Ментол

Размякший гравий хрустнул под ногами ботинок. Приятная сырость ударила в нос, а мокрая дорога напоминала о недавно пролитом дожде. Саске хмуро помешивал пластиковой палочкой растворимый кофе из пакетика. Коричневые крошки, едва смешиваясь с появившейся слабой пенкой, все ещё прилично плавали сверху. Пришлось оставить. Кофе его и так не согреет от влажного настигающего ветра. Уже тёплый напиток разлился во рту, отдавая неприятным приторным вкусом. Раскатывая языком крупицы, которые не успели раствориться, Саске, успевший сесть на автобус, ощущал на ладонях жжение и раздражение. На работу вновь не взяли, а голова уже скручена медным обручем, сдавливая лоб и затылок. Чувство досадной бесполезности заявляло о себе как лёгкий головной спазм. Вскоре Саске постарался отмахнуться от навязчивых размышлений и уже спокойно выслеживал с небольшой высоты на заляпанном стекле заполненные полосы дорог крышами машин. Учиха про себя заметил: когда-то сам хотел машину, однако непостоянный заработок говорил о себе едко, но метко. Тяжело вздохнувший мужчина пролезал бочком меж сидений и дышал почти на каждого. Устоявшаяся сигаретная вонь на его одежде напомнила с горьким прикусом о жажде. Иногда, Саске напоказ шуршал пачкой, зажигая сигарету и рассматривая людей, словно к лицу пришиты прозрачные нитки, натягивающие ухмылки и брови так, будто готовы в любую минуту разойтись. Зато девушки его не любили – за чрезмерное отстранение и напыщенность в нем. Саске тоже не любил девушек в ответ. Учиха вряд ли бы объяснил почему, и будь уверен в своих теориях, не постарался и понять. Особенно Сакура питала к нему сквозь симпатию разочарование, между диалогами на лестничной клетке. Чаще она, конечно, говорила о чёткой позиции своего совершенства и пару раз меж строк просачивалось осуждение бесполезности его навыков коммуникации. А может Саске придурошный и просто показательно молчит. Хотя неудачное собеседование говорило на корню – в нем недостаточно социального конструкта. А Саске порой секундно жалел, что дарованная ему асоциальность мешала открывать рот и выдавать чёткие мысли. Учиха с жалкой надеждой позасовывал руки в карманы с мыслью найти одну робкую палочку, с оглушительным ментоловым вкусом. Послевкусие неудавшегося кофе выступало неким раздражителем и катализатором похода в ларёк. В крайнем кармане нашёлся поблескивающий квадратный фантик. Это мятный леденец, когда-то выпрыгнувший из рюкзака в джинсы. Саске со скепсисом раскрыл конфету, стараясь не вдумываться сколько здесь она лежала. Долгое время простояв в одной позе он расслабил плечи, взявшись за поручень после поворотов автобуса. Язык игрался, раскатывал леденец, и Учиха в ожидании чуть ли не замер. Прозрачная синяя конфета отказалась исполнять роль мятной добавки и как-то компенсировать ущерб закончившейся пачки. Пресный вкус – щебетали рецепторы. Пришлось выплюнуть. Панельки рядами сменялись, выделяясь только цветами кирпичей и количеством этажей. Въедливая стабильность, как ржавчиной сжирала время, силы и порой деньги, коих таилось мало. Базировался день на работе, нужде в питье, еде и ежедневном запасе курева. Остальная продукция в доме появлялась неприглашенным гостем вместе с обнаглевшим соседом, возомнившим себя хорошим собутыльником. Саске подозревал – парню просто не с кем разговаривать. Сосед приходил нечасто, развязано и распутано, как верёвка с чем-то в руках – пиво, возможно, самогон и ещё что-нибудь. Наруто убегал от реальности, добегая до прохладного пива, иногда беря с собой ментоловые сигареты. Из-за него Саске стал часто курить, особенно сигареты с мятным вкусом. Пожалуй, это был единственный плюс от Наруто. Пробегая пальцами по твёрдой железной ручке, Саске надеялся прийти и избавиться от железной сжимающей тяжести, давившей на мозг. Знакомые закрашенные стекла граффити на павильоне повседневно встретили Учиху. Где-то ещё окружал грязный чёрный снег и такие мокрые дороги с резким запахом бензина, или чего-то смольного. Новая волна порывистого ветра охватила лицо, и Саске замедлился, видя вдалеке похожий на коробку киоск. Учиха собрал подготовленную мелочь из кармана – частая привычка держать в тёплой руке монетки, греть их, а потом чувствовать из-за вспотевших рук самый неприятный запах. Ладонь пропахла железом, из-за чего Учиха хотел прыснуть. Терпеть не мог запах железа. Зрелая женщина, слабо отреагировав, потянулась за синий винстон и тяжело села, зрительно перевесив стул. На расцарапанную копилку выложил десятки и слегка оборванную сотку, когда-то усердно заклеенную скотчем. На улице Саске задымил тут же. Во рту оседал лёгкий освежающий вкус, убирая ненавистный растворимый кофе. Проходясь языком по гладким зубам, он почувствовал насыщенную крепкость, ударившую в голову медленно и с натяжкой. С чего-то вдруг стало тихо, проезжающие машины не скребли по ушам, а недлинный ноготь зацепился за форму ключа. Потупив взгляд у трещенок асфальта, Саске неряшливо задел бак. Сматерился. Толстый слой грязи железного чёрного ведра, из-за неосторожности движений, размазался на рукаве куртки. Блять, теперь-то стирать. Бычок улетел в глубь, и Саске вновь вернул прежний темп. Курить в квартире ему не хотелось. По крайней мере сейчас. Пока было время, бесцельно пошатался, отпинывая камни, замяв короткие ростки. Проблемный заработок ушёл в фоновый режим, и мозг зародился другим ближайшим планом, например, попросить у брата денег. Ремешки рюкзака уже в подъезде надоедливо сползли с плеч. После подъема по ступенькам складывалось ощущение, что сумка поразительно стала тяжёлой, давила на спину, и вообще, Учиха давно хотел согнуться, выкинуть рюкзак и с болью выпрямиться обратно. Ключи ласково затрепетали, заходя в проем без проблем. Скважина громко щёлкнула, запуская домашний запах. Вместе со скважиной кто-то рядом цокнул, появляясь слишком неожиданно. Сакура элегантно захлебывала чай с причмокиванием, оставляя на кружке бледные следы гигиенической помады. Тапочки шуршали под бетонным полом, и легко развевался красный однотонный халат. А парню казалось, что ветра в подъезде не было. Саске оставалось горько хмыкнуть и не смотреть ей в глаза, потому что не хотел напороться на чужой доеб. – Ты сегодня чего-то рано, – Сакура от скуки отчерчивала отросшим ногтем по керамической кружке, поглядывая то на плавающие чаинки, то на спину Саске не осмелившегося развернуться. – Ты следишь за тем, как я выхожу и захожу домой? – точно от скуки ответил, будто есть в чем Сакуру обвинять. Откуда Сакура могла знать, что Учиха собирался работать? Саске догадывался, косясь боковым зрением на квартиру рядом. Узумаки трепло и любитель строить соседке глазки, глупо с ней флиртуя. Девушка вздернула бровь и тяжело вздохнула. – Что за вопросы? Мало ли, интересуюсь, а ты снова как-то по тупому отвечаешь, – её выражение лица говорило о лёгком недовольстве и стеб очевидно не уловила меж нейтрального голоса. – Мало ли, интересуюсь, – со скукой повторил за ней Учиха, нажав на ручку двери. На этом их диалог не сдвинулся, и Сакура, заметив убывание собеседника, показательно закатила глаза, вернувшись к своей полураспахнутой квартире. Да, да, Сакура, уходи и не возвращайся. Саске дверь на ключ не запер, скидывая на мысль "кому он нужен". Нужен действительно и не был никому, иногда мать позвонит, поспрашивает про учёбу, а Саске привычно ответит "нормально". Учиха не говорил ей об отчислении из института, полагал, если напрямую спросят – ответит и во всех деталях расскажет, как оттуда выгнали. Но он и сам знал, в ближайшее время вряд ли об этом спросят. Саске вреден и для себя, и для других. Такое убеждение возникло исходя из собственных идеалов и своих ожиданий. Никто не откроет ему глаза, никто ему не скажет о его неустойчивом состоянии. Собеседники, чаще всего соседи, представлялись некой ассоциацией пустой глушенной комнаты, с которой его слова, произнесенные звуки выходили из него как маленькие искры тлеющих с неба звезд. Комната не была уютной, со временем даже казалась уродливой и чужой. Была гладкая простынь, слезающая с багрового пыльного дивана, была рыхлая крахмальная подушка и сломанная спинка дивана. Старые окна часто скрипели, вопили и сводили Саске с ума. Тишина для него нечто тягучее, как медовая патока. В глаза бросилась выжженная дыра в ковре, говорящая о не самых приятнейших воспоминаниях. Почему-то это о чем-то говорило. Саске открыл раскладушку самсунга, нажал кнопками на контакты, где жёлтым слепил глаза номер и имя "говнюк". Учиха облизнул потресканные губы и как во сне прижал к уху телефон. Протяжные гудки исказили глушь бесячим автоматическим звуком. Неужели никто не придумал нормальные гудки? – Саске? – прозвучал приятный мужской голос. В горле тут же появилась кость. Зубы сами по себе заскрипели, и Саске вновь сдался. С треском вернулся за рюкзаком, взбешенно доставая любимые сигареты, с надеждой что именно они смягчат спазм. И вроде бы это даже помогло, при условии, что дыхание слышится через динамик. – И снова ничего конкретного. Может ты перестанешь злиться? – ошибочно подумали про него, из-за чего Саске скривился. Разве он злится? – Откуда ты знаешь, что я злюсь? В динамик хрипловато посмеялись. Саске на секунду почувствовал себя глупым. Сразу всё показалось до ужаса идиотским. Откровенно говоря, Учиха успел покривиться и на себя, и на брата. Открыл форточку, чтобы избавиться от душных мыслей. Пробивающий прохладный воздух грубо трогал плечи и живот. На нем была только чёрная майка. – Я тебя как облупленного знаю. Десять лет вместе жили. "Поразительно". – подумал Саске. Оказывается долгое совместное проживание походило как весомый аргумент. Шторы под сильным ветром поднялись, и на подоконнике дрогнула керамическая малиновая пепельница. Сам подоконник расшатался, внушая неожиданно упасть. Пепел рассыпался тёмной дорожкой по белым бороздами и длинным трещинками. Учиха чуть не испачкал пальцы. – Мы жили восемь лет. – надменно поправил Саске, кивая пепельнице. Оранжевый кончик красиво тлел, и парень аккуратно смахивал остатки, между паузами затягиваясь, облизывая передние зубы. – Не суть. Дело в том, что ты мне позвонил, но так и чётко не пояснил что ты от меня требуешь, – именно требуешь. А Саске действительно много требовал. Требовал молчать, через молчание говорить, через молчание убегать. Вряд ли Саске сам понимал свои желания. – Я от тебя ничего не требую. И если бы требовал, звонил бы чаще. Вместо ответа прозвучала фоновая музыка. Итачи то ли вышел из комнаты, то ли находился вместе с кем-то, кто мог её включить. – Ну так что Саске? Саске сжал губы в тонкую полоску и бездумно тыкал бычком в пепельницу. Просить финансовую поддержку так сложно. Сухие пальцы вертели кончик едва ли обмазываясь грязью. Он не мог сказать, что денег у него абсолютно нет. Просто не мог. Язык не поворачивался говорить как плохо ему сейчас живётся. Что половину молока Саске смешивал с водой, не тратился на продукты, а зимний чёрный пуховик оставался на круглый год, потому что других курток позволить себе не мог. После переезда Учиха нахально позабывал половину одежды. – Сколько у тебя денег? Стипендию урезали, нечем долг платить, – выдумал Саске, надеясь, что у Итачи не будет вопросов о жизненном составляющем. Об этом даже врать тошно. – Просишь денег? Я поражён Саске, никогда не думал от тебя такое услышать, – подразнил его Итачи, наверное, с мягкой улыбкой на лице. – Прости Саске, ты совсем сейчас не во время. Мы ремонт в квартире заделали, ещё и не окончили. Зарплаты, как знаешь не повышаются, цены если только заоблачно растут. Саске прикрыл глаза рукой, с привычки трогая переносицу. Кто такие "мы" задавать не стал, вполне осознавая личную устроенную жизнь Итачи. – То есть вообще нет? – Только отложения на ремонт. Позвони матери, спроси у отца, у них точно для тебя найдутся деньги, – уверенно предлагал Итачи. Саске с трудом позвонил Итачи за этой просьбой, про родителей вообще не думал. Просить денег у них? Учиха взрослый парень, имеющий за спиной образование, возможность устраиваться на работу, и он давно самостоятельный. На самом же деле два года прожил на стипендии, на завтрак потребляя одни лишь хлебцы, а на вечер чёрный крепкий чай. Платил аренду срок в срок, денег не занимал. Просто сейчас стало сложнее. С уходом из института нужны были и деньги, и работа, и постоянная деятельность. Прочесывал стандартные вакансии со многими условиями, и все они Саске не устраивали. – Ладно, спасибо, – съел мысль Учиха, закрывая наконец форточку. Видимо Саске придётся вытрясать долг с Наруто. – Я надеюсь, ты хоть питаешься. Пристало тебе в большом городе жить. – Всё равно где жить, только подальше от тебя, – спокойно ответил он, зная, что его слова не примут как за грубость, а как за повод почесать злой язык. Отчасти и это правда. Хотя у кого бы он сейчас денег просил, будь Итачи намного дальше. – Не будь категоричен, тебе все ещё нужны родственники, Саске, – наставил по-родительски Итачи, чуть ли в каждый диалог упоминая имя брата, что не могло не раздражать Саске. Собственное имя, которые произносили люди, звучало искаженно, словно неправильно расставляли буквы и коверкали шипящие. Отвечать Саске ничего не стал, повесив трубку, окончательно растворяясь в своём мнимом одиночестве. Механическая трель звонка прозвучала неожиданно, и Учиха нервно скукожился. Громкие звуки напрягали, сковывали, и поселялись мысли об опасности. За этой дверью мог быть кто угодно, тот же сосед, незнакомец, старуха. Саске медленно пошёл к двери, измеряя свои шаги, казалось издевался, но трель была до чего-то настойчивая. Чего-то хотят, чего-то, может, требуют. Парень примкнул к кожаной двери, чувствуя запах лака и сырость подъезда. В потертом глазке мелькала светлая голова и размытое лицо. Учиха не знал, стоит ли просить денег сейчас или может прийти лично. Настроение ниже среднего, а Наруто все ещё упорно нажимает на пластиковую кнопку. – Чего тебе? – через дверь хмуро спрашивал Учиха. Трель замолкла, оставались звуки чужой ходьбы. – Может быть откроешь? – взмахнул рукой Наруто, находясь в стеганой куртке. Приспичило Узумаки же лезть на Саске, толком не удовлетворенного. – Не открою. Говори так. Наруто замешкался, не ожидая прямого вопроса с какой целью он явился. Да потому что и цели у него не было. Пришёл потому что стало вновь тихо, и эта тишина разъедала и заводила в маленький сужающийся куб. – Мне нужно с тобой поговорить, – решил не конкретизировать он. Впрочем, нечего и конкретизировать, ведь блуждал по квартире, тосковал. Сакура на лестничную клетку не вышла, не обращая внимания на Наруто. – Сакура мне дверь не открыла. Опять игнорит! – Узумаки стал похож на типичного соседского мальчика со двора, обзванивающего всех своих друзей. Осталось выйти на улицу и перекрикивать птиц, зовя, например, Саске. Учиха устал повышать голос на несколько тонов и открыл двустворчатую дверь с надеждой на собственное благоразумие. От Саске уже несло едким запахом, и холодный воздух не смыл эти остатки табака. Наруто про себя порадовался: хоть Саске открыл ему дверь. – А я здесь причём, если она тебе дверь не открыла? – отошёл Учиха, сворачивая на кухню. Хотелось немного от себя отдохнуть. Отдохнуть от безысходного белого шума, как выцарапанных шрамов. Узумаки славно подходил. Много говорил и говорил не о чем. – Да уже и не важно, – отмахнулся Наруто, переступая порог с прозрачной бутылкой в руках. Саске заметил поблескивающее стекло на свету, поровнял прозрачные стаканы находившиеся с прошлого вечера на столе. Одну кружку успел сполоснуть. Наруто торопливо снял верхнюю одежду и аккуратно расставил ботинки на коврике. – Сигарет я не взял, – прошёл он в зелёных носках. – Но мне кажется, ты уже успел их купить. Саске на догадку кивнул. Стол был маленьким, квадратным, с двумя кремовыми стульчиками. Визуально кухня казалась миниатюрной. Старый широкий телевизор удачно стоял на подоконнике, выключенный и покрытый пылью. Между створками окна виднелся жёлтый поролон и набитая вата. Стул скрипнул и Наруто потянулся за стаканом. – Ты принесёшь сигареты? – поставил рядом с бутылкой кружку, открыв крышку. Саске вопросительно глянул. Редко Учиха давал свои сигареты, и Наруто об этом отлично знал, но все же игнорировал закидоны соседа. – Нет. Ищи сам, – Наруто закатил глаза, всем видом показывая как этим недоволен. И действительно встал из-за стола, направляясь искать. В коридоре перешагнул через расстегнутый рюкзак и устремился в одну единственную комнату, в которой даже не было двери. Наруто ни разу не бывал в комнате где спит Саске – неудавалось её застать. Про себя удивился, Учиха разрешил наведаться к себе в комнату. На подоконнике нашёл керамическую прямоугольную пепельницу и ту самую пачку, которую Наруто покупал не единожды. Если так подумать, у них были странные отношения. Учиха зачем-то впускал, Наруто пил и говорил. – Ты будешь и бухать, и курить? – увидел пришедшего Узумаки Саске. – Ну да? Говоришь так, будто ты не будешь. – Я и не буду, – Учиха булькнул из бутылки к себе в стакан и в соседский, и увидел, что у Наруто не было пепельницы с собой. – А где пепельница? – А у тебя её нет здесь что-ли? – впервые огляделся Наруто. Пепельницы, или что-то похожее на неё, на кухне у Саске действительно не оказалось. – Я что, по-твоему, для соседей пепельницы плодить буду? – протянул он ему стакан. – Ну ты же куришь везде где попало, значит и пепельницы везде должны быть, – посмотрел Наруто на белый налёт донышка. Видимо все стеклянные кружки были у него такими. – По твоей логике если ты бухаешь везде где попало, значит у тебя и собутыльники должны быть, – едко прокомментировал Учиха. После этих слов Наруто посерьёзнел, придав ещё большее значение словам Саске. Узумаки невероятно одиноко, и как бы он не старался это скрыть, факт душил своим существованием. Банально были знакомые, и друзья раньше были, но после смерти отца все стало каким-то другим. Наруто словно заново учился налаживать связи. Нечто депрессивное, тоскливое вязало в нем путы, похожие на червоточину несоизмеримых размеров. Саске не за что обвинять, они друг друга не знали, и уж как жил Узумаки, Учиха мог только догадываться. И все эти дурацкие привычки пить от туда же: в какой-то степени перестаёт расти одиночество. Учиха достал из большого шкафа пачку хлебцов. Хлеб Саске не покупал. Ему не нравилась белая воздушная мякоть, привычно прилипающая к небу. Поэтому на замену брал самые дешевые хрустящие хлебцы. Застолье выходило бедным, но никто из них не жаловался. – Ты пепельницу-то принесёшь? – спросил Саске, будто это его и волновало. Помрачневший Наруто смотрел только вниз, не притронувшись к алкоголю. Мысли не остановить. Они вытекали все с большей силой, кровоточили, порождая новые отчаянные размышления. – Да, сейчас. Вскоре через пару минут вернулся с зажигалкой и пепельницей. Учиха все закусывал жёсткий хлебец, убирая из головы белый шум или стон. – Над чем ты так упорно замолчал? Саске все же заметил потускнелость собеседника и задавал вопросы просто так. Наруто посмотрел ему в глаза, бойко отпив водки. При сером свете глаза у Саске выходили матовыми, иссохшими. – Я подумал над тем, как неплохо было бы иметь там, например, друзей, знакомых... "Отца" – эхом прозвучало вслед. – Ну не таких знакомых, – поправил он себя, опередив ближайший распрос. Подметил искаженный факт, что Саске не шёл ему как знакомый, да и друг вообще. Учиха многозначительно хмыкнул. На такие вещи он давно знал ответ и, в отличие от Узумаки, находил себе место. Они с Наруто похожи с ситуацией, только главными различиями являлись отношения к одиночеству. – Типо знаешь, мне 19 лет и я ниразу не бывал в компаниях. Не лобзался с девчонками, не гулял с друзьями... Блин у меня даже друзей нет, – Наруто отчаянно выдохнул, как будто не хватило воздуха продолжить. – Всё что у меня есть, это колледж, в который я не хожу, дедом подаренная олимпийка и ты вместе с Сакурой. Хотя Сакура будет лишней. Ей тоже как-то все равно на меня. Стоило бы исключить из списка Саске, потому что и ему все равно, но вслух сказать совесть мешала. Учиха вытащил сигарету и зажёг её кончик. Большой палец почувствовал яркий оранжевый огонёк и Саске, рассмотрев угловатые черты через тень, увидел блеск глаз. Учихе показалось это интимным моментом, от чего хотелось случайно коснуться и сбежать. Он осторожно взялся за края сигареты, пришлось напрячь спину и потянуться через стол, неторопливо засовывая ее меж чужих приоткрытых губ. Сухие похолодевшие пальцы дотронулись до каймы и Наруто с тенью растерянности прижал кончик. – Закуривай, – тихо сказал Саске, будто на самом деле хотел сказать "заедай". Овальная малиновая пепельница стояла возле локтя Наруто. У Саске промелькнула секундная мысль о её падении, но Наруто разворачивался аккуратно, никак не задевая её. – Всё такое странное...– поделился мыслью Узумаки, с чем Саске откровенно согласен. Ощущения от утра, от вечера, сыпали мокрой стружкой над душой. От многого становилось досадно – впивалось в ржавый мозг и облегчал только лёгкий налёт непривычного, нового. – Меня так беспокоит то, что произойдёт в будущем. О том, где я буду, с кем буду... Будет ли у меня девушка и дети? Я много сидел и задавал вопрос "почему я так живу?". Наверное, давно стоило подумать о том, что мне впервые хочется сделать... Например, с кем-то поцеловаться, кого-то в первый раз полюбить... Саске сейчас нравилось как Наруто говорил, обсуждал, рассуждал, это нагружало Учиху мыслями не о своих проблемах, он вместе с Наруто мог сидеть и молча дробить слова, думая, как бы сложилась жизнь Наруто иначе. – Тебя это сильно волнует? – неожиданно, даже для себя спросил Учиха. Наруто моргнув, коснулся пухлыми губами до холодной пронизывающей водки, отдаляясь от сигареты. Языком почувствовал небольшой контраст вкуса, из-за чего сделал большую паузу, оставляя после вопроса пустоту. – Наверное...? Такое ощущение, что я погряз в прошлом. – коротко ответил парень. Учиха устало опустил голову с тихим вздохом. Последние слова легко пронеслись в сознании, принимая за личную правду. Разве Саске считал дни? Считал недели? Смотрел ли Саске в календарь? Ему до холодных кончиков пальца стыдно осознавать, что он выжжен прошлым. Колючая крошка хлебца впилась в ладонь, Саске недовольно шикнул. Впервые обратил внимание как насорил на свои штаны твёрдой крошкой, которая могла при движениях кусать нежную кожу через ткань. Наруто за эти долгие минуты не переставал думать, наконец душа с каждым мигом не тяжелеет в истошной тишине. Он перебирал даты, события, цифры, собирал из кусков хотелок в настоящие, истинные желания. – Во многом, я думаю, мне поможет знакомство с девушками, – задумался он, смотря на переливающиеся перламутровые линии клеёнки. Наруто не обосновал предположение, но так ему казалось лучше. – Ты кроме Сакуры разве с кем-то ещё общался? – с явной издевкой выдал Учиха. И правда, что же Наруто видел кроме их резкой соседки. – Я, в отличие от тебя, чаще на улицу хожу. Людей хотя бы вижу, – громко для себя заговорил Наруто. Саске предложил тонкий пласт хлебца, но Узумаки, наклонив голову, скучающе отказался, вернувшись к тлеющей палочке. – Я тоже их вижу. Через окно и вижу. Наруто расслабленно хихикнул, настойчиво тыкая в керамику, испытав лёгкую дрожь. Воздух с окон не шёл, а трубы снизу едва тёплые. Как Саске здесь живёт? Как Узумаки понял, окно заделано у Учихи только одно. – Я, кажется, замёрз. У тебя прям холодно. Почему ты и у себя окно не заделаешь? Саске, находясь в майке, пространно пожал плечами, вообще не ответив на нытье. Узумаки обратил внимание на чёрную майку, эстетично подчёркивающую острые ключицы Саске. Кожа с первого взгляда тонкая, натянутая на кости и мышцы, а если приглядеться, цвет плеч, с приходом бликов и теней, обрели матовость. – Потому что я и не заделывал окно. То, что ты видишь, уже было до меня, – отчеканил Учиха, никак не задумавшись о посредственном отношении к себе. Наруто любопытно постучал по деревяшке заклеенной бумажной лентой. – Так трудно тебе за собой ухаживать. Учиха внимательно присмотрелся ко дну стакана, а точнее распространившийся налёт и запах спирта, защекотавший ноздри. Саске так и не научился работать и ухаживать за собой. Он и не хотел учиться. Ему в чём-то симпатизировала идея страдать, наматывать сухие короткие волосы на пальцы, кусать губы и не решать внутренние проблемы. На деле же ему нужно грубое призрачное признание своей бесполезности. Вокруг Саске отмечал и находил свою толковую правду, что людям он бесполезен. – Может тогда пойдёшь жить ко мне? Будешь клеить мне окна, покупать по вечерам пиво, и мы вместе будем сидеть и таять на диване. Наруто сморщился от шуточного предложения, укусив себя за язык. Искренне не против заполнять даже таким способом пустоты. – К тебе я жить ни за что не пойду. Ты слишком нейтральный. Учиха вопросительно поднял бровь, не понимая в каком смысле привёл Наруто значение его нейтральности. В чем он нейтрален? В разногласиях с кем-то? В выборе еды и одежды? Или нейтральность как описание его жизненных приоритетов? – Знаешь, ну, ты такой вялый. В смысле не яркий, как амеба короче. Тебя как будто сложно вывести на какие-то эмоции, – ломано объяснял Наруто, снова налив себе в стакан пахучую водку. Сигарету из-за скуки потушил и старался не встретиться с Саске взглядами, чтобы не уловить проницательное изучающее лицо. Учиха перестал прилипать к краешку, подумав, что было бы бессмысленно пить, ведь он и так расслаблен. Водка не вселяла яркого эффекта, из неё выходила затянутость и нелепый вкус. Учиха-то, в общем, не разбирался в алкоголе, всегда пил то, что ему давали. И пил беспристрастно с целью получения мягкости. – Мама говорит тоже самое, – неожиданно упомянул семью он. – Смотрит на меня въедливо и с тоской говорит. При Наруто упоминать собственную мать от чего-то неловко, но Саске сам захотел так сделать. – Понимаешь Наруто? Я живу один и мне нормально. Не жалуюсь, с непривычки курю и пытаюсь найти работу. Родители мне не нужны, брат тоже, и остаёшься только ты, – сказал как-то иначе, мысленно тыкая в плечо пальцем. Наруто пытался разобрать странный монолог Саске и к чему он ведёт. Учиха с блеском в глазах, похож на маленькое зеркальце с размытым отражением. Спина некрасиво сгорбилась, и Учиха брезгливо отряхнув крошки со стола прямиком невинно выдал: – Ты все ещё хочешь целоваться, Наруто? — Голос понизился, став глубоким и наконец возымев выразительность. Наруто перестал пить, застряв на голосе, будто не отсюда. Парень отпустил горлышко бутылки, удивлённо раскрыв глаза. А вот Саске стало любопытно. – Что? – автоматически прошептал Узумаки в недоумении. Монотонный монолог стал наводить на такие призрачные чувства, а алкоголь разбавлял неуверенность и сжатость. От такой идеи по спине прошлись мурашки. Саске понял, он не обременён ничем. Никакими связями и отношениями, ни платоническими чувствами. Его слова растворялись на языке. Учихе нужно яркое вязкое воспоминание. Сомневаться об открывшейся правде он будет ещё долго, но какова была для него представленная реальность. Может по глупости строится фундамент? Учиха, укусив себя за язык, преодолел расстояние, со скрипом отодвинув ногами стул. Наруто не ловил во всех этих действиях какой-либо подтекст. Он позаимствовал у компьютера такую же загрузку при включении. Оставалось оборвать все синим ярким экраном с красными пиксельными цифрами кода. Оказалось, через маленький стол целоваться возможно. Столик непривычно сместился, и Наруто почувствовал на щеке чужое шумное дыхание. Губы ощущались не резкими, теплыми и странными. Саске упирался рукой об плечо, не замечая как больно его стискивал. Узумаки покрылся лёгким румянцем на щеках, а светлый волос упал на глаза. Запах рта Учихи необычный, Наруто клялся, что он пах почти также – бедно. Саске облизывал нижнюю складку, опаляя тяжёлым вздохом. Вкус шершавый, немного терзающий. Язык Учиха засовывать не успевал из-за дальнего расстояния. Застывшее лицо растерянно разрешало мимолетно касаться. Саске не переходил на ласки, не щекотал шею, неумело захватывал уста, не чувствуя при этом что-то подобное на объединение. Учиха устал вытягивать шею, в последний раз простецки чмокнул. Наруто догорал, не подхватывал, перевёл лишь несчастный вздох. Саске сел обратно, отметив чёткий контур бровей и густых ресниц. Локоть у Узумаки нечаянно дрогнул, задев керамическое изделие. Пепельница полетела на пол и мгновенно разбилась. Раздробившись на четверти. Сосед всем телом вздрогнувший от звонкого звука, не узнал своего неуклюжего деяния. Остатки и излишки мусора образовались в аспидного цвета горку, похожую на чей-то прах. Саске на удивление посмеялся от мысли. Прах... – Что ты сделал вообще? – необычайно спокойно спрашивал в пустоту Наруто, надеясь на долгое, мрачное молчание вместо шуточного злого ответа. В сторону получил причудливый взор. Учиху рассмешила иронично упавшая пепельница и потерявшийся Наруто. Тишину скрасил трескающий смех. Узумаки вздернул бровь, переводя взгляд с предметов, стоящих на столе, и на скромно хихикающего Саске. Глаза Наруто окрасились васильковым, с бледным блеском. Спина дугой, как тонкий колос в поле. – Доволен? Понравилось? – скупо поинтересовался Саске, после этого небольно прикусив губу. Узумаки, изменившись в лице, устало обмяк, не подбирая слов вымолвил: – Отстань. Мало тебе моих рассказов было. Узумаки следом подумал. Не утереть ли в кровь губы? Бранить ли Саске, обижаясь на соседа? Вечер стихал, густо окрашивая предметы в серый, тёмный спектр. Учиха посмотрел в бок, и сразу же привиделись прозрачные комочки, падающие пушинкой в воздухе вниз. – Это глупо, Наруто, очень глупо, – сипло буркнул он, а белый утомляющий шум возвратился, вместе с этим раздувая холодной болью в висках. Раз Наруто замолк, значит пора ему уйти. Узумаки как будто его и не расслышал, сердито отводя взгляд к широкой раме. – Пора бы тебе уже уходить. Я спать буду, – показательно тыкнул Учиха на запястье. Он врет. Спать он не будет. Будет лёжа в кровати от скуки листать кнопочный телефон, играя в пиксельную змейку. Про долг Учиха не забыл, просто посчитал бессмысленным вымогать его сейчас. Наруто неловко поправил олимпийку, отряхнув крошки и мелкий мусор, успевший прилипнуть к синтетике. – Мне кажется, я и не приду к тебе больше, – озвучил Узумаки догадку. Завтра стыд проткнет иглой его принципы и суть мироздания Наруто шелохнется тонким рваным листом, рассыпаясь в труху. Саске доброжелательно кивнул, подразумевая, что трёп свой Наруто не прекращал, а значит придёт когда-нибудь ещё раз. – А ты постарайся не приходить, тогда я тебе дверь и правда не открою. – Действительно, – улыбнулся Наруто краешеком губ. – Постарайся не открывать, – говорил так, будто наперёд зная о своём объявлении на пороге с особым дружелюбием. Узумаки нахально не стал убирать за собой понаделанное свинство, а Саске проигнорировал, без желания поверхностно высмотрев разбитые крупные куски. Учиха тёр свои плечи от зыбкой прохлады, скверно о себе напомнившей. Наруто лениво встал, нехотя передвигая ноги. Особо не колебался, вышел из кухни, напоследок шепнув прощай. Учиха не попрощался, взглядывая на грани стакана в таком же положении, что и раннее. Кровь по ощущениям застыла, а в груди потянуло резким спазмом. Саске показалось, таким образом изо рта вытечет вязкая кровь. Хлопок двери оборвал навязчивые чувства. Наруто выдохнул как после тяжёлых физических нагрузок. Такая приятная усталость. Сакура, вставшая у пыльных перил в куртке, увидела силуэт Наруто. Отстранённо поприветствовала. – Ты куда-то ходила? Сакура подняла томный взгляд с маленького овального телефона, оценив наконец потрепанный внешний вид. – Нет. Я как раз собираюсь на педикюр, – хвастливо отозвалась девушка, будто это могло иметь значение. – А ты... – соседка более внимательнее пригляделась. – Я так понимаю, ты от Саске? Гул в подъезде стоял фоном, вскрики соседских детей и неполные чужие диалоги. Сакура нахмурилась, припоминая себе недавние два часа назад. – Зачем ты ему сдался, интересно. Наруто и на это ответ не знал. Вообще Узумаки твёрдо верил в предположение о своей виновности, почему же Учиха осмеливается впускать. – Саске вообще странный, ты же знаешь, – со смешком прильнул он к своей металлической двери в коричневую полоску. Ещё Саске его поцеловал, но Сакуре он ни за что не скажет. – Да вы оба как два странных чёрта. В чем-то Сакура была права. Узумаки вплоть до привычек чрезмерно чудаковат, принципиально следуя правилам, которые выдумал. Наруто размыл чёткую границу плитки незашнурованным ботинком. Дверь в свою квартиру обыденно распахнулась. Сакура деликатно вложила телефон в карман тонкой опаловой курточки. Свежий макияж со струящимися бледно-розовыми волосами бросился в глаза. Девушка поспешила, кого-то, видимо, ждала. – Пока, – вновь махнула рукой, шумя большим браслетом на запястье, и ушла, встряхнув укладку. Наруто подался вперёд, ступая на свой синий ковёр. В квартире опять безлико и морозно. Кожа предательски покрылась мурашками. Настежь открытое окно, резкое, холодное и щепетильное осознание, что деться тебе некуда. – Дядь, ты дома? Ключи вывалились из вспотевшей руки на тумбу, а постороннего звука в квартире не оказалось. Узумаки крикнул ещё раз. Только долгая надменная тишь по родному поприветствовала, поселяясь валкой иллюзией успокоения, что он один. И на языке появился знакомый пресный вкус, перешивший горло. Наруто захотелось сравнить. Саске чувствовал себя также? Чувствовал ли он потерю важного элемента? Парень отчаянно желал вернуться обратно, начать глотать свежий воздух. Глаза неистово защипало, и Наруто безысходно приводил себя в чувство, растирая ладонью щеки.