Нелисар Брегон

Подвалы замка не были закрытым местом, но и всех подряд туда не отправляли. Поэтому он не слегка удивился, когда ему поручили пойти в закрома. Что только он не встретил в поисках: комнаты набитые всяким хламом, картинами, портьерами, бочками с вином, книгами, какими-то свертками, похожими на карты и чертежи. Он бесцельно открывал одну дверь за другой и бессмысленно заглядывал туда, пока наконец, одна комната не привлекала его внимание. Длинное помещение, выложенное белым мрамором резко выделялось на фоне однотипных темных, заброшенных комнат. Под самым потолком были два небольших окошка, едва освещающие комнату. Нел зажег факел и двинулся вперёд. Здесь царила практически стерильная чистота. По периметру стояли стеллажи, заставленные книгами, кубками, инкрустированными клинками, портретами. И нигде не было ни пылинки. За этой комнатой явно пристально ухаживали. Нелисар прошёлся по комнате, бегло оглядывая портреты. За очередным стеллажом стоял огромный, широкий стол. Он замер, поражённый увиденным. На столе была установлена подставка из темного дерева и на тонких изящных держателях покоился необычно длинный меч. По его лезвию вытянулось витиеватыми буквами имя Арахая. Рукоять, венчающаяся крупным камнем, глубокого синего цвета, была украшена тонкой филигранью. Камней, подобных этому, он никогда еще не видел. Словно завороженный Нел наблюдал за слабым блеском факела, скользящим по лезвию меча. Нелисар испытывал неудержимое влечение. Едва смея дышать, он протянул дрожащую руку и слегка коснулся рукояти меча. И мир словно перевернулся. Одно прикосновение изменило все. Он закрыл глаза, чувствуя себя так, словно бы ничего более важного в его жизни еще не происходило. Ему казалось, что сам меч словно рад ему и камень в его рукояти, словно стал переливаться ярче в неверном свете факела. Он потерял всякий счет времени, ощущения растворились, не стало границ и условностей. Сознание его стало столь светлым, каким не было ещё никогда. – Нелисар! – раздался по коридору громкий, грубый голос, сопровождаемый шарканьем. Нелисар вздрогнул. Голос старшего слуги замка, отправившегося его в закрома, словно вернул его в реальность. Он осторожно отнял ладонь от меча и почувствовал, как заныли ноги. Сколько времени он провёл здесь? Едва он сам это знал. Уже у самой двери, он бросил последний взгляд на меч, окинул быстрым взглядом мраморную комнату, схватил корзину и выскочил прочь, направившись на встречу к тому, кто искал его, – Нелисар! Нелисар быстро преодолел коридор и завернув за угол наткнулся на высокого строгого лангокца. В лице его явно проступило раздражение и Нел почувствовал, что, возможно, ему зададут хорошую трепку. Но лангокец хмуро окинул взглядом беспристрастное лицо Нела, его твердую позу и остановился на пустой корзине в его руках. – Я отправил тебя в закрома, какого черта ты шатаешься по всему подвалу? – буркнул он, почему-то не глядя на Нела. – Я заблудился, – равнодушно отозвался тот. – Давай сюда, – лангокец забрал у Нела корзину и прошаркал мимо, – Закрома находятся рядом с кухней, там и искать-то нечего! Возвращайся во двор, на кухне от тебя никакого толка, – когда Нелисар не смотрел на него, голос его стал суровее и в нем снова появились нотки гнева. Нел помедлил несколько секунд, глядя на удаляющуюся фигуру, пока лангокец не завернул за угол, и поднялся наверх, по плохо освещённой лестнице. Пройдя двумя короткими коридорами он вышел на большую кухню. Здесь готовили поздний ужин для короля и регента. В воздухе витал приятный аромат тушенного мяса, от которого у Нелисара свело внутренности. Он запоздало понял, что пропустил ужин и дабы избавить себя от мучений, стащил несколько маленьких яблок, кусок хлеба и сыра и поспешил во двор. Санримор уже почти спустился за горизонт, и плотный туман окрасился на западе розово-оранжевым отблеском. Один за другим рабочие замка брели в сторону бараков и то там, то здесь вспыхивали костры. Они, обслуживали территорию замка и жили здесь пять суток, а потом, на пять суток, возвращались в свои дома, в поселение. А на смену приходила следующая бригада. Условия у них были не самыми приятными. Ночевать им приходилось в простеньких бараках, где кроме коек и одной уборной не было ничего. Зато кормили на славу, правда, обедать приходилось прямо под открытым небом, в любую погоду. Нелисар побрел к стене замка. Он не любил ночевать в общих бараках. Вернее было бы сказать, его не очень любили, а порой, казалось, что даже побаивались. Стоило ему где-нибудь появиться, как разговоры становились тише, если не смолкали вовсе. Арахайцы старались сохранять дистанцию от него и ему, зачастую, было тяжело найти работу в поселении вокруг замка. В самом замке же было проще, всем было безразлично кто выполняет работу на территории и потому Нел до сих пор оставался здесь, хотя замок и навевал на него необъяснимую тоску. Серая громадина высилась посреди Долины шести времен, не мрачная, но какая-то унылая и печальная, словно шрам на девственном, природном лице Арахая. У Нела не было дома. Ему некуда было возвращаться. Несколько раз ему предлагали перейти на службу в сам замок. Слуги замка имели возможность жить прямо в нем. Но эта затея каждый раз проваливалась. Буйный, не покорный, горделивый нрав Нела, приводил к конфликтам со стражей и другими слугами. А последний раз, Нелисар сам сбежал из замка, назад к тяжёлой работе на его территории. Серые стены давили на него, лишая возможности дышать свободно. Откуда-то со стороны появился часовой в потертой меховой куртке, с тяжелым кинжалом на поясе. Он остановился и внимательно посмотрел на Нела, сидящего спиной к стене замка. Секунду он помедлил, словно пытаясь убедиться в том, что Нел точно не чужак и пошел дальше. Это была охрана от симбольцев. С тех пор, как в народе случился раздор, регент весьма их опасался. И большинство лангокцев, живущих вокруг замка, разделяли его взгляды. По ночам ворота замка запирались на тяжелые засовы и выставлялась охрана. С наступлением темноты, жители самого крупного поселения Арахая, что располагалось вокруг замка, тоже старались не покидать своих домов, боясь нападения симбольцев. Нелисар слышал из разговоров рабочих, что на замок нападали несколько раз, но это было давно. Хотя замок и враждовал с симбольцами, обойтись без них он не мог. Они были прекрасными охотниками, за это их даже прозвали волками. Ни один лангокец, как бы ни был он хорош, не мог сравниться с ними в способности выслеживать, быстро и четко убивать добычу, загонять и одомашнивать стада диких животных. К тому же, они мастерски выделывали кожу. И потому, правители замка и жители поселения были вынуждены держать дипломатические отношения с теми симбольцами, которые соглашались сотрудничать. Нелисар почувствовал как пробежала мелкая дрожь по спине. От земли стало тянуть холодом и пришел запах сырости. Закат давно уже отгорел, небо стало мутно черным. Он устало поднялся и побрел в сторону от замка, дабы не мозолить глаза часовым. Найдя тихое, спокойное место, между бараком и каменной стеной ограды, он стянул с себя куртку, прилег на стылую землю и накрывшись своей же одеждой и уснул. Нелисар Брегон был совсем юным, двадцатилетним лангокцем. По крайней мере, он таковым себя считал, хотя и отличался от них. Он был как-то странно не красив, что было в принципе не свойственно арахайцам. У него были черные буйные длинные волосы, всегда стянутые на затылке, линия его тонких губ была не правильной, один уголок был опущен ниже другого, отчего лицо его казалось хмурым и печальным. Но более всего поражали его глаза, светло-синие, необычно большие, со странным дефектом: один зрачок был шире другого, что придавало его взгляду нотки сумасшествия. Вырос он вдалеке от замка и даже не подозревал о его существовании. Растила Нелисара мать и симболец по имени Муаре. Мать он помнил плохо, она умерла когда он был совсем еще мал, но острое впечатление беспредельной любви, нежности и какой-то глубокой печали врезались в его память. После, он остался вдвоем с Муаре. Тот был строг с ним и холоден, а порой и груб. Но чем взрослей становился Нелисар, тем больше уменьшалась грубость симбольца. И наконец, детский страх перед стариком отступил далеко назад и Нел стал мучать его расспросами. Именно от него Нелисар узнал о том, что Арахай не всегда был таким. В прошлом, когда король Владислав был жив, Арахай был райским уголком. Сезон туманов длился всего пару месяцев в году, а в остальное время была приветливая погода. Живности и растительности было не счесть и между народами царили мир и любовь. Но король умер… Он был еще не стар и не достиг еще даже трёхсот лет, но смерть настигла его. Арахай погрузился в состояние скорби и замер. Народ, до глубины сознания, любивший своего великого короля, долго и тяжело оплакивал его смерть. У Владислава было двое сыновей и старший из них унаследовал престол. Но так и не смог взять бразды правления Арахаем. Он был тяжело болен и слаб здоровьем и прекрасную землю возглавили его советники, один из которых стал теперь регентом – Сургат Элиансер. И Арахай так и не вышел из состояния замирания и по сей день, сезон туманов не кончался, словно никогда и не было по-другому. Потом была война среди народа, причин и результатов которой, Нелисар не знал. Ему было ведомо лишь то, что Сургат считал лангокцев близкими себе существами, а симбольцев он рьяно ненавидел. Это все, что старый Муаре посчитал необходимым рассказать юному Нелисару. Это не удовлетворяло его, но привносило некоторую ясность, овеянную мистической тайной. Он часто задавал много вопросов, но каждый раз натыкался на глухую стену не понимания, а со временем и неоправданного равнодушия. Он упорно пытался узнать, почему они живут отшельниками, глубоко в лесу, в отрыве от родного народа. На это Муаре всегда отвечал только одно: «Такова воля твоей матери». Это фраза приводила его в смятение и злила. Она не давала абсолютно никаких ответов, лишь дразнила его. Почему мать этого хотела? От кого или чего она скрывалась? Была ли за этим какая-то тайна или это просто прихоть? Почему нельзя нарушишь её волю? Но Муаре не давал ответов, просто переложив всю ответственность, на умершую мать Нелисара. И со временем он перестал задавать вопросы. А спустя еще какое-то время, научился принимать реальность как должное. Он становился все спокойнее, все меньше вопросов мучило его, все меньше волновало его буйную душу, он становился равнодушнее, холоднее, он стал замечать в себе жесткость, холодную прямолинейность и способность подчинять себе волю Муаре. А потом произошло то, что перевернуло жизнь молодого лангокца. Однажды, Муаре не вернулся с охоты. Он не раз уходил на несколько дней, но что-то заставило Нела беспокоиться, что-то подсказало ему, что случилась беда. Несколько долгих, бесконечных часов он провел в поисках и нашел. Тело волка было придавлено погибшим деревом. Нелисар подскочил к нему и Муаре, приоткрыл глаза. Увидев своего воспитанника он заволновался, глаза его расширились и он силился схватить Нела за одежду. Нелисар попробовал сдвинуть ствол гигантского дерева, но ему не удалось. – Нелисар, – хрипло прошептал старик, – ты должен знать… – Нелисар молча склонился к нему, – Прости меня… я должен был всё рассказать тебе… Твоя жизнь, Нелисар… Ты, Нел – ты великая часть Арахая... Ты Нелисар Брегон… – в глазах Муаре мелькнул ужас и непередаваемая тоска, а в следующее мгновение, свет погас в них навсегда. И Нелисар остался один. Совсем один. Гулкая пустота заполнила его сознание. *** Он проснулся от холода. С трудом поднявшись, он стал растирать затекшие конечности. Натянув куртку, Нел побрел в сторону ближайших ворот. Там у стражей всегда горел костер у которого можно было погреться. Они никогда не прогоняли его и не задавали вопросов, а порой можно было послушать интересные истории. Стражники встретили его молчаливыми, угрюмыми взглядами. Он устроился поближе к огню и не обращая внимание на редкие реплики лангокцев, задумался. Во сне он видел, как снимал меч с держателей, как прохладная рукоять точно ложится в его ладонь. Что-то манило его. Он жаждал вновь увидеть меч и главное – прикоснуться к нему, он только и мог, что думать о нем. И что-то изменилось, словно по мановению какого-то неведомого закона, когда металл коснулся его кожи. Он незримо ощущал это внутри себя, во всем что его окружало. Словно в полотне его жизни вдруг соединились воедино надорванные нити, словно он обрел давно утерянную часть самого себя. До конца не понимая еще, что произошло с его существом, он четко осознавал, что изменения произошедшие в нем, будут иметь огромные последствия. Он поерзал на своем месте, плотнее запахивая куртку. Его манило в подвал замка, туда, где за самой обычной, неприметной дверью покоился удивительный меч. Нел смирял в себе этот зуд, желая постичь сперва его природу, а уж потом поддаться ему. Треск дерева в огне, тихий гул ветра, редкие фразы стражников стали сливаться воедино и, незаметно для себя самого, Нелисар снова заснул, уронив голову на грудь. *** Замок, в котором жила королевская семья, был обнесен высокой каменной стеной. Нелисар поднял голову и, прикрыв глаза ладонью несколько секунд смотрел в сторону Санримора, а затем снова вернулся к работе. Погода была прохладной, но по спине Нела струился пот, от долгой работы. Лангокец, на вид которому было года на два больше Нела, едва успевал относить порубленные дрова на кухню. Он что-то говорил Нелу, но тот не слышал и забвенно, словно от этого зависела жизнь, вонзал топор в сухое дерево. Он остановился лишь тогда, когда его помощник тронул его за плечо. Нелисар развернулся не отпуская топор и лангокец испугано отскочил от него. Некоторое время они смотрели друг на друга и Нел вдруг осознал, что выглядит весьма не дружелюбно и опустил топор. – Прозвонили обед, – бросил лангокец и поспешно удалился. Нелисар оставил топор на земле, оделся и направился в сторону кухни. Только теперь он заметил что кожа на ладонях стерта в кровавые мозоли, спина ноет, а мышцы свело в слепом усилии. Он повел плечами, стараясь сбросить накатившую судорогу. Получив свой обед, он направился подальше от остальных, на задний двор замка и устроился под одним из низкорослых деревьев. Нел знал от других арахайцев, что эти деревья были специально завезены на Арахай с других, ранее обитаемых планет их созвездия. Сам же Арахай, в большей части, был покрыт огромными, буквально гигантскими, белоствольными деревьями. Так и не донеся полную ложку до своего рта, Нел вернул ее назад и вздохнул. Все же что-то изменилось, в тот самый вечер, когда он коснулся прекрасного металла, налет непричастности и равнодушия сошел и Нелисар с завидной ясностью осознал себя гораздо большей частью Арахая, чем когда-либо раньше. Он работал так забвенно, потому что пытался отогнать от себя мысли, так упорно режущие его сознание. Какая-то возня, прямо перед ним привлекла его внимание. Он поднял глаза и увидел, что за деревьями кто-то есть. Заинтересовавшись, он подошёл ближе и глазам его предстала удивительная картина. Между хозяйственными постройками, стоял маленький покосившийся сарайчик. Рядом с узким входом, лишенным двери, на коленях сидел молодой лангокец, с совершенно детскими чертами лица. У него на руках лежал симболец. Одна его нога была прикована к длинной тяжёлой цепи. Нелисар аккуратно приблизился к ним. Заметив его, молодой лангокец вскочил на ноги и словно попытался закрыть собой симбольца. Нел внимательно посмотрел на них. Прикованный человек, был необычно бледным, почти белым и даже волосы его были белого цвета. Все лицо и тело было покрыто синяками и ссадинами, глаза заплыли, на потрескавшихся губах запеклась кровь, вместо одежды на нем висели какие-то лохмотья, длинные волосы спутались и зацепились за растущее рядом колючее растение. Он либо очень крепко спал, либо был без сознания. Нел перевел взгляд на лангокца. Тот насторожено смотрел на него. – Как твое имя? – спросил Нел у него. Тот не опустил глаза и тихо, но твёрдо, ответил: – Доминик! – острые скулы, потускневшие волосы, темные круги под глазами. Но не смотря на удрученный и измученный вид, Нелисар почувствовал необъяснимое расположение к этому незнакомому юному и очень красивому лангокцу. – Кто это? – Не знаю… – неопределённо ответил тот поведя плечами. Нел подошел к симбольцу и опустился рядом с ним на колени. Грудь его едва заметно вздымалась. Нел достал из сапога тонкий нож. – Меня зовут Нелисар, – представился он Доминику и начал аккуратно срезать волосы симбольца, чтобы освободить его из колючек. Молодой лангокец некоторое время удивленно наблюдал за ним, а потом тихо ушел куда-то. Через несколько минут он вернулся с кружкой воды. Нелисар освободил симбольца из капкана колючек, в который тот невольно попал. Он приложил ладонь к его лбу, позволяя энергии своего тела, перетекать в тело незнакомца. Нел чувствовал непреодолимое стремление помочь ему. Он часто чувствовал многие вещи и никогда не противился влечению этих чувств. Рука Доминика скользнула и накрыла ладонь Нела – он помогал ему. Брызнув воды на лицо симбольца, он осторожно приложил кружку к его губам. Через несколько секунд тот поперхнулся, закашлялся и наконец очнулся. Серебряные, потускневшие глаза настороженно и удивленно смотрели на Нела. – Пей! – улыбнулся ему Нел. Он послушался и припал губами к воде. Его глаза метнулись к Доминику, который сидел здесь же и его тревожный взгляд то и дело ощупывал его. Нелисар подумал, что пожалуй симболец будет выше его ростом, только сил у него совсем не осталось. Удар стал совершенной неожиданностью для всех троих. Доминик отскочили от Нелисара. Брегона что-то остро полоснуло по плечу, удар был не очень болезненным, но страшно обидным и он резко вскочил на ноги. Он встретился лицом к лицу со старшим слугой. В руках тот держал подобие хлыста. На морщинистом лице отражалось крайнее удивление и жесткая строгость. Нелисар почувствовал, как ярость, вскипевшая в его груди, в одно мгновение отразилась на его лице. Ладони непроизвольно свернулись в кулаки и одеревенели мышцы. Старший слуга заметно струсил, словно физически ощутив ту непонятную мощь, что исходила от Нелисара. Он старался не смотреть больше в глаза своего подчиненного и как-то не уверено бросил, пытаясь спрятать хлыст за спиной: – Лучше вам отойти от него, если вас заметит стража – вам несдобровать. И развернувшись он поспешил прочь, нервно постукивая хлыстом о сапог. Нелисар проводил его глазами, чувствуя как ярость так же резко улеглась, как и появилась. Они снова опустились на колени возле симбольца. Тот отпил еще воды и съел весь обед, предложенный Нелисаром. Подкрепив немного свои силы, он тихо произнес: – Уходите, вам действительно лучше не попадаться рядом со мной. И в этот момент раздался удар колокола, призывающий к концу обеда. Поднявшись, Доминик потянул за собой Нелисара, понимая, что они действительно могут попасть в большие неприятности. Некоторое время они шли молча: – Почему он на цепи? – произнес наконец Нелисар, словно очнувшись от раздумий. – Видимо, таково решение регента – словно выплюнул Доминик, – Очевидно подобрался слишком близко к замку… Или просто попал на глаза Сургату. – Так для того, чтобы издеваться над симбольцем, достаточно просто слова регента? Для этого не нужные веские основания? – Доминик промолчал, понимая что Нел и не ждал ответа. Он достал откуда-то довольно большой кусок хлеба и половину отдал Нелу. Тот молча принял, не сказав ни слова. *** Нел плохо спал. Ему снились горы и меч. Казалось бы, ничего неожиданного или страшного он не видел во сне, но почему-то ему было ужасно не по себе. Ему хотелось бежать, спасать кого-то, но кого, он не мог понять. Он чувствовал холод внутри себя, холод огромной ледяной глыбой засевший где-то на уровне желудка. Иногда ему казалось, что он задыхается, тонет в серо-зеленной, горькой воде, в каком-то невероятно странном месте. И это место манило его и вместе с тем пугало. Несколько раз он просыпался ночью в холодном поту. Рядом с ним, прижавшись к нему спиной спал странно побледневший Доминник, не пожелавший покидать своего нового друга. Нелисар не спрашивал, почему лангокец не вернется в барак, к остальным. Он снова засыпал, и ему казалось, что он видел короля и его брата. Эти ведения смешивались со снами, ему казалось, что он растекается, что тело – это бесформенная масса, что его практически нет. И тут он увидел глаза. Темные, фиолетовые глаза смотрели на него, словно говоря что-то. Они пугали и в то же время манили его, словно он стоял на краю пропасти и его хотели толкнуть туда и одновременно уберечь от падения! И внезапно, его объяла боль, какая-то странная глубокая боль, где-то за гранью физического тела.