Выбор небес

Данилов вернулся, как и обещал, ровно через 3 часа. Сдал смену другим операм, за все отчитался. Пришлось попотеть над бумагами, учитывая сложность их дела. Но теперь мужчина спешил вновь проведать напарницу. Майский уехал вместе с Кругловым — возникли какие-то дела в управлении. Этому Стёпа был рад. Ещё не знал, рвется ли он к ней первее Серёжи, чтобы в глазах Власовой быть лучшим напарником, опередить, победить его? Или по другой причине…? Накинув халат и тихонько зайдя в кабинет, оперативник по приглушенному свету понял, что, стало быть, Рита ещё спит. Но в дальнем углу горела аппаратура. Она не спала. А лежала на УЗИ. Рита видела, что он зашёл, переглянулась с напарником и вернула взгляд на монитор, ту его часть, которая была ей видна. Значит, она не против его присутствия. Мужчина прошел внутрь темной комнаты максимально тихо и осторожно, чтобы не нарушить хода этого важного осмотра и не сбить внимательность Антоновой. Та не отрывалась от монитора, водя датчиком совсем не широко по низу живота девушки. Они обе выглядели так, словно смотрели на убитого этим доктором маленького ребенка. Но все было совсем наоборот… Затишье. Опер без единой мысли в голове и затаив дыхание опустился на стул рядом с изголовьем кушетки. Что происходило в этот момент? Антонова каменная. Рита серая как асфальт. Степа до последнего надеялся, что там ничего нет. Что ее неприкосновенность не была нарушена, что ее ничем не заразили, но… Валя сделала какие-то пометки на аппарате. Данилов и Власова совершенно неосознанно взялись за руки, не отрывая глаз от изображения. Девушка чувствовала тепло поддержки напарника. Он единственный сейчас был рядом, тот, кому она может открыть это. Она хотела, чтобы он знал… — Эмбрион прикрепился, — Антонова хриплым голосом произносит роковые слова. — но пока очень некрепко, в любой момент могут произойти необратимые изменения… — голубые внимательные глаза женщины мечутся по странной серой ряби на мониторе. И едва видимому крошечному инородному зёрнышку в черной пустоте… Валя перевела глаза на девушку. — Стадия имплантации, — женщина выдохнула и опустила глаза, машинально проговаривая показания. И взглянула на нее снова. — Это искуственносозданный эмбрион, размер соответствует 1-2 неделям, — осталось подтвердить догадки голыми медицинскими терминами и озвучить совершенно очевидное. После такой долгой паузы Валин взгляд в глаза прострелил ее в самое сердце, пронзил все тело, каждую клеточку и частичку. Она больше себе не принадлежала. И чистые, светлые, абсолютно любящие глаза мальчишки, который испугался за единственного близкого человека на свете, также обречённо и не веря смотрели на женщину с другой стороны… …Следующие секунды были оглушающими до боли в ушах и звона в голове. Она едва смогла выносить этот полный боли, сочувствия и отчаяния взгляд блондинки на себе. А теплая рука сжимала все сильнее, словно в безумии… Девушке казалось, что во всем теле обжигающим холодом разлилась эта смертоносная волна от пульсации инородного сердца. И больше ее тело не принадлежит ей. А принадлежит этому эмбриону… Пелена слез заставила отвести карие глаза к потолку в негорящих сейчас лампах и сделать немой пустой вдох. А потом безнадежно и слабо выдохнуть. Неужели это происходит с ней? Но это было правдой. Она знала это. И теперь когда смогла так быстро и болезненно заставить себя разувериться в этом и надеяться на лучшее — все подтвердилось. Рита сжимает обе руки, ее и его, и пытается приподняться, не притягивая к себе, а только опираясь, сдавливая пальцы до боли, до истерики стискивая зубы. Она хочет исчезнуть, взорваться в бессознании и отключиться от реального мира в своем оглушающем крике, сказать, что это не она, и она никогда не была такой. Просто выйти из этого страшного сна, шагнуть в любую пропасть, чтобы ее выбросило из такого ужасного исхода. В любую самую страшную и мучительную точку прошлой жизни… Она не хочет слышать больше ничего. Со слезами и от слабости и боли она припадает лицом к его плечу, сама подаваясь вперед. Потому что она хочет кого-то обнять. И чтобы чьи-то надежные руки отгородили ее от всего этого мира и внушения о случившемся. Голоса больше нет. Теперь ей предстояло пройти самую главную схватку в ее жизни, в которой, как казалось, она проиграла судьбе ещё на старте… Все уже было неважно. В немой и тихой агонии она сильно зажмуривает глаза, боясь снова открыть их и не увидеть кого-то рядом. Как каждый раз посреди ночи, терзаемая кошмарами из прошлого. Этого она боялась больше всего. Слезы катились по щекам. Рита не хотела, чтобы кто-либо ещё видел ее слабость. Она ощущала, как наполняется болью ее сердце, а вокруг подсадки образуется эта черная холодная пустота. Данилов был лишь обычным человеком, простым напарником и коллегой Власовой. Он давно убил в себе свои чувства ко всему. И зарекся никому не сочувствовать… Наверное, он был достаточно сильным для этого? Он так думал. Но просто не знал, как помочь ей сейчас. — Успокойся, слышишь? — только спустя какое-то время голос Антоновой стал строже и оттого яснее и громче. Он заставил ее придти в себя. Женские руки настойчиво прижали стан к кушетке и она ослабла, поддавшись, словно неживая. Теперь. — Я сделаю экспертизу материала из того шприца, что мы нашли у его сына. И узнаю, его ли это ДНК или заражённого отца, чья вообще яйцеклетка. И… — блондинка встретилась глазами со Степой. В них тот же шок и пустота. — болен ли этот плод. Власова потушила в себе этот безумный протест. Это было бесполезно. Беззвучное разочарование душило ее, сжимало лёгкие вместе с ладонью, которой она закрывала себе рот, чтобы не разрыдаться ещё сильнее. Все быстро закончилось. Эмоции уступили власть этому холоду и мертвенной апатии. Она начала смиряться… — Ещё не известно, кто второй донор… — Данилов тоже перешёл к новой стадии принятия, видя ее состояние. Он был ужасно зол на все эти опыты, на это религиозное учение, на сумасшедшую семейку, на полицию, что они так долго не могли выйти на след, и что она пострадала из-за всего этого. Рита отпустила обе руки, чем привлекла волнение Антоновой. В любой момент могло произойти непоправимое. УЗИ было плохое, сроки формирования эмбриона были опасными, состояние ее было опасным! — Уберите это из меня, — в неком подобии гнева сквозь туман отчаяния и бессознания произнесла задыхаясь девушка, приложив руку ко лбу. Лишь бы не смотреть вниз и не касаться этого холода. Антонова переглянулась с мужчиной, но он медленно поднялся, едва сдерживая свои эмоции и вспышку нервного срыва, и отсел в кресло, держась за него руками. Женщина быстро свернула всю эту больничную обстановку и включила свет. Стёрла остатки геля с живота Власовой, опустила край ее рубашки и настойчиво приподняла за руки, сажая в более устойчивую позу, как куклу. Все же ее раздражала их реакция, словно это что-то страшное или конец света. Никто не умер и пока ещё не болен смертельной неизлечимой болезнью. Состояние крайне подвешенное и может измениться от любого неправильного поворота, всплеска или некомбинируемых медикаментов. Но и радоваться здесь было абсолютно нечему. Потому что вероятность выкидыша по первым снимкам достигала огромного процента. Хоть Антонова и не акушер. — Рита… — женщина погасила аппаратуру и серьезно посмотрела на Власову, сев напротив, чтобы ещё раз проговорить все риски и текущее состояние четко, без эмоций. — Убери это. Вытащи из меня, — твердила в беспамятстве девушка с красными от слез и трения глазами, глядя в пустоту. В эту пустоту. Жестоко и ненавистно. Она ни за что не смирится с тем, что с ней сделали. — Рит, послушай, — мягче коснулась ее руки медик, наклонив голову. — Сейчас идёт процесс, в который не может вмешиваться никто, кроме самой природы. Твой организм знает, что делать, дай ему время. Власова медленно наклонилась над столом Антоновой, смотря в глаза. Валя ее не узнавала… — Либо это сделаешь ты. Либо кто-то другой. Но блондинка тоже умела быть жёсткой, брать себя в руки и заставлять собираться других. — К сожалению, я не буду читать тебе мораль. А произнесу лишь научные факты. При чистке содержимого матки заражённые клетки смешиваются с живыми эритроцитами твоей крови и гораздо быстрее распространяются по твоему организму. К ним подошёл и Степа, слушая предварительный вердикт. — И вытравлять эмбрион я не могу в любом случае, пока не узнаю полную картину. Это тебе любой врач скажет, если он не мясник. Рита глубоко и надолго задумалась. И медленно выпрямилась, словно что-то переосмысливая. — И ничего нельзя сделать?.. — Степа попытался натолкнуть Антонову на поиск хотя бы какой-то альтернативы решения. Но не такого, единственный вариант которого видела Власова. — …Значит, если он сам умрет внутри раньше, то выйдет без опасных последствий?.. вроде выкидыша?.. Услышав это, Валя поняла, чего хочет Рита. Убить плод внутри себя. Женщина обратила на шатенку холодные и строгие голубые глаза, мысленно запрещая даже думать о том, чтобы навредить этой жизни собственноручно, и замолчала, ничего не отвечая. -… Ладно, спасибо тебе, я… Пойду домой, наверное, — Власова вдруг резко успокоилась и стала нежно-потерянной. — отдохну как следует, — глаза смотрели точно в туман, не в эту реальность. Потому что из нее Рита уже медленно и верно исчезала…