомобиля.       — Корра, — мягко произносит Ноатак. — Мой брат выглядит напряженным, не так ли?       Тарлок ощущает тревожное покалывание, волосы на затылке встают дыбом. Девушка начинает лепетать в ответ:       — Я... Что... Это ведь не... Конечно он напряжен! — выкрикивает она, бурно жестикулируя. — А кто на его месте чувствовал бы себя иначе? Как вообще можно чувствовать себя, когда ты заперт в комнате и не знаешь, для чего именно?       Ее рот открывается, чтобы сказать что-то еще, но в этот миг Ноатак поднимает руку. Тарлок видит слабое подергивание мышц на ладони брата, и Корра тут же смолкает.       — Почему бы тебе не помочь ему расслабиться?       Прозвучало это совсем не как вопрос. Рука Наотака опускается, пальцы сгибаются под странным углом. Тарлок видит, как Корра с широко раскрытыми глазами приближается к нему. Она бросает взгляд на свои ноги, будто те принадлежат кому-то другому. И хотя девушка движется против своей воли, стоит признать, что каждый ее шаг выглядит плавным и естественным. Одно только это заставляет Тарлока задуматься, насколько искусственно выглядела его собственная магия крови. В сравнении со столь непринужденными движениями, его силу скорее можно было назвать работой неумелого ребенка. И не более того.       Содрогнувшись, Тарлок понимает, что это жуткое мастерство не могло появиться из ниоткуда. Как и все техники магии крови, оно требовало практики.       Он отступает на шаг, не желая участвовать в том, что задумал его брат. И неважно, о чем конкретно идет речь. Но Ноатак непреклонен, Корра делает вперед еще один шаг, затем ловко ускользает Тарлоку за спину. Ее живот задевает его руки, все еще сведенные за спиной, и он вздрагивает, мгновенно убирая их вперед.       — Ноатак, — рявкает он, чувствуя, как пульс вновь отбивает барабанную дробь в ушах. — Что ты делаешь?       В ответ на свой вопрос он чувствует, как руки Корры ложатся ему на спину. Довольно чувственно, если закрыть глаза на их явную дрожь. Ладони блуждают по его широким плечам. Большие пальцы совершают неспешные круговые движения. Дыхание Тарлока сбивается, чувство тепла разливается внизу живота. Он уже давно не ощущал чужих прикосновений и уж тем более столь нежных. Даже от таких, казалось бы, простых ласк он испытывает слишком сильное блаженство. И от этого сложившаяся ситуация кажется ему еще более пугающей. Его должно воротить от всего происходящего. И его, конечно же, воротит. Но вместе с тем, он ощущает и совершенно иную палитру чувств.       Стиснув зубы, Тарлок все же заставляет себя отстраниться от Корры. Он знает, что потоки его крови все еще принадлежат ему, и он не может позволить себе быть добровольным участником игр Ноатака. Однако, ему приходится замереть, когда хватка девушки на плечах становится чудовищно сильной.       После нескольких мгновений, немного расслабившись, руки девушки тянутся к воротнику его пальто и осторожно стягивают его с плеч. Он вздрагивает, когда ткань падает на пол. Вздрагивает, потому что в комнате холодно, потому что теперь на один слой меньше отделяет его от мира вокруг. Он вдруг кажется себе слишком беззащитным.       Как бы сильно Тарлок не старался сдерживаться, он громко охает, когда руки Корры вновь оказываются на его спине. На этот раз ее прикосновения ощущаются гораздо ярче из-за меньшего количества ткани между ними.       — Ощущения довольно приятные, не так ли, братец? — голос Ноатака остается практически бесстрастным, но вместе с тем в нем отчетливо слышатся игривые нотки.       Волна ненависти к самому себе накрывает Тарлока с головой, ранее отступившая тошнота вновь возвращается, на этот раз в сопровождении жара, обдавшего шею.       Он ведь ничего не говорил Наотаку. Он сделал все возможное, чтобы не выдать своих чувств к юному Аватару. Но каким-то образом его брат все равно узнал об этом.       — Думаю, ты уже продемонстрировал нам все, что хотел, — удается вымолвить Тарлоку, уклоняясь от заданного вопроса. Мышцы под его кожей все сильнее напрягаются, даже когда пальцы Корры продолжают успокаивающе гладить его по спине.       — Разве? — отвечает Ноатак, удобнее устраиваясь на стуле. — А ведь я только начал.       Тихо всхлипывая, Корра отходит от спины мужчины и идет — правильнее сказать "прогуливается", учитывая, как вынуждены покачиваться ее бедра — к Ноатаку, где и устраивается на его колене.       Руки Тарлока сжимаются в кулаки.       Руки Корры ползут по груди мужчины, сплетаются вокруг его шеи.       Рука Ноатака ложится на бедро девушки.       — Не смей, — слова слетают с языка прежде, чем Тарлок это осознает. Фраза так и повисает в воздухе, недосказанная, но и без того понятная.       Не смей прикасаться к ней.       Не смей причинять ей боль.       Не смей забирать ее у меня.       Ноатак усмехается, убирая руку с тела девушки, его ладонь взлетает вверх словно в жесте капитуляции.       — Ох, Тарлок, — его голос, низкий и бархатный, звучит пугающе из-под ничего не выражающей маски. — Мне даже не нужно ничего делать. Я уже внутри нее.       Большой палец его левой руки совершает едва заметные круговые движения, и лицо Корры заливается краской. Сдавленный звук срывается с ее губ, нечто среднее между возмущенным рычанием, вздохом изумления или даже удовольствием.       Тарлок чувствует, как и сам покраснел. Он знает, что сделал его брат: перенаправил кровь девушки таким образом, чтобы та создала болезненную пульсацию между ее бедрами. Стоит признать, что в самые унизительные и отчаянные моменты самоублажения, он тоже рассматривал такой вариант действий.       Ему приходится напомнить себе, что в отличие от брата, он так и не поддался этому искушению. Он всегда поддерживал лишь строго профессиональные отношения с Аватаром (хотя его лесть и бесконечные подарки, возможно, все же переходили некоторые границы). Более того, каждый раз после подобных мыслей о столь извращенном использовании магии крови, Тарлок проводил несколько дней, погруженный в чувство вины и отвращение к самому себе. В такие моменты он даже в зеркало не желал смотреться. Но Ноатака явно не терзают подобные чувства.       Тарлоку не нравится наблюдать за тем, как Корра дрожит, как ее руки напряженно сжимаются на мужских плечах. Она сопротивляется любым порочным инструкциям, что были даны ее мышцам, и Тарлок чувствует, как проблеск гордости за нее наполняет его сердце. При всем этом он не может оторвать взгляд от бедер, двигающихся на ноге его брата.       Из груди девушки вырывается приглушенный плач. Она вынуждена вновь и вновь повторять одно и тоже действие, безостановочно ерзать на колене Ноатака. Тарлок готов поклясться, что ему передается весь тот стыд, все то отвращение, что переполняют ее изнутри. Он зол, напуган, раздражен. Вдобавок ко всему те звуки, что она издает... С него хватит.       — Остановись, Ноатак! — гневно шипит Тарлок.       — Нет, — мужчина хмыкает, очевидно ни капли не заинтересованный вялыми скольжениями чужого тела по его собственному. — Я, пожалуй, продолжу, — ему достаточно одного легкого движения руки, чтобы заставить Корру поднятся на ноги и, повернувшись лицом к Тарлоку, вновь опуститься на его колено.       Тарлок не сразу замечает, что уже давно стоит, прислонившись спиной к столу, руки крепко сжимают его края. Он уже даже не уверен, сознательно ли переставлял свои ноги или его заставили передвинуться. То же самое он может сказать и про свои глаза. Он все еще способен моргать, но веки сами открываются, стоит только ему попытаться зажмуриться. Едва ли он может различить, где проходит черта между его собственной волей и влиянием Наотака. Он ненавидит все происходящее. Ненавидит его.       Корра возобновляет свои движения лишь с единственным отличием: в этот раз ее взгляд прикован к Тарлоку. Он может видеть смесь страха, смущения и возбуждения на ее лице. Ее рот приоткрыт, щеки горят, грудь вздымается от тяжелых вздохов.       Он хочет отвести взгляд. Правда хочет. Ему кажется, будто он наблюдает за чем-то запретным.       Ноатак меняет положение своей ноги, и движения ее бедер усиливаются. Они больше не напоминают легкие скольжения, скорее - настойчивое трение. Голова Корры откидывается назад со стоном, переполненным смущением и отчаянием, а затем ее дрожащие руки тянутся к краю своей рубашки и быстро стягивают ее через голову.       Руки Тарлока до боли сжимают столешницу, костяшки пальцев белеют.       Она полностью обнажена выше талии, ее учащенное дыхание и непрерывные движения нижней части тела заставляют грудь без конца подниматься и опускаться.       Он не должен наблюдать за всем этим. Это неправильно. Неважно, сколько раз он представлял подобные картины в своей голове, Тарлок знает, что никогда не был достоин того, чтобы наблюдать за ней вот так. И все же, он упивается развернувшейся перед ним картиной, словно это последнее, что он видит в своей жизни.       — Она прекрасна, не так ли? — даже маска не мешает почувствовать ухмылку на лице Ноатака.       — Да, — хрипит Тарлок, признавая поражение. Он не может этого отрицать.       Он ощущает стыд. Опустошающий. Разоблачающий. Его брат знает, как победить врага без применения физической силы. Достаточно одного лишь унижения.       Ноатак отталкивает Корру, заставляя ту вскочить на ноги и броситься через всю комнату на нетвердых ногах. После нескольких неуверенных шагов, она упирается в грудь Тарлока.       Сейчас ему не важно, вызвана ли их близость магией брата или волей девушки. Его волнует лишь то, что она достаточно близко, что он может успокоить ее. Ведь его руки все еще принадлежат ему. Они отпускают край стола и обхватывают Корру, в попытке огородить ее от всего мира.       Она прижимается к нему лицом, и он чувствует, как ткань на его груди намокает от слез. Она кажется ему последним оплотом теплоты в этой холодной комнате. Ее грудь продолжает подпрыгивать, пока девушка рвано дышит и содрогается в истерике. Он убирает одну из рук с оголенной спины девушки и нежно гладит ее волосы. Он хочет заверить ее, что все закончилось, что ее больше никто не тронет, что он сможет защитить ее. Но слова так и не покидают его горла.       Кровь отливает от лица, паника накрывает с головой. Он неуклюже переступает с ноги на ногу, пытаясь отодвинуть свои бедра как можно дальше от Корры.       — Хватит, брат! — огрызается он, делая акцент на втором слове. Быть может, это напомнит Ноатаку, что они родня. И что есть вещи, которые братья не могут делать друг с другом. Или друг другу.       Ноатак возвращает свои руки на спинку стула.       — Я ничего и не делаю, Тарлок, — вкрадчиво отвечает он. — Это все ты.       Нет. Тарлок отказывается этому верить. Он непревзойденный лжец и коррумпированный политик, ему ли не знать, где правда, а где ложь. И все же, он по личному опыту знает, какого это ощущать магию брата на себе. Оцепенение проносится по всему его телу, когда он понимает, что нет и намека на присутствие Наотака в его теле. Очевидно, что растущее напряжение в паху, как бы унизительно не было это признавать, зарождалось само по себе.       Но это невозможно, не в таких обстоятельствах. Он ведь не мальчишка, реагирующий на любые мысли и чувства. Возраст, к сожалению, уже давно многое у него забрал. Бывали разы, когда, как бы долго он не старался снять напряжение, его член упорно оставался вялым в его руках. Слишком многое отделяло его от получения настоящего удовольствия в прошлом: стресс, избыток работы, даже его собственная двуличная совесть порой не давала ему покоя. И вот как все обернулось: он — заключенный собственного брата — так легко возбудился под его пристальным взглядом.       Тарлока тошнит.       Его ладонь, ласкающая волосы Корры, начинает дрожать, спрятавшиеся под щетиной мышцы челюсти напрягаются. Он бросает взгляд на брата, сидящего среди теней, и пытается повторять в своей голове одно из нудных положений устава, чтобы отвлечься. Он не имеет ни малейшего желания принимать участие в его планах.       — Нет, нет, нет... — слышит он мольбу в ее голосе.       Лицо девушки все еще прижимается к его груди, но, сделав глубокий вдох, он заставляет себя выпустить ее из объятий. И как только ее руки начинают тянуться к нему, чтобы продолжить ласки, он перехватывает их. Тарлок борется с невероятной силой в ее конечностях, при этом стараясь не соприкасаться с ней бедрами. Но хуже всего то, что с каждой секундой он чувствует, как напряжение внизу живота только усиливается.       Если бы происходящее не было столь пугающим, он бы, возможно, даже нашел в себе силы рассмеяться. Месяц за месяцем он пытался выкинуть из головы назойливые мысли о ней. А теперь Корра буквально не может оторваться от него. Что за странный поворот событий. В какой-то степени даже приятный и ироничный.       Конечно, обращается он к самому себе, если закрыть глаза на то, что это все происходит не по-настоящему. Он не хочет заполучить Корру без ее согласия. Именно по этой причине между ними никогда и ничего не могло быть.       Ноатак, заскучавший от их борьбы, делает нетерпеливое движение кистью, и Тарлок чувствует, как его хватка внезапно ослабевает, руки поднимаются вверх, обхватывают ее лицо. Он сглатывает и со страхом вглядывается в ее заплаканные глаза, молясь, чтобы она увидела извиняющееся выражение на его лице. На мгновение она полностью замирает, только губы продолжают дрожать, но затем ее руки приходят в движение и тянутся к его паху.       При первом прикосновении, он измученно выдыхает через плотно стиснутые зубы. Ему приходится заставить себя сомкнуть веки, чтобы она не увидела, как его глаза закатились от удовольствия. Он закусывает губу, отказываясь издать хоть один звук, и лишь шумно выдыхает через нос. Когда же он решается вновь открыть глаза, то видит, как руки сами приподнимают ее лицо. Ее губы приоткрыты, будто девушка замерла в ожидании поцелуя. Поцелуя, от которого ни один из них не в силах отказаться.       — Пожалуйста, Наотак, — молит Тарлок хриплым голосом. — Она не хочет этого.       Она не хочет меня.       Он не может заставить себя произнести, что тоже не хочет ее.       Его брат усмехается из своего темного угла:       — Конечно, не хочет. Ты же ей в отцы годишься.       Губы Тарлока накрывают ее. Едва ли Ноатак мог придумать фразу хуже для этого момента.       Мышцы на шее Тарлока превратились в тугой канат, пытаясь сопротивляться движениям тела. Насколько жестоким он был бы, если бы не боролся с магией брата в своей крови? Ведь, даже сражаясь изо всех сил, он все еще чувствует, что превращается в зверя с капающей из пасти слюной. Его язык довольно неуклюже метается во рту девушки, зубы впиваются в ее губы. В его мечтах он всегда представал перед ней в образе изящного и нежного любовника.       Все происходит не так, как должно было быть.       Он чувствует влагу на ее щеках, чувствует, как ее руки неловко возятся с толстой тканью его штанов. Его передергивает, когда прохладные пальцы касаются чувствительной кожи живота. И вот, часть его гардероба уже собирается складками на полу у его ног.       Они отстраняются друг от друга, задыхаясь, оба напряжены до предела. Челюсти ноют от ухищрений Наотака. Корра совершает ошибку, опустив взгляд, и Тарлок тут же пытается прикрыть очевидный факт своего возбуждения, но вместо этого его руки тянутся к груди девушки.       Какая-то далекая, отстраненная от кошмарных событий часть его сознания восхищается силой Наотака. Его брат едва шевелится, пальцы вырисовывают абстрактные узоры на металлической спинке стула, но этого достаточно, чтобы управлять каждой веной, каждым мускулом в двух разных людях. Это не просто искусная работа. Это настоящее чудо.       Тем не менее, данный факт не сильно что-либо меняет. Мысли о чарующей магии не избавляют Тарлока от желания умереть, пока его руки сжимают груди девушки и нетерпеливо оглаживают их. Кончик среднего пальца лениво кружит по темной коже ее соска. Она вздрагивает от каждого его прикосновения. Она плачет от поглаживающих движений собственных рук. Тарлок вынужден признать, что никогда еще не чувствовал себя так отвратительно.       И все же, он в очередной раз стонет от ее ласк.       Руки Наотака начинают двигаться в воздухе, будто он крутит воображаемый шар. Тарлок чувствует, как его тело неестественно выгибается, ноги практически отрываются от пола. В следующее мгновение его руки двигаются вверх по телу девушки и усаживают ее на стол.       Очень больно ощущать на себе магию крови, но еще больнее пытаться ей сопротивляться. И, даже несмотря на то, что брат уже давно превзошел мастерство отца, боль оставалась все той же.       Рука Тарлока касается лица Корры, мозолистые пальцы вытирают слезы, текущие по щеке. Его ладонь тянется к ее нижней губе. Щекочущее чувство, как искра, проносится по позвоночнику, и его пальцы тут же настойчиво проникают в ее рот.       Пока язык занят его пальцам, сама Корра пытается снять с себя оставшуюся на ней одежду, неловко приподнимая бедра и сбрасывая путаницу из ткани и меха на пол. Она тут же покрывается мурашками, голая кожа соприкасается с холодным металлом.       Тарлок знает, к чему все идет, и его сердце пропускает удар. Омерзительно. Неправильно.       — Она ведь почти ребенок, Наотак, — слышит он собственный полный страдания голос. — Умоляю, не делай этого.       Вместо ответа руки болезненно напрягаются, и он освобождает ее рот от своего присутствия, тонкая нить слюны блестит на его пальцах. Он опускается ниже, еще ниже, и теми же мокрыми пальцами начинает поглаживать ее в самом сокровенном месте.       Он ощущает гораздо больше влаги, чем ожидалось от подобной ситуации. Вероятно, единственная милость, доступная ей.       Ему едва удается сдержать собственные слезы, когда он чувствует как девушка дрожит. Она измотана от принудительных движений собственного тела, от насильственных ласк. Она рыдает.       — Не надо, прошу, — он знает, как жалко звучит, но что еще он может сделать? Ему остается лишь наблюдать за тем, как его собственные руки притягивают девушку к краю стола. — Ты... Я... Я причиню ей боль.       Его брат это знает. И его брату очевидно все равно.       Слеза обжигает его щеку, когда он пристраивается между ног девушки. Длинная рубашка комкается на талии, ноги Корры неохотно обхватывают его, скрещивая лодыжки у него за спиной.       Он пытается заглянуть в ее глаза, пытается дать ей понять, как сильно не желает этого. Но она не отвечает на его взгляд, лишь испуганно, судорожно дышит.       — Мне жаль, — с трудом выговаривает Тарлок и входит в нее.       Он до крови прокусывает губу, горло разрывается от мучительного стона. Ноатак движет им быстро, безжалостно. Если бы стол не был привинчен к полу, то уже давно оказался бы на другом конце комнаты.       — Мне жаль, — выдыхает он с каждым толчком, и вскоре фраза превращается в своего рода заклинание, звучащее под отвратительные звуки их движений.       Мне жаль мне жаль мне жальжальжальжаль.       Тарлок ненавидит себя.       Ненавидит свое тело. Как может этот предательский клубок плоти, крови и костей наслаждаться Аватаром вокруг него. Таким влажным, теплым, узким Аватаром.       Мне жаль.       Ноатак ерзает в своем стуле, металлические ножки скрежещут по полу.       — Ох, братец, — он усмехается. — Кажется, ты был у нее первым.       Тарлок чувствует, как его голова резко и болезненно поворачивается, как если бы брат силой подтолкнул его к этому движению. Он не может отвести взгляда от места, где их тела сливаются воедино, где, уже вне поле зрения, он глубоко погружен в нее. Кровь и смазка размазались по внутренней части ее бедер, по нижней части его живота.       Нет. Нет, нет, нетнетнетнет...       Ну зачем же так жестоко?       Тарлок прячет лицо в изгиб шеи девушки и плачет.       На его месте должен был быть кто-то другой. Все должно было быть иначе.       Он даже не может к ней прикоснуться, чтобы забрать хотя бы часть ее боли - его конечности такие же заложники, как и он сам. Заложники человека, решившего отказать им в малейшей капле удовольствия даже в столь интимной связи.       Его извинения все не смолкают. Внезапно он осознает, что магия Ноатака покинула его. Как только Тарлок понимает, что больше не обязан истязать Корру, он пытается отстраниться так быстро, как только может.       Но стоит ему только попытаться выскользнуть из нее, она сжимается вокруг него и выдыхает так резко, будто хочет закричать. Сила, с которой она сжимает его, ошеломляет, но в самом дальнем углу своего сознания он понимает, что никаким образом не мог поспособствовать этому. А ведь он действительно мечтал об этом. При иных обстоятельствах.       Нет, сейчас за все представление отвечает Наотак, перенаправляя кровь в ее теле.       И так же резко, как наступает ее принудительный оргазм, он начинает ощущать и приближение собственного.       Тарлок тяжело дышит, напрягает мышцы живота, пытаясь предотвратить неизбежный финал, но, как бы он не старался, у него не получается. Как будто могло быть иначе.       Он не способен предотвратить ровным счетом ничего.       Наконец он выходит из нее и сразу же оседает на пол, спрятав лицо в ладонях.       Корра, потрясенная бурей эмоций и чувств (от раздирающей на части боли до неконтролируемой эйфории), просто лежит на столе и все новые слезы стекают по ее лицу.       Ноатак поднимается со своего стула, расправляет измявшуюся форму и направляется к двери. Он удостаивает своего брата лишь быстрым взглядом, прежде чем оставляет их одних.       В тускло освещенной комнате Тарлок еще долгое время дрожит на полу. Он продолжает просить прощения, пока горло не начинает саднить. Надеется ли он что хоть кто-то услышит его слова?       Он и сам уже не уверен.