two soulmates — one yoongi

      Первый шаг был сделан — он собрал вещи, распихал их по сумкам, взял чехол гитары, свой синтезатор и встал возле Хосока.       — Ты готов? — чувство нетерпения одолевало его, но также заставляло переживать. А точно ли он всё правильно делал? Не пожалеет ли, как предвещала ему мать? Хотелось верить, что он исполнит свои мечты в Сеуле. Однако несмотря на стремление как можно быстрее покинуть родной Тегу, волнение в груди, возникающее перед всякой поездкой в более дальнее место, не давало покоя.       — Бабушке уже сообщил, — Хосок шмыгает носом, всё-таки на дворе был февраль. Вчерашние выпускники школы стояли в шаге от нового этапа их жизни. И этот момент — такой же определяющий, как сдача экзаменов или подача документов в ВУЗы.       Подъехало такси. Вышел мужичок, пожал им руки и помог сложить вещи в багажник, кое-что пришлось засунуть в салон машины.       Юнги вдохнул холодный воздух, развернулся и посмотрел на дым, шедший из трубы на крыше. Бабушка Хосока затопила печь.       — Пора ехать, — констатирует, внутреннее толкает себя в салон. Нос и кончики пальцев промёрзли, снежинки осели на чёлке. Сел на задний ряд и опять включил телефон. Знал, что ему никто не напишет, не пожелает удачи. Он сам сказал матери не названивать ему. Однако она знала, когда Юнги с Хосоком выезжали из Тэгу. Небольшая надежда внутри груди горела слабым огоньком, от волнения крутило живот.       Хосок сел на переднее сиденье и захлопнул дверь. Потёр закоченевшие пальцы, поднёс к тёплому потоку кондиционера руки, чтобы их согреть.       — Холодный февраль, один из самых суровых на моей памяти, — водитель сел за руль и тронулся с места.       — И не говорите, постоял на улице всего ничего, а промёрз, — бодрый от недавнего мороза, Хосок сразу же ввязался в беседу.       Юнги же включал и выключал экран блокировки, смотрел на часы и всё ещё ждал. Его разморило в тепле салона, поэтому он совсем не обращал внимания на разговоры. Он глянул на знакомые улицы, которые видел в таком ракурсе только когда ездил в машине тёти — маминой сестры. Отец обычно использовал машину только для своих нужд — уезжал рано утром и приезжал вечером. Приходилось передвигаться пешком или на автобусах.       Деревья хурмы, что совсем недавно распрощались со своими последними плодами, были припорошены снегом. На персиках ещё не появились почки.       Машина выехала на главную улицу, и Юнги прилип глазами к крыше своего дома. Был облачный и снежный день, хлопья медленно падали на землю, что было совсем не свойственно этому месяцу. Поэтому крыша дома была покрыта свежим снегом. На верхних этажах горел свет — мама продолжала свою обычную жизнь. Думала ли она о нём или всё также просто плевалась ядом? А отец?       Путь предстоял не быстрый, поэтому он выдохнул, спуская напряжение, и прикрыл глаза. Новый этап, новая жизнь?       В Сеул они прибыли ближе к вечеру. Долгая сидячая поездка утомляла также, как долгая активность. Юнги вышел из машины на голый тротуар. Ни одной снежинки в отличии от Тэгу. Достал из кармана куртки пачку сигарет, зажёг одну и медленно закурил. Новая жизнь. Прошептал под нос, губами пробуя фразу на вкус.       Последние несколько лет ему было морально сложно. Скандалы, крики в доме — не обходилось ни дня без упрёков, хватания матери за сердце, проклинаний Юнги за то, что довёл её. И, наконец, рассорившись до конца с матерью, он выбрался из захудалого города, как и мечтал. Тот ребёнок, каким он был ещё лет пять назад, прыгал бы от счастья и восхищался таким бунтарским поступком.       Юнги улыбнулся своим мыслям, когда докурил сигарету. Но честно не знал, куда её девать — нигде не было мусорок. Вообще, в этом спальном районе, несмотря на ранний вечер, было тихо и сумрачно. Даже не было слышно гавкающих собак — вот что значит — Сеул. А в Тегу в подобных районах бегали стаями.       Хосок, вытащивший уже ни одну сумку, предложил ему выбросить в целлофановый пакетик. Деваться было некуда, поэтому он убрал её — так жалко было бросать её на ровный, будто свеже выкатанный, асфальт. А таксист, помогший с последними сумками, попрощался, сел в машину и уехал.       Из подъезда вышла женщина в домашней одежде и сланцах. Она увидела парней, и лицо расплылось в нежной улыбке, подбежала и обняла сначала Юнги, зажав в тисках объятий так, что он скривился от боли, а после та же участь постигла Хосока.       — Наконец-то, мои мальчики добрались, — она потрепала обоих по головам. — Давайте будем по очереди заносить коробки в подъезд, и там уже в лифт. Вообще как, устали? Долгая дорога была, скользкая?       Юнги взял несколько сумок и понёс ко входу, ощущая разливающееся в груди тепло. И как она может быть такой другой, когда у неё такая старшая сестра? Может ли она или его мать быть приёмными в семье? Почему они такие разные: если от одной ты готов сбежать в другую часть страны, то к другой бежишь в припрыжку.       Они поднимались в квартиру и после обратно к вещам, пару раз повторив цикл действий. Всё-таки с тётей, было общаться просто легче. Она сама была таким человеком, легко идущим на контакт, лишённая каких-либо предрассудков. И ни разу не осуждала его мысли, какими бы те ни были максимально юношескими и питались энергией протеста. Тётя Мин выслушивала его, и только после отвечала, создавая приятную беседу и успокаивая пыл Юнги после ссоры с родителями.       — Вы ведь уже получили ответ от университета? — она усадила их на кухне за стол и поставила чайник.       — Нуна, вы, конечно, удивляете! — Хосок улыбнулся, растекаясь лужой по столу. — Если бы мы получили отрицательный ответ, то никуда бы не поехали. Завтра пойдём в банк вносить оплату за первый семестр. Вы ведь подскажите, где тут ближайший?       Юнги устало держался за столом, его длинный рукав кофты слегка сполз, обнажая кусочек запястья. Из-под манжеты выглядывали белые полосы кожи на запястье. Прежние попытки навредить себе остаются на теле и никуда не деваются, всякий раз напоминая о той ненависти, что двигала им.       Он практически не слушал разговора, на него накатывала такая приятная дрёма, напоминавшая о. детстве? Юнги не знал, почему именно о детстве, так как он мало что помнил о ранних годах. Уют, тепло и безопасность, такие приятные чувства, вызывавшие сладкое состояние на грани слёз, щекочущей всё изнутри ностальгии — тонкое чувство, напоминавшее детство. Так решил он для себя когда-то давно.       — Ой, кстати, Юнги, пока ты совсем не свалился спать, — тётя подошла к нему, она начала водить рукой по волосам. Ему нравилось, когда она гладила его по голове. — Давайте я расскажу вам, где что находится. Где если что аптечка, огнетушитель, как перекрывать воду и газ, что у меня тут находится.       Хосок стоял с чашкой быстрорастворимого кофе, вдыхал аромат и попутно думал о своём любимом кофейном геле для душа.       Тётя Мин показала им спальню, куда они переставили свои сумки с вещами. Провела к кладовке, объяснила что делать с санузлом и опять вывела их в зал. Кухня-гостинная давала место разгуляться, там был и диван и кухонный гарнитур.       — В общем, вам крупно повезло, что мне нужно будет уехать из страны. Завтра вечером у меня самолёт, так что квартира полностью на вас. Буду иногда звонить и спрашивать, сгорела ли она или не устроили ли вы потоп. Вообще, мальчики, не только как нуна, но как ваша близкая подруга желаю вам счастья.       — Лучше бы ничего не говорила, — Юнги угрюмо свёл брови. Один из главных людей — одна из важнейших опор в его жизни — опять уезжает.       — Какой же мой племянник бука, — она ни чуть не обиделась, а только улыбнулась. — Хосок, ты ведь уже сказал бабушке, что добрался? А то она мне начнёт трезвонить.       Хосок после этого быстро открыл телефон и перепроверил отправленные сообщения. Он настолько привык к тотальному контролю своей бабушки, что уже автоматически исполнял многие действия, совсем не отдавая себе в этом отчёта.       — Да, она передала привет.