«И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон»
Откровение ап. Иоанна Богослова, 13:11.
У него была тень собаки. Стоило руке дрогнуть и направить свет фонарика чуть в сторону, как он снова начинал видеть её. – Не смотри, – сказала Анна-Рената. – Держи ровно. Они даже не были уверены, что это правильно. Держать фонарики над головой тоже предложила Анна-Рената, потому что так можно было полностью себя осветить. Важнее всего было лицо: если лицо окажется во тьме, ты пропал. Раньше в эту игру, должно быть, играли со свечками, но так было куда рискованнее. Чем меньше света, тем быстрее подкрадывалась чернота. – Он не придёт, – сказала Анна-Рената. У них начали уставать руки, а до двух минут третьего ещё оставалось время. Дверь на другую сторону – или куда там они пытались заглянуть – шире всего приоткрывалась тогда, когда количество часов и минут совпадало. В этот момент свет нельзя было гасить ни в коем случае. – Думаешь, с ним что-то случилось? – Эстебан взглянул в зеркало, но увидел там только себя, сестру и черноту за своей спиной, хищную, охотящуюся за любыми источниками света. – Может быть, – Анна-Рената пожала плечами. – Например, чернота его съела. Или он просто больше не может являться. С мёртвыми это случается – они непостоянны. – Не говори о нём так, – Эстебан передал ей свой фонарик, чтобы сестра могла светить сразу на обоих и заодно сменила руку. – Хочу кое-что проверить. Это было совершенно обычное зеркало. Подошло бы любое, большое и маленькое, даже ведро с водой подходило, нужно только сделать так, чтобы не было ряби. К зеркалу имелось всего одно требование: в нём должен был быть изъян. Трещина, скол, пятна – подходило всё. Это было старое и край у него отбился, поэтому Эстебан перенёс его в подвал. – Помнишь, как в детстве, с двумя зеркалами? Карманное зеркальце слегка повредить не удалось, и от удара оно разбилось на несколько мелких осколков почти равного размера. Пришлось склеить их друг с другом, воссоздав первоначальную форму. К счастью, в игру можно было войти со своими предметами (что, впрочем, не значило, что выйти из неё удастся целым). Эстебан поставил зеркала друг напротив друга и заглянул в зеленоватый коридор. – Помню, что из них явилось в прошлый раз, – пробормотала Анна-Рената, и свет второго фонарика задрожал и дёрнулся. – Ты только зря делаешь это… зло сильнее. Облегчаешь ему путь сюда. Он не ответил. Он всматривался в коридор, но в глубине ничего не было: ни странной фигуры, ни человеческого силуэта, – только клубилась всё ближе и ближе тьма. В эту игру сложно было выиграть, потому что в ней было так мало правил и так много сопутствующих обстоятельств. Или, быть может, правила были разными для того, кто водил, и для тех, кто прятался. Или из любого правила имелось исключение – например, зло было слепым. Зло, или чернота, как они его называли, не имело никакой другой физической формы. Оно могло чувствовать свет, но не умело смотреть и почему-то думало, что в глазах смертных заключается опасность. Потому оно пыталось добраться до всего, что обладало глазами: до фотографий, картин, где были изображены люди, чучел на стенах и мягких игрушек. Домашние животные манили его больше всего, потому приносить их в дом не имело смысла – они были ему на один зуб. – Эй, – позвала Анна-Рената. – Держи. Осталась одна минута. Эстебан сунул зеркальце в карман и забрал у неё фонарик. Они встали друг напротив друга, осветили себя так, чтобы видеть чужие тени, и подождали, пока наручные часы Анны-Ренаты покажут две минуты третьего. – Давай. Они синхронно шагнули и обменялись тенями. – Что у тебя? Эстебан помолчал. – Медведь, – ответил он наконец. – Кажется. А у тебя? – Снова собака, – Анна-Рената хмыкнула. – Оно повторяется. Пойдём наверх, проверим, куда оно добралось. Я устала держать фонарик. Они поднялись по лестнице и выбрались из подвала. Анна-Рената сменила фонарик на телефон, хотя они старались экономить зарядку – электричество нельзя было включать до самого утра. Радиус действия игры оставался ограничен в первую ночь, но зло всегда старалось успеть захватить как можно больше. Ползти дальше без подпитки оно не могло, потому они проверили фотографии на стенах и старинные портреты в гостиной. Портреты оставались нетронуты, а все люди на фотографиях оказались зверски убиты: у них были выколоты глаза или перерезано горло, а участники групповых фото лежали на земле вповалку, представляя собой пресловутую гору из трупов. – Значит, остаёмся в гостиной, – сказала Анна-Рената. – Пойду принесу чего-нибудь поесть. Тень собаки следовала за ней.